***
Первое, что слышит Дэвид — звуки классической музыки. «Бах», — подсказывает ему какая-то часть разума. «В Раю — или это Ад? — играет Бах?» — вопрошает другая. Когда сознание медленно, тягуче возвращается в тело, он находит в себе мужество открыть глаза — осторожно, готовясь принять бой, и вместе с тем в ужасе от того, что может встретить. На бетонном потолке лампы. Сотни людей вокруг. Осознание падает на голову: Национальная опера Украины. Он бросает взгляд на часы. Дата, которую он так боялся увидеть. Все начинается сначала. Дэвид тянется за пистолетом, но понимает, что в его облегающем черном костюме нет места оружию. «Соображай», — бормочет он себе под нос. Играет оркестр. Почему он играет? Разве атака не должна уже была начаться? Разве эти инструменты не должны быть растоптаны террористами? Но ничего не происходит, концерт продолжается, и, несмотря на все годы тренировок, Дэвид не имеет ни малейшего понятия, что ему делать.***
Никакого терракта так и не происходит, Боинг-747 не врезается в стену аэропорта в Осло, и на шоссе в Таллине никто не грабит конвой с плутонием. Он вновь начинает искать ответы, но в этот раз знает откуда начать. Он летит в Мумбаи, врывается в резиденцию Сингхов и приставляет пистолет к голове Санжея. — Я думаю, мы сможем прийти к соглашению, — говорит Прийя, и Дэвид переплетает свои пальцы. — Видимо приставленный к голове мужа пистолет — достаточный довод для торговки оружием. Ответ женщины звучит как еще один удар в живот. — Поэтичный убийца. Неожиданно. Прийя, как всегда обманчиво вежлива, предлагает чаю. — Я хочу поговорить об Андрее Саторе. — А что с ним? — женщина делает глоток темной жидкости. — Вы поставляли ему оружие, так? Боеприпасы по крайней мере. — Возможно. — И вы до сих пор это делаете? Прийя смеется, два небольших безрадостных смешка. Она качает головой, изящно опуская чашку на столик. — Это, мой дорогой, довольно сложно, учитывая, что Андрей мертв. У Дэвида плывет под ногами. — Сделка пошла не так? — Боюсь, ничего интересного. Рак. Забрал его пару месяцев назад.***
То же самое везде. Везде ничего. Как бы тщательно Дэвид не искал, нигде не было никаких признаков Довода. И никаких признаков временной войны. У Кэт есть Макс, а у Макса есть Кэт; смерть Сатора освободила их обоих. Дэвид наблюдает за ними издалека, не смея вторгаться в их счастливое будущее. Уилер оказывается зовут не Уилер. Докторка Джулиет Норман работает в отделении неотложной помощи Нью-Йорка, и никакие таинственные организации к ней никогда не обращались. Она не владеет оружием — от слова совсем, но отлично спасает жизни. Дэвид задается вопросом, сколько жизней перевернул Довод. Сколько перевернул бы. Айвз, целый и невредимый, живет, служа Британской армии. У него на шее еле заметный шрам, при виде которого у Дэвида слегка кружится голова. Айвз его не узнает, хоть и предельно вежлив с — как он думает — американским офицером флота. Дэвид подумывает попросить его о помощи, но понимает, что в этой вселенной будет звучать как сумасшедший. Может быть, он действительно сошел с ума. Дэвид отчаянно хочет отыскать Нила. Но чем больше он находит своих бывших коллег, чем больше пар глаз смотрят на него без капли узнавания, тем больше он боится встретить то же равнодушие в знакомых голубых глазах. И попрощавшись с безучастным Махиром, Дэвид сдается. Он все еще не знает, что случилось, и как он оказался в этом обычном, движущимся только вперед мире, но теперь вроде как уже плевать.***
Месяцы идут. Дэвид селится в Дюссельдорфе, в тихой квартире с видом на реку Рейн. Он свыкается с мыслью, что это не конец света. И проводит все свое время читая, изучая, находя утешение в познании, понимании и осмыслении мира вокруг. Иногда он задается вопросом, рай это или ад. А может быть, чистилище, ведь он никак не избавится от ощущения, что все еще ждет чего-то. Кого-то. Снаружи бушует метель. Дэвид, ежась, проскальзывает в квартиру, вынимая и начиная листать на ходу «Журнал теоретической физики». Он не очень хорошо разбирается в статьях, но они дарят некое успокоение. Дэвид переворачивает страницу. Один из заголовков привлекает внимание, моментально разжигая любопытство. «Аномальные показания из России могут свидетельствовать о ранее неизвестном квантовом явлении» — считает ученый ЦЕРНа*». Не чувствуя больше ни малейшей усталости, Дэвид вновь и вновь перечитывает статью, где описываются сейсмологические помехи, зафиксированные в месте бывшего Стальск-12. В тот же день ученые провели тесты на Большом адронном коллайдере, и результаты поразили — ничего похожего ранее не видели. «Возможно, это совершенно новая элементарная частица; или уже известная, но в до этого неизвестном энергетическом состоянии. Предположения безграничны», — заявляет ученный, и Дэвид чувствует, как внутри все горит. Он обязан теперь найти этого ученого, некого доктора Рейнольдса. Впервые с тех пор, как он очнулся в Киеве, Дэвид чувствует, что ответы, необходимые ему, действительно отыщутся.***
Он прибывает в Женеву поздним пятничным вечером. Уже почти Рождество, и город полон людей, огней, рождественских ярмарок, но Дэвид ничего этого не замечает. Он и не помнит, когда в последний раз так волновался. Он идет к трамваю, прокручивая в голове свою историю. «Спасибо, что так скоро согласились встретиться со мной. Я прохожу постдокторантуру в Мюнхенском техническом университете, изучаю энтропию элементарных частиц… Черт, почему я выбрал Мюнхен? Он слишком близко, вдруг он или кто-то из его знакомых из этого университета? — он вертит в руках часы. — Хотя может я обучаюсь по обмену. Может я из университета Чалмерс? Нет, я же не говорю по-шведски. Дерьмо. Дерьмо. Дерьмо. Массачусетский технологический институт?» — и так, погруженный в свои мысли, Дэвид едва не пропускает свою остановку. В огромном исследовательском комплексе на удивление тихо. Дэвид находит одинокого сотрудника службы безопасности в приемной. — Прошу прощения? Мне назначена встреча с доктором Рейнольдсом, где я могу найти его офис? Охранник отрывает глаза от книги и указывает наверх. — Третий этаж, налево от лифта. Он обычно там дольше всех сидит, вы его быстро найдете. Дэвид кивает, благодаря охранника, и направляется к лифту. Когда он нажимает на кнопку, его руки слегка дрожат, и ему неловко, что он так нервничает. Охранник оказывается прав. Только дверь в кабинет Рейнольдса открыта, весь остальной коридор был погружен в темную тишину. Дэвид стучит в дверь, начиная свою речь: — Доктор Рейнольдс, спасибо вам, что согл… Мужчина за столом поднимает голову, и Дэвид забывает слова, забывает, как говорить, чувствуя непреодолимое желание сбежать как можно дальше. Это Нил. Ну разумеется это Нил. Кого еще он ожидал? Это Нил. Его волосы отрасли, стали спутаннее. Он похудел — Дэвид запомнил его более мускулистым. На нем большие очки в металлической оправе, серый свитер, белая рубашка и синий галстук. Это не тот Нил, которого знал Дэвид, не совсем тот, но это Нил, живой, в безопасности. Он встает, протягивая Дэвиду руку, и улыбается. Той теплой улыбкой, которую Дэвид не знал, что потерял, но увидев ее теперь — хотелось плакать.***
— Вы, должно быть, доктор Беннетт! Я Нил, Нил Рейнольдс. Очень рад встретиться с Вами, должен признаться, не часто кто-то интересуется моими исследованиями. Дэвид пожал руку, все еще не в силах вымолвить ни слова. Нил не узнает его, но в глазах нет ни капли холода. — Я… Да, я… — Садитесь, пожалуйста. Вы в порядке? Вам как-то… нехорошо? Дэвид садиться, берет себя в руки и улыбается. — Нет, все в порядке, простите. Просто долгий день. Перелет, все дела. Нил улыбается, предлагая стакан воды. Как нельзя кстати. — Значит, вы из группы профессора Шредера? Я читал его статью за прошлый месяц. Довольно неплохо. Черт. Точно. Дэвид кивнул. — Да, но мы начали сотрудничать не так давно. Гораздо больше меня интересует ваша работа, доктор Рейнольдс. — Прошу, зовите меня Нил. — Дэвид. Нил снова улыбается. Зачем ему надо так много улыбаться? — Я весьма польщен, Дэвид. Моя научная руководительница думала, что я, со всеми этими теориями, спускаю свою карьеру в мусорку. Она в своем мнении не одинока, но надеюсь, что данные из России поддержат мои гипотезы. — Из Стальска-12? — осторожно спросил Дэвид. — Ммм? Да, вроде та территория называется так. Правда большинство людей думает, что это было всего лишь землетрясение. — Но Вы не согласны. — Вы приехали ко мне. Могу ли я предположить, что вы тоже не согласны? Дэвид смеется, качая головой. — Не ошибетесь. Я приехал узнать, что Вы думаете. — Думаю, это свидетельство чего-то грандиозного. Темная материя, я считаю, нечто гораздо большее и важное, чем мы привыкли думать. Она существует здесь, существует в параллельных вселенных, протекая через них всех. Знаете, что-то вроде связующего материала, удерживающего все вместе. И я думаю, что-то попыталось все нарушить, разорвать на части. Бомба, которая взорвалась, а потом вдруг — нет… и все эти странные показатели — кусочки Вселенной, пытающейся сшить себя воедино вновь- — Нил остановился, покраснев, и перевел взгляд в пол. — Простите, я увлекся. Вы, должно быть, думаете, что я сошел с ума. Впрочем, так думают и все остальные. Дэвид внимательно изучает лицо Нила. Размышляет, как тот вообще додумался до такого. «Стоит ли мне рассказать ему? Не жестоко ли затаскивать его в мир, уже раз убивший его?» Невозможный выбор. Он видит смущение в глазах Нила. «Никто его не слушает, вернее не слышит. Никто по-настоящему не ценит его гениальность». Внутри Дэвида вспыхивает гнев, затем решимость. Он не раздумает — действует. — Я знаю, что произошло в России. На рассказ уходят часы, но Дэвид выкладывает Нилу все. А Нил просто сидит, склонив голову набок, и слушает. Слушает о Доводе, об инверсиях, о планах Сатора и, наконец — Дэвид понижает голос — о своей смерти и конце света. Когда Дэвид заканчивает свой рассказ, на часах почти полночь, и Нил выглядит еще бледнее, чем раньше. Он теребит галстук, погруженный в свои мысли. Наконец, тишина нарушается. — Эта технология, они из будущего, так? — Да. Не знаю точно, насколько в будущем, но я думаю, как минимум несколько столетий. Нил рассеянно кивнул. — Это парадокс. Парадокс убитого дедушки. — Так ты мне и сказал. Ну, другой ты. Нейл разражается смехом. Он хохочет долго, заливисто; так долго, что Дэвид начинает беспокоиться. — Ну, тогда понятно. Парадокс, настолько колоссальный, что смог разорвать пространственно-временную материю. — Ты правда мне веришь? — Конечно нет. Это какой-то абсурд, — Нил качает головой и, сняв очки, трет глаза. — Но мне и не нужно. «Реальность — это вещь, которая продолжает существовать даже тогда, когда ты перестаешь в нее верить». И пусть я не верю, это соответствует показателям, так что имеет шанс на жизнь. — Реальность. — Что бы это не значило. Еще с час или два Нил расхаживает по своему кабинету, разглагольствуя о квантовой механике, Вселенной и всей этой долбаной реальности. Время от времени он что-нибудь спрашивает, и Дэвид — в меру своих возможностей — старается ответить. Вскоре Нил вновь пускается в построения своих теорий, пытаясь разгадать все тайны Вселенной. Наконец он плюхается на стул, закрыв глаза. — Думаю, на сегодня хватит. Я очень устал. Похоже, больше не могу думать. Дэвид встает и надевает пальто. — Встретимся завтра? — в его голосе звучит надежда. В глазах Нила плещется печаль. — Пожалуйста, не уходи. Мне нужно видеть тебя, знать, что ты настоящий. Что это не сон и не галлюцинация. Дэвид кивает. — Давай тогда отвезем тебя домой.***
Солнечные лучи пробиваются сквозь занавески в квартире Нила. Она маленькая, пыльная и заполненная книгами, какими-то бумагами и пустыми чашками. Вчера, прилетев в Женеву, Дэвид надеялся хотя бы получить ответы на некоторые вопросы. И ни в каких, даже самых смелых мечтах, он не ожидал, что проснется и увидит лицо человека, которого оплакивал почти год. Но вот он Нил, слегка похрапывающий и с довольным выражением на расслабленном лице. Дэвид борется с желанием пропустить сквозь пальцы светлые волосы — вместо этого он гладит кота Нила, который облюбовал колени Дэвида.***
В комнате витает запах свежезаваренного кофе. Нил, сидя на диване, делает глоток. — Ты все еще здесь, — тихо говорит он. — Мне уйти? — Нет. Я просто подумал… — Что я не реальный? Нил кивает. — Почему? — Ты возникаешь на пороге моего офиса и говоришь мне, что все мои теории реальны, что я не спустил свою жизнь впустую, изучая то, чего не существует. Ты выслушиваешь меня, будто тебе интересны мои слова. Отвозишь меня домой и остаешься. Ты смотришь на меня так, словно я, словно я… словно я что-то значу для тебя, — еще один глоток кофе, и он продолжает. — Со мной такого не может быть. Я нормальный. Обычный. Не интересный. Не важный. Ты — человек, который спасает мир, и ты смотришь на меня так, будто я что-то значу. Поэтому твоя нереальность вполне логичное заключение, — в голосе Нила нет никаких эмоций. Он не спрашивает, он утверждает свою истину. И вновь Дэвида переполняет гнев, гнев на весь мир за то, что тот так нечестно поступил с Нилом; что Нилу легче принять концепцию разведывательного агентства путешественников во времени, чем идею о том, что кому-то на него не все равно. — Ты важен. Гораздо больше, чем можешь себе представить. Нил застенчиво улыбается, пряча лицо за кружкой. — … Спасибо.***
— Ты не помнишь меня, да? Ничего не помнишь? Нил поднял взгляд от супа, который Дэвид вынудил его заказать, узнав, что диета парня состояла в основном из кофе и соленых крекеров. — Нет, прости. Я пытаюсь. Но не думаю, что что-то подобное со мной случалось. — Я нашел Айвза, солдата, я его упоминал, — Дэвид подождал, пока официант пройдет мимо, и продолжил. — И других, Уилер, Прийю. Никто из них не помнит. А я помню. Почему? Нил пожал плечами. — Не знаю, но мне кажется это потому, что ты был ближе всех к эпицентру эксплозии или имплозии, не важно, — Нил покрутил рукой. — Возможно, Вселенная взорвалась, а потом заново выстроилась вокруг тебя. Ты — константа между старым миром и новым. — И это возможно? — Наверное? Будущее, пытающееся уничтожить прошлое, вызывает парадокс. А парадоксы по своей природе невозможны. Мне кажется, когда случается что-то невозможное, Мир изо всех сил старается исправить это. Или, может быть, это вовсе не твоя изначальная Вселенная, а альтернативная, и тебя выкинуло силой апокалипсиса прямо под твоим носом. — Но наверняка я никогда не узнаю? — Скорее всего нет. Тебе нужно просто верить. Или не зацикливаться на этом. Тоже своего рода решение. — Но ты будешь об этом размышлять, так? — Боюсь, что слишком много думать — издержки моей профессии. Из ресторана они возвращаются в тишине. Идет снег, и Дэвид любуется Нилом — как тот красив со снежинками в волосах. Не говоря ни слова, он берет чужую ладонь в свою. Нил останавливается, и глаза у него полны прискорбия. — Ты же понимаешь, что я совсем не твой Нил. И никогда им не буду. Дэвид улыбается, стирая с щеки Нила то ли слезу, то ли растаявшую снежинку. — Мне и не нужно, чтобы ты был им. Разве могло мне повезти больше, чем встретить тебя? Ты единственный, кто мне нужен. Вновь она, та самая улыбка, и Дэвида переполняет невероятная благодарность за неизвестные законы Вселенной, которые привели его сюда. И которые позволили ему оставить нежный поцелуй на губах Нила.