Чэцянь

Го Дэю самый благоразумный малый из всех, кого он знает. А знает он многих, уж поверьте. Так вот, из всего этого множества он, Го Дэю, самый многий. В смысле самый разумный и благоразумный тоже. Жизнь заставила. Тут ведь как, сегодня ты выловил свой первый труп и молодец, а завтра - получил от учителя Го за то, что недостаточно долго сидел в бочке. А как там просидишь, когда Гу Ин заработала денег своим кривлянием, и можно теперь знатно поесть потрясающей, невероятной жареной свинины? То-то и оно, что никак. Да и можно подумать, он не привык от учителя получать. Ха. Учитель, он ведь для того тебе богами и послан, чтобы вымачивать в бочке и хлестать почём зря и куда придётся. Ну да мы отвлеклись. Сойдёмся на том, что Го Дэю самый, ну вы поняли. И скромный ещё. Нет, ну а что. Правда же. Так вот. Когда ты уже привык к собственной благоразумности, полагаешься на неё как на самого себя, можно сказать, веришь и всецело доверяешь, невероятно бесит, когда она начинает тебе отказывать. Вот убил бы, честное слово, вот как бесит. А кто виноват? Хлыщ этот модный виноват. Явился, нате вам, здрасте. Всё отобрал: храм отобрал, учителя отобрал, спокойствие отобрал. А теперь себя отбирает, скотина такая! Лежит там, дрянь бледная, стонет благородно. А он не так стонать должен. Не в катакомбах этих сраных, в пыли и плесени. Где Дин Мао и где катакомбы вообще? Он же цветочек нежный, тепличный, лежать должен исключительно на резных кроватях, в компании прекрасных дев, бросаться в них деньгами и подарками, а не вот это вот всё, ну честное слово! - Я тебе... - рычит Го Дэю, отбрасывая очередной камень из завала, - я тебе горло перегрызу, если ты сейчас помрёшь, клянусь! А потом ещё и на том свете достану, я умею, и обстоятельно расскажу, какой ты мудак! Я тебя хоронить буду в штанах к сапогам неподходящих, сволочь! Скальпель твой любимый отберу и буду им в тараканов храмовых кидаться. Только посмей сдохнуть, скотина! Дин Мао что-то шепчет едва слышно. Руки к животу прижимает, и красное сквозь пальцы прямо на пыль вековую, на грязь эту сочится-утекает, кап-кап. "Кап-кап", - вторит протекающая где-то неподалёку труба. Из неё тоже на пол, на землю, на пыль сочится живое. В трубе живого куда больше, чем в одном этом уроде, да за что же Го Дэю его подсунули, за какие такие прегрешения он теперь тут с этой стороны камни ворочает, а тот лежит себе, прохлаждается, охлаждается, изверг! Где-то гудит пожар, к ним постепенно тянет прогорклый дым, заставляя глаза слезиться, а слабый организм кашлять. Го Дэю глотает злые слёзы. Он привык видеть трупы, ему всё нипочём, но вид бледного в синеву Дин Мао вынуждает сипеть и ругаться и камни расшвыривать. Он змеёй протискивается в узкий лаз и падает рядом, в красное. Успел! Живой ещё. - Сейчас! - порывается подхватить, поднять, одновременно унести, спасти и спрятать, чтобы больше вот этого не было, чтобы больше не бояться так, чтобы больше не потерять. Гонит мысли о том, что не донесёт. Потому что как это? Он теперь Речной бог, нет больше над ним богов. А значит, пусть живёт, пусть они успеют, пожалуйста. И они успевают. Вопреки всем разумным доводам, они правда успевают. Го Дэю, кажется, выдыхает только тогда, когда за Дин Мао закрывается дверь операционной. И Гу Ин едва ли не силой отводит его умыться. Ведь вдруг это его удача? Вдруг, если он отойдёт, и удача уйдёт вслед за ним? И что тогда, всё зря, что ли? Он тогда так навсегда и останется там, в катакомбах, в слезах и крови своего л... лучшего друга? Го Дэю не отходит от него, бледного, слабого, беззащитного. Он так и объясняет это, мол, а вдруг чего, а кто его защитит, а? Юй Сы хмыкает и молчит. Вот что бы он понимал вообще. Все они молчат на самом деле. Всё кажется таким неважным на фоне спящего Дин Мао, что и говорить не о чем, даже неунывающая незамолкающая Гу Ин притихла. И все они просто ждут, а Го Дэю ненавидит ждать. Он три вещи ненавидит: ждать, когда деньги заканчиваются и хлыща этого на подушке, вот собственными руками бы удавил, да жалко. Столько тащил его на себе, дыру в пузе зашивал, чуть не ослеп и не свихнулся от перенапряжения, и зря, что ли. Он подрывается первым, стоит Гу Ин заметить, что Дин Мао пришёл в себя. Хорошо, что сидит он не совсем рядом, и никто не видит, все заняты больным, и можно справиться с нервами и подойти достойно и независимо. Руки спрятать поглубже в карманы, чтобы не броситься ловить и держать-держаться. Точно ли не наврали, не подменили. Точно ли всё, можно выдохнуть и начать надеяться, что всё будет в порядке. - Что, я не получу пожизненное содержание? - усмехается он вместо этого. - Эй, я спас президента Дина. И замирает, наткнувшись на серьёзный взгляд. Будто сказал что-то такое, сам не понял чего. Длилось это каких-то два удара его сердца, быстрых-быстрых, и тут же прошло. Гу Ин вмешалась и то ли спасла ситуацию, то ли что-то такое испортила, он не понял. Но Дин Мао рассмеялся раскатисто и охнул - больно. А Го Дэю пришлось всё своё благоразумие, все свои внутренние резервы подключить, чтобы снова не броситься ловить-утешать-заговаривать. Сам себя испугался. И позорно сбежал. Он умеет доставать тела из реки. Умеет говорить с мёртвыми. Только с Дин Мао не умеет. Потому что тот только с виду серьёзный такой, богатый наследничек, получающий желаемое по мановению пальца. А копни поглубже - увидишь безнадёжно одинокого и остро нуждающегося в любви и одобрении мальчишку. Это, правда, не Го Дэю такой умный, это Гу Ин подсказала. Она почему-то к Дин Мао прониклась почти сразу, ну ей простительно, мало кто способен долго сопротивляться чертовскому обаянию, широкой улыбке и прочим достоинствам. А это уже он сам к такому выводу пришёл и сначала не понял, что подумал, а потом спрятался в самом тёмном углу осиротевшего своего храма и только Те Ню и пускал. Тот приходил каждый вечер, приносил еду и новости. Сначала выспрашивал, что же так душу капитана разбередило, а потом перестал, только смотрел понимающе, да вздыхал сочувственно. Ничего, мол, время лечит. Го Дэю искренне на это надеялся. Ну потому что больше ему надеяться было не на что. Когда Дин Мао наконец выписали, Го Дэю не пошёл. Во-первых, не маленький, не заблудится. А во-вторых, там и без него полно восторженных встречающих, даже Гу Ин собралась. А потом пришла и два часа с придыханием рассказывала, чем её кормили. И что щедрый хозяин несколько раз интересовался, где носит его спасителя, а на честный ответ про тоску и нелюдимость мрачнел лицом и терял нить общей беседы. Впрочем, в храм Дракона он так и не приходит. Спустя две недели Го Дэю с удивлением обнаруживает себя на крыше его резиденции. Надо отметить, что с охраной у них всё очень плохо, и ладно Дин Мао, того вообще редко волновали такие мирские проблемы, но Юй Сы-то куда смотрит? Тут по улицам ходит поехавший головой маньяк, жаждущий крови его ненаглядного начальства, а влезть в дом может любой желающий. Что он и доказывает, забираясь в ближайшее окно. Дин Мао его не слышит. Занят своими бумагами, наверняка не ел, а столько крови потерял, ему восстанавливаться нужно, чем они тут вообще заняты, остолопы! Полный дом прислуги, а проследить за хозяином некому. Го Дэю рассержено цокает, и Дин Мао вскидывает глаза, замечает его наконец. - Ты как тут оказался? - Ни "Здравствуй" тебе, ни "Добро пожаловать", правда обиделся, что ли? Потом косится на открытое окно и недоверчиво ухмыляется: - Окно? Серьёзно? Го Дэю пожимает плечами. - Хороша охрана, - добавляет и прячет руки в карманы, так их проще контролировать. - Волновался? - Дин Мао наконец улыбается широко и ясно. - Тогда почему не приходил? - Будто у тебя и без меня нянек недостаточно. - Недостаточно, - бурчит тот едва слышно, но у Го Дэю прекрасный слух. "Зачем ты так?" - думает он и с максимально независимым видом прислоняется плечом к ближайшему шкафу, наблюдает, как Дин Мао откладывает бумаги, осторожно поднимается из-за стола и складывает руки на груди. - Болит? - Го Дэю кивает на живот. - Ты хорошо зашил, - и понуро кивает: - Болит. - Я тебе чэцянь* принёс, - Го Дэю действительно сорвал по дороге пару листьев шутки ради и теперь достаёт из кармана измятое растение. Дин Мао хохочет и тут же морщится от боли. - Уж если мы идём по традиционной медицине, можно ещё поце... - Дин Мао запинается на полуслове, краснеет кончиками ушей и заканчивает: - ...дуть. Я хотел сказать "подуть". Подуть, чтобы прошло. Го Дэю неестественно смеётся, но взгляд у Дин Мао полон боли и чего-то очень похожего на надежду, так что он замолкает и, подойдя ближе, осторожно дует Дин Мао в лицо, отчего тот прикрывает глаза. - Прошло? - Дин Мао качает головой, и Го Дэю приходится придержать её. Щека под ладонью прохладная и будто создана специально для его пальцев. Дин Мао замирает и только дышит поверхностно и часто. - А теперь? Го Дэю решает, что прожил в целом неплохую жизнь и, зажмурившись, прижимается к горячим сухим губам. Натянутая тетива внутри лопается со звоном в ушах, оставляя желание расхохотаться от счастья, когда Дин Мао вцепляется ему в рубашку и несмело отвечает.