Помоги мне забыться

Клэри возвращалась домой поздно вечером с очередной выставки одного из любимых художников, приехавшего со своей программой мастер классов в Нью-Йорк. Когда-то такие события вызывали у Клэри неподдельную радость, и она могла отбросить все дела в сторону, отдав все свободное время любимому творчеству и талантливым кумирам, на искусстве которых росла и училась с самого детства, но последние полгода все вокруг будто бы погасло… Когда-то яркий и такой живой мир вдруг приобрел оттенок токсичности и боли, и единственное, что было в груди — нескончаемая пустота, которая каждый день выедала изнутри, как, своего рода, демон. Жизнерадостность сменилась апатией и глубокой депрессией, все сильнее затягивающей в свои темные глубины, изменяя сознание и раздирая швы на уже, кажется, заживших ранах. С момента их смерти прошло чуть больше полугода, но по внутренним ощущениям это будто бы произошло вчера, потому что за прошедшее время боль совсем не ослабла, а скорее только усилилась, впитавшись в кровь и выбив из головы все остатки хороших воспоминаний. Ночь стала ее врагом, потому что каждый раз, закрывая глаза, Клэри просыпалась в слезах и с тяжелым дыханием, прошедшим на смену крику после очередного кошмарного воспоминания о потери двух самых близких людей, точнее трех… Ее жизнь стала отравой для нее самой, и, к сожалению, противоядия не существовало, как и лекарства, способного заглушить все, что творилось в ее душе каждый чертов день. Воспоминания жили, и порой они настигали ее среди бела дня, когда она занималась работой или учебой — вспышка, крики, и она снова бросалась в слезы, которые останавливались, когда организм обессиливал сам по себе. Реальность стала отвратительной — она бросалась желчью, болью и ненавистью к тем, кто не помог, не предпринял никаких действий и не приготовил запасной план, который мог бы все изменить и спасти жизни близких ей людей. В ту же ночь, когда произошло то страшное событие, Клэри замкнулась и навсегда покинула институт. Это место стало символом боли и ужасной потери, а те, кто выжил — пожизненными предателями, не пришедшими вовремя на помощь. Клэри винила во всем чертову жизнь, обстоятельства, стечение событий и… Лайтвудов, которые бросили их там, а, когда все закончилась, на их лицах не было никаких эмоций — ни боли, ни отчаяния  — в ту ночь плакала только Клэри. Возненавидев их до дрожи в руках, девушка прокляла тот день, когда посмела назвать этих трусов своими друзьями — семьей, ради которой была готова на любые испытания. Огненный коктейль из ненависти, боли и удушающего отчаяния поселился в ее жизни, окончательно завладев разумом в день прощания с Джеймсом, Саймоном и Магнусом, после которого Клэри навсегда исчезла из Нью-Йорка, перебравшись в Чикаго... на некоторое время. Она верила, что там боль заглохнет, и жизнь сможет вернуться в прежнее русло, но все это было самообманом — легкой болезненной фантазией, которую выдумал ее мозг, как свою защитную реакцию, но полгода спустя, осознав ошибочность выбранного пути, Клэри решила вернуться в Нью-Йорк и продолжить заниматься рисованием и тем, к чему всегда горела ее душа — искусством. Свернув на улицу к дому, Клэри подошла к почтовому ящику и увидела торчащий конверт. Ее не было в Нью-Йорке почти 5 месяцев, а вернулась она всего пару дней назад, так что письмо было той неожиданностью, к которой она совсем была не готова. Сжав конверт в руках, девушка быстро добежала до дома сквозь усиливающийся дождь, и, зайдя внутрь, настороженно посмотрела на написанное привычным почерком имя. Дыхание сперло, а в сердце будто впились острые иглы, раздирая медленно заживающие раны. На глазах Клэри появились слезы, потому что буквы — короткие заветки и характерные линии принадлежали только одному человеку, и он точно не мог это написать. Разорвав край конверта и достав трясущейся рукой сложенный пополам лист, Клэри медленно развернула его и в первой же строчке увидела обращение, заставившее ее скатиться по стене на пол и зарыдать, как в ту проклятую ночь. Истерика накрыла ее с первых минут, заставив вспомнить все эмоции и чувства, которые она испытывала первые недели после их потери. Клэри выронила письмо на пол и сжалась в комок, опуская голову на колени и чувствуя разъедающую боль в груди, от которой хотелось кричать. Алек сидел в своей комнате за столом у окна и наслаждался ливнем, бьющим по стеклам огромными каплями. Погода за окном идеально отражало его состояние и настроение после несколько месяцев. Алек мог часами сидеть и смотреть на небо, каким бы оно не было — бездонно голубым или серым, затянутым тучами, но его разум быть опущен в мысли и воспоминания, которые он раз за разом переживал в своей голове, чтобы окончательно не сойти с ума. В отличие от Клэри он жил «живым прошлым» — моментами, когда Магнус еще был жив, и они строили какие-то планы, наслаждались своими отношениями и новыми чувствами, эквивалента которым еще никогда не испытывали. Это помогало Алеку не «скатиться на дно» и не задушить себя собственным чувством вины за то, что ничего не сделал, чтобы спасти их, хотя это было невозможно. После их смерти все изменилось, и жизни Алека с Изабель приобрели совсем другой смысл. Они воспринимали свое спасение, как дар — подарок высших сил непонятно за что, и закончить ее собственными руками было непростительно по отношению к Джеймсу, Саймону и Магнусу. Первое время Алек был сам не свой: он напивался, закрывался в своей комнате и до крови на руках вымещал всю свою злость в зале боя. Изабель не раз находила брата в состоянии полной измотанности и изнуренности, и кое как ей удавалось успокоить его и уговорить пойти отдыхать. На ее хрупкие плечи легло спасение психического состояния брата, потому что потеря любви всей его жизни ударила по нему не меньше, чем по Клэри. Изи понимала его чувства, потому что сама переживала потерю Саймона, но ее чувства никогда не сравнятся с тем, что испытывал ее брат, оставшись один с обручальным кольцом и багажом несбывшихся планов и превратившихся в пепел воспоминаний. Они могли разговаривать часами и пытаться успокоить друг друга, но в итоге все сводилось к тому, что Алек сквозь подступающую пелену слез слушал слова сестры о том, что нужно взять себя в руки и просто жить дальше, что страдания, рано или поздно, закончатся, и он снова сможет быть счастливым и беззаботным человеком, как раньше. Да, ради этого придется забыть Магнуса, что в его понимании было предательством, но этот шаг требовала жизнь — страдания никогда не были и не будут выходом, так что переступить через себя все-таки придется, но пока Алек был не готов. Он каждый день пытался заставить себя заблокировать все прошлое и отступить от старых принципов, но сердце блокировало разумом, снова и снова внушая мысль о предательстве человеческих чувств и бессмысленности его дальнейшей жизни. Алек повернулся к своему столу и достал из деревянной коробочки свое обручальное кольцо с выгравированным внутри именем человека, которого уже никогда не будет рядом. Лайтвуд ухмыльнулся сквозь боль и крепко сжал его в руке, возвращаясь на полгода назад, когда никто и не предполагал, какую потерю они испытают в ближайшем будущем. Все рассыпалось в долю секунды, и когда осознание неотвратимости их смерти, наконец, пришло в голову, было уже слишком поздно что-то предпринимать. Алек положил кольцо обратно в коробку и внезапно заметил торчащую из-под бумаг книгу с рисунками, которая осталась в комнате Клэри после ее отъезда. Он решил сохранить ее и, может, однажды пересмотреть, но это «однажды» так и не наступило. Стиснув зубы и глубоко вздохнув, Алек взял ее ежедневник и на первой же странице увидел рисунок их университета с короткой подписью «новый дом». Он хмыкнул с короткой улыбкой и перелистнул страницу вперед, натыкаясь на конспекты по рисованию и схематичный портер Джейса — он был таким, каким его запомнил Алек: серьезным, уверенным и с пронизывающим взглядом лидера. Удивительно, но Клэри удалось передать все его эмоции, которые, кажется, знали только он и Изабель, хотя Клэри была с ним особенно близка. Лайтвуд продолжил листать страницы дальше, натыкаясь на их портреты с какими-то записями, обрывками стихов и ее мыслей. Этот ежедневник больше походил на ее личный дневник, потому что она излагала здесь все свои мысли, начиная с первого дня и заканчивая предпоследним — предсмертным, если его можно так назвать. Алек дошел до середины и увидел свой портер с короткой фразой, которая прозвучала в его голове ее привычным, навсегда застывшем в памяти, голосом: «когда-нибудь я пойму, почему он так сильно меня не любит и пытается зацепить, а пока нам придётся стать компаньонами». На губах Лайтвуд сверкнула улыбка, и внутри пробежалась легкая волна каких-то приятных давно забытых чувств. — Смотрю, ты решил почитать, — Лайтвуд оторвался от книги и поднял голову, встречаясь с сонной улыбкой сестры и ее горящим взглядом. Изабель зашла в комнату и подошла к столу, останавливаясь посередине комнаты в паре метров от брата. — И что же это? — Ничего особенного, ежедневник Клэри с ее рисунками. Видимо, она забыла его в спешке своего бегства, — выдохнул Алек и закрыл книжку, кладя ее обратно на стол и поднимая глаза на сестру. — Звучит так, будто ты ее осуждаешь. Ей тоже было сложно, но она выбрала другой путь забыться, так что мы не вправе ее осуждать, — пожала плечами охотница и наклонила голову, всматриваясь в красные глаза брата. — Ты снова не спал ночью? — Ты знаешь, у меня это не получается, — ответил парень, откидываясь на спинку своего стула. — Алек, — вздохнув, медленно сказала Изабель, а ее брат закатил глаза. — Как долго ты собираешься изводить себя тем, что уже давно не вернуть? — Всю жизнь, — Лайтвуд пожал плечами и развел руками. — Изи, это все не так просто забыть. Я завидую твоему хладнокровию, с которым ты говоришь о смерти Джейса или Магнуса или своего любимого Саймона. Как ты это делаешь? Что за игра в безразличие? — Это не игра в безразличие, а простые попытки переступить через свой эгоизм с синдромом жертвы и продолжить жить дальше. Я не хочу провести всю свою жизнь, закрывшись в комнате и всем показывая, как мне больно? Если ты не забыл, то у нас есть дела поважнее, чем вся эта драма, и было бы неплохо, если бы ты уже взял себя в руки и начал работать вместе со всеми, тренироваться и помогать на ночных вылазках в город, — она глубоко вздохнула и, сбавив тон, посмотрела в глаза брата. — Алек, Магнуса не вернуть, и тебе придется с этим смириться, и, либо ты начнешь жить дальше, либо потеряешь все, что имел, включая меня. Изабель опустила взгляд и, громко сглотнув, пошла на выход. Звук дверного хлопка разнесся по всей комнате, заставляя Алек закатить глаза и ударить кулаком по столу — так требовала боль и злость после ее разговора. Лайтвуд вскочил со своего места и, сложив руки за головой, прошелся по комнате. Черт возьми, она была права — права, как никогда раньше, но сделать гораздо сложнее, чем сказать. Алек сделал глубокий вздох и лег на кровать, проводя рукой по лицу и закрывая глаза из-за накатывающей усталости после двух бессонных ночей. Чей-то голос, неразборчивая речь и крик. Алек стоял в какой-то темной комнате, осматриваясь по сторонам и пытаясь понять, где он находится. Кругом была беспросветная всепоглощающая тьма, наполненная странными звуками и обрывками слов. — Нет, я знаю, это поможет. — Я ненавижу тебя — Прошу, помоги мне — Я! Больше! Не! Хочу! Это! Чувствовать! — Я ничего не забыла. Алек резко открыл глаза и вскочил с кровати, ощущая чьи-то руки на своей груди. Как ошпаренный, Лайтвуд отскочил в сторону, пытаясь отдышаться и прийти в себя, но лицо сестры в слабом свете настольной лампы заставило его выдохнуть и сесть обратно на кровать. Изабель взволновано посмотрела на брата, а тот закрыл лицо руками и тяжело задышал — также, как пару минут назад во сне. — Что случилось? — спросила охотница. — Я почувствовала, что с тобой что-то не так, а когда подошла к комнате, услышала твои стоны и странное сбитое дыхание. Тебе что-то снилось? — Да, — выдохнул Лайтвуд, медленно поднимая голову и поворачиваясь к сестре. — Что? — удивленно переспросила Изабель. — Клэри… Я вдруг почувствовал ее где-то рядом. Возможно, она вернулась в город. Очередной день. Очередная попытка выжить. Очередное новое начальное, которое уже было тысячным по счету. Единственное, чему Клэри хорошо научилась в своей «новой жизни» — мастерски прятать следы ночной истерики и слез, чтобы, как ни в чем не бывало, встречаться с заказчиками и заниматься работой. Посмотрев на карты в телефоне и убедившись, что она приехала в нужное место, Клэри вздохнула и уверенно поднялась по ступенькам. На ее стуки пришла милая светловолосая женщина, которая любезно пригласила ее пройти внутрь, чтобы в более комфортной атмосфере обсудить свой заказ. Девушка кивнула и, зайдя в гостиную, устроилась в кресло у окна ровно напротив своей клиентки. — Мистер Вейлдби передал мне ваш заказ и сказал, что вы хотели обсудить какие-то детали, — начала Клэри. — Какие будут пожелания? — Дело в том, что мне необходима картина немного другого жанра. Знаете, я обожаю природу: зеленые леса поля, а вот мой муж настоящий маринист — он бывший моряк, и эти морские пейзажи заставляют его вспоминать молодость, так что я бы хотела попросить вас как-нибудь совместить два этих жанра. У мужа скоро день рождения, и я просто не могу ему отказать, — Клэри закусила нижнюю губу, снова чувствуя тянущую боль в груди. — Это будет возможно? — Да, конечно. Я могу подготовить несколько эскизов, а потом отправить вам на электронную почту, чтобы согласовать окончательный вариант, — улыбнулась Клэри. — Отлично, буду вам благодарна, — улыбнулась женщина и резко застыла, всматриваясь в ее слегка припухшие от слез глаза. — Что-то не так? — резко спросила Клэри. — Позволите сделать вам небольшой подарок? — женщина улыбнулась и, встав с дивана, взяла какую-то вещицу с полки. Клэри следом поднялась со своего места и удивленно посмотрела на заказчицу, протянувшей ей брелок в форме кельтского узла на красной нити. — Вот, возьмите. — Что это? — удивлённо переспросила девушка, взяв в руки вещицу и начав ее осматривать. — Это символ успеха. Кельты рисовали его и верила, что он дает телу реинкарнацию и то, в чем больше всего нуждается его владелец. Я вижу, что в вашей жизни что-то не так, и вы страдаете… — Откуда… откуда вы узнали? — Мама говорила, что эта наша семейная черта, так что будем считать — подарок судьбы. Вы хороший человек, мисс Фэйрчайлд, и эта вещица, определенно, вам поможет найти себя. Носите ее всегда с собой. — Спасибо, — девушка слабо улыбнулась и посмотрела на женщину перед собой. — Эм, ладно, я пойду. Постараюсь доработать эскизы до конца недели. — Всего хорошего! Клэри спустилась по ступенькам и медленно пошла в сторону автобусной остановки, чтобы поехать домой. Разжав руку и вновь посмотрев на атрибут, подаренный этой незнакомой, Клэри вмиг ощутила что-то странное внутри — давно забытое чувство сумеречной охотницы, напомнившее о других временах жизни в Нью-Йорке. Девушка резко остановилась и тяжело задышала, чувствуя, как под кофтой на правой руке что-то начинает гореть. Она уже успела забыть о болезненных ощущениях рун и том, как прошлая жизнь отравляет ее новую реальность, как ее резко отпустило, и она выдохнула. Клэри прикрыла глаза, чувствуя, как тело вырывается из старинного невидимого капкана, и медленно пошла дальше. Поступок женщины никак не выходил из ее головы. Клэри почти весь вечер просидела дома, рассматривая ее подарок и пытаясь понять, что мог значить тот короткий приступ, случившейся с ней прямо на улице. Ее первая мысль была, что рядом оказался кто-то не тот, но вся ее жизнь охотницы уже давно осталось в прошлом. Она надеялась на банальную реакцию организма на стресс и ее нестабильное состояние, и сейчас ей просто нужно отдохнуть. Но проблема была в том, что спать она не хотела… Собравшись с силами и накинув куртку, Клэри решила прогуляться вечером по новому району, чтобы получше узнать своих соседней и найти близлежащие супермаркеты и магазины. Она вышла на улицу и пошла прямо, не обращая внимания ни на что, а продолжая копаться в себе и в своей голове. Голова шла кругом от всего, что происходило в ее жизни последние недели, но особенно от переезда и встречи с местами, которые она пыталась забыть. За своими мыслями Клэри не заметила, как вышла на улицу, в конце которой находился их с Джеймсом любимый ресторан. Пару раз он приглашал ее туда на свидание и просто поболтать, и она всегда была рада и любезно принимала его приглашения. Девушка сложила руки на груди и неуверенно пошла вперед, вспоминая их последнюю прогулку и разговор о том, что будет дальше. На глазах начали наворачиваться слезы, но она сдерживала их, сама не понимая, как это получается, ведь вчера она просто «стекла» по стене и заплакала так сильно, как ни разу за последние месяцы. Клэри остановилась напротив стёкл с видом на обеденный зал. Внутри было пусто, разве что она молодая парочка у стены с заставленными разными блюдами столом. Девушка глубоко вздохнула и резко ощутила неприятный комок в горле вместе с прожигающий чувством в области груди. Снова было больно, снова заныли старые раны, но вместе боли сейчас была приятная ностальгия. — Клэри, — резко раздался голос за спиной. Девушка испуганно повернулась и увидела в нескольких метрах от себя человека, которого ненавидела больше всех на свете. — Алек, — повторила та. Тяжело вздохнув, она поджала губы и пошла прочь, но Лайтвуд бросился за ней вдогонку. — Клэри, постой. Нам надо поговорить. — Нам не о чем разговаривать, — остановившись и повернувшись, крикнула девушка. — Думаешь я рада тебя видеть после того, что ты сделал? — Ты так говоришь, как будто я виноват в их смерти! — огрызнулся Лайтвуд. — А кто? — «взорвалась» Клэри, переходя на крик. — Это ты его не спас, ты не пошел за ними, когда еще был шанс спасти его и вернуть обратно вместе с Саймоном и Магнусом. — Мы пытались им помочь, но я не мог разорваться на две части. Джейс просил меня защищать тебя и помогать, если тебе будет угрожать опасность, и я обещал ему. Он сам выбрал эту учесть — он пожертвовал собой вместе с остальными, чтобы мы остались живы, Клэри. — Ты дал ему умереть! — по ее щекам потекли слезы. — Ты должен был его спасти… — Черт возьми, если бы я мог, я бы все исправил. Я бы вернулся назад и не дал ему закрыть разлом раньше времени, — кричал Алек. — Ты не одна потеряла дорогого тебе человека. Нам всем больно, но мы пытаемся с этим жить, а ты молча бежишь из города и обвиняешь во всем меня, хотя я до последнего помогал вам всем, — Лайтвуд сделал шаг и посмотрел в ее глаза с застывшей пеленой слез. — Клэри, ты знаешь, как много Джейс значил для меня, знаешь, что я чувствовал к Магнусу, как помогал Саймону… Эту боль не унять, я понимаю тебя, но прошу, перестань противиться и обвинять во всем меня и Изабель. Мы должны жить ради них, все вместе, — он сделал короткую паузу. — Ты нужна нам, Клэри. Девушка не выдержала и, сделав шаг, уткнулась в грудь парня, горько заплакав и прижавшись нему дрожащим телом. Алек инстинктивно обнял ее и, наклонив голову, вновь почувствовал привычный сладковатый аромат ее волос, который всегда ощущался в комнате Джейса. Она дрожала всем телом и, не сдерживаясь, рыдала в его плечо. Ее руки крепко сжимали края его куртки, и от этого тело сковывало непривычное чувство жалости к той, кто заслуживал не меньшей поддержки, чем он. — Я любила его. Он хотел жить, и мы думали… думали, что будет дальше. Мы хотели другую жизнь. — Я знаю, — прошептала Алек, проведя рукой по ее волосам. — Я понимаю тебя и твою боль. — Они убили его… Лайтвуд сильнее прижал к себе дрожащую Клэри, а та легла на его плечо и прикрыла глаза, чувствуя, как истерика начинает утихать. Алек зашел в комнату Клэри в институте, держа в руках бутылку с водой, и посмотрел на ее потухший взгляд, которым она изучала когда-то привычный вид за окном. Сжавшись в комок, она сидела на своей кровати и смотрела в одну точку, будто кукла. Лайтвуд тихо подошел к ней и молча сел рядом, протягивая воду и медленно поднимая взгляд на ее опухшие красные щеки. Клэри взяла бутылку и крепко сжала в ее руках, опуская голову на несколько секунд вниз, а затем вновь поднимая ее, но уже на лицо парня. — Как ты? — спросил охотник, пробегаясь по забытым чертам ее лица и все еще ощущая странное чувство в груди. — Я могла соврать и сказать, что мне лучше, но нет, — Клэри поджала губы. — Еще это место… Я возвращалась сюда каждую ночь и боялась проснуться утром и понять, что снова здесь, а в итоге я… снова здесь, — она больно улыбнулась и сделала несколько неуверенных глотков из бутылки. — Это твой дом, Клэри. Мы все тебя ждали. Она громко сглотнула и повернулась к Алеку, впервые замечая его теплый взгляд. Раньше в его глазах была злость, и он пытался сделать ей больно, но сейчас… сегодня… она почувствовала трепет и его трагедию — точно такую же, как и у нее. Удивительно, но впервые от Алека веяло чем-то приятным, и он будто давал ей чувство спокойствия и внутреннего умиротворения, которого ей так не хватало. — Тебе пора отдыхать, — Лайтвуд встал с кровати и, развернувшись, посмотрел на дверь. Клэри вскочила следом за парнем и сделала уверенный шаг, хватая его за локоть. Алек медленно развернулся и удивлённо посмотрел на нее, пытаясь понять такой жест. — Я знаю, это прозвучит странно, но… ты можешь остаться со мной на ночь? — Клэри, ты знаешь, что я… — Пожалуйста. Это место делает мне гораздо больнее, чем все воспоминания о прошлом, и я не хочу оставаться сегодня одна. Мы ляжем на расстоянии друг от друга, но я хотя бы буду знать, что не одна. — Хорошо, — сдался Лайтвуд. Алек натянул футболку и, откинув одеяло в сторону, лег на свою половину кровати. Клэри тихо вздохнула и посмотрела в глаза парня, лежа на противоположном краю. Это были чертовски странные ощущения — еще пару месяцев назад она ненавидела его, практически проклинала и всячески хотела отомстить за то, чего не было… Ее израненная душа выбрала его виновником того, к чему он не был причастен. Алек и правда пытался их спасти — они все пытались, но провал и потерях 3-ех самых дорогих людей в ее жизни создала психологический барьер, выбрав Алека предметом ее ненависти и вымещения боли, но сегодняшняя их встреча заставила убедиться в том, что он другой человек — стал другим человеком. В нем говорит точно такая же боль и отчаяние, но он прячет его, хотя глаза выдают правду.  — Прости меня, — прошептала Клэри. — Я знаю, что ты пытался его спасти. Я просто… до сих не могу в это поверить. — Это пройдет, — коротко ответил Алек. — Как ты смирился, что Магнуса больше нет? — резко спросила Клэри, заметив в его взгляде тусклый блеск остатков боли. — Я не смирился, я просто принял, что не могу это изменить. Изи пыталась внушить мне мысль, что надо двигаться дальше, но я не уверен, что могу или, что хочу. Магнус стал моей жизнью, и я люблю его так, будто он жив. Сама того не ожидая, Клэри немного придвинулась к Алеку, кладя ладонь на его руку. Лайтвуд опустил взгляд и сжал ее пальцы, вновь устремляя внимание на ее лицо, которое хорошо виднелось в полутемноте. Девушка закусила нижнюю губу, чувствуя смущение и его неудобство от положения, в которое она его втянуло, но Алек правда был ей необходим в эту ночь. — Как думаешь, у нас получится забыть это и жить дальше? — вновь спросила Клэри. — Я задаю себе этот вопрос каждый день, и я до сих пор не нашел на него ответа. — Я бежала из Нью-Йорка, чтобы все это забыть. Каждая улица доставляла мне боль и погружала в воспоминания, когда они были живы. Я была такой глупой, думая, что смогу все забыть, но у меня ничего не вышло. Это слабость? — Ты ведь назвала себя глупой — думаю, это ответ, — они слабо улыбнулись друг другу, и Алек ответно придвинулся к девушке. Расстояние между ними сократилось настолько, что оба отлично начали различать черты лица друг друга. — Как Изабель? Она переживает за Саймона? — тихо спросила Клэри. — В отличие от нас она смогла переступить через боль потери и жить дальше, но по ее глазам видно, что она все еще переживает. Ей сложно, но и в то же время легко, потому что она сильная и всегда ей была. — Так, значит, мы слабаки? Любовь — слабость?  — Вероятно, — не отрываясь от ее глаз, ответил Лайтвуд. — Никогда не думала, что ты будешь успокаивать меня и останешься на ночь в одной кровати. Это так нехарактерно для тебя, Алек, — она тихо всхлипнула и сильнее сжала его руку, чувствуя, как об этом просит все тело. — Когда-нибудь я пойму, почему он так не любит меня и пытается зацепить, а пока нам придется стать компаньонами, — процитировал охотник, вызывая на ее губах ту же привычную ухмылку, которую видела раньше на ее лице. — У нас получилось ими стать. — Ты читал мой дневник? — с ухмылкой спросила Клэри. — Да, ты оставила его под кроватью, но я нашел его и открыл только прошлым вечером. Ты великолепно рисуешь. — Спасибо, — шепотом ответила Клэри и, закусив нижнюю губу, опустила взгляд на их руки. — Алек, если тебе неудобно, ты можешь уйти… Кажется, мне становится легче. — Если ты хочешь, я уйду, — Лайтвуд пожал плечами. — Нет, не хочу. С тобой так непривычно спокойно, будто так было всегда. Спасибо. — Тебе надо перестать благодарить меня — пару часов назад ты хотела меня убить и обвиняла в том, что я все испортил, — Алек ответно ухмыльнулся, и они застыли взглядами друг на друге. — Я не знаю, почему я это делаю, — Клэри снова придвинулась к Алеку и впервые оказалась к нему настолько близко, насколько никогда не была. Она посмотрела в его глаза и, опустив голову, легче на плечо. Ее холодная рука инстинктивно легла на его грудь, слабо сжав воротник футболки. Клэри чувствовала, его неудобство и некоторую скованность вместе со смущением, ведь ему была чужда близость с девушками, но Клэри была первой, кого он не отталкивал, а наоборот поддавался ее движениям. Лайтвуд обнял ее за талию и опустил глаза, смотря и ощущая, как тяжело она дышит практически в его шею. — Почему ты дрожишь? — резко спросил Алек. — Я не знаю — не понимаю, что со мной происходит, — Клэри несмело подняла голову и оказалась в паре сантиметров от его лица. — Ты ведь тоже это чувствуешь? Что-то странное в груди, тянущие ощущения. — Да, я почувствовал их прошлой ночью и понял, что ты в городе. Похоже на связь, как была у нас с Джейсом, или как между мной и Изи. — Но почему я? — удивленно спросила рыжеволосая девушка. — Если бы я только знал, но, возможно, это происходит потому, что мы чувствуем друг друга и одинаково больно переживаем произошедшее, я не знаю. Клэр слегка приподнялась, а Алек, не отрывая от нее взгляда , положил голову на подушку. Внутри началась химия — еще при первой встречи. Клэри будто ощутила, как внутри что-то кольнуло, а потом он ее обнял, и все стихло. Боль, которую она не могла унять, вдруг исчезла, и воспоминания о Джеймсе перестали доставлять страдания, с которыми она боролась полгода. Внутри Алека происходило тоже самое. Он никогда не видел рядом с собой никого, кроме Магнус, ну может быть Джейса, но точно не девушку и не Фэйрчайлд. Вчерашний сон и эти тянущие ощущения в груди начали в нем пробуждать что-то другое — что-то, определённо, странное и непривычное. Раньше ему было некомфортно находиться с ней в одной комнате, а сейчас они лежат практически в объятиях друг друга, чувствуя, как эмоции переполняют тело, вновь поселяя внутри что-то живое. — Спасибо, — вновь сказала Клэри. — Я ведь говорил, что тебе надо перестать извиняться… Он замедлился, ощущая, как Клэри начинает приближаться. Посмотрев в его глаза, девушка плавно опустила взгляд на его губы и осторожно прижалась к ним. Нежный, будто ошибочный поцелуй заставил его вздрогнуть. Клэри отдалилась на несколько миллиметров, проверь его реакцию, но, сам того не ожидая, Алек оторвался от подушки и также неуверенно поцеловал ее. На утро, когда Изабель обходила весь институт в поисках своего братца, она случайным образом наткнулась на закрытую дверь в бывшую комнату Клэри. Конечно, идея проверить ее казалась девушке абсурдной, но она решила посмотреть. Остановившись на пороге и увидев спящего Алека, в объятиях которого лежала Клэри, Изабель удивленно округлила глаза, а пара лишь сильнее прижалась друг к другу, продолжая прибывать в глубоком сне, о котором мечтала неизвестно сколько времени…