Задача: Двухметровое падение
«Мужчина, стоя на асфальте, бросил с высоты двух метров помидор, но тот даже не помялся. Как такое возможно?»
Ответ пишите кратко, без ошибок, разборчивым почерком.
Поле для ответа: Я секу к чему ведёте. Типа в тексте не сказано, что мужчина его уронил. Вполне возможно что он поймал его за секунду до столкновения с асфальтом. И чё? Вы когда-нибудь роняли помидор с двух метров? Он у вас в слоу-моушн шмякается? У меня рост под потолок, я блин пока нагибаюсь, чтобы шнурок завязать, моя бабушка успевает всех районных проституток обсудить. А тут схватить помидор на лету, вы издеваетесь? Да и чё вообще за ситуация, где мужик стоит на улице и держит один помидор на высоте двух метров? Помидор — реинкарнация Симбы? Вы проверяете гибкость ума или способность закрывать глаза на очевидную бредятину? По-братски, переделайте задание для будущих поколений. Пусть это будет не абстрактный мужик, а баскетболист, не тупо асфальт, а мокрый асфальт, не помидор, а обычный баскетбольный мяч. Пусть он должен будет запачкаться, но не сделает этого. И пусть правильным ответом будет «никак». Ну и всё в таком развесёлом духе. Антон так вдохновился своей работой, что сидел в классе вдвое больше остальных, высунув язык от усердия, а через две недели на почте брякнуло официальное приглашение. Лично ему показалось странным, что какая-то там закрытая школа готова взять старшеклассника из-за его смешных рожиц и тупых приколов, однако дражайший отчим был в восторге: ни с работой, ни с самим собой у него не вязалось, так что он пытался пропихнуть названого сына туда, где сам не смог реализоваться. Поэтому отправил согласие без ведома Антона. Если бы Антон стал социологом, он бы назвал это фундаментальной ошибкой родительской атрибуции: считать, что они, взрослые люди, априори правы. Антону семнадцать уже полгода как. Он чувствовал себя вполне способным осознавать и принимать окружающий мир без защиты розовых очков: у него отсутствовали амбиции и желание во что бы то ни стало добиться успешного успеха, он хотел жить просто, без нервов. Самое обидное, что к этой мысли взрослые приходили, только упахавшись до нервного тика на престижной работе, успевшей осточертеть на этапе испытательного срока. Возможно, он не прав. Даже если так, Антон будет счастлив осознать свою неправоту, но — но — сделать это самостоятельно. Вот что он думал, отстранённо наблюдая, как чёрный шевроле камаро с причмокиванием проглатывает его небольшой старомодный чемодан. Никаких претензий вслух Антон не произносил, ведь знал, насколько попытки в переговоры бесполезны. Ещё вчера успел побить стену, разорвать несколько тетрадей и устать от злости, а теперь решил, что ему критически не хватает навыков манипулирования и коммуникации, чтобы уметь вовремя открывать и закрывать рот. Возможно, новая школа предоставляет подобный электив для неуверенных лошков. Мать взяла его за плечи и через силу улыбнулась. Ах, мама! Самая прекрасная женщина на планете Земля, а толку-то? Мягкому сердцу нужна оправа. Она такой не имела, а потому никому не перечила, даже когда дело касалось любимого сына. Потому-то Антон такой бесхребетный: старался быть похожим на неё, но слишком вжился в роль. Она поцеловала Антона в обе щеки, а потом исчезла из поля зрения, вытирая слёзы платком. Отчим пожал руку с гнусавыми пожеланиями ровной дороги и захлопнул за ним дверь. Ямщик ударил плетью — они унеслись от родительского дома, оставляя его в далёком прошлом. Всю дорогу до вокзала Антон провёл, прислонившись лбом к холодному стеклу, а за ним, спотыкаясь и падая, спешили жёлтые листья. Августовское кашеобразие в окне стремительно темнело, меняя поздний день на ранний вечер, зажигая свет в чужих домах. Водитель оказался на редкость молчаливым, так что мысли с беспрепятственной радостью убивали последние нервные клетки, подготавливая Антона к возможным трудностям. Это такой приём Карнеги: чтобы полегчало, нужно думать о самом худшем раскладе дел. Антон представил, как он приезжает в интернат, а там понимают, что случайно отправили пригласительное не тому человеку. Они публично заявляют, что из всех ныне живущих Антонов Шастунов этот — самый позорный, и другие ученики, по большей части зелёные гоблины с золотыми зубами, начинают злобно хохотать, показывая на него пальцем. После унизительной процедуры изгнания, где Антон вынужден пройтись по городу в женской одежде, он добирается до отчима, который разводит руками в сторону и заявляет: встал — место потерял. А затем выгоняет его на улицу. Антон умирает под мостом от передозировки дешёвых консервов «Нежнятинка столичная». Фух. Классно. Жаль, не сработало. Спустя время машина остановилась возле тротуара и выплюнула Антона в колючую прохладу приближающихся сумерек. Он взял пожитки и угрюмо потопал вперёд. Купил билет на поезд, подозрительно напоминающий Хогвартс-экспресс, прошёл на платформу и встал в отдалении толпы старшеклассников. Он знал, что это они. Нельзя было не почувствовать оборону сплочённого коллектива, через которую Антону придётся пробиваться мечом и щитом: в своей-то убожке получалось раз через два, а тут закрытый интернат, учёные головы, ему неровня. Неправильно всё это, ой, как неправильно. Вместо очередных самокопаний он решил дедуцировать. После прочтения «Шерлока Холмса» с фонариком под одеялом он уяснил, что при отсутствии врождённого таланта к общению сначала надо изучить человека, а потом вступать в разговор — так снижается риск знакомства с карикатурными Мориартиями. Для наблюдения он взял девочку с огромной винтажной заколкой, отобранной, вероятно, у динозавров ренессанса. Вещи дорогие, подобранные с большим вкусом, но безбожно потрёпанные, наверняка купленные на вырост — категория «умные», не «обеспеченные». Пирсинг в носу, едва виднеющаяся татуировка на шее говорили об её отношениях с родителями намного больше, чем она того хотела. Что ещё? М-м-м… — Втюрился в Катюху? Могу познакомить. Вопрос прилетел откуда-то снизу. Антон опустил голову и встретился взглядом с миниатюрной темноволосой девушкой. Во всей её милой красоте выделялись только неправдоподобно строгие глаза: такие девочки обычно берутся перевоспитывать мальчиков, даже когда от них этого не требуется. Антон хотел ответить, что не верит в любовь с первого взгляда, что бы не смотрел так пристально, будь она объектом его желаний, да и вообще исследования доказывают, что… — Я не втюрился, — обиженно и смущённо произнёс он, — я дедуцирую. Девушка усмехнулась. — Интересное вуалирование слова «пялюсь». Ты ведь Антон Шастун, верно? — Есть немного. А я знаменит? — Не обольщайся. Я староста, и, к моему большому сожалению, знаю всё. Крутотень, она староста. Если сейчас Антон не облажается, то заимеет в друзья ферзя на школьной игровой доске. Это пригодится ему, если он решит опоздать или разнести школу в щепки. О. В щепки? Антона основательно торкнуло. Боже, да он же не обязан вести себя так, как ему велят! Если его выгонят на второй неделе обучения, то это будет самый смешной прикол за всю историю приколов! Под впечатлением от озарения Антон восхищённо уставился на девушку, и та приняла это на свой счёт: — Опять же не обольщайся, прикрывать не буду. Я вообще за то, чтоб… — Как тебя зовут? — перебил Антон. — Э-э… Оксана. — Окс, я только что придумал, как разрушить твою репутацию. Окс, выбитая из колеи, два раза моргнула. — И что я должна думать по этому поводу? — Не знаю. Тебе решать. Антон быстренько перебрал в голове возможные варианты событий и выстроил чек-лист по уничтожению мира за четырнадцать дней. Многие пункты не были облечены в слова, а просто висели жизнерадостными иллюзиями в пустоте сознания. Антон хотел злодейски рассмеяться, но ему показалось неуместным сотрясать воздух без наглядных на то причин, так что он просто одарил старосту скромной улыбкой — наверняка Дарт Вейдер под своим модным луком делал то же самое. Осталось только придумать, куда он пойдёт после отчисления. Шутки шутками, а отчим и правда способен забаррикадировать дом по приезде его обратно. Проводник вывалилась из поезда, одним рявканьем построив шумную толпу в длинную очередь. Антон с Оксаной поспешили занять место, но разминулись. Пока Антон вертел головой в поисках девушки, успел нечаянно толкнуть впереди стоящего парня. — Да как ты смеешь? — он обернулся, и по его разгневанному лицу колыхнула молния. Остальные мальчики замерли, ощетинившись. Какая винтажная формулировочка. Не «берега попутал», не «ты чё», а «как ты смеешь». Антону понравилось, ведь «как ты смеешь» сразу ставит оппонента чуточку выше: мол, ты не имел права сделать это даже случайно. Типичный Малфой, хотя по виду просто гопота. Тут есть два варианта: либо дать в табло первым, либо вторым. Но, осознавая физическое и социальное превосходство противника, Антон решил действовать более рационально: — Пошёл ты. Когда-нибудь его голова будет синхронизироваться с языком, и тогда, вероятно, он будет неприкасаем. Но сейчас обстановка накалялась до тысячеградусного удара по щам, поэтому Антон заткнулся и положился на свой рост. Он был на добрую голову выше парня, а распрямившись, достал макушкой до неба. Удивительно, но впервые в жизни план Б сработал: пацан сделал полушаг назад. В пацанском кодексе сказано, что сделать полушаг назад означает опуститься на полшага в пацанской иерархии, и противнику данный пункт, по всей видимости, был хорошо известен. Последнее, что он мог сделать, это сказать что-нибудь угрожающе многообещающее. Что он и сделал: — Ты ещё пожалеешь, что связался со мной. Это война! Только тут Антон уловил небольшое актёрство в голосе, но, как подобает хорошему врагу, гневно прищурил глаза. Пацан достойно развернулся, отдал билет и резко скрылся в темноте поезда. Приятно иногда вот так запросто побеседовать с родным по духу человеком. Антон думал, что они станут хорошими друзьями. Спустя вечность он подошёл к проводнику. Пока его билет с ворчливостью осматривали на предмет фальшивки, он оглянулся назад, драматично оглядывая стремительно пустеющий перрон. С грустью подумал о том, что бросает: школу, знакомых, маму, в конце концов. Правда, если он достаточно постарается, то вернётся ещё до начала октября, что не могло не вдохновлять.