Парадокс лжеца

      — Плавнее.       Антон нажал на педаль газа, и машина Димы снова покатилась вперёд. Внештатные уроки вождения определили март и истекающий апрель: все силы Антон приложил к тому, чтобы научиться водить до своего совершеннолетия. Он всегда хотел тачку: сначала ту, что для огорода, потом мерседес, потом ниссан, а теперь и жигули сойдут, чего выпендриваться. Он без особых проблем преодолел неровную просёлочную дорогу, пропустил газель, едущую навстречу, и прибавил скорость. На повороте испугался, что не впишется, и второй ногой резко нажал на тормоз. Их основательно тряхнуло в полуметре от газона. Дима молча сматерился.       — Нельзя. Менять. Ноги, — каждое слово Дима сопровождал постукиванием по голове Антона, и тот виновато поморщился. — Сколько раз повторять? Работает только одна нога, про другую забудь!       — Да понял я, — пробурчал Антон.       — Ты же уже хорошо катаешься. Что с тобой? Что-то случилось?       Антон передвинул рычаг на парковку и откинул голову на сидение. Все плохие новости обычно начинались со слов: «Звонил отчим». Он успел смириться с его существованием, с грядущей свадьбой, приноровиться к лекциям, фильтровать базар. Но сегодня их страстный диалог превзошёл все ожидания. Оказывается, психолог — бабская профессия, которая однозначно не подходит Антону, поэтому он едет покорять Москву, чтобы стать юристом, а не загнивать в каком-то непонятном Воронеже непонятно кем. Чёрт дёрнул правду сказать. Надо было соврать и уехать втихаря. Они всё спланировали, квартирку присмотрели, работу нашли, никаких проблем.       — Чтобы это всплыло в самый неподходящий момент? — резонно заметил Дима. — Ты без дня совершеннолетняя личность, как ты не устаёшь мне напоминать. Каким образом он может помешать тебе?       — Надавить на маму. А мама надавит на меня. Мама может — мы с ней очень похожи.       Дима положил ладонь на его колено.       — Не ссы. Очарую я твою маму своим мужским обаянием. Или отчима. Или всех вместе.       — Ага. А мне потом что делать?       — Снимать штаны и бегать. Ты всегда так поступаешь в непонятных ситуациях.       Антон…       …недовольно вздохнул, увидев, что Захарьин направляется к нему матёро-полицейским шагом. В последнее время Арсений воспринимал общество коллег в штыки, поскольку те с каждой секундой становились всё скучнее и медлительнее. Истёрлось детское желание спасать мир, поблекло, и может, стоит вообще уволиться? Димка вон говорил, он везде талант. Можно в театр пойти — ему нравилось в школьной «Импровизации» выступать, когда зал рукоплещет и хихикает до упаду. На первом выступлении, правда, случился переизбыток эндорфинов: тянуло блевать и на выездное с отягощающими, но потом ничего, приноровился, даже скучал, когда приходилось делать длительные перерывы из-за рабочих завалов.       — Что это? — без любопытства полюбопытствовал Арсений, когда Захарьин положил ему на стол две ксерокопии и прозрачный пакет с конвертом внутри.       — Письмо Дмитрия Позова для Антона Шастуна, которое мы перехватили на почте. Довольно компрометирующее.       Арсений безэмоционально глянул на конверт и отвернулся обратно к компьютеру:       — Чётко сработано, — похвалил он. — И кто его написал?       — Дмитрий Позов?..       Арсений глубоко вздохнул.       — Разумеется, это подделка. Вы выяснили отправителя?       — Ты опять его прикрываешь.       — Я никого не прикрываю, я просто думаю, в отличие от вас всех, — Арсений еле удерживал дружелюбие на своём лице. — Если Дмитрию Позову до усрачки понадобится сказать что-то компрометирующее Антону Шастуну, он сделает это в приватной беседе или оставит конверт в спальне, потому что они находятся в одном здании, а ближайшее отделение почты работает у чёрта на куличиках. Ещё вопросы?       Арсений мысленно погладил себя по голове за терпение и отсутствие брани в ответе.       — Вот мы и спросим его, почему он поступил так, когда его повяжут.       — Ты думаешь, что убедишь меня отдать такой приказ? — подивился его самонадеянности Арсений, а потом похолодел, когда заметил лёгкую улыбку на захарьинских устах.       — К чему мне это? Тебя отстранили от дела и передали под мою юрисдикцию, — сказал он, будто вылил холодной воды за шкварник. — Когда следователь проводит каникулы в компании подозреваемых, это как минимум вызывает вопросы у начальства. Скажи спасибо, я убедил не применять к тебе никаких санкций.       И Арсений…       …закрыл глаза, когда Дима провёл ладонью дальше, до паха. Антон снова глубоко поцеловал его, они прикоснулись лбами. Через бардачок тянуться было неудобно — как бы утянуть его на задние сидения?       — Я твой подарок оставил на чердаке, — прошептал Дима. — Не хочу дарить его лично, так что завтра сам как-нибудь, ладно?       — А что там такое? — улыбнулся Антон. — Те самые хоум-видео? Наконец-то.       — Размечтался.       На чердаке они проводили довольно много времени, пока Антон пускал слюни на копии Айвазовского. Он безуспешно пытался приобщить Дмитрия Темуровича к искусству, но тот если и приобщался, то только вполуха, пока они играли в «пьяные» шахматы, ели салаты или писали рабоче-учебные дела. Однажды он даже разрешил порисовать на себе: пьяному в стельку Антону казалось, что он способен воссоздать вангоговскую «Звёздную ночь» на его спине при помощи детской гуаши. Получилось впечатляющее каля-маля — Дима отмывался от искусства лет сто, зато Антон был доволен по уши.       Дима закусил губу и сделал…       …незаметное движение рукой, спрятав телефон под столом. Методу слепой печати он обучился ещё в девять лет, но до сих пор считал этот навык самым полезным в Арс-арсенале.       — И что теперь? Вы посадите человека из-за непроверенной улики? — наобум спросил он, быстро стуча по мобильной клавиатуре. Серёга вечно угорал над его дедовской нокией с кнопками, но знал бы он, насколько это удобно, когда работаешь в полиции.       — Через минут двадцать его арестуют и привезут сюда. Я советую тебе уйти из отдела во избежание казусов.       «Кактус в анус», как говорили великие пензенские дрыщи. Оставалось надеяться, что его повяжут…       …крепко-накрепко этой рокерской цепочкой с брюк — наконец-то пригодилась. Антон дёрнул зафиксированными запястьями, когда Дима ласково поцеловал его во впалый белый живот. Так-то на заднем сидении тоже хрен поместишься, но если очень хочется, то найдёшь способ уместить свои длинные ноги в любом случае. Антону так нравилось, что самокопаний по воскресеньям становилось всё меньше, а вот таких моментов — в разы больше. Что постепенно они привыкли друг к другу, отлипли и вспомнили о существовании других людей. Что Антон начал чувствовать вкус еды, а Дима — иногда спать аж целые полночи без бреда и тревожных вздрагиваний. Что Дмитрий Темурович всё чаще просто Дима, но Ушастик всегда Ушастик, как бы ни пугала своей неоднозначностью информационная повестка дня. Одним словом: «Наконец-то». Вот как хлебнуть супчика с фрикадельками после восемнадцати лет ожидания гребаного автобуса на пустой морозной остановке, вот такой покой на душе.       Брякнул телефон. Антон замер — звуковой сигнал, отличающийся от обычных сообщений.       — Это Арсений, — тихо сказал он, и Дима поднял голову. — Рабочий номер. Что-то случилось.       Первые две минуты они потратили на переваривание информации. Потом уже начали в спешке собираться, чтобы помчать обратно в школу. Дима пересел за водительское сидение и долго молчал, смотря только вперёд себя.       — Когда приедем, ты пойдёшь в мою комнату, заберёшь свои вещи и белую коробку из шкафа, — наконец сказал он. — Не защищай меня слишком рьяно. Знаю, врать мы не умеем, но надо постараться сделать вид, что мы просто друзья.       — А ты? — сипло спросил Антон. Он вообще ничего не понимал. Осознание перебивали сильно колотящееся сердце и откуда-то взявшаяся вода в ушах.       — Останусь снаружи и постараюсь выглядеть законопослушным гражданином. И бога ради, хочу, чтобы, когда я приехал обратно, школа стояла на месте, — попытался пошутить он. Антон не смог улыбнуться в ответ.       — Так не уезжайте.       Дима промолчал, но…       …глаза выдавали его подчистую. Арсений надел лёгкое бежевое пальто, чёрный шарф и покинул отделение с тяжёлым чувством утраты. Складывалось ощущение, что он больше сюда не вернётся. Он достал сигареты…       …и закурил взатяг, присев за лестницу парадного входа. Можно было позволить себе подымить минут пять, пока мигающие автомобили не найдут нужный поворот к школе. Апрель не хотел расцветать. Моросило неприятно, и хотелось чая — заварного, советско-индийского, в красном прямоугольнике со слоником. Мама часто его заваривала, пока он резко не исчез с прилавков — переход на пакетированную хрень дался с болью.       Наконец два серых автомобиля въехали с красно-синими воплями. Зачем так торопиться, интересно ему знать? Что они там такого нашли? Наверное, фотки с выпускного. То ещё беззаконие: там вам и мужеложство, и хулиганство, и вандализм. Дима лениво выпустил дым, наблюдая, как Захарьин чинно шагает к нему в компании двух крепких молодцов-офицеров.       — Давно не виделись, — произнёс Дима, когда они в нерешительности встали перед ним. — И по чью душу вы сегодня?       Захарьин открыл рот:       — Дмитрий Темурович Позов, вы…       —…подозреваетесь в нарушении статьи сто девятнадцать Уголовного кодекса Российской Федерации, — шептал Арсений, сидя у себя на кухне. — Вы будете задержаны и подвергнуты допросу в соответствии с установленными требованиями. Всё, что вы скажете, может быть использовано в качестве доказательства вашей виновности.       Он закрыл лицо ладонями и…       …Диме надели наручники, вежливо открыли дверь машины и усадили на задние сидения, чтобы увезти прочь.       — ДА КАКОГО ХУЯ!       Антон стоял возле окна, ожидая, что Дима хотя бы оглянется назад, посмотрит на него беглым взглядом. Это невозможно. Ну просто невозможно. Они даже не попрощались нормально — всё бегом, скомкано, странно.       Елена Владимировна, которой было делегировано ответственное задание увести мальчика в безопасную комнату, нашла того в состоянии тикающей бомбы. Она подошла и аккуратно коснулась его плеча.       — Антон, — он пытался скинуть её ладонь, но Елена Владимировна не сдавалась. — Антон.       Антон резко обернулся.       — Пожалуйста, не наделай глупостей, — тщательно проговаривая каждое слово, предостерегла она. — Я знаю, ты захочешь его защитить, но речь идёт уже не про школьные фокусы, а про закон. Большее, что ты можешь сделать для него, — не вмешиваться.       Антон поджал губы и…       …приложил голову к стеклу полицейского авто, наблюдая, как школа скрывается за полуголыми деревьями, и впереди открывается трасса — пустая, непонятно куда ведущая, абсолютно непредсказуемая дорога вперёд.