Ученик

      Второй подаренный Юлиану поцелуй произошёл менее неожиданно для Вальтера, за исключением внезапно подступившего ощущения неоднозначности и большей смелости Юлиана. Поначалу Шёнкопф даже решил, что мальчуган передумал, пока не напомнил после, между прочим, далеко не первого попадания в десятку из бластера.       – Вы бы сказали, сколько успешных выстрелов я должен сделать, чтобы получить обещанную награду, – созерцая поражённое сердце очередной мишени, задумчиво произнёс он и учтиво добавил: – сэр.       Обещано – сделано: Вальтер не тот, кто склонен нарушать данное слово. Только это не из числа благородных. Но с какой надеждой Юлиан смотрел, как улыбнулся с намёком на победу, как послушно приоткрыл губы в поцелуе.       Тем не менее, Вальтер старался допускать это как можно реже. С одной стороны, мальчишеский азарт Юлиана можно объяснить непривычными новыми ощущениями или вообще поиском себя за приоткрытой завесой человеческой сексуальности – вспомнить, как Вальтер вился за своей первой девушкой; а с другой – вполне вероятно, что таким образом Юлиан старался восполнить недостаток нежности, которую ему не додали в более ранние годы… От подобных размышлений у Шёнкопфа волосы становились дыбом, но иных выводов он не находил. Ни для кого не секрет, что Юлиан лишился родителей в довольно уязвимом возрасте, а из Яна опекун никудышный, судя по ворчаниям Казельна. Преподаватель боевой тактики и периодический философ – очень даже, а родитель – вряд ли. Вальтера же, также не наблюдавшего в себе воспитательских предпосылок, Юлиан ценил, о чём сообщал неоднократно, и наедине прямо называл своим наставником.       На роль хоть сколько-нибудь умелого психолога Вальтер не претендовал, но в людях разбирался весьма сносно и сразу уловил возникшую между ним и Юлианом доверительную связь. Неудивительно: у командующего дел невпроворот, а во время тренировок проще поговорить о жизни, нежели в перерывах между мозговыми штурмами на предмет того, как противостоять Империи и при этом выжить.       И каждый раз Шёнкопф давал себе обещание, что вот теперь точно последний, потому что Юлиан великолепно целуется, и в так называемой практике нужды больше нет. Но как объяснить Юлиану? Намекнуть подыскать кого-нибудь ближе по возрасту – вполне может расстроиться, признаться, что Вальтеру такие упражнения без надобности, – тем более. Когда это молодёжь понимала, что «нужно» и «нравится» лежат на противоположных концах спектра? А Вальтеру вслед за Юлианом действительно начало нравиться. Отрицать – заниматься самообманом, продолжать «вознаграждать» Юлиана – ходить по тонкому льду. Не в том плане, что Шёнкопф относился негативно к нетрадиционным пристрастиям – уж на широту взглядов он никогда не жаловался, – скорее, он не хотел превращаться в кого-то незаменимого. Быть единственным и неподражаемым – последнее, о чём мечтал Шёнкопф за минувшие лет… много.       Прежде чем Вальтер успел придумать способ отойти на второй или любой дальний план, всё решил случай…       На тренировках по рукопашному бою Вальтер вёл себя с Юлианом довольно беспощадно, мотивируя это тем, что пускай он именно сейчас проигрывает и мужает, чем потом умрёт от руки разноглазого и опасного, как зверь, Ройенталя или ещё кого на уровне с ним. Имперский адмирал, в своё время оказавшись загнанным в угол, всё-таки неподдельно удивил Шёнкопфа. Как знать, куда в будущем занесёт Юлиана пламя войны – и совсем не гарантированно встретить на пути противника своей весовой категории. Той же уловкой, чтобы избегать обговоренного способа поощрения, он маскировал явные успехи Юлиана, хоть и подмечал общий прогресс.       Распознав свои преимущества, Юлиан компенсировал недостатки скоростью и изворотливостью. Но стоило ему попасться, и шансов практически не оставалось. Однажды Шёнкопф слишком неосторожно опрокинул его на спину, не успев смягчить падение. Там же, на тонком износившемся мате, Вальтер с усилием предотвратил желание поцеловать распластанного под ним Юлиана. Уже в раздевалке, когда Юлиан снял майку-борцовку, Вальтер разглядел у него под лопаткой красное пятно, грозившее внушительным синяком.       – Больно? – спросил Шёнкопф, подойдя ближе.       – Что?       Тогда Вальтер чуть надавил посередине отметины.       – А… есть немного.       – Намажь чем-нибудь на ночь, – посоветовал Вальтер.       Юлиан попытался разглядеть спину в настенном зеркале.       – А до свадьбы заживёт? – усмехнулся он.       Подозревая, что после таких слов требуется поцеловать «ранку», Вальтер так и сделал. Едва коснувшись губами слегка выше. Но получилось, очевидно, всё равно чувствительно, потому что Юлиан вытянулся струной, покрылся мурашками и коротко застонал.       – Надеюсь, поможет в комбинации с заживляющей мазью, – подшутил Шёнкопф в попытке разрядить обстановку.       – Или сработает как плацебо.       С этими словами Юлиан развернулся к Вальтеру и приложил кончики пальцев к плечу:       – Вам тоже досталось от меня.       Когда норовил вырваться из захвата и доказать свою силу, то угодил Шёнкопфу – он даже не отследил, куда – острым локтем.       – Ерунда, – небрежно бросил Шёнкопф, давно привыкший к боли и такую пустяковую уже не замечавший.       – Я не специально. – Юлиан легонько поцеловал плечо. – Кажется, вы уже давно увиливаете…       И, опустив веки, подставил губы. Известно, зачем.       Он всегда закрывал глаза перед поцелуем. Всегда. И это знание будоражило настолько, что Вальтер опять не смог остановится: откликнулся, обнял, взъерошил густую светлую шевелюру. А оторвавшись, чтобы набрать воздуха в лёгкие, чуть не сказал: «Что ты делаешь со мной? Хватит – я не подхожу тебе!» Не успел из-за Юлиана. Постыдное желание завладело Вальтером, руки сами тянулись ниже. Рефлекторно, неосознанно.       Вдруг раздался звук открывающейся двери в соседнем помещении, и Юлиан моментально отпрянул, торопливо похватал свои вещи и юркнул в сторону душевой, как только в раздевалку вошёл Линц, источавший бодрость и воодушевление.       Спустя месяц-полтора Юлиан на борту торгового судна Бориса Конева отправился на Землю, а до того момента он не напоминал Вальтеру об уговоре: держался непринуждённо и ничего не требовал взамен успехов на стрельбище или после спаррингов.       Может, Шёнкопф вовремя пересёк границу условно дозволенного, а сообразительный Юлиан в итоге осознал, что это всё неправильно?       Не менее неправильно Вальтер поступал и позже. Нет, на мужчин он не смотрел, но спал с девушками помоложе. Конечно, не с семнадцатилетней разницей в возрасте, как с Юлианом, но всё же… Хотя бы отдалённо похожей искренности он так и не встретил. Вероятно, виной тому репутация ветреного и ненадёжного любовника на пару-тройку ночей.

***

      С тех пор, как погиб командующий Ян, и было создано республиканское правительство Изерлона, прошло относительно не так много времени. При этом Вальтер фон Шёнкопф не поддавался общим упадническим настроениям и старался просто держать руку на пульсе: в кают-компании можно было невольно подслушать о состоянии вдовы Гринхилл-Ян, а к Юлиану, ныне командующему войсками, он мог наведаться в любой момент. Так и произошло в один из вечеров, когда Вальтер слонялся без дела по крепости. То ли он искал собеседника, то ли собутыльника заодно, а в силу того, что Поплан пропал в спальне очередной барышни, Аттеннборо засел за свою нетленную прозу, Вальтер остался без компании. Таким образом, ноги принесли его к кабинету Юлиана.       – Войдите, – раздалась усталая интонация из микрофона на панели.       – Командующий Минц. – Вальтер, как полагается, отдал честь, переступив порог.       – Генерал-лейтенант Шёнкопф? – удивился Юлиан незваному гостю. – У вас ко мне какое-то дело?       Прежде чем ответить, Вальтер оценил обстановку. Юлиан отложил в сторону потёртый и наверняка принадлежавший командующему Яну дневник в чёрном переплёте к углу стола, где нагромоздилась кипа писем, с другой стороны расположилась бутылка виски и опустевший бокал, на дне которого таяли кубики льда. Минц выглядел измотанным, но вполне собранным, и жестом пригласил Вальтера занять стул напротив себя.       – Не то чтобы. – Всё же пришлось уклончиво признать, что всего лишь спасался от скуки.       В конце концов, не впервой. Тем более, Юлиан и так в последнее время не в меру часто запирался у себя и никуда не выходил без надобности, возникающей благодаря служебным обязанностям.       – Ну, – дернул он плечами, – тогда присоединяйтесь.       – Вот это правильно. Пить в одиночестве – первый шаг к алкоголизму. Вспомните хотя бы плачевное состояние Поплана, командующий.       – Называйте меня как обычно, пожалуйста.       – Как скажешь, Юлиан.       По его подсказке Шёнкопф отыскал бокал для себя, достал лёд из небольшой морозильной камеры, которая внешне не отличалась от одного из многочисленных шкафчиков слева от двухсекционного книжного стеллажа. Ни после первого, ни после второго взятия Изерлона так ничего не изменилось и не перестроилось. Очевидно, не только Вальтер отдавал должное тому, как имперцы функционально и удобно проектировали помещения.       Было решено обойтись без тостов. Вальтер оценил про себя, что Юлиан пил, нисколько не морщась от крепости неразбавленного виски, но озвучивать не стал – право, рановато хвалить его за такие умения. Поначалу они разговаривали о каких-то пустяках. Шёнкопф вспомнил несколько забавных историй об испытаниях, которые принято устраивать новичкам у розенриттеров. Например, Вальтеру повезло всего лишь остаться без нательного белья, носков и мыльных принадлежностей – пока он спал, их просто спрятали. Где – история умолчала. Как правило, те, над кем шутили, в последующем начинали глумиться и сами, но уже более изощрённо. Сбритыми бровями эти шалости редко ограничивались, но в дедовщину не всегда перерастали, потому что на каждого зазнавшегося находился командир, который популярно разъяснял, в каком полку они вообще служат и чем должны славиться. И вот это вот всё бравое – или не очень – армейское. Показалось, что Юлиан отвлёкся от своей вошедшей в привычку задумчивости. Однако он чаще упоминал Яна по мере того, как всё сильнее и сильнее хмелел, пока вовсе не поднялся со своего места и не отвернулся. Переводить тему было уже решительно не на что, как бы Вальтер ни пытался придумать – это как минимум неуместно и глупо.       – Знаете, я иногда думаю, что я прямо как этот экран, – отстранённым тоном произнёс юный командующий и умолк.       Вальтер предполагал, чем такие разговоры грозят с учётом не всегда доброжелательных роптаний в отношении преемника Яна, но решил не уточнять и дождаться окончания мысли. Юлиан сделал большой глоток и только тогда продолжил:       – Он проецирует звёзды, которые захватывают камеры, но не способен показать что-то своё. – Юлиан горько усмехнулся. – Без подаваемого сигнала он просто бесполезен, состоит из набора стандартных деталей и за собой имеет одну лишь пустую стену.       Наверное, в нём говорило количество принятого на душу. И алкоголя, и груза неподъёмной ответственности, обрушившейся чересчур внезапно и при таких обстоятельствах. Тут кто угодно выбьется из сил, но Юлиан до сего момента нёс своё бремя стоически и вряд ли раскрывал кому-то настоящие чувства. Он значительно повзрослел, и его претензии к самому себе были не истеричными жалобами подростка, но измотанностью вполне себе взрослого человека. И всё-таки он ещё слишком молод. В его бы возрасте играючи и весело взбираться по служебной лестнице и девиц очаровывать, а не принимать половину решений за государственную структуру. Несмотря на роль, прописанную документально, на нём зиждилась львиная доля внешнеполитической деятельности свежеобразованной республики.       Вальтер тяжело вздохнул:       – Могу тебе сказать, что, если очень постараться, вместо любого монитора можно прорубить целый иллюминатор и направить его взор туда, куда тебе нужно.       – Технически сложно осуществимо, – парировал Юлиан и обошёл стол.       Слегка качнувшись, он собрался вновь налить себе.       – Пожалуй, на сегодня хватит, – заявил Шёнкопф, но Юлиан всё равно крепко держал бутылку. Тогда Вальтер встал, выхватил её, подцепив кончиками пальцев за горлышко, и вернул на стол, туда же отправился увесистый бокал. – На дне ты не найдёшь истины, уж поверь.       Юлиан согласно покивал, остался стоять на месте и внезапно прикрыл лицо рукой.       – Я не знаю… не понимаю… Что мне делать? – пробормотал он.       – Кто-то другой тоже не знал бы.       Утешать людей не конёк Вальтера, поэтому он осторожно похлопал Юлиана по плечу, чтобы проявить хоть какое-то участие.       – Я не достоин продолжать дело командующего Яна, – сказал он всё тем же приглушённым голосом.       Вальтер отвёл его запястье в сторону и посмотрел как можно более покровительственно. Обычно это безотказно действовало на кого бы то ни было, как и сейчас: Юлиан быстро совладал с собой и поднял взгляд – обеспокоенный, но более осмысленный. Теперь он будто пытался найти ответы на самые волнующие его вопросы в лице Вальтера, глядел изучающе и очень проницательно. Его глаза словно два тёмных омута, а что в них крылось на самом деле – не разберут и боги.       Вальтер так засмотрелся, что не заметил, как Юлиан привстал на носочках и приблизился вплотную, а осознал происходящее, когда ощутил на себе его влажное дыхание вперемешку со слабо различимым перегаром. Вальтер не препятствовал, и губы прильнули к губам. Сначала невесомо, затем более уверенно и настойчиво. Юлиан легко прихватил нижнюю губу Вальтера, протолкнулся языком, коснулся кончиком зубов. Вальтер поддался и углубил поцелуй. Уловив привкус отчаянья, он оторвался от Юлиана. Не хватало ещё, чтобы тот жалел наутро.       Он нервно сглотнул и прикрыл веки. Но это не было похоже на смущение, как год с лишним назад, когда Вальтер согласился научить его целоваться вместо стрельбы по мишеням. В нынешнее же мгновение Юлиан, скорее, разочаровался, что заставило Шёнкопфа задуматься. Он, безусловно, всегда рад помочь Юлиану, но не так. А от того, что маленькие чертенята, требующие большего, не плясали в глубине его расширенных зрачков, Вальтеру стало гадко от самого себя. Как будто он воспользовался временной слабостью Юлиана на фоне опьянения и одолевающего горя.       Дожили, господин Шёнкопф! Минули порог молодости и с наивных девчушек перешли на опечаленных мальчиков?       – Это ничего не будет значить и останется между нами, – прервал Юлиан поток самобичеваний, процитировав инструкцию первого урока поцелуев.       Шёнкопф не выдержал и прижал его к себе как-то немного трепетно, не то вразумляя его, не то успокаивая себя. Юлиан доверчиво уткнулся носом ему в грудь и обнял в ответ, шкрябнув ногтями о грубую ткань на спине. Вальтер по старой памяти зарылся пальцами в пшеничного цвета волосах. Он ведь не отказывал, но всего лишь беспокоился.       Юлиан робко отодвинул воротник, словно выискивая разрешения, и жарко поцеловал в шею. Потом ещё раз и ещё. Вальтер порой фантазировал о чём-то таком, поэтому немедля вновь нашёл его губы, погладил по щеке. Юлиан отозвался контрастно пылко и безапелляционно, как если бы отдавал приказ в бою. От этой непривычной перемены вскружило голову, и алкоголь ударил в мозг с новой силой. Вальтер безрассудно дотронулся между ног Юлиана, осторожно надавил на отвердевший член юного командующего. Вальтер тоже возбудился не меньше. Но вмиг отрезвев, он отдёрнулся и виновато вспомнил, что именно после этих поползновений Юлиан до сегодняшнего дня ни разу не подпустил его к себе.       – Прости, – хрипло пробормотал Вальтер.       – Всё… норм-мально, – прошептал он не особо внятно.       – Но ведь тогда?..       – Я просто испугался. Не успел объясниться сразу, потом не нашёл смелости. Но сейчас всё хорошо, – в подтверждение он прижался совсем тесно и зарделся румянцем. – Не останавливайтесь.       Вальтер, признаться, раздумал останавливаться, испытав облегчение от того, что не совершил ничего дурного ни в тот, ни в этот раз. Однако побороть нездравое, если быть откровенным, желание овладеть столь настырным Юлианом – или попробовать снизу самому – прямо здесь всё же стоило. Иначе снова какой-нибудь Линц всё испортит негаданным появлением.       – К тебе или ко мне? – спросил Шёнкопф возле уха Юлиана. – И молю, не говори, что никогда ещё не заходил дальше поцелуев.       – Нет конечно! – шутливо оскорбился он. – Разве вы всё забыли, генерал-лейтенант?       Вальтер опешил и замер. Он ничего не забывал за исключением нескольких часов на третий день семидневной попойки в юношестве. Но помнить и надеяться – суть разные вещи. Яснее ясного, что Юлиан совершенно неопытен. Этот факт ввергал в смятение и попутно сводил на нет всю смехотворность пассажей о раскрывшихся бутонах, сорванных цветках и созревших плодах. К слову, за всю свою без малого насыщенную жизнь Вальтеру случалось встречать невинность. Вот только с мужчинами он подобных связей не заводил и не помышлял. Да и с их стороны никаких знаков внимания не замечал – куда уж там подступаться к зарекомендовавшему себя покорителю исключительно дамских сердец. Уже другое дело, что с Юлианом всё иначе, хоть Шёнкопф не сразу признался самому себе во влечении к нему, однако ничего подобного он не представлял.       – И хотелось бы зайти как можно дальше… – продолжил Юлиан.       – Ты действительно этого хочешь?       – А когда я вам врал? – совсем разыгрался Юлиан в противовес серьёзности Вальтера и вытянул его шарф из-под ворота форменной куртки.       Мальчишка, вернувший себе задор, только окунувшись в знакомую стихию.       – Недомолвки случались, – подметил Шёнкопф. – Думаю, у себя тебе будет комфортнее.       Юлиан приосанился и было двинулся к выходу, но Шёнкопф остановил его: поправил одежду на себе и нём, пригладил растрепавшуюся светлую чёлку.       – Ты всё ещё командующий, посему сотри эту довольную улыбку – успеешь ещё, – зудел Вальтер. Перспектива прерываться его не радовала. – И не смотри на меня как фройляйн на любимое платье.       Шёнкопф раздражался и от того, как всё происходило, и от того, что до сих пор не был уверен, а правильно ли вообще он поступает. С другой стороны, не очень логично сначала доводить кого-то до истомы, а затем изумляться, что тому самому кому-то, ангельски очаровательному и всячески оберегаемому, захочется продолжения. Но что и говорить, ощущать его в своих объятиях несказанно приятно.       По дороге к жилому сектору из-за угла появился Линц и двинулся навстречу.       – Командующий, генерал-лейтенант, – отсалютовал он и подал документ Юлиану. – Я как раз нёс вам отчёт о кадровых перестройках в нашем полку. – Одно название, численности ныне недостаёт.       К горлу Вальтера подкатил ком, и он изо всех сил постарался не прочистить горло, чтобы не выдать радость от своевременного ухода из кабинета Минца.       Распрощавшись с подчинённым и отойдя на приличное расстояние, Вальтер услышал тихий смех Юлиана.       – Настоящий талант. Знает, когда появиться.       – Бездарей не держу. – Вальтер криво ухмыльнулся, отставая на полшага. – А в целом, советую тебе обозначить неурочные часы.       Юлиан оглянулся на ходу и бросил на него притягательно хитрый взгляд.       – На неформальное общение это тоже должно распространяться?       – Отнюдь. На то оно и неформальное.       Если у Шёнкопфа ещё оставался план побега, то он рассыпался в прах. Зато Юлиан вполне успевал стушеваться и отказаться от пьяной спонтанной затеи. Поэтому Вальтер, не выдерживая ожидания, предложил ему:       – Может, сначала зайдём ко мне? – Да и жил он ближе. – Нужно взять кое-что…       Минц согласился, наверняка ещё не подозревая: кое-что им, в самом деле, понадобится, вряд ли у него найдётся смазка, и Вальтер уже не отпустит его из своего жилища. Не типичная холостятская нора, но в наличии небольшой беспорядок дополнением к хорошему скотчу – вдруг понадобится для храбрости. Впрочем, с последним он просчитался.       Юлиан сам шагнул вперёд, позволил прижать себя к двери, целовать так страстно и трогать так непристойно, как не приходилось прежде. Юлиан обвил ногами талию Шёнкопфа, когда он в порыве подхватил его на руки, всё так же прижимая к холодной металлической поверхности. Лишённый возможности изучать его тело ладонями, он наслаждался только поцелуями и неровным дыханием Юлиана. Надолго Вальтера не хватило, и он отпустил Юлиана. В попытках раздеть друг друга они сталкивались руками, мешали друг другу, но Вальтер справился первым и с наслаждением припал к гладкой бархатистой коже. Она покрылась мурашками совсем как тогда, в последний раз, и от этого Шёнкопф утратил всякий контроль. Он вылизывал шею вмиг разомлевшего Юлиана, слегка прикусывал, не смог отказать себе в прихоти наградить его парочкой засосов.       Вальтер не заметил, как они вдвоём остались лишь в брюках и добрались до кровати в соседней комнате, его мысли занимал голодный затуманенный взгляд Юлиана.       – Я всегда вам завидовал, – признался он, проводя кончиками пальцев по волосам на груди, спускаясь ниже.       – Переживёшь столько же схваток с секирой наперевес, как я, тогда уже поговорим о зависти, – прищурился Вальтер.       В свою очередь он невольно сравнил Юлиана. Но не с собой, а с белобрысым кайзером, к собственному удивлению. Командующий равноценно хорош собой. Добавь ему ту же непоколебимую гордость и самоуверенность, облачи в пафосный китель – хоть Вальтер не ценитель сверкающих камней и прочих безделушек, – вышло бы даже лучше, нежели у Лоэнграмма. Но прелесть Юлиана как раз в противоположности высокомерному величию – в его настоящих и естественных эмоциях. Чаще – честных, иногда – лукаво-игривых.       – Иди ко мне, – нетерпеливо позвал Шёнкопф, увлёк за собой и лёг на спину.       Юлиан оседлал его, сдавив бока коленями. Настолько распалённый, чувственный, жадный до прикосновений. Духота, вздохи, его чуть сладковатый запах обескураживали и заставляли делать ему настолько хорошо, насколько вообще Вальтер был способен. Ладони рефлекторно обхватывали по-мальчишески миниатюрную задницу, не встречая сопротивления. В один момент, когда он лизнул вставший торчком сосок, так и просившийся на это, Юлиан тихонько застонал. От столь великолепного звука в паху стало тесно и буквально больно.       – Слезь, пожалуйста, – прошептал Вальтер.       Расстегнулся, стоило Юлиану послушно устроиться между ног. Затем он залился густым румянцем и как заворожённый опасливо сдвинул резинку трусов, высвободив ноющий возбуждением член Шёнкопфа.       – Можно?..       Вальтер согласно моргнул в ответ и почувствовал, как, собрав смазку, ладонь Юлиана мягко легла на него, заскользила по стволу к основанию. Он двигал ею по нарастающей, но чуть позже остановился и быстро поцеловал головку.       – Ты у меня, – сдавленно произнёс Вальтер и приподнял его за подбородок, – ученик, конечно, сообразительный, но лучше не сейчас.       А не то Юлиану пришлось бы какое-то время ждать, когда Вальтер снова сможет принять боевую готовность. Просто он едва не кончил от осознания того, что Юлиан сам захотел доставить ему удовольствие ртом… В следующую секунду он схватил его за плечи и подмял под себя. Должно быть, слишком грубо, потому что Юлиан поёжился и отвернулся.       – Прости, я не хотел тебя напугать. – В доказательство он осторожно обнял его и потёрся носом о ложбинку межу ключицами. – Если ты передумал, то я не…       – Нет! Всё хорошо, просто неожиданно, – сбивчиво затараторил Юлиан. – Правда.       Вальтер стал нежен, словно шёлк, чем заслужил возможность полностью раздеть Юлиана, залюбоваться его обнажённым телом, гибким и упругим, скрывающим в себе силу, несмотря на внешнюю обманчивость. Он осыпал бесчисленными поцелуями его грудь, живот, вздымающийся твёрдый пенис, бёдра и их внутреннюю сторону – ласкал так вдумчиво, как никогда и, наверное, никого. Даже ни с одной женщиной он себя так не вёл. Юлиан украдкой подглядывал из-под полуопущенных ресниц за тем, что с ним делает Вальтер. Подставлялся под ласки и наверняка разрешил бы вылизать хоть ступни, если бы отпустил. Выпутавшись, Вальтер перевернул его на бок. Юлиан нехотя послушался.       – Почему именно так?       – Так тебе будет легче, – копаясь в тумбочке, пояснил Вальтер и отыскал флакон смазки.       – Что легче? – Он обернулся через плечо и застал Вальтера, наносящего смазку. – Что ж, я сам напросился…       – Я прекращу, если не понравится. – Вальтер поцеловал его в основание шеи и невесомо скользнул пальцами между ягодиц. – Просто расслабься.       Поначалу Юлиан был скован, но Вальтер не торопился. Он массирующими движениями водил подушечками пальцев вокруг входа, слегка надавливал, когда понял, что Юлиан перестал волноваться. Другой рукой он гладил его, затем медленно мастурбировал.       – Ну как? – спросил Вальтер и вобрал в рот мочку уха Юлиана.       – Странно и… приятно, – выдохнул тот, подаваясь навстречу.       Когда Вальтер ввёл кончик указательного пальца, Юлиан вскрикнул.       – Тише, тише, ты привыкнешь, – успокаивающе убеждал Шёнкопф.       Он постепенно, фаланга за фалангой, углублялся и останавливался, давая освоиться. Не позволял возбуждению Юлиана померкнуть и через какое-то время нащупал мелко пульсирующую зону. Тогда Юлиан вцепился Вальтеру в предплечье и быстро коротко вздохнул.       – Что это? Что вы такое сделали? – Он задрожал. – Ах…       Долго, но оно того стоило, подумал Шёнкопф, смакуя реакцию и откликаясь нестерпимым возбуждением.       – Не думай, – шепнул Вальтер, почти не расслышав себя. – Отдайся ощущениям.       – Да я вам сейчас отдамся!       – Рано – подожди, – улыбнулся Вальтер.       Чтобы не рушить, видимо, восхитительные впечатления, он решил побаловать его и понаблюдать за таким хрупким сейчас удовольствием. Ожидаемо, что от заново смазанных двух пальцев пыл Юлиана немного поубавился. Но отступаться от начатого не в правилах Шёнкопфа, поэтому он старался подготавливать Юлиана наиболее безболезненно и аккуратно, а терпеливость и податливость только подогревали его желание.       – Какой ты молодец, – похвалил он Юлиана, когда у того получилось полностью принять в себя два пальца.       Юный командующий что-то спутанно простонал и насадился ещё сильнее. Вскоре пальцы практически свободно двигались в нём, и Вальтер начал растягивать мышцы навязчивее: он, будто ножницы, раздвигал пальцы или слегка сгибал их внутри, прокручивал.       – Я больше не могу! – взмолился Юлиан.       Но Вальтер замер, чтобы не позволить кончить. Хотелось в мельчайших импульсах прочувствовать собой сулящий обескураживающей яркостью оргазм Юлиана – безмолвно рассказать о том взаимном наслаждении, которое дарит секс с небезразличным тебе человеком. Юлиан должен понять это – ничем другим Вальтер не удовлетворится.       Шёнкопф убрал руку.       – Нет, пожалуйста… – почти что капризно запротестовал Юлиан.       – Погоди секунду.       Крайне слабо соображая, Вальтер справился с презервативом и, примерившись, вошёл в Юлиана. Совсем неглубоко. Но этого хватило, чтобы он зашипел сквозь зубы и сжался. Член невольно отозвался подрагиванием. Сложно контролировать себя при подобном воздействии.       – Больно, – пожаловался Юлиан.       Вальтеру тоже стало. Он вынул член.       – Не дави так, – сказал он, запрокинул голову Юлиана и стал целовать в губы.       Намеренно соблазнительно и дразняще в попытке отвлечь. Обездвиживая, не позволяя набрать воздуха в лёгкие ни себе, ни ему. Вместе с этим Вальтер вновь вошёл в него. Успешнее на этот раз. И оказываясь всё глубже, он слышал нарастающую громкость стонов, разливающуюся тягучим океаном где-то в подкорках сознания.       Первый вдох спустя, показалось, вечность обострил осязание и швырнул в волну едва ли не наркотического опьянения, поглощающего и лишающего воли. Юлиан впился ногтями в кожу под коленом, принуждая замереть, ощутить рваные сокращения. Очевидно, насытившись, он дёрнул бёдрами, немного неуклюже отдалился от Вальтера и резко вогнал его в себя. В это мгновение он полностью раскрылся. Вожделеющий высокий возглас Вальтер расценил призывом к движению, сначала осторожному, но понемногу ускоряющемуся.       – Да! – самозабвенно прокричал Юлиан. – Да-а…       Он затягивал внутрь, душил в себе, и Вальтер охотно окунулся весь в его чувства. Утонул в опаляющем жаре, не заботясь больше о чём-либо: что может причинить боль, что кричит Юлиан очень громко, что сам Вальтер вот-вот окончательно обезумеет. Быстро, безрассудно, ошеломительно. Пик наслаждения настиг внезапно вопреки желанию его оттянуть, застучал сердцебиением вдоль позвонков, прошил разрядом поперёк нервных окончаний. Великолепно. Юлиан излился в ладонь Вальтеру и ещё с пару минут тихо постанывал и не выпускал из себя.       После того, как Вальтер всё же вышел из него и избавился от презерватива, объятия затянулись, и Юлиан почти уснул. Стоило больших трудов отлепить его от себя и отправить в душ. Он вернулся, еле переставляя ноги.       – У меня больше нет сил. Похоже, вам придётся приютить меня сегодня, – хмыкнул Юлиан, забираясь под откинутое Вальтером одеяло.       – Я всё равно не собирался сообщать тебе код от двери. – Шёнкопф пожал плечами и притянул к себе.       Юлиан уснул быстро и, наверное, не услышал пожелания спокойной ночи с добрыми снами. Вальтер даже позавидовал его умиротворённому выражению лица. На секунду показалось, будто всё хорошо, и Юлиан – обычный молодой человек, совсем ещё мальчик, с присущим ему юношеским максимализмом и ворохом стремлений, а не заложник нескончаемой войны и жестокой политики. Хотелось верить и надеяться, что он увидит хорошие сновидения, без страданий и смертей, потому что сам Вальтер часто просыпается посреди ночи в холодном поту, а перед глазами ещё долго стоят изображения бездыханных тел товарищей или врагов… Что же, пускай хотя бы сейчас воцарится иллюзия покоя и мира. Одно «но» – сладко спящий юноша плохо соотносится с постелью взрослого одинокого мужчины.       О прошедшей ночи напоминали только оставленные Вальтером засосы, которые Юлиан старательно скрывал. Они несколько дней не заговаривали об этом, что могло бы и насторожить. Вдруг Юлиан решил, что совершил ошибку? Но благо, сожалений в нём не угадывалось, и он не вёл себя отстранённо при Вальтере. Даже напротив – он стал менее напряжён. Правда во время одного завтрака в общей кают-компании они с Вальтером оба напряглись.       – Юлиан! – в обыденной насмешливой манере воскликнул Поплан. – Мы можем тебя поздравить?       – С чем? – осторожно поинтересовался юный командующий.       – Ну как это? С успехами в делах сердечных!       Тут Шёнкопф обернулся, сидя за соседним столом.       – Субординация, товарищ Поплан. Просто напоминаю, – вступил в разговор Аттенборо.       – Ой, вы тридцатилетние все такие зануды? – скорчился рыжий нахальный командир подразделения истребителей. – Да ты посмотри, засос уже зацвёл, а мы ни сном, ни духом.       Юлиан тщетно попытался прикрыть «подарок» Вальтера воротником и покраснел.       – Тебя могут и не касаться чьи-то похождения, – заметил Аттенборо.       – Только не в том случае, если о них кричат улики. – Поплан всё не унимался. – Господин Шёнкопф. – Он качнулся назад на стуле, приблизившись к Вальтеру, и ухватился за столешницу. – Может, вы подскажете своему подопечному, как такого не допустить?       – Не думаю, что существует какой-то универсальный способ, – картинно вздохнул Вальтер.       С другой стороны, он даже не знал, как останавливать себя или вообще кого-то в пылу страсти. Впредь Юлиан стал подставлять губы, если Вальтер увлекался с его шеей... Стоит ли объяснять, что урок был усвоен без участия Вальтера? И не только этот.       Вопреки ожиданиям, связанным с молодостью Юлиана, он не принуждал Вальтера к каким-либо невыполнимым обещаниям, а лишь наслаждался проведёнными вместе мгновениями. Он как-то раз обмолвился, что пресловутое завтра может просто не наступить для кого-то из них, и ориентироваться на него бессмысленно. Будущее следует планировать для чего-то более долговечного, чем человеческая жизнь. Для идеологии, государства, мечты, но не для себя лично. По крайней мере, пока сидишь на пороховой бочке. Вальтер хотел бы возразить, но аргументов у него не было. Казалось, ему объяснили что-то такое, чего он доселе не имел духу высказать кому-то настолько открыто и до зловещего замирания сердца легко, без бравад о чести и долге.       Прежде Вальтер не задумывался о жизни в подобном ключе. Всё время бежал: от кого-то, зачем-то, как-то. А куда? Для чего? Почему он так долго не мог задать себе настолько простой вопрос? И подтолкнул его к нему собственный ученик.