***
Спустя несколько часов все спали в разных местах квартиры Пак Со Джуна. Намджун позвонил их менеджеру, который в тот момент был проинформирован только о том, что Тэхён был найден, не имея больше никаких подробностей. Намджун сообщил ему об этом с просьбой пока держать события в секрете, особенно от Гук Сан Ука. И когда стало ясно, что они позаботились обо всём, что можно было бы сделать на данный момент, они заснули, не очень заботясь о том, будет ли у них болеть спина или шея, когда они проснутся. Ночь была слишком утомительной. Конкурс на наименее удобную позу для сна определённо выиграл Чонгук, который решил, что заснуть, прислонившись к стене рядом с дверью комнаты, которую занимал Тэхён, это неплохой вариант. Он признавал, что это, возможно, было не лучшим решением, но если бы он не был в том месте, то он, безусловно, не проснулся бы, когда дверь в упомянутую комнату открылась. Он моргнул раз, другой, пока его разум пытался вернуться из царства сна. — Чонгук… — услышал он, и этого голоса было достаточно, чтобы окончательно разбудить его. — Хён! — Чонгук быстро встал, не обращая внимания на то, как его спина запротестовала против движения. — Куда ты идёшь? Тебе что-нибудь нужно? Я принесу это тебе через минуту. Доктор сказал, что тебе нужно отдохнуть, ты не должен вставать с постели. Тэхён проигнорировал все заданные вопросы, с отсутствующим выражением лица глядя на младшего члена группы. — Что ты здесь делаешь? Чонгук наклонил голову. — Я ждал, когда ты проснёшься, хён. — Нет, я спрашиваю не об этом. Что вы все здесь делаете? Зачем вы вообще пришли? Чонгук моргнул, поначалу не зная, что сказать. — Потому что мы заботимся о тебе, хён. Ты так нас всех напугал. Мы тебя искали… — Ты лжёшь, — перебил Тэхён. — Я знаю, чего вы хотите. Сан Ук всё рассказал мне. Чонгук почувствовал, как гнев медленно распространяется по венам. Он был направлен не на Тэхёна (никогда не был направлен на Тэхёна), а на того ублюдка. Он действительно хотел убить этого человека за то, что он сделал с его другом. — Хён, я не знаю, что именно этот кусок дерьма сказал тебе, но это неправда. Поверь мне, пожалуйста, — он протянул руку. Чонгук хотел положить её на плечо Тэхёна, но если тот не хочет, чтобы его трогали, он будет уважать это. Поэтому он ждал. Ждал, пока Тэхён сам наклонится к нему. Когда этого не случилось, его рука начала дрожать. — У меня нет причин тебе верить, — наконец сказал Тэхён. Он, вероятно, не осознавал, как больно было Чонгуку это слышать. — А у тебя есть причины верить Гук Сан Уку? Тишина. Тэхён опустил голову. Взъерошенные тёмные волосы снова скрыли его лицо, и Чонгук не хотел ничего, кроме как положить руки на щёки и поднять его лицо так, чтобы он мог взглянуть другу в глаза и своим взглядом показать, что он говорит правду, что он очень ценит его, что он для него самый дорогой человек на свете. Но он не мог этого сделать. Он не прикоснётся к Тэхёну, если тот не выразит ясно, что хочет этого. — Их ведь нет, верно? В глубине души ты должен знать, что я говорю правду, хён, — его голос срывался через каждые несколько слов. — Когда мы думали, что ты можешь исчезнуть, потому что нигде не могли тебя найти, мы все были так напуганы. Я был так напуган. Я не мог ясно мыслить, задыхался от страха, что потерял тебя. Я не знаю, что бы я делал, что бы делал любой из нас, если бы ты действительно ушёл, Тэхён. Я правда не знаю, что именно этот подонок сказал тебе, чтобы ты поверил, что мы хотим, чтобы ты… — Чонгук замолчал, слово было слишком горьким и трудным для него, чтобы произнести его. Он глубоко вздохнул. — …хотим, чтобы ты умер. Но я скорее сам умру, чем позволю тебе лишить себя жизни. Тэхён всхлипнул, всё его тело дрожало, когда он слушал эти слова. Ему так хотелось им верить. Не тому, что Чонгук умер бы ради него, вместо него, нет. Мысль о том, что младший окажется на его месте, вызывала только страх и ужас. Чонгук всегда был честным человеком, и тот факт, что слова слетали с его губ, заставлял Тэхёна ещё больше надеяться на то, что это правда. — Тэхён… — заговорил Чонгук, опуская вежливые обращения. Его голос звучал мягко, хотя он сам был на грани слёз. — Тэхён-а, пожалуйста, посмотри на меня. И он это сделал. Он поднял голову. Они были одного роста, но Тэхён чувствовал себя таким маленьким. — Мы любим тебя, Тэхён-а. Мы любим тебя больше, чем ты можешь себе представить. Я люблю тебя. И я не могу поверить, что мне пришлось почти потерять тебя, чтобы сказать это. Ты для меня всё. И если ты умрёшь, я не смогу жить без тебя. На этих словах Тэхён больше не мог сдерживаться. Он рванулся вперёд, столкнувшись с твёрдым, тёплым телом Чонгука. Тот мгновенно обхватил его руками, притягивая ещё ближе к себе. Он не услышал «я тоже тебя люблю» от Тэхёна, но объятий, физического контакта, который он позволил, было достаточно для него. — Я хочу верить тебе… — всхлипнул Тэхён. — Я действительно хочу, Чонгуки, но… — Не беспокойся об этом сейчас, хён. Если ты мне сразу не поверишь, ничего страшного. У нас есть время. Но, пожалуйста, пожалуйста, обещай мне, что ты больше не будешь делать ничего подобного. Ты должен пообещать мне, хён. Тэхён закивал головой. Он правда хотел жить. Чонгук должен говорить правду, потому что иначе сердце Тэхёна не выдержит. — Обещаю, Чонгуки, — он уткнулся лицом в шею младшего. И если Чонгук очень, очень долго не выпускал Тэхёна из своих объятий, никто на это не жаловался.***
— Сан Ук и я дружим с восьми лет, — начал Тэхён. Намджун и Джин проснулись первыми из членов группы. Было уже за десять утра. Именно они нашли Тэхёна и Чонгука просто стоящими в коридоре квартиры Пак Со Джуна и обнимающими друг друга, как будто от этого зависела их жизнь. Они не разговаривали. Они просто продолжали цепляться друг за друга в полной тишине, за исключением нескольких всхлипов то от одного, то от другого. Ни Намджун, ни Джин не знали, что делать, наблюдая за этой сценой. Спустя какое-то время Джин разбудил остальных мемберов. Он не сомневался, что они заслуживают того, чтобы поспать после всего, что произошло, но чем скорее они прояснят некоторые вещи и предпримут какие-то действия, тем лучше. Чимин заплакал при виде Тэхёна, а потом заплакал ещё сильнее, когда Тэхён чуть приподнял уголки рта в слабой, но искренней улыбке (никто не возражал, когда остальные участники тоже заплакали). Теперь, когда слёзы высохли, они все сели в гостиной. Их тела так тесно прижались друг к другу, что нельзя было сказать, где начинался один человек, и где заканчивался другой. Пак Со Джун присоединился к ним, слегка улыбнувшись Тэхёну, прежде чем сесть в одно из кресел, которые они оставили для него свободными. — Сан Ук всегда был чрезвычайно талантлив во всём, что связано с музыкой, поэтому, когда начались прослушивания, чтобы стать стажёром в Биг Хит, он был очень взволнован. Он взял меня с собой в качестве поддержки, — Тэхён рассказывал им историю Гук Сан Ука. Большинство из них знали, что он и Тэхён были друзьями ещё до того, как Тэхён присоединился к ним, но никто не знал подробностей. — Я был очень рад быть с ним там. Я знал, как много это для него значит. Один из сотрудников заметил меня в толпе, когда он выступал, и спросил, пришёл ли я тоже на прослушивание. Я сказал ей, что пришёл сюда только для того, чтобы поддержать друга. Потом она спросила, не хочу ли я тоже принять участие. Я подумал, что это может быть весело, поэтому согласился. И я прошёл. А Сан Ук нет. Лицо Тэхёна стало ещё печальнее. Чонгук, который на самом деле не выпускал его из своих объятий, держал одну его руку и крепко сжал её в надежде, что это принесёт старшему некоторое утешение. Тэхён продолжил: — Я чувствовал себя виноватым, как будто я украл его мечту. Я видел, как расстроился Сан Ук. Он поздравил меня и был очень рад за меня, но я видел, как его беспокоит тот факт, что он не прошёл. После прослушивания наши пути разошлись, я переехал в Сеул. Несколько лет спустя я узнал, что он поступил в Сеульский национальный университет и специализировался на менеджменте, что несколько месяцев назад принесло ему довольно высокую должность в Биг Хит. Я был очень рад снова встретиться с ним, и он, казалось, тоже был счастлив, — он сделал паузу. Теперь Чимин держал его вторую руку, и он чувствовал успокаивающие руки Джина на своём затылке. — Но несколько недель назад он пришёл ко мне, плача и извиняясь. Когда я спросил его, что случилось, он сказал, что Биг Хит хочет избавиться от меня, что они все это обсуждали, и большинство сотрудников согласились с этим решением. Пак Со Джун задался вопросом, будет ли после сегодняшнего дня у него больше морщин между бровями от того, сколько раз он хмурился за последнее время. Глядя на лица членов БТС он понимал, что их команда, вероятно, столкнётся с тем же вопросом, если ничего не изменится. — Сначала я ему не поверил. Я был уверен, что это какая-то жестокая шутка, но потом заметил, что большинство сотрудников начали игнорировать меня. Некоторые руководители не отвечали на мои приветствия. Мои вещи начали пропадать, а когда я их находил, они были сломаны. А иногда я находил записки с надписью «ты бесполезен» или «иди и умри наконец». Чонгук стиснул зубы, изо всех сил стараясь сохранять спокойствие, но безуспешно. Намджун встал со своего места и подошёл к Тэхёну, который сидел зажатый между Чонгуком и Чимином. Он присел перед ним на корточки и положил руки на бёдра Тэхёна, пристально глядя ему в глаза. — Почему ты ничего не сказал? Почему ты мне не сказал? — Я хотел, хён, — пробормотал он. — Но потом Сан Ук сказал, что они поговорили со всеми вами, и вы все согласились, что я действительно не нужен и было бы лучше избавиться от меня, когда вы ещё можете. — Тэхёни… — Хосок попытался что-то сказать, но Тэхён перебил его. — Я тоже в это не верил, хён, но внезапно всё, что я мог видеть, когда мы все общались, — это то, что вы игнорируете меня или исключаете из своих разговоров. Я чувствовал себя ужасно, но всё равно не хотел в это верить. Однако потом я стал находить подобные записки в своих личных вещах, в общежитии. И они были написаны почерком Намджун-хёна и Юнги-хёна. На этот раз никто не пытался ничего сказать. Не потому, что не хотели, а потому, что не знали, какие подобрать слова. Почерки Намджуна и Юнги были довольно выделяющимися, и записки были в их общежитии — в месте, куда не так много людей могли войти. Но Гук Сан Ук мог, если бы захотел. Однако остаётся вопрос о почерке. Он мог быть подделан, но тогда у кого-то должна была быть возможность просмотреть больше, чем несколько слов, написанных Намджуном и Юнги, нужно было бы просмотреть большую часть письменного материала. И вдруг Чонгук кое-что вспомнил. — Вчера вечером вы оба жаловались на потерю записных книжек, верно? События вчерашнего ужина всплыли в памяти каждого. Короткий обмен словами закончился скупым комментарием Чонгука во время совместного ужина. И это имело смысл. Всё встало на свои места. — Чонгуки, ты молодец, — похвалил Хосок, ласково поглаживая младшего по голове. Чонгук слегка улыбнулся комментарию, но не позволил себе расслабиться. — Что ещё, Тэхён-а? Что ещё он тебе сказал? — продолжил Юнги. Тэхён внезапно напрягся ещё больше, чем раньше. — Он сказал мне, что у Биг Хит есть план навсегда убрать меня из группы, — все знали, что каким бы ни был этот «план», он им не понравится. — Он сказал мне, что это только вопрос времени, когда всё станет ещё хуже, до того, как все в Биг Хит начнут открыто желать мне смерти, и до того, как я сам буду желать себе смерти. И всё это будет продолжаться до тех пор, пока они любезно не подсунут мне какие-нибудь таблетки или нож, чтобы перерезать запястья. Он сказал мне, что это по сути часть контракта, который мы все подписали. Что они, если захотят, могут заставить меня сделать это, потому что, решая всё в нашей жизни, они также могут решить нашу смерть. — Тэхёни… — на этот раз заговорил Чимин. — Нет, Чимин, пожалуйста, дай мне закончить, — Тэхёну было трудно говорить всё это, но для всех вокруг было трудно или, может быть, ещё труднее, слушать. — У меня не было причин не верить Сан Уку. Он плакал, рассказывая мне всё это. Я ему доверял. Он говорил правду. Или я так думал. В любом случае, зачем ему лгать? Теперь, когда я думаю об этом, то понимаю, что так легко доверился ему, потому что он, казалось, был единственным, кто всё ещё искренне заботился обо мне. Именно он сказал мне, что для меня будет гораздо лучше умереть по моим собственным правилам. Он был очень настойчив. Он помог мне найти нотариуса, чтобы написать завещание. Он даже прислал мне несколько статей о наименее болезненных способах самоубийства. Джину пришлось убрать руку с шеи Тэхёна, чтобы прикрыть лицо, которое становилось всё более красным и влажным с каждым словом, слетавшим с губ мальчика. Намджун встревоженно посмотрел на него, но не сдвинулся с места, продолжая растирать успокаивающие круги на бёдрах Тэхёна. Он сам был не в лучшей форме. — После вчерашней ссоры я испугался. Я подумал, что Чонгуки попытается поговорить со мной обо всём этом, пока мы будем играть в игру, о которой он упоминал. Не знаю почему я так решил. Это просто случилось. Мне было страшно, потому что у меня всё ещё оставалась надежда, что всё это какая-то больная шутка со скрытой камерой и что на самом деле вы не хотите, чтобы я умер. Но если вы заговорите об этом, у меня больше не будет надежды. И я думаю, что это стало слишком… Вот почему я… — его голос прервался. Это было слишком трудно произнести, горло словно сдавило. — Я подумал, что, может быть, это моё время. Вот что было у меня на уме, когда я выходил под дождь. Я не хотел умирать, но если бы мне пришлось, я хотел бы, чтобы это было так, веря, что люди, которых я люблю больше всего на свете, всё ещё любят меня. В комнате не было никого, кто мог бы сказать, что теперь они чувствуют облегчение, зная причину всего произошедшего. Но они почувствовали, что теперь, когда всё известно, они смогут всё исправить. И они это сделают. Они знали, что будут стараться изо всех сил, чтобы Тэхён увидел, что они правда любят его, заботятся о нём и сделают для него абсолютно всё. Однако чувство вины сковывало их сердца. Никто не чувствовал себя менее виноватым в том, что произошло. Они были командой. Семьёй. И всё же они не видели, как сильно страдал один из них. Они знают друг друга уже десять лет, и всё равно не заметили очевидных признаков ухудшения самочувствия Тэхёна. Тэхён снова задрожал. Переизбыток эмоций, а также лихорадка работали в тандеме, сотрясая всё его тело. Одеяла, которыми его укутали, не слишком облегчили дрожь. — Тэхёни… — Чимин положил голову на укрытое одеялом плечо друга. Его рука поднялась и легла на грудь, как раз там, где под грудиной и кожей всё ещё билось сердце. — Тебе запрещено думать, что мы когда-нибудь захотим, чтобы ты был не здоров или несчастен. Тебе запрещено думать, что мы когда-нибудь позволим тебе оставить нас, не говоря уже о… — он сделал глубокий вдох, чувствуя, что его собственное сердце вот-вот разорвётся от одного этого слова. — Не говоря уже о смерти. О боже, Тэхёни, ты хоть представляешь, через что мы все прошли этой ночью? Мы искали тебя несколько часов. Мы носились по Сеулу, как сумасшедшие. И когда мы думали, что не найдём тебя, что ты… что ты ушёл… — тут Чимин заплакал. Ничто не могло остановить водопад, льющийся из его глаз. — Это было самое худшее, что я когда-либо испытывал. Я так испугался, Тэхёни… — Мне жаль… — пробормотал Тэхён. Теперь и он был поглощён чувством вины. Юнги нежно массировал одну из ног Чимина, пытаясь хоть как-то утешить младшего. — Нет, Тэхён-а, это нам жаль. Мы все подвели тебя как товарищи по группе и хёны, — сказал он, пытаясь, но безуспешно, не разрыдаться. — То, что сказал Чимин, не должно было заставить тебя чувствовать себя виноватым. Это должно было заставить тебя понять, как сильно ты нам нужен. Если бы ты действительно ушёл, я не верю, что БТС продолжили бы своё существование. — Юнги-хён прав. Ты незаменим, — добавил Хосок с нежностью в голосе. Все слова звучали так искренне, что Тэхёну казалось, будто он спит. Ему много раз снились подобные сны, где он в окружении своих хёнов, Чимина и Чонгуки, которые убеждают его в том, насколько он важен для них. В те минуты он всем сердцем верил им, как верил и сейчас. Но в голове у него было совсем другое, в его предательском разуме, который был медленно отравлен словами Сан Ука в течение многих недель. Сильные, но нежные руки Чонгука на его собственных, маленькие ладони Чимина на груди, утешительные руки Намджуна на бёдрах и успокаивающие руки Джина на затылке заставляли его чувствовать себя в безопасности. Глаза Хосока и Юнги, а также Со Джуна, смотревшие на него, только усиливали нежные чувства, поселившиеся внутри него. Впервые за долгое время он был счастлив. Поэтому он загнал ядовитые мысли, посеянные Сан Уком, в самый дальний угол своей головы. Какое-то чувство, может быть, слишком беззаботное, но приносящее утешение, говорило ему, что всё будет в порядке, что пока он остаётся со всеми этими людьми, всё будет хорошо. Он хотел жить. И теперь у него появился шанс. Он будет жить.