***
После их разговора Чонин и вправду немного буянит: думает больше привычного, пытается найти утешение в Хёнджине, но и тот шлёт его куда подальше. Сначала сам не закрывает дверь, а потом почему-то начинает бояться, что Сынмин узнает. Вопросов, конечно, было много, но сейчас интересно одно: почему Сынмин для Хёнджина страшнее Чана. Впрочем у Чонина и без этих головоломок ебучки хватает. Приходится вспомнить ещё одну «истину», которую очень часто напоминала мама: гори сарай, гори и хата. Ладно, мама говорила совсем не это, но Чонин почему-то взял эту фразу за правило, которому следует уже несколько лет. Чан предложил сам? Сам. Так почему же Чонину не воспользоваться чужой помощью? У всех же нас есть потребности. И сейчас у Яна есть одна и самая важная: потребность в Чане. Конечно же ему пиздецки стрёмно начать, несмотря на ментальную близость с лидером, до физической всё доходило как-то сомнительно. Максимум скиншип на трансляциях и прочих мероприятиях, в обычной жизни Чонину всегда перепадали лишь недолгие дружеские объятья и пару гетерных похлопываний по плечу. Всё бывает в первый раз, — успокаивает себя Чонин и идёт стучаться в чужую комнату где-то под вечер, когда Чан наверняка один, наверняка слишком заебался, чтобы отказывать и наверняка ждёт меньше всего. Что же касается самого Чана — он вообще без понятия, чем тогда думал. Увиденное и последующий разговор с Чонином порождали только непонятно откуда взявшуюся ревность и колючую обиду. Почему не я? Почему не со мной? Конечно же эти вопросы стояли рядом с немаловажными: «Чан, ты вообще в своём уме?», «Какого хера они этим занимаются?» и главным — «Что я должен делать и чувствовать в этой ситуации?». На вопросы Чан так и не ответил, но понял для себя одно — уж лучше это будет он, чем Хван, который не дай бог мог ранить ещё неокрепший мозг и сердце Чонина. У Чана ведь действительно в этом плане опыта больше, у Чана ведь действительно искреннее желание младшему помочь. Поэтому на первую просьбу Яна он согласно кивает и вновь отодвигает от себя работу. Сам заварил кашу, сам её и расхлёбывай. Будь, что будет и так далее, и тому подобное. Чан определённо ещё помучает сам себя, но чуть позже, ведь сейчас Чонин тихо попросил зажать его у стены. Изначально Чан думал, что его будут просить научить целоваться, оставлять засосы и так далее, но данная просьба как-то выводит из колеи, оттого хочется ещё сильнее эту затею поддержать. Заметно, что у обоих ни стыда, ни совести и плюсом ещё никакого желания действовать обдуманно. — Что именно ты хочешь, Чонин-а? — Чан мнётся в середине комнаты, пока Ян быстренько отходит к единственному более-менее пустому участку стены. — Ну, знаешь, как в манхвах и дорамах бывает, всегда хотел попробовать, — Чонин не врёт и почти не смущается, пока они не столкнутся взглядами — провала не будет. Бан коротко кивает и подходит ближе, выставляя руку вперёд, повторяя все клише, которые видел и читал. Чонин рефлекторно сжимается, и это их первый настолько близкий раз, когда на них не направленно ни единой камеры. Чан в чужой смущённости ловит уверенность и второй рукой хватает за талию, сжимая мятую футболку, смотрит на младшего, который впивается взглядом в вырез его майки и отчего-то слишком громко сглатывает. — Я много таких сцен видел, — выдаёт Чан, чтобы тишина не сжирала оставшиеся клетки мозга, — могу повторить парочку. Чонин кивает и поднимает голову, смотрит в левый чанов глаз и чувствует, как накаченная рука ползёт за спину и притягивает ближе. Они оба забываются, Чонин от чужого напора готов вопить от счастья, в то время как Чан пробует то, что давно хотел, но, кажется, не осознавал. Они практически целуются, когда в коридоре кто-то слишком громко начинает обвинять Джисона в свинстве, тем самым приводит напрочь поехавшего Чана в чувства. — Спасибо, хён, примерно так я всё себе и представлял, — говорит Чонин уже без доли стеснения (или так только кажется) и выныривает из-под чужого захвата. Они расходятся, оставляя в воздухе слишком странные чувства, которые слишком долго и нудно описывать. Однако Чонин понимает для себя только одно — с Чаном хоть и стыднее, чем с Хёнджином, но почему-то желание продолжать становится ярче с каждой минутой.***
Ян твёрдо для себя решает продолжать пользоваться чужим замешательством, добротой или тупостью, честно назвать происходящее одним положительным словом даже как-то язык не поворачивается. С Чаном прикольнее, Чан действительно опытней, это видно и это понятно, а ещё Чан наверняка смеяться не будет, если что-то пойдёт не так. Чонин сам не знает почему, но уверенность в этом у него есть. Следующий раз происходит через пару дней, Чонин набирается смелости и решает попросить что-то из банального: как ставить засосы. Чан в комнате один, Чонин проверил всех остальных, поэтому всё должно пройти идеально. Дверь, в отличие от Хёнджина, он закрывать умеет. Младший заведомо был готов к тому, что его пошлют, оправдаются усталостью, работой или чем-либо банальным ещё, но никак не ожидал, что проблема будет в другом. Хотя в каком это другом? Проблема всё равно в Чане. В Чане, который сидит на своём злоебучем чёрном кожаном кресле в одном полотенце на твёрдых бёдрах, с мокрыми слегка вьющимися волосами, блестит каплями воды на мокрой коже (вонючая настольная лампа) и сосредоточенно втыкает в телефон. Чонин бросает беглый взгляд на обрамлённые венами руки и готов упасть в обморок, потому что Чан их бреет. Старший смотрит в ответ и улыбается, как будто бы не заметил хлопка двери и поворота защёлки. Спрашивает своим уставшим севшим голосом, и Чонин не то чтобы забывает, зачем пришёл, напрочь отшибает, зачем его вообще родили. — Йени, ты что-то хотел? — Мобилку убирает на стол тут же, ведь Чонин сейчас важнее, и его инфаркт кстати тоже нельзя оставлять без внимания. Ян сглатывает снова слишком громко, разрушая тишину и изредка доносящиеся с зала оры и говорит то, что вообще не планировал. — Хён, можно я сделаю тебе минет? Что? Омлет? Котлет? Буклет? Чан готов подобрать тысячи рифм, но вопрос слышать отказывается. — Зачем? — Всё, на что хватает лидера — приводит ахуевшего от самого себя Чонина в чувства. Зачем, зачем, за надом. — Нет, если не хочешь, то я просто пойду… Чонин реально разворачивается, ожидая, что его сейчас либо нахуй пошлют, либо из группы выгонят, но Чан, видимо, такой возможности лишаться не хочет. И всё же шлёт его на хуй. — Нет, я не против, я же сам предложил тебе помощь в вопросах такого характера, так что… — Чан говорит как школьник, хотя школьник тут не он, — если тебе хочется, то я не против помочь. Снять стресс. Так ведь это сейчас называется? Чонин падает перед Чаном на колени слишком быстро, ещё быстрее только говорит «не смотри, пожалуйста» во избежании ещё больших не состыковок в адекватности происходящего. Всё это кажется очередным сном сперматоксикозного сознания, поэтому Чонин решает не просыпаться. Не знаю, что в этой ситуации хуже: сама ситуация или то, что у Чана член крепнет, стоит пару раз провести по нему через полотенце чониновой длинной ладонью. В оправдание Бана скажу, что секс у него был последний раз в мезозойе, а вместо дрочки он всегда выбирал сублимацию. Иначе откуда по-вашему столько годных треков? Рука у Чонина дрожит как лайтстики на концертах стрэй кидс, но Чану похуй, он откидывает голову и в потолок даже не смотрит, глаза плотно сжаты, во избежание проблем. Чонину почему-то становится до жопы смешно, когда член поднимает полотенце, и появляется уверенность в будущих действиях. Ян разворачивает махровое недоразумение и думает, что сейчас заорёт. Чанов член в разы отличается от хёнджинового. И нет, это не какой-то монстр кок длиною как партия Джисона в любой песне трирачи, нет. Но он довольно толстый и по длине Яна тоже устраивает, правда появляется страх закашляться в первую же секунду. Наше любимое правило? Гори сарай, гори и хата. Чонин падает на чужой член слишком быстро, видимо решая примериться, насколько хватит горла. Идея конечно тупая, потому что мозгов не хватает даже для того, чтобы хотя бы естественную смазку растереть. Ну и хуй с ним, с хуём с этим, Чонин тут, между прочим, учится, а Чана, между прочим, от неожиданности на кресле чуть ли не подбрасывает. Дальше процесс идёт на удивление неплохо, Ян не решается насаживаться до конца, всё же помогая себе правой рукой. Чан одобрительно мычит и не знает куда деть свободные руки и мысли. Чонин делает всё за него и направляет одну в свои волосы. Чанов недотрах, усталость, немного тупости и желание послать все адекватные мысли в пизду объединяются в самого главного трансформера и вынуждают лидера схватиться за чужие волосы и задать собственный ритм. Правильно говорили на сайте для девочек, что мужикам во время секса напрочь сперма все мозги отшибает. Чонин тщательно старается не кашлять и делать вид, что он не тащится от происходящего. Получается хуёво. В какой-то момент Чан ослабляет хватку, и они касаются руками на пару секунд, чуть ли не переплетая пальцы. Не то чтобы я считала и держала над ними свечку, но кончает Чан за пять минут. Благо Чонин успевает слезть ртом с его члена и осмотреть проделанную работу. — Блять, — выдаёт старший и доводит себя до конца-концов сам, придерживая рукой член. Хочет уж было слёзно просить у Чонина прощения, но тот не даёт. — Было классно, хён, — вскакивает и защёлку поворачивает так резво, будто бы не натёр колени о высокий ворс ковра, — надо будет повторить. Надо будет повторить, — звенит у Чана в ушах, пока он не понимает, что к нему в любую секунду может зайти кто-то из младших.***
После этого в их отношениях повисает доля неловкости и совсем немного стыда, они оба тщательно пытаются делать вид, что всё нормально, но Чонин буквально слышит как последние частички здравого смысла в чановой голове неистово громко орут. Впрочем это всё длится недолго, в какой-то момент Чан осознаёт что-то странное (что скучает, наверное), и практически без неловкостей зовёт Чонина гостем на свою еженедельную трансляцию. Яна такая новость безумно радует, поэтому данную возможность он упускать отказывается наотрез. Трансляция, как обычно, проходит в чановой студии, где куда не посмотри — чанов дух и чаном пахнет и где-то там он над своим златом (лаунчпадом) чахнет. Самое удивительное — Чонину в такой обстановке комфортнее, чем в общежитии. Они настраивают камеру практически в тишине, Чан изредка бубнит себе под нос, а Чонин иногда бубнит в ответ. Неловкость улетучивается сразу, стоит нажать на волшебную кнопочку «начать трансляцию». Они мило беседуют обо всём на свете, слушают музыку и ведут себя как типичные айдолы где-то минут тридцать, пока Чонин не замечает чанов взгляд на своих губах и не едет крышей окончательно. Что-то в нём щёлкает (его мелкопакостность), от чего Ян решает немного «пошалить». Камера расположена выше их пояса, поэтому Чонину ничего не мешает положить руку на чужое бедро и пару раз проехаться ладонью в районе паха. Чан на это практически не реагирует: работа у него такая — держать лицо, даже если в жопу вертолёт влетит; но видно как что-то внутри него ситуацию точно игнорировать не может. Чонин ещё пару раз издевательски закидывает свои ноги, сам кладёт чанову руку на свои конечности и при этом смеётся так, как полагается Чонину — мило и громко. Всё это кажется Чонину забавным ровно до того момента, как Чан вырубает камеру. — Ну и что это было? — Чан выглядит слишком серьёзным, Чонину за всем этим цирком напрочь отбило осознание того, как Чан относится к работе. — Ты о чём? — Младший всё же предпринимает попытку построить из себя дурачка, но и это не прокатывает. — Ты знаешь, о чём я. — Ты же сам разрешил… Ну… Такое… — Чонин начинает запинаться под чужим взглядом, и от вида сжимающихся кулаков становится действительно очково. — Ну не на трансляции же. Они препираются совсем недолго, после чего Чан всё же успокаивается, замечая виноватый и немного расстроенный взгляд Чонина. Меньше всего ему сейчас хотелось ссориться. — Ладно, прости, я был слишком резок. Чонин понимает, что обычно Чан такой практически со всеми, Джисон, например, иногда получает выговоры просто за то, что громко дышит. На Чонина редко повышают голос. — Это ты меня прости, я повёл себя глупо, — Ян действительно чувствует себя виноватым, ведь все эти игрища между ними действительно должны оставаться только… между ними. Чан улыбается неловко и раскрывает руки для объятий, места вообще не шибко много, поэтому Чонин без каких-либо задних мыслей лезет к Чану на колени и зарывается носом куда-то в чёрную худи. Пахнет Чан как гетеро, и Чонин облегчённо выдыхает, когда вспоминает, что он не. Они сидят так довольно долго, Чонин для удобства ёрзает, а потом нечаянно касается губами чужой шеи. Чан заметно напрягается, а Чонин, видимо потерявший страх в капюшоне чужой толстовки, ещё раз повторяет свои действия. — Хён, ты всегда можешь мне отказать, если не хочешь, — говорит тихо-тихо, оставляя мимолётные поцелуи, — я тебя не заставляю. Чан молчит, Чонину на секунду снова становится страшно, он решает прочитать эмоции по чужому лицу, но старший с абсолютно спокойным выражением лица снова смотрит на покусанные губы макнэ. И они целуются. Первым на удивление тянется Чан, что и даёт Чонину большую уверенность в своих действиях. Они целуются не спеша, Чан пытается быть нежным, в то время как Чонин настойчиво лезет языком в его рот. Они обнимаются так, будто бы всю жизнь ждали этого момента. Чонин снова ёрзает, нечаянно прикусывает чужую губу и оттягивает запутанные волосы, пока Чан, который не знает, куда деть свои огромные лапищи, всё же кладёт их на талию младшего. Романтично пиздец. Чонин между поцелуями смеётся почему-то, Чан на него шикает и язык оттягивает побольнее. Грёбанная чонинова раскрепощённость, не появлялась бы лучше как во времена дебюта, где были только брекеты и отсутствие партий. Прелюдия длится недолго. Они успевают неловко полапать друг друга, прежде чем Чонину в задницу начинает упираться чанов постепенно крепнущий член. Ян от этого снова хихикает и разрывает поцелуй. — А, ой, — смеётся и намеренно проезжает ягодицами по чановой эрекции, пару раз ёрзая. Чан сжимает кулаки на чужой одежде и смотрит неразрывно в глаза. — Прекращай. — А то что? Чан губу закусывает и дышит тяжело: Чонин продолжает издеваться. — А то мне придётся сделать то, о чём мы оба потом будем жалеть. — Так сделай же, — Чонин звучит уверенно, прекращает улыбаться и сжимает руки на плечах старшего. Собственный член неприятно упирается в ткань узких джинс. — Уверен? — Чан почему-то пугается. — Ни на что не намекаю, но я сегодня снова забыл поесть и немного тренировался в делах такого характера дома, — Чонин говорит без доли стеснения, хотя Чан где-то внутри до сих пор ломается, — забудь уже про здравый смысл, который и так игнорировал до этого. Чан кивает. Они смотрят друг на друга как придурки несколько секунд, после чего Чонин закатывает глаза и снова лезет целоваться. Это даёт Чану отбросить ненужные мысли и начать наконец-то действовать. Чонин хочет, а значит Чонин получит, и Чан уж точно не тот человек, который в силах ему отказать. Снимать чониновы джинсы в условиях этого до жопы узкого кресла становится практически невыполнимой задачей, они вошкаются, Чонин смеётся, и Чан наконец-то вместе с ним. На секунду кажется, что вот-вот кто-то зайдёт, но Бан вспоминает, что это нахуй никому не надо, да и дверь он во время трансляций всегда запирает на ключ. Штаны вместе с бельём кое-как летят к чановым ногам, и Чонин поднимает за подбородок чужое лицо выше, бросая тихое «не смотри». Чан наконец действительно успокаивается и улыбается по-доброму. — Скажи, что у тебя есть… — Чонин проглатывает слово «презервативы» очень ловко и пытается накрыть стоящий член собственной толстовкой. — За кого ты меня принимаешь? — За того, кто заботится о собственном здоровье и чистоте. Чан, к собственному сожалению, понимает, что не занимался сексом слишком долго, чтобы носить презервативы и смазку хотя бы в портфеле. Чонин понимает это без слов. — Я буду осторожен. Чонин верит. Чан сплёвывает на ладонь (спасибо и на этом) и заводит руку за чужую спину, Чонин сразу вытягивается и вжимается лбом в спинку кресла, не успевая ничего сморозить, пока лидер медленно проникает первым пальцем. Удобнее только ехать на сидячих местах в поезде Москва-Владивосток. Чонин ворочается (в который раз уже), изредка хнычет, пока Чан кое-как добавляет второй палец, стараясь доставить Чонину максимум комфорта. Яна боль не пугает, лучше бы вам не знать, чем он занимается ночью в душе, просто… Просто сейчас он не один, сейчас его держат крепкие руки, а грёбанный лидер его группы спокойно говорит подбадривающие слова по типу «умничка», «так держать», «ещё немного». Будто бы он тут контрольную по матеше пишет. — Всё, — Чонин сам с пальцев соскальзывает и прижимается ближе, — давай быстрее, пожалуйста, иначе я с ума сойду. Чан кивает снова, понимая, что он уже сошёл. Чонин вновь делает миллион акробатических трюков, чтобы Чан хотя бы штаны с бельём стянул до щиколоток, и на дрожащих коленях пробует насадиться. Бан думает, что им бы по-хорошему позу получше, поудобнее, не жаться в этом диване метр на пять сантиметров, но, видимо, как-то в следующий раз. Сейчас обоим хочется только одно — кончить, да побыстрее. Чонин чуть ли не вскрикивает, когда садится на член до конца, он вжимается в Чана и глушит любые звуки в его толстовке, пока старший вновь думает о том, что зря они это всё затеяли. — Если тебе больно, мы можем прекратить. — Больно мне будет, если мы это сделаем, — честно выдаёт младший и слегка привстаёт, — я даже представить себе не мог, что это будет так. Чан хочет спросить, как «так», но забывает все слова на свете, как только Чонин начинает двигаться. Руки всё же ложатся туда, где им законное место, — на чонинову задницу. Чан не торопится, позволяет младшему двигаться так, как будет удобно. Они оба кряхтят как пожилые, Чонин в перерывах стонет в спинку кресла и тихо просит Чана вести процессом. Они оба приподнимаются, что позволяет Чану зайти под другим углом и наконец-то коснуться простаты. Чонин вздрагивает и чуть ли не молит сделать так ещё. Спустя какое-то время, окончательно привыкнув к положению и всему прочему, Чан разрешает себе ускориться. Чонин почему-то думал (свято верил), что Чан (как и все подобные ему альфачи) во время секса будет рычать. Поэтому приятно удивляется, когда Бан, вопреки всем ожиданиям, лишь дышит тяжело, низко постанывает и говорит до пизды неуместные смущающие слова. «Ты такой хороший мальчик, Йени», — и у Чонина член пульсирует с новой силой, пачкая край толстовки. Надолго не хватает ни их, ни их терпения. Долгий секс бывает только в порно и фанфиках, а тех, кто тихо дрочит в душе по ночам и предпочитает сублимировать, хватает лишь на несколько минут. Чан делает пару резких и глубоких толчков, щекой гасит чониновы стоны и вежливо просит выйти, чтобы всё это наконец закончилось. Чонин понимает, что заканчивать так быстро не хочет, но надеется, что у них ещё будет время на что-то более правильное. Чонин неловко слазит, поворачивается боком и пытается уместиться вместе с Чаном. Чтобы окончательно добить ситуацию, они начинают целоваться, пока Бан всё же берёт инициативу на себя так же, как берёт два члена в обе руки. Чонин в поцелуй ноет, Чан издевательски давит на головку и изворачивает всё так, что младший в итоге кончает первым. Чонин отрывается моментально, падает лбом в чужое плечо и снова ноет, Чан зачем-то издевается, проводит рукой по размякшему чувствительному члену и под чужой скулёж кончает сам. Наконец-то слегка рычит! Чонин готов кончить снова. Они дают себе время слегка отдышаться, после чего в полной тишине вытираются салфетками из чанового портфеля и кое-как натягивают на себя одежду. Мыслей нет, но сказать что-то хочется. Чонин думает, раз сарай сгорел, пусть уж горит и всё остальное. — Надо будет повторить. Чан улыбается, выкидывает из своего лексикона словосочетание «здравый смысл» и опять кивает. — Надо будет.