~
Фиолетовое небо было неспокойно угрожающим. Полная луна следила за Конохой, охлаждая деревню своим белым светом. Итачи сидел на энга́ве и нянчил беспокойного Саске. Он будто чего-то ждал. Никого в доме не было кроме них, но Итачи был уверен, что ничего не случится, что они так и останутся сидеть с братиком, упираясь взглядом в стену с изображением герба клана. Что-то неведомое потянуло Итачи за рукав, и он подорвался с места. Стены за спиной разлетелись на камни. Он бежал, и его в реальности удерживал только крик Саске. Он бежал с братом на руках и чудом оставался цел. В пятилетнем возрасте так уворачиваться от взрывов? Либо везение, либо гениальность. За углом здания, через которое надо было срезать, показалась Изуми, плачущая и зовущая родителей. Сил хватило только протянуть руку и крикнуть «Быстрее!» Что «быстрее»? Будто по щелчку пальцев, стена, у которой секунды назад стояла Изуми, разлетелась, поглощая всё пылью, извёсткой, трухой и щебнем. Казалось, у девочки оторвётся рука, так сильно Итачи потянул её на себя и завёл за угол. Через толщу раздался крик о приказе эвакуации всех в юго-восточное убежище. Итачи продублировал для Изуми эту реплику, будто она была на другом языке, который девочка не понимала, и побежал куда-то в сторону, держа обеими руками захлёбывающегося в слезах и крике Саске. Изуми вцепилась в мальчика своими потными ладошками, сильно сжав край клановой рубашки. Они добежали до полицейских, и Итачи бросился к отцу, готовый помочь чем угодно. Фугаку будто ожидал увидеть сыновей на поле боя, добродушно и повседневно поприветствовал их фразой «Знал, что с вами всё в порядке». Итачи вылупился на отца, но тот лишь сказал всё также спокойно о юго-восточном убежище. У Итачи создалось впечатление, что отец знает, что происходит в деревне. Изуми в порядке, всё хорошо. Она добралась, сопровождаемая полицейским. Итачи это не показалось. Вот они свернули за угол и потерялись за руинами; они постоянно ускользали, и не было видно их лица. Их невозможно было догнать, но вот они. Целы и невредимы. Итачи свернул, зная, что убежище в двух метрах, но почувствовал сильный толчок, который отбросил его от цели. Саске на секунду-другую прервался, будто переводя дыхание от новых внешних раздражителей, а потом заплакал с новой силой. На мгновение сердце Итачи подскочило к горлу: он столкнулся с врагом, и его брат умер. Но вот всё в порядке: Саске на руках, тёплый и живой, а мнимый враг — ребёнок примерно его возраста, который помог встать и потащил к убежищу. Итачи виновато смотрел под ноги, будто он налетел на человека и чуть не придавил младшего братика по своей неосторожности. Только успел кивнуть на сиплое «Побежали!» Полицейский, контролировавший прибытие жителей деревни в убежище, спросил, пришли ли они одни, на что Итачи и его новый знакомый синхронно кивнули. Их пропустили в душный, но с холодными стенами ангар, выдолбленный в скале. Сильные руки неизвестного шиноби удерживали толпу для прохода незаметных детей. Итачи не стремился найти кого-то из своего клана, ему было совершенно спокойно, зная, что он здесь не один — на руках Саске, где-то рядом Изуми, и выделяющиеся формой полицейские, тоже Учихи. Всё. Достаточно. А ещё этот ребёнок. Итачи не рассмотрел его при столкновении, но сейчас выдавалась хорошая возможность. Тёмные лохматые волосы до лопаток, фиолетовая рубашка по колено с длиннющими рукавами, широкие чёрные штаны по щиколотку и грязные босые ноги. Мальчик будто почувствовал взгляд Итачи и подогнул ноги под себя. На секунду в голове Итачи промелькнула мысль, что они из одного клана. — Тебе не холодно? — спросил Учиха первое, что его тревожило. Воротник рубашки зашуршал от отрицательного кивка лохматой головой. Это его так плохо постригли, или так сильно чёлка отросла? Саске притих, будто ему тоже было интересно, кто это. — Ты случайно не из клана Учих? На него бросили короткий взгляд из-под чёлки. Снова замотали головой. Итачи надеялся, что ему ответят самостоятельно и своевременно. Саске не моргал и следил за новым человеком. — Твоя обувь осталась на тата́ки ? — в любое другое время Итачи бы не стал задавать столько вопросов. — Я её не ношу, — тихо ответили ему, и Учиха окончательно засомневался в поле собеседника. Голос был хриплым, поэтому Итачи по-другому взглянул на ответившего: длинные волосы носят не только девочки, он и сам достаточно худой, а Саске всегда принимают за его сестрёнку. Прогремел взрыв где-то неподалёку, отражаясь о стены гулкой вибрацией, Саске зашуршал, но не расплакался. За плечо слева кто-то потянул. Это Изуми нашла их. — Итачи-кун, — позвала его дальняя родственница, развернув к себе. — Изуми, — вторил он ей, немного нахмурившись. Неужели она не видела, что он разговаривает? Изуми ничего не сказала, Итачи развернулся и дёрнул свободным от перевязи плечом, собираясь продолжить разговор с лохматым собеседником, но того и след простыл. Он пару раз моргнул, чтобы понять, не было ли это чьим-то трюком или сном. Итачи повертел головой, насколько позволяли перевязь и пространство. — Кого-то ищешь? — спросила Изуми. Итачи подумал, что Изуми спугнула лохматую птичку. Точно. Птичку. Итачи не ответил. Ему показалось, что Изуми не надо было знать о Птичке. Когда двери убежища открыли и объявили, что все жители деревни должны разбиться на две группы — те, кому есть куда идти, и те, кто остался без дома — Итачи готов был поклясться, что увидел лохматую макушку, примкнувшую ко второй группе людей.~
Отец однажды сказал за ужином, что их клан переселяют и что отстроить пострадавшие участки гетто нельзя. Их переселили на окраину, ближе к лесу, выделив тренировочные поля. Итачи никак не отреагировал на эту новость, а только попросил отца научить фирменной технике клана. Огненный шар получился с первого раза, Фугаку даже не пришлось повторять печати — сын схватывал налету и не переспрашивал. — Отец, — Итачи поднимался обратно к каменным ступеням, преодолевая травянистый склон. Мужчина обернулся, продолжив идти. — Ты не знаешь никого, кто мог бы быть в деревне лохматым и похожим на нас? — «Лохматым и похожим на нас»? — Учиха искренне засмеялся. Итачи нахмурился. — Лохматых достаточно, а что значит «похожий на нас»? — Ну… — Итачи остановился возле кустов, очерчивающих склон. — Когда мы были в убежище, я встретил в нём… э… мальчика, — на этом слове он запнулся, — наверное… У него были длинные чёрные волосы и фиолетовая рубашка. Я подумал, что он мог бы быть одним из Учих. Шиноби повернулся и задумался, почесав массивный подбородок. — У нас в клане нет детей, подходящих под твоё описание. Возможно, ты не разглядел, чтобы делать такие поспешные выводы. Итачи укололи эти заключения отца, но он не подал вида и проглотил всё сказанное. — Может, ты запомнил что-то ещё? — Он сказал, что не носит обувь. Фугаку снова задумчиво хмыкнул, и мальчик загорелся новой надеждой. — Я знаю только один клан, который не носит обуви. Учиха-младший восторженно открыл рот, глаза заблестели. — Кучиба́ши , — отец посмотрел на север, — клан птичников, которые специализируются на разведении птиц. Их Каккей Генкай заключается в сильных волосах и ногах, но это и их слабые места. Когда-нибудь я расскажу тебе о них подробнее, — он положил широкую ладонь на хрупкое плечо сына, — а теперь нам пора идти. Итачи удовлетворил ответ, и теперь он ещё больше хотел пойти в Академию, чтобы встретиться там с Кучибаши. Сакура начинала отцветать.~
Весна выдалась тёплой и спокойной. Итачи стоял во дворе Академии с другими сверстниками и слушал приветственное слово Третьего Хокаге. Он оглянулся вокруг: дети не совсем понимали, о чём говорил старик, а кто-то крутился и отвлекался на родителей. Он невольно начал искать тёмную лохматую макушку, но никого с подобными волосами не нашлось. На него смотрела из первых рядов Изуми. Как только она поймала его взгляд, дружелюбно помахала и коротко улыбнулась. Итачи проигнорировал её, отвлекшись на свои мысли.~
— Итачи-сан, — в реальность возвращает шипящий голос Кисаме, — что скажете? Учиха молчит и выжидающе смотрит. Какой был вопрос? — Как думаете, — нукенин поправляет Самехаду, — сколько надо времени, чтобы поймать Девятихвостого? — Он не наша забота, — отвечает чётко и по факту. — Да, но мне вот интересно, что там выйдет у Тоби и Дейдары. Мы бы с ним расквитались побыстрее, — Хошигаки ехидно хихикает. — Не обольщайся, Кисаме, у них своя миссия. Сейчас у нас другие планы. — Знаю, — бурчит мечник, — просто скорее бы уже поймать их всех, чтобы осуществить планы. Планы. Запечатать всех Хвостатых, чтобы потом добиваться при помощи их мира. Принуждение к миру. Как хорошо, что у Итачи не увидит воплощение этих планов.~
— Я хочу, чтобы сражения прекратились, — неожиданно сказал Шисуи, но Итачи пора было уходить: его теневой клон «хлопнул», и его уже разыскивали в Академии. — Я тоже этого хочу, — серьёзно ответил Учиха и убежал, не услышав в спину «Ещё увидимся». По дороге он больно столкнулся с кем-то лбом. Вынужденно упал на локти и ударился левым бедром, проехавшись по траве. Столкнувшийся отпрыгнул, но тоже пострадал: приложился плечом к дереву. — Ой, снова ты! — Итачи забыл, что спешил в Академию. Такой энтузиазм напугал черноволосую Птичку в одежде не по размеру. — Моё имя Учиха Итачи, — мальчик решил действовать в этот раз незамедлительно. Он встал и отряхнулся от стёртой травы, поклонился. Мама будет не рада зелёным пятнам на одежде. — Кучиба́ши Кара́су , — на сколько мог судить Учиха, ему поклонились в ответ. Имя не дало ему подсказки, мальчик перед ним или девочка, но Итачи понял, что ему сейчас было всё равно. — Я спешу в Академию, а почему ты не на занятиях? — Мне не надо ходить в Академию, я обучаюсь дома, — тихо и хрипло ответили ему. Итачи хотел было спросить что-то ещё, но он так торопился, что не мог больше задерживаться, как бы ему этого не хотелось. — Мы увидимся ещё, Карасу-чан? — спросил генин с надеждой, оббегая дерево, о которое облокачивался новый друг. — Может быть, Итачи-сан, — поклонились в ответ. «Сан»? Он слышал, как так называют отца, но никогда не думал, что к нему тоже могут так обратиться. — Можешь называть меня… — при вспоминании суффикса «кун» на ум пришла Изуми, которую сейчас не хотелось вспоминать, — Итачи. Просто Итачи. Чёрный глаз с блестящим зрачком понятливо моргнул, и Карасу убежала, почти не тревожа листву под ногами. Итачи отметил, что эта внезапная встреча подняла ему настроение.~
Итачи слишком часто задумывался о том, что он хочет сделать для клана и для деревни. Какова его настоящая миссия? Каков его шинобий долг? Мама говорила ему, что он слишком ответственен и серьёзен в свои восемь лет. Миссия в Стране Чая обошлась без серьёзных убытков, и первое время Итачи думал, что это было чьё-то ловкое гендзюцу: не бывает всё так хорошо. Но вот он подбежал на улице к отцу, тот был сдержан, но рад ему. Они собрались прогуляться. Всё было хорошо. Отец что-то говорил о том, как хочет вернуть власть Учихам и вывести клан на свет из тьмы. Итачи пропустил это мимо ушей, сделав вид, что он слишком мал для подобных разговоров. Отец вроде бы поверил, но всю ситуацию скрасила внезапная встреча с Изуми. Она подросла, но совсем не изменилась. Может, каштановые волосы отросли, но одежда осталась тех же малиновых оттенков. Они пошли обедать на озеро. Итачи не знал, что за еда лежала в свёртке у куноичи, но ему было всё равно, настолько он был голоден. Когда Изуми сказала, что это данго, который такому гению и шиноби как Итачи, не понравится, он чуть не столкнул её в озеро. Насколько же надо быть глупой, чтобы даже не спросить своего друга о его предпочтениях в еде и решить за него, что он будет есть, а что нет! Изуми в конечном итоге поделилась долгожданной сладостью, и Итачи готов был простить ей всё, когда пережёвывал дынный шарик. Обеденный разговор свёлся к обсуждению традиционных сладостей и вкусовых предпочтений шиноби, отчего Итачи стало несколько раздражительно. Ему было достаточно комфортно с Изуми, но он чувствовал себя не на своём месте, когда разговаривал с ней дольше десяти минут. Итачи не понравилось, что он подумал о Карасу, когда доел первую палочку данго. Почему он возвращался мыслями к лохматой Птичке? — Я не знаю, — стеснялась куноичи, отводя свои светло-карие глаза в сторону голубой глади озера, — проси, чего хочешь. Итачи долго всматривался ей в глаза, не решаясь озвучить свои мысли, пока она не поняла, что идеальным подарком для выпускника Академии стали бы её собственные глаза. — Извини, — смутилась она ещё сильнее, — ты же знаешь, я не могу тебе их отдать. Разговор прервал громкий и всегда не кстати Тенма, пшеничноволосый сокомандник Итачи, старше его на лет шесть: — У нас миссия! Прекращайте флиртовать! Изуми поспешила по-детски, будто застигнутая врасплох, оправдаться: — Мы не флиртовали! Итачи пропустил эту колкость мимо себя: они же и вправду не флиртовали, хотя Изуми почему-то это задело. — Итачи-кун, — её голос изменился и стал мягким и нежным, — я не могу отдать тебе свои глаза, но я буду молиться, чтобы у тебя пробудился шаринган. Это никак не спасало Итачи, но он добродушно кивнул подруге, от чего та засветилась летним солнцем.~
Когда Миказуки-сенсей сказал, что они отправляются к клановым животным, Итачи скрестил пальцы, чтобы это оказались птицы Кучибаши. Но Вторая команда отправилась к кошкам Неко́баа . Очередная миссия по поимке очередного кота. Да, пушистый оказался шиноби, но это никакой погоды не сделало. Только Тенма кричал громче всех и Шинко раздавала тумаки, настойчиво доказывая, что Итачи и Тенма друзья. Итачи не знал, что такое «дружба» и как понять, что человек стал твоим другом. Тенма и Шинко для него всегда были сокомандниками, Изуми и Шисуи — родственниками, с которыми можно поговорить на разные темы. Шисуи нравился больше, потому что с ним было интереснее, и он не краснел дело не по делу, а учил, как стать лучшим шиноби. Итачи задумался, что, если бы Изуми прекратила с ним общаться, он бы не расстроился. Значит, он был плохим другом? — Ой! — пискнули где-то сбоку, и кусты зашелестели. Итачи занял боевую позицию и приготовился достать кунай. Он остался один — Тенма и Шинко разошлись по домам, а он, в силу переезда клана, добирался всегда один. Но ничего, справится, если надо. — Кто там? — громко крикнул генин, бесшумно достав кунай. — Я запуталась в сетях, помогите, прошу! — жалобный голосок остудил Итачи, но он продолжал быть начеку. Неужели это сети для дичи, которые разложил дядя Теяки? Кто в них мог попасться? Итачи обошёл кусты со стороны и увидел в них запутавшуюся в сетях Карасу! — Карасу-чан, как ты туда попала? — мальчик без раздумий бросился на выручку. — Итачи-сан! — голос Карасу не был похож на её обычный, и Учиха на секунду остановился, насупив брови. Он внимательно посмотрел в напуганные глаза девочки. — Итачи-сан? — Я же говорил, чтобы ты не называла меня «саном»! — почему-то это вышло грубее, чем задумывалось, и Итачи уловил в чёрных глазах Карасу страх и разочарование. — Не убивайте меня, пожалуйста! — Карасу сжалась, больше не пытаясь выпутаться из охотничьей ловушки. Итачи задохнулся от её поведения и выронил кунай, отступив назад. — С чего ты взяла, что я хочу тебя убить? — Потому что это охотничьи сети, и я на ваших землях, — девочка не открывала глаз и прикрывала голову руками. Итачи заметил, что её волосы запутались в веточках кустов. — Я хочу освободить тебя! — искренне отозвался Итачи, ощущая её страх и напряжение, распространившееся вокруг. Он разрезал сетку в нескольких местах и уже потянулся к волосам Карасу, чтобы распутать их, но Кучибаши, почувствовав свободу, сложила печать и распалась на стаю каркающих смоляных ворон, которые повалили Итачи на влажную траву и разлетелись в разные стороны, засыпав генина перьями. Когда птицы улетели, неприятно крича, Учиха осмотрелся: кучки перьев нигде не было, а вместо ожидаемого клочка волос в веточках застряло иссиня-чёрное перо. Как только Итачи потянулся к нему, оно рассыпалось чёрной сажей.~
Итачи всё чаще вспоминал два момента из своей жизни вплоть до одиннадцати лет: единственную встречу с лохматым темноволосым незнакомцем на дороге, который убил Тенму, и последнюю встречу с лохматой темноволосой Карасу, которая вряд ли обрадуется ему в следующий раз. Учиха одновременно хотел и не хотел видеться с Кучибаши: он подсознательно испытывал страх перед человеком, техники которого настолько ему были неизвестны, но и хотел объясниться и наладить отношения, которых по сути и не было. — Шисуи, — обратился однажды Итачи к джоунину, когда они проходили очередную тренировку, — ты что-нибудь знаешь о клане Кучибаши? — Кучибаши? — уточнил Учиха, разрубая лиану та́нто . — Я хотел вас познакомить чуть позже, — на лице парня скользнула довольная ухмылка. Итачи чуть не свалился с ветки в прыжке. — То есть как? — он нашёл равновесие и догнал старшего. — Есть у Кучибаши некоторая техника, которую тебе надо освоить. — Это ты решил за меня? — в голосе чуунина послышались холодные нотки, и Шисуи не узнал своего друга. — Я подумал, что тебе будет интересна эта техника. Итачи никак не отреагировал, продолжив рубить мешавшие лианы. Шисуи выждал паузу и продолжил: — Ты когда-нибудь задумывался о призывном животном? — Нет, — ровно ответил Итачи. — Тогда, думаю, тебе будет интересно, — Шисуи не получилось скрыть улыбки в голосе.~
— Итачи-сан, — тихо зовёт Кисаме, когда они останавливаются на привал. — Вам надо отдохнуть, не переутомляйтесь. Кисаме заботливо стелет плащ под деревом и уходит расставлять ловушки. Итачи послушно садится на плащ напарника и высовывает левую руку наперевес. Чертовски чешется под протектором от жары, подкладка плаща липнет к голым предплечьям, но при этом холодно оставаться в одной рубашке с сеткой. Спрашивать о температуре тела Кисаме бесполезно: он не умеет мёрзнуть и потеть, как нормальные люди. — Я схожу за обедом к речке неподалёку, — ставит в известность Хошигаки и уходит, скользнув взглядом по растрёпанному натюрморту, развалившемуся на его плаще. Пока Кисаме добывает наверняка рыбу, у Итачи есть время посидеть с закрытыми глазами, оставшись с природой наедине, и прислушаться к отдалённому пению птиц, ловя лёгкое прикосновение ветерка к разгорячённой коже.~
— Слышишь? — спросил Шисуи одним губами. — Ветер? — очень тихо шепнул Итачи, но Шисуи его понял. — Необязательно, чтобы что-то услышать, надо слушать. Почувствуй. Можно слышать кожей. И на этих словах прохлада коснулась оголённого участка плеча Итачи. В его глазах блеснули искорки понимания, и он довольно кивнул. Шисуи поймал его настрой, и оба продолжили карабкаться по отвесным скалам, расположившимся на северной границе Конохи. — Они будто живут не в деревне, — Итачи перекрикивал поднявшийся ветер, свистевший в уши. — Почти так и есть, — остановился Шисуи, чтобы ответить, не отвлекаясь на подъём. — Поймёшь, как поднимемся. Ну, а вообще у них отдельная история, достойная легенд. Взять хотя бы историю ссоры с Тобирамой. Итачи вопросительно поднял брови. — Их клан хотели изгнать, — пояснил старший. — Изгнать? — удивился Учиха больше тому, что узнавал историю Кучибаши так, а не из уст отца, который пообещал рассказать о них, но так и не рассказал. — Тобирама не хотел, чтобы Кучибаши оставались в деревне, потому что, по слухам, Мадара осквернил их клан своим семенем, и ещё одних Учих Коноха бы не пережила. Итачи распахнул глаза. Карасу всё-таки могла быть его дальней родственницей? — Но Кучибаши отличные союзники, во Второй и Третьей войнах им не было равных, они здорово помогали Стране Огня, чем подкупали Хокаге. Да и когда Мадара умер, от них отстали. — Мне казалось, что в деревне больше нет гор, кроме Горы Хокаге. — Деревня была достаточно горной, это войны не оставили камня на камне и превратили Коноху в равнины. Куро́йяму тоже хорошо скосило, поэтому её не видно за лесами, если не знать, что она там есть. — Но тут довольно высоковато, — прикинул Итачи, бросив к подошве горы короткий взгляд. — Итачи, — серьёзно сказал Шисуи, заставив таким требовательным голосом обратить на себя внимание ониксовых глаз, — прежде чем мы поднимемся на вершину, я должен тебе кое-что сказать. Выслушай внимательно. Итачи слегка кивнул в знак готовности. — Каккей Генкай Кучибаши — их волосы, из которых они берут силу, и ноги, которые придают им немыслимую скорость и возможность слышать шиноби через его движения ног, даже определять по соприкосновению с землёй чакру, силу, рост, вес и Ками-сама знает что ещё. Они мастера гендзюцу, поэтому их иллюзии на каждом шагу. Не пугайся этого и не подавай виду, что раскусил. Если твои мысли и желания не будут чисты и искренни, тебя не пустят. Они почувствуют это. Они и сейчас всё знают и чувствуют. Нас ждут. И об этом разговоре они тоже могут знать. Итачи парализовало. Почему Шисуи сказал об этом только сейчас? Ему быть готовым к сражению? — Только, пожалуйста, — Шисуи не моргал, — будь вежлив и не напрягайся. Они нам не враги. — Это как описать самое опасное, что есть на земле, а потом добавить «только не бойся». — Итачи, это важно для нас обоих, это наша миссия. Учиха выпрямился и серьёзно кивнул. — Готов? — Да, — выдохнул Итачи клубочек пара. — Долго нам ещё? — Зависит от того, как сильно ты хочешь туда попасть.~
Когда шиноби добрались до вершины, их ждал высокий жилистый мужчина с иссиня-чёрными волосами до поясницы, убранными назад и заколотыми металлическим гребнем. На нём были длинные серо-сиреневые одеяния, а на ногах не было обуви, даже бинтов, будто мужчина только что вышел из купальни. Итачи невольно провёл параллель: у Карасу ноги всегда были в пыли. Итачи мысленно отметил длинную шею с ярко выраженным кадыком и чёрные бездонные глаза. — Хаге́така-сама , — поклонился Шисуи, и Итачи поклонился следом. Мужчина зашелестел одеждой, сгибаясь в пояснице в ответ. — Кираме́ку-Ка́зе-сан , что привело вас на Куройяму? «Мерцающий ветер? Наверное, это его боевое прозвище», — подумал Итачи. Он отчего-то сразу вспомнил слова сенсея о том, что прозвища используют слабые шиноби. — Это Итачи-сан, о котором я рассказывал, — джоунин повернулся к Учихе, — мы пришли за договором, — Шисуи снова поклонился, и Итачи поспешил сделать тоже самое. Высокий мужчина слегка улыбнулся и показал рукой в сторону трёхэтажного дома, приглашающе зазывая: — Она вас ожидает. «Она»? Итачи показалось, что ше́рловые глаза Хагетака-сама настороженно блеснули в его сторону. Как только Учихи подошли ко входу, сёдзи перед ними открылась сама по себе. Итачи это удивило, но для Шисуи это выглядело вполне обыденно: он ни капли не удивился и зашёл в гэнка́н , снимая обувь. Младший проследовал за ним, но его не покидало чувство настороженности, от которого он пытался избавиться, помня о словах Шисуи. Хотелось активировать шаринган. — Не надо, — шепнул Шисуи, гипнотизируя Итачи по пути в васи́цу . Итачи кивнул и поспешил за другом. Их встретила низенькая женщина в тёмно-сером рабочем платье; её лицо было закрыто полупрозрачной тёмной тканью, свисающей ширмочкой чуть ниже очертания подбородка. Итачи пронзили её жёлто-оранжевые глаза. «Интересно, клан Абураме настолько же странный?» — подумал Итачи и слегка поклонился одновременно с Шисуи. — Кирамеку-Казе-сан, — кланялись в ответ, — рады вас видеть. — Здравствуй, Хато́-о́басан , это Итачи-сан. Хагетака-сама сказал, что нас уже ждут для подписания договора. Итачи ждал, когда ему разрешат сказать хоть слово. В нём начинало зарождаться чувство абсолютного незнания и лишнего присутствия во всех этих разговорах. — Очень хорошо, Кирамеку-Казе-сан, — кланялась женщина, прищурившись и будто воркуя, — но я не могу вас отпустить дальше без чая. Итачи хотел было возразить, но Шисуи шлёпнул его по спине, и мальчик согнулся синхронно с ним. — Вы очень гостеприимны, Хато-обасан. — Пройдёмте к токономе́ , — дружелюбно прочирикала женщина, указывая на светлое помещение в стене слева от неё. Шисуи развернулся и снял с себя всё обмундирование и оружие АНБУ, положив их на подушку, которую держала у входа к токономе женщина, одетая в такое же тёмно-серое платье. Итачи даже не понял сначала, что это два разных человека. Может, теневое клонирование? — Что ты делаешь? Зачем это? — шикнул Итачи, перехватывая руку Учихи. — Послушай, — спокойно начал он, — я знаю, что тебе беспокойно, но мы сейчас находимся в самом безопасном месте Конохи. Сними жилет и щитки и сложи танто с сумками. Итачи смерил взглядом Шисуи, затем прислугу и, выдержав напряжённую для всех паузу, начал снимать с себя бронежилет. Когда они приступили к чайной церемонии, выдалась возможность рассмотреть первый этаж дома. Итачи не приметил ничего необычного, простой дом простой семьи. Чем-то был похож на его дом. Три этажа? Ну, может, у них большой клан и расселиться как в гетто было нельзя и не получалось. На такой-то горе особо ничего не построишь. Где находились тогда их вольеры с птицами? — Итачи-сан, Вам ещё не подобрали имя? — спросила Хато-обасан, доливая в кружку гостя ягодного чая. — Нет, — он бегло посмотрел на Шисуи, — если я Вас правильно понял, то нет. — Итачи бессовестно покраснел и разозлился на такую реакцию организма. Почему он ощущал себя несмышлёным прегенином? — О, это будет интересно, я уверена, — тихонько засмеялась женщина, прикрыв рот рукавом платья, хотя в этом не было необходимости. Итачи снова нахмурился, но тут же изменил выражение лица на дружелюбное. «Ты очень хорошо себя обманываешь, поэтому не можешь понять своих настоящих чувств» Когда они допили чай и приняли в дорогу угощения (Итачи опять не понял, зачем снабжать подарками ещё не ушедших гостей), Хато-обасан сказала, что они найдут свои вещи на энгаве, и попрощалась. Итачи отметил про себя частоту поклонов за это время и мысленно сделал пометку: надо будет спросить Шисуи об этом. Их никто не сопровождал, когда они поднимались на третий этаж по деревянной лестнице, квадратным лабиринтом темнеющей в высоте. Итачи догадывался, что на втором этаже находятся спальные комнаты, но спрашивать не стал. Его заботило, кто их ждал на третьем этаже.~
— Итачи-сан, — зовёт Кисаме, и внутри Учихи всё обрывается. Ему не одиннадцать, и он не в загадочном доме Кучибаши вместе с гением Конохи, Учихой Шисуи. Ему двадцать один, и он в лесу вместе с мечником Кровавого Тумана — Хошигаки Кисаме. — Что? — холодно, немного раздражённо и разочаровано. — Вам надо поесть, — скалится Кисаме, и Итачи заходится кашлем, настолько у него всё сжимается то ли от чувств, то ли от болезни. Когда ему последний раз кто-то делал что-то подобное? Мама, когда он заболел после миссии в Стране Мёда. Или в Стране Риса… Или не мама… Итачи с трудом усаживается поудобнее. Кисаме ждёт. Не помогает, просто ждёт. Знает, что Учиха взбесится, если предложить помощь. А гневить Итачи, особенно когда у него нет сил, гиблое дело. Кисаме протягивает зажаренную рыбу на палочке, не сводя глаз с напарника: пытается уловить его секундные эмоции, чтобы заранее предугадать грядущее настроение. — Попить ещё осталось, но воду лучше набрать дождевую. — Здесь нет дождей, — констатирует Итачи, откусывая плоть хама́чи . — Думаю, Вы поняли, о чём я, — невольно скрипит зубами Хошигаки и принимается за обед. У него рыба сырая. По прогнозу дождя не будет, но оба знали: надвигается неизбежная буря.~
— Как ты думаешь, — начал Итачи, когда они поднимались по тёмной лестнице, — они едят сырую пищу? — Почему ты спрашиваешь? — слегка засмеялся Шисуи. — Ты не заметил их эту… странность? — Итачи нахмурился: он всё ещё непривычно себя чувствовал без обмундирования, в фиолетово-синей водолазке и тёмных штанах. Подъём по лестнице занял больше времени, чем Учихи предполагали. — Итачи, ты не хочешь знать, что на третьем этаже? — спросил прямо Шисуи. Тот опешил. Что? К чему такой вопрос? — Может, тебе не хочется, чтобы твоим призывным животным был ворон? Итачи остановился. — Вороны? — прохрипел он. Всё-таки вороны? — Да, — Шисуи отвёл взгляд, — я разве не говорил тебе? Итачи молчал, задумавшись о своём. — Я думал, ты понял, что, раз у меня договор с воронами, то и ты будешь заключать с ними договор. — Почему именно вороны? — чуунин вспомнил одно из своих ярких детских воспоминаний: он падает со скалы, узнав, что жизнь бессмысленна, но в последний момент срабатывает инстинкт самосохранения, и он врезается кунаями в камни, пытаясь сдержать скорость падения и приземлиться более удачно. На земле его встречает ворона, долго всматривающаяся в такие же чёрные глаза. Она взлетает, и на пару мгновений мальчика окружает стая чёрных птиц, уносящихся в небо. — Потому что сенсеем, который научил меня этой технике призыва, была Карасу-сенсей, дочь Хагетаки-сама, хорошего товарища моего отца. — Ка… Карасу? — Итачи догадывался, что рано или поздно это имя всплывет в разговоре, но он и подумать не мог, что сенсеем самого Шисуи была маленькая лохматая девочка. Она так беззащитно выглядела в юго-восточном убежище, в лесу, в охотничьих сетях дяди Теяки… — Тебе знакомо её имя? — удивился Шисуи. Не успел Итачи ответить, как с пролёта выше прохрипели: — Конечно, знакомо, Кирамеку-Казе-чан. АНБУ подняли головы, Итачи рефлекторно потянулся к сумке с сюрикенами, которой на своём месте не было. В темноте лестничного кармана сверкнули глаза хищника. — А-а-а, — предупредительный жест костлявым пальцем. С лестницы спрыгнули, не отводя блестящих глаз от Итачи. Когда обладатель хриплого голоса вышел из тени, скрипнув ступенькой и переваливаясь с одной ноги на другую, Итачи удивился: оказывается, это было не животное, а человек. Почти человек. Иссиня-чёрные, почти фиолетовые крылья оказались длинными рукавами кимоно, а шелестящие перья на самом деле были жёсткими каскадными прядями тёмных волос, переливающихся на свету сине-зелёным изумрудом. Взгляд Итачи упал на босые пыльные ноги. Незнакомец поправил пояс кимоно, и Итачи резко поднял голову, широко распахнув глаза, когда узнал в изучающем его взгляде матовых чёрных глаз Карасу. Почему она так сильно выросла? Когда Итачи столкнулся с ней на пути в юго-восточное убежище, он был уверен, что ей было не больше семи лет, если не меньше. Значит, сейчас Карасу должно было быть лет двенадцать-тринадцать, но перед Учихами стояла шестнадцатилетняя девушка, не младше. Да и от напуганной девочки, угодившей в ловушку охотника, не осталось и следа. — Карасу-сенсей! — поклонился Шисуи; он явно был не напуган и не удивлён, а, скорее, обрадован. Девушка сдержанно поклонилась. Младший замер на месте, но от него и не ждали другой реакции. — Прошу простить Учиху Итачи за столь неподобающее поведение, — не поднимал головы Шисуи. — За сейчас или за тогда, когда я угодила в учиховские охотничьи сети? — Карасу не сводила с Итачи надменного взгляда. — Я хотел помочь! Хотел освободить! — закипел Итачи, оправдываясь так по-детски, что совершенно не походило на поведение шиноби. — Это осталось в прошлом, Итачи-кун. Сердце Итачи опустилось в пятки. — Я не держу на тебя зла. Оставим наши недомолвки в прошлом. Говорите, зачем пришли. — Вы очень добры, Карасу-сенсей, — вновь поклонился Шисуи. — Я пришёл выполнить свою часть договора. Карасу с минуту смотрела на них, будто прислушивалась к движениям и сердцебиению обоих, а затем, немного расслабившись, добавила более снисходительным, но всё ещё скрипучим голосом: — Забавно дует ветер судеб. Кирамеку-Казе-чан, ты же понимаешь, что мне сначала придётся испытать его? Итачи вновь почувствовал себя лишним и каким-то среднесортным товаром на рынке. — Да, Карасу-сенсей. Я полностью ручаюсь за Итачи-сана. — «Итачи-сан», — прокаркала куноичи. — Пусть побудет пока Хио́ко-куном . Может быть, его имя и не изменится. Шисуи заиграл желваками от сдерживаемой улыбки, а Итачи хотел взорваться в спину уходящей Карасу вызовом на честный бой, но джоунин преградил чуунину дорогу. Итачи показалось, что на тонких синеватых губах Кучибаши проскользнула тень улыбки.~
Дождь глухими и крупными каплями поливал Коноху, распространяя запах вишни, пыли и озона. Итачи и Шисуи сидели в АНБУшной раменной. Шисуи доедал чесночную лапшу, а Итачи вяло перебирал палочками в мутном бульоне. — Что тебя беспокоит, Итачи? — открыто спросил Шисуи, зная, что этот разговор у них обязательно должен был состояться. — У меня, как ты мог понять, возникли некоторые вопросы, которые тебе следовало озвучить до того, как мы встретились с Карасу. — Карасу-сенсеем, теперь она твой учитель, Итачи, — поправил его Шисуи, но Итачи расценил это замечание справедливым, хоть и скрипнул зубами. — С Карасу-сенсеем, — исправился Итачи, продолжив: — Например, эти бесконечные поклоны, — голос его стал громче, — и почему надо было сдать оружие с формой? Это же самое безопасное, по твоим словам, место Конохи. Шисуи улыбнулся тарелке. — Ты не ожидал, что надо чаще, чем дома, кланяться? И тебя удивило, что на Оокина́су нельзя заявиться в военной форме для налаживания отношений? Итачи не нравилось, что в последнее время его выставляли самым глупым. Выпустили из Академии на год раньше, но звание «Самого глупого из Учих» — точно его. — Кучибаши, — начал Шисуи и замялся, — как бы так сказать… В Конохе есть три клана, чьи техники основаны и непрерывно связаны с животными, которые являются либо нинкенами, либо неотъемлемой частью шиноби. — Инузука, Абураме и Кучибаши, — кивнул Итачи, пытаясь понять хоть что-то за последнее время. — Если клан Инузука не обходится без собак как нинкенов, разводя их и выращивая под своей крышей, то клан Абураме не обходится без жуков, которые вступают с будущим шиноби в симбиоз ещё до того, как он стал генином. Итачи на одну-вторую секунду разозлился от того, что ему, АНБУ, рассказывали какие-то очевидные вещи. — Птицы для Кучибаши не являются нинкенами или частью симбиоза. Их клан уходит корнями в далёкую древность, когда люди и животные жили в гармонии. Клановым животным Кучибаши являются птицы, с которыми у них заключён контракт с незапамятных времён. У каждого члена клана заключён договор с определённым представителем птичьих, что позволяет вызывать и использовать птиц, не прибегая к Технике Призыва. — Это как у клана Хатаке с собаками? — Итачи обрадовался, что начал хоть что-то понимать. — Не уверен, что у Какаши получится поддерживать такие же рабочие отношения с собаками, как это было у его отца. Возможно, дело ограничится только Техникой Призыва. К тому же Хатаке не так зависимы от собак, как Кучибаши от птиц. Итачи снова уткнулся в миску, отбросив хвостик жидких волос назад. — Это может звучать, как объяснение изменений во внешности.~
Карасу провела их на третий этаж и впустила в самую дальнюю комнату. Итачи показалось, что они попали на чердак или в самую плохо оснащённую закрытую площадку для тренировок: кроме скрипучих деревянных досок и подвешенных к потолку тросов и бамбуковых балок ничего не было. Было так темно, что Итачи был готов активировать шаринган, но помещение вовремя осветил оранжевый свет от бумажного фонаря. Это Карасу его зажгла? И когда она успела? — Вижу, у тебя накопились вопросы, Чиоко-кун, — матовые глаза Кучибаши сверкнули перламутровыми пуговицами, поймав отражение света. — Спрашивай, не стесняйся. — Не хотелось бы показаться грубым, Карасу, — он посмотрел на Шисуи. Тот склонил голову вперёд и произнёс губами «сан». — Сан, — добавил Итачи и деревянно поклонился, — но, когда мы виделись в последний раз, Вы выглядели значительно младше. — Поняв, как это двояко прозвучало, Учиха поспешил оправдаться: — Я имею в виду… Девушка заинтересованно улыбнулась. — Я поняла твой вопрос, Чиоко-кун, — Итачи показалось, что голос Кучибаши смягчился. — Ты меня узнал, но не можешь понять, почему я выгляжу на несколько лет старше, чем должна быть? — Карасу подняла подол кимоно, присаживаясь на корточках на подвешенный к потолку бамбук. Итачи уверенно кивнул, подходя ближе. Шисуи тоже был не прочь послушать вариацию истории, которую уже слышал. — Когда ты освободил маленькую напуганную девочку из сетей, — балка под ней скрипнула от лёгкой раскачки, — она прибежала плакаться домой. Хагетака-сама был недоволен её слабостью и отправил на Оокинасу, скалы в северном море, до которых не добраться так просто, как хотелось бы. Эта девочка пробыла четыре года на холодной земле, на отвесных утёсах среди птиц, питаясь сырым мясом рыбы и мелкой дичи. Её обучали вороны под попечительством Ятагара́су . Итачи непроизвольно приоткрыл рот и нахмурился. Ятагарасу? Трёхлапая ворона из легенд и мифов? — Когда долгое время проводишь в местах природной чакры, то становишься частью природы, потому что не можешь избежать её воздействия. Учиха вновь обратил внимание на чёрные глаза Карасу, её вытянутый крючковатый нос, волосы, похожие на перья, и некоторую резкость в движениях. Неужели она застыла на полпути превращения в ворону? — Если бы не явившийся Хагетака-сама, вас бы здесь не было. — Но, Карасу-сан, мы виделись почти год назад, как Вы могли пробыть там четыре года? — Итачи был взволнован. — На Оокинасу один год равен одному человеческому дню. Итачи побледнел. В его висках застучала мысль, что он тоже может состариться на неопределённый промежуток времени. А Шисуи? Неужели он тоже не того возраста, как и Карасу? — Получается, — чуунин склонил голову, пытаясь принять очевидный вывод, — я тоже буду должен побывать там. — Это будет недолго, не расстраивайся слишком сильно, — махнула костлявыми пальцами. — Но, если тебе не нравится, мог бы сказать сразу и не тратить моё время. — Карасу перевела внимательный взгляд на Шисуи, задавая немой вопрос. — Он искренен, — ответил Шисуи. — Он вынослив, добр, с большим сердцем и быстро учится. — О, эти лучшие ученики Академии, гении своего клана, какая скукота, — Карасу положила голову подбородком на колени. Шисуи притих, подавляя в себе неизвестное Итачи чувство. — Кирамеку-Казе-чан, — девушка качнулась на своей жерди, — хочу напомнить, что одним из пунктов нашего договора, который заключаем с Ятагарасу, является факт того, что мы должны привести одного шиноби, который по своей воли согласен принять нас своим учителем и подписать такой же договор. Год назад ты был моим приведённым, и я поведала тебе секреты и техники Оокинасу. — Да, Карасу-сенсей, — Шисуи потупил взгляд. — Я не вижу в этом птенце искреннего желания и стремления, Кирамеку-Казе-чан, и ты знаешь, чем это грозит! — Карасу зашипела, и её слова разнеслись по всему помещению, залезли во все щели. Не отрывая неморгающих глаз от Шисуи, плавно спрыгнула, распрямив рукава тёмно-фиолетового кимоно, как крылья. Холодный ветер закружил по пустой тёмной комнате. Бумажный оранжевый фонарь закачался, бросая на стены тревожные тени. — Я хочу освоить Технику Призыва! — уверенно выкрикнул Итачи. — Ты сейчас защищаешь своего друга, — прохрипела Кучибаши, пряча презренную ухмылку в левый уголок губ. — Нет! — Итачи был непреклонен. — Я долго думал об этой технике, я был напуган, когда увидел, как девочка распадается на ворон, и мне захотелось изучить её, но ни в каких свитках об этом не было написано, а если что-то и было похожее, я понимал, что это другое. Карасу, находясь в паре сантиметров от лица джоунина, хитро улыбалась, наблюдая, как менялся в лице Итачи. — Это было гендзюцу, но я точно знаю, что вороны были настоящими! Карасу-сан, обучите меня вашим техникам, я согласен! — Итачи упал на одно колено, склоняя голову.~
— Резче, — шепнула Карасу над ухом Итачи, уворачиваясь от его тайдзюцу. Учиха рассекал воздух локтями и отточенными ударами ладоней. — Был как-то один с бьякуганом, — Карасу рассказывала истории, будто ей больше нечем было заняться во время спарринга, — заключал договор с журавлями. Если бы я не знала, что Учихи и Хьюги конкурируют, то подумала, что ты тренировался тайдзюцу у них. Глаза Итачи сверкнули красным. — Как я могла забыть, — девушка хлопнула себя по лбу, блокирую точечную атаку, направленную как раз в эту точку. — Шаринган. Ну что за лакомство… Удары Итачи стали быстрее и точнее, казалось, он мог предугадать защитные блоки и уклоны. Карасу это чертовски раззадорило. — Ах так, — она махнула рукавом кимоно, используя его как ширму, за которой шла подготовка к представлению. В Итачи полетели три куная, которые он без проблем отбил одним своим, но это был отвлекающий трюк: Карасу метнулась к незащищённой части тела шиноби, к животу, пытаясь ударить по солнечному сплетению. Итачи в последнюю секунду разгадал её тактику и блокировал удар, насквозь протыкая кунаем обратную сторону ладони куноичи. Волосы Карасу хлестнули Итачи по щеке. Она остановилась и ехидно улыбнулась, смотря в кровавые глаза шиноби. Мгновение, и Карасу распалась на чёрные осколки, которые разлетелись стаей противно каркающих ворон. Итачи снова попался на этот фокус, и его снова сильно удивил этот ход. Стая птиц собралась обратно в Карасу за его спиной. Девушка сделала захват и поднесла кунай к горлу мальчика. — У тебя свои трюки, у меня — свои, — хриплое карканье обожгло ухо. Холодное лезвие полоснуло тонкую кожу горла, что-то чвыркнуло и квакнуло, и Итачи упал на колени, пытаясь при помощи пальцев остановить течение тёплой тёмной крови, отливающей в свете фонаря рубиновым. Он даже не почувствовал — да ему и не до этого было — как Карасу отпустила его из захвата и ушла в тень. Учиха хрипел и плевался, его горло квакало и шипело. Шею пронзила невероятная острая боль, словно по венам разрастался плющ, и Итачи почувствовал, как сквозь пальцы кровь вытолкнула что-то ещё. Расфокусированным взглядом присмотрелся и распознал тонкие склизкие чёрные перья. Грудную клетку сдавило от нехватки воздуха, он кашлянул, и деревянный пол выпачкался в кровь вперемешку с перьями. Без сил и с остатками сознания он свалился на пол прямо в бордово-чёрное болото. Издавая последние хрипы, он провалился в кровавую топь. Больно приземлился на сбитые колени, заваливаясь на бок. Когда взгляд сфокусировался и фантомные боли пропали, Итачи в ужасе обнаружил, что находился во всё той же комнате на третьем этаже, но пол был чист, и Шисуи безэмоционально смотрел на него, рассевшись в дальнем углу. Из тени вышла Карасу, блеснув шерловыми глазами. — Вот это называется гендзюцу.~
— Итачи-сан, — рука Кисаме ощутимо касается спины, вибрирующей от очередного приступа кашля. Учиха опирается на обе руки, настолько до его слабостей достаёт болезнь. Хошигаки считает плохим знаком, что Итачи не сбрасывает его руки с себя. Значит настолько плохо. — Сейчас пройдёт, — хрипит не своим голосом Итачи, а сам заходится с новой силой. Выкашливает в изумрудную траву сгусток крови, в котором еле различимо блестит чёрное перо. Клон от Наруто вернулся.~
— Использовать ворону как свиток для хранения? — Да, — вякнула Карасу, складывая руки на груди. Шисуи, стоявший с ней рядом, положительно кивнул, слегка улыбнувшись. Холодный северный ветер неприятно свистел в ушах и растрёпывал хвостик Итачи. Морской бриз не долетал, но его запах был повсюду. Итачи, Шисуи и Карасу стояли на одной из скал-кораблей Оокинасу. — Кирамеку-Казе-чан, будь так добр, — правая рука куноичи приглашающе очертила полукруг. Итачи в тысячный раз провёл параллель между рукавами кимоно и крыльями. Шисуи вышел вперёд, сосредоточенно сложил два пальца перед собой, и из него вылетела ворона. Итачи думал, что никогда к этому не привыкнет. Рациональная его часть понимала, что никто из них не может чисто физически состоять из ворон, но как же это было неприятно наблюдать каждый раз. Надо было абстрагироваться. — Ты слишком эмоционален для АНБУ, — будто прочитала его мысли Карасу. — Извините, — слегка склонил голову Итачи. Он почувствовал, как всех троих уколол факт неправильного восприятия ситуации. — Никогда не проси прощения за то, что ты чувствуешь, Чиоко-кун, — сказала Кучибаши, и у Итачи сжалось сердце: он уловил в её голосе интонационные нотки своей матери. — Все шиноби в первую очередь люди, и мы не можем никуда деть наши переживания и ощущения. Я понимаю, чему учат в АНБУ, но мне бы не хотелось, чтобы ты стал эмоциональным калекой. Выражение лица Итачи было равнодушно-непроницаемым. — Даже если у тебя не дрогнул ни один мускул на лице, это не значит, что внутри тебя не клокочет буря. Итачи задумался над словами, неприятно залезшими под рёбра, и уже забыл, что Шисуи сейчас будет показывать ему очередную технику. Ворона напомнила о себе коротким карканьем, и Учиха заставил себя откинуть нежелательные мысли. — Так как мы заключаем договор немного иного рода, чем обычные призывники, необязательно для призыва животного постоянно складывать печати Техники Призыва, — пояснял Шисуи. — Мы делаем татуировку с печатью, тем самым запечатывая животное в себе. Итачи дёрнул бровью. — Но не путай это с запечатыванием Хвостатых демонов. Призывные животные — не демоны и не заключены внутри человека. Мы просто открываем для них портал через себя. — То есть, когда исчезает шиноби и остаются одни вороны… — Итачи округлил глаза. — Они меняются пространственными точками нахождения, — закончила за него мысль Карасу. — Невозможно объяснить, пока не попробуешь. — То есть при применении такой техники без гендзюцу вы всегда оказываетесь здесь, на Оокинасу? — В зависимости от нашего желания, где нам надо материализоваться. — Но невозможно материализоваться без ворон, ведь так? Куда они пропадают, когда вы исчезаете тоже? — у Итачи было слишком много вопросов. Карасу это нравилось. — Они вольные создания, могут лететь, куда захотят. — Это какая-то пространственная техника, как у Четвёртого Хокаге? — не унимался Учиха. — У ворон? Не знаю, не спрашивала. Наверняка, — беззаботно ответила Кучибаши и пожала плечами. — Хочешь узнать, куда девается тело при распаде на ворон, проживи сначала с ними хотя бы полгода, — она улыбнулась с вызовом. — Кирамеку-Казе-чан, оставляю Чиоко-куна на тебя. Шисуи кивнул и проводил взглядом шагнувшую с утёса Карасу. Итачи знал, что с ней ничего не случится и она сделала это осознанно, но внутри всё равно что-то неприятно ёкнуло. Когда показалась стая каркающих ворон, улетающих к зелёной полоске горизонта, Итачи стало легче. — Итак, — напомнил о себе Шисуи, и чёрная птица на его локте каркнула, — тебе надо будет выбрать одну птицу, которая будет названным предводителем стаи. Она будет твоим шпионом, твоим первым помощником, твоим свитком, тобой. В случае своей смерти ты можешь запечатать что-то важное в неё и передать её своему ученику. Тогда она станет частью его стаи. Завтра наступала вторая неделя пребывания на птичьем острове.~
— Я не понимаю, — Итачи стоял на овраге у шумящего водопада, впадающего в реку Нака. — Кто это сделал, Шисуи? Старший Учиха не разрешил близко подходить и попросил выслушать до конца. — Мой друг, ты единственный, на кого я могу положиться. — Шисуи немного отвернулся и вырвал свой левый глаз. Итачи парализовало. — Защити деревню и имя Учих, — он слегка улыбался, держа в окровавленной руке глаз, будто это было обычное дело. Из его воротника вылетела ворона и, сделав круг возле хозяина, приземлилась ему на вытянутую левую руку. Свободной рукой Шисуи вытащил левый глаз вороны, спокойно поддавшейся на такую ужасную операцию, и вживил в глазницу свой. Птица поморгала несколько раз, тем самым давая лишней крови вытечь, и посмотрела на хозяина рубиновым глазом с активированным шаринганом. Шисуи почесал ей голову, они поклонились друг другу, и ворона, каркая, растворилась, оставляя за собой ворох перьев. — Если я умру, — также ровно продолжал Шисуи, — многое изменится… Я оставил записку. — Шиноби оттолкнулся и прыгнул с обрыва спиной к водопаду. — Шисуи?! — прохрипел не своим голосом Итачи, подбежав к тому месту, где секунду назад стоял Шисуи, и протянул руку, будто бы это спасло друга. — Отпусти меня, Итачи, если ты вправду мой друг… — это были последние слова Шисуи, и Итачи не мог в это поверить. Фигура прыгнувшего скрылась в темноте склона. Ловить его было уже поздно. Итачи, срывая голос, выкрикнул имя друга, не сдерживая эмоций. Он хотел бы упасть на холодный камень и некрасиво разрыдаться, но смиренно выпрямился и опустил голову на бок. Из закрытых глаз потекли кровавые слёзы. Глаза пронзило острой, невыносимой болью, на мгновение весь мир стал алой пеленой, и Итачи проморгался, чтобы смыть это неприятное ощущение. У него пробудился Мангекё Шаринган.~
— Я слышала, как прилетели его вороны, — сорванным голосом хрипела Карасу, развалившись перед чайным столиком и вертя костлявыми пальцами маленькое чёрное перо. Итачи сидел в обычной позе, сильно склонив голову в знак оплакивания друга. — Неужели Вам ни капли не скорбно, Карасу-сенсей? — Карасу давно не слышала такой неспокойный голос Учихи. Она медленно, не выражая ни единой эмоции, перевела на него взгляд уставших глаз, обрамлённых сине-чёрными кругами бессонницы. — В ту лунную ночь меня захлестнула бескрайняя тоска, и с тех пор моё сердце полно печали. Кирамеку-Казе принял Ятагарасу, и теперь он в лучшем месте, где тепло и нет памяти. Он свободен от бремени клана, долга и человеческих забот. Я даже в некоторой степени ему завидую. Итачи показалось, что в васицу стало темнее, будто здесь было солнце, которое заслонили грозовые тучи. Он первый раз столкнулся со смертью в четыре года, увидел собственными глазами, как шиноби разных стран кромсают друг друга на поле боя, сам прекрасно владел смертоносными техниками, но такие спокойные слова о желании умереть ударили по мозжечку достаточно сильно. Итачи затошнило. — Куда я денусь, Чино́-Узу́-кун , — толкнули его в плечо. Итачи никак не это не отреагировал. — Карасу-сенсей, могу я попросить Вас? — спросил шиноби, не сводя чёрных глаз с залетевшего в помещение мотылька, ползающего по краю стола. Кучибаши повернулась к нему всем корпусом. Учиха счёл это положительным ответом. — Не называйте меня «куном», — так не кстати вспомнилась Изуми, с которой они теперь виделись чаще, чем с Карасу. Куноичи растянула губы в улыбке и гортанно засмеялась. — Постараюсь запомнить. Итачи улыбнулся про себя. — Чино-Узу, — Карасу позвала юношу. Тот поднял на неё внимательные ониксовые глаза. — Когда мы наедине, можешь не быть таким официальным. Это я так бравадничала с Шисуи для статуса в глазах других. — В матовых глазах куноичи сверкнули смешинки, и у Итачи защемило сердце. Он задумался о том, как могла сложиться его жизнь, если бы маленькая лохматая девочка не запуталась в охотничьих сетях его клана почти четыре года назад.~
Проведённые два года и два месяца на Оокинасу воспитали в Итачи тихого, скрытного и серьёзного юношу, стремящегося к своей цели. Он не претерпел сильных изменений во внешности, как Карасу в своё время, но однозначно повзрослел. В мире шиноби прошло чуть больше двух суток его отсутствия, не считая те часы, которые он провёл в доме Кучибаши вместе с Шисуи и Карасу. Мать поинтересовалась, где он был, сердцем понимая, что вряд ли на миссии; отец задавать вопросы не стал, но про себя отметил, как сын подрос и изменился в лице. Когда они остались вдвоём и Фугаку говорил о том, как он гордится, что его сын в тринадцатилетнем возрасте служит в АНБУ, ненароком проскочил вопрос о внешних изменениях. Итачи увернулся от ответа под справедливым объяснением, что он не в праве рассказывать подробности миссии, даже если бы вернулся младенцем или без части тела. В воздухе застряло напряжение между отцом и сыном. Вечером того же дня Итачи исчез по вызову Данзо, который назначил его капитаном АНБУ и поручил выполнить миссию ранга S, о которой никто не должен был узнать. Фарфоровая маска ласки с красным треугольником между ушей намертво приклеилась за последнее время, и с каждым разом снимать её было всё сложнее и сложнее: выражение лица Итачи с каждой миссией всё больше не выражало никаких эмоций. Микото чувствовала надрыв в душе старшего сына, но никак не могла помочь ему. Итачи осознал, что остался один против всего клана. Его правый уголок губы дрогнул, когда он провёл параллель между собой и белой вороной, которую видел на Оокинасу. Она была частью стаи, но к ней все относились с подозрением и не всегда были рады видеть. Данзо всё чаще затрагивал тему подозрительно-недоверительного поведения клана Учих, наводя Итачи на ответы о том, что это неприемлемо для деревни и что это надо пресекать. Итачи ходил невероятно уставшим и вымотанным, он стал призраком гетто Учих, понимая, к чему ведут с одной стороны Данзо, с другой стороны — его отец. Итачи бегал от клана и пребывания в доме, постоянно вызываясь на долгосрочные и дальние миссии, изредка появляясь в доме Кучибаши, чтобы расслабиться на некоторое время и почувствовать себя в мнимой безопасности. Карасу гладила его по голове, ласково перебирая тонкие пряди смоляных волос, и Итачи хотелось искренне плакать, чувствуя запах назревающего сентября и слыша отдалённое пение скворцов в фамильном саду Кучибаши. Она продолжала оставаться шестнадцатилетней куноичи, какой он увидел её в первый день пребывания на Куройяме и задал вопрос, который беспокоил его меньше всего: — Я тоже останусь навсегда тринадцатилетним? Карасу прекратила поглаживающие движения, но пальцы оставила в волосах. — Ты думаешь, что мне всегда будет шестнадцать? — Тебе уже почти четыре года как шестнадцать. — Как только мне исполнится шестнадцать по моим настоящим земным годам, я начну взрослеть дальше. — То есть мне по-настоящему пошёл четырнадцатый год? — Итачи извернулся и внимательно посмотрел в глаза собеседницы. — Да, мой дорогой друг, — слегка улыбаясь, ответила Карасу и продолжила гладить его голову, — мне осталось быть шестнадцатилетней ещё три года. — Я не хочу, чтобы что-то изменилось, — он развернул голову, устремив взгляд вдаль. — Извини, но мы не властны над временем. — Тогда уйдём на Оокинасу. — Я всегда тебя там жду. Итачи почувствовал сухие тёплые губы у себя на лбу и шумно развернулся на бок, отворачиваясь от куноичи, чтобы спрятать предательскую слезу в уголке правого глаза.~
— Итачи-сан, — Кисаме в очередной раз окликает напарника, — Вы в порядке? Нет. Нет, нет, нет! НЕТ! Не в порядке. Никогда не был в порядке. Он вытирает рукавом губы и плюхается в медитационную позу, выдохнув со свистом в груди. Кисаме хмурится и играет желваками. С такими успехами они не дойдут до конца леса, какой там до Убежища Учих. Одного взгляда затуманенных глаз Итачи хватает, чтобы Кисаме поспешил открыть сосуд с водой и отдать напарнику. Тот достаёт какие-то капсулы из свёрнутой салфетки, что лежит в нагрудном кармане, и запивает их водой. Мечник забирает сосуд и закручивает его писклявой пробкой. — Пять минут, — выдыхает Учиха, закрывая глаза. Хошигаки отчего-то думает, что напарник не собирается с силами, а уходит в транс. Интересно, что это за место.~
Если Итачи превратился в призрак самого себя и отдалился от клана, то Фугаку стал тенью призрака сына. Ему хватало внутриклановых дел и разборок, но и сильно изменившийся в поведении старший сын настораживал не меньше недоброжелателей Учих. Когда Итачи отлёживался после миссии, на которой слишком долго использовал Мангекё, и это сказалось на его самочувствии (естественно, сначала он побывал у Кучибаши), возле фусу́мы в его васицу выросла большая тень. Итачи дёрнулся, не сразу поняв, что это его отец. Они долго и напряжённо разговаривали на тему «исчезновений» и «игнорирования» Итачи. Он понимал, к чему переходит их диалог, но никак не мог пресечь это. — Ты понимаешь, почему межклановые отношения запрещены? Надо соблюдать чистоту клана и нельзя их смешивать, чтобы не навредить обоим кланам. Итачи не смотрел на отца, но и никак не показывал, что эти слова его касались. — Я не состою ни с кем в отношениях. Мы иногда гуляем с Изуми, но у меня нет времени на построение отношений. — Ты прекрасно понимаешь, о чём я говорю, — зубы Учихи-старшего неприятно скрипнули. У Итачи не было сил на возражения. Фугаку наклонился вперёд, направляя свой бездонный взгляд чёрных глаз прямо в душу собеседника. — Не позорь клан, Итачи. Мне видится, что ты уходишь вглубь леса, не понимая, что там. Кто выведет тебя из него обратно? — Как выйти из леса, если лес — это ты сам? — Итачи меланхолично задал риторический вопрос. Капитан полиции ещё некоторое время всматривался в лицо АНБУ, пытаясь заметить хоть одну микроэмоцию, но сдался, глухо рыкнув, и тяжело направился к выходу. Отодвинув фусуму, он застыл в проёме. Слегка повернув голову в сторону сына, сказал чётко, но совсем тихо, будто это были последние слова, адресованные сыну: — Осторожней с воронами, они любят выклёвывать глаза. Мужчина закрыл фусуму с другой стороны, и Итачи, отвернувшись к приоткрытой юки́ми-сёдзи , уставился уставшими глазами на полнеющую луну.~
Учиха Фугаку здорово умел играть на чувствах. Такой спокойный и сильный шиноби — кремень — знал, что, как и когда сказать, чтобы изменить мнение или взгляды кого угодно. Если не получалось изменить, то семя сомнения всё равно было посажено. Итачи был выжат досуха после разговора с отцом о предложении развязать «революцию без крови». Он упал на колени и сбил их, не совладав со своим телом, которое окоченело под воздействием Мангекё Шарингана его отца. Из глаз закапали крупные прозрачные слёзы, и их поток нельзя было остановить. Фугаку сделал вид, что не заметил слабости сына и продолжил праведную тираду о том, что пора выйти из тени правительства Страны Огня. Итачи мгновенно натянул маску согласия и сделал вид, что упал на колени не в приступе слабости, а в абсолютном подчинении. Итачи игнорировал вопросы подчинённых АНБУ о дальнейших приказаниях, он взвешивал каждое слово, каждое предложение главы клана Учих, и решил поступить не как сын, а как шиноби: сообщить Совету Огня о запланированном государственном перевороте. В ту роковую предгрозовую ночь, когда всё небо затянуло необычно-волнистыми фиолетово-чёрными устрашающими облаками, Итачи поставили перед выбором: либо он убивает весь квартал Учих и оставляет в живых только младшего брата, либо умирает вместе с ними от рук АНБУ Корня. Ужасней выбора в жизни у него ещё не было. Гроза застряла в сердце Итачи. У него оставались сутки. До решения или до смерти — он не знал. Но с каждым облаком, с каждым смехом, с каждым дуновением ветра, с каждым опадающим листом ему отсчитывалось время. Всё было против него, и даже время. В голове на повторе вертелись рассуждения о долге шиноби и преданности клану. Убить всю свою семью, всех родственников, которые растили его, обучали и были приветливы, или привести смерть за собой и не сопротивляться ей, не помогать остальным и молчать, молчать, молчать, принимая свою участь. Итачи про себя усмехнулся, лицом никак не выражая своих эмоций, и в голове промелькнула мысль: «Лучше бы я тогда разбился, прыгнув со скалы в четыре года». Шисуи понимал, к чему всё идёт, и выбрал самый лёгкий и правильный способ. Итачи подталкивали какие-то иррациональные силы на прыжок вниз с любой крыши города, но отрезвляли и возвращали к реальности мысли о Саске, как тот расстроится, что его любимый ни́и-сан оставил его. Кучибаши, наверное, узнает нескоро и грустно пожмёт плечами; больше расстроится из-за того, что она неудачный сенсей, раз её ученик и ученик её ученика оказались трусами и предпочли такую жалкую смерть. Тут даже харакири не сделать: ситуация слишком позорная, чтобы осквернить такой ритуал. Итачи отвлекли от мыслей соревнования Саске и, кажется, Наруто: мальчики бегали наперегонки, а две девочки наблюдали за ними. Итачи был уверен, что девочки больше наблюдали за его младшим братом, чем за вторым мальчишкой. Шиноби непроизвольно провёл параллель: его тоже преследовали поклонницы в лице однокашниц, до которых совершенно не было дело. Учиха тепло улыбнулся, скользя по профилю восьмилетнего брата. Интересно, каким он вырастет. Если вырастет. Осенний ветер развевал волосы, серые облака неслись слишком быстро, тревога снова охватила Итачи. Реальность отвесила ему звонкую пощёчину, от которой защипало кожу. Решение пришло незамедлительно.~
— Я собираюсь кое-что сделать, Карасу, — выронил Итачи, когда они сидели в полумраке и начищали своё оружие. — Ставишь перед фактом или собираешься вовлечь? — Делюсь, потому что это наш последний разговор. Звон металла катаны прекратился. Итачи на секунду подумал, что его сейчас убьют. Молчание продлилось не больше тридцати секунд, затем снова послышался звон лезвия. — Вот как, — только и выдала Карасу. Итачи различил нотки лёгкой грусти, — уходишь, значит. — Да, — не своим голосом отозвался шиноби. — Придёшь убить меня? — будто позвала на празднование дня рождения. — Поквитаться лет так через пять-десять? — Н-нет, — Учиха опешил от таких вопросов и чуть не порезался о лезвие танто. — Но танто же не для меня точишь, — Карасу говорила так буднично и с некоторой усмешкой, что Итачи стало не по себе. Холодный пот выступил на затылке. — Нет, — мяукнул Учиха, не контролируя свои интонации и тембр. — Значит, я буду последней? — звук чистки катаны прекратился. Шерловые глаза блеснули белыми точками в свете бумажных фонариков. — Что? — вырвалось против воли. — Я последняя в твоём списке? — внимательный изучающий взгляд. — У меня нет никакого списка, — капитан АНБУ чувствовал себя прегенином, которого застали врасплох старшие шиноби. Повисло неловкое молчание. Но неловким оно было только для Итачи. — Значит, мне не ждать тебя в ближайшее время? Не волноваться, что однажды ночью холодной лезвие выпустит горячую кровь? Не остерегаться, что попаду в твоё гендзюцу? — Я не трону тебя, Карасу, — как-то приуныл Учиха больше обычного. — Я всего лишь хотел попрощаться и оповестить о своём уходе. — Только не делай ничего такого, о чём пожалеешь через пять лет. Пять лет? Почему именно пять лет? — Пяти лет будет достаточно, — будто прочитала его мысли, — чтобы вернуться в Коноху совершенно другим человеком. Может, увидимся и проверим способности друг друга, — по голосу можно было понять: она улыбалась. — По старой дружбе. Последняя фраза эхом разлетелась в голове Итачи. Так она считала его другом? — Точно не хочешь ничего мне сказать, Чино-Узу-кун? — лукаво спросила Карасу, протирая катану тряпкой. Итачи молчал с полминуты, начищая танто в полной тишине, а затем поднял на Карасу строгий взгляд чёрных глаз. Он заправил оружие в ножны на спине и поклонился, упав ниц. — Спасибо за всё, Карасу-сенсей. Она поклонилась в ответ, складывая ладони друг к другу. — Надеюсь, свидимся, Чино-Узу. В этом доме ты всегда желанный гость. Итачи задался вопросом, услышал бы он эти слова, если бы рассказал Карасу, что оружие, которое он натачивал сейчас, было предназначено для плоти его родственников.~
Итачи сделал всё быстро и с умом, отнёсшись к вырезке клана как к миссии. По иронии судьбы ему помог тот самый патлатый шиноби в странной маске, который убил Тенму на дороге по возвращении с миссии четыре года назад. Всё шло идеально, пока Итачи не зашёл в спальню родителей. Он ожидал равный бой двух шиноби, владеющих Мангекё, гениальную и смертельную игру иллюзий, а получил сдавшихся отца и мать, которые спокойно приняли свою участь и попросили позаботиться о Саске. Рука невольного убийцы дрогнула, но Фугаку посоветовал не робеть и не бояться своего пути шиноби. Пока Итачи пытался совладать с тремором рук от душащей истерики, Учиха-старший хвалил сына и говорил, как он гордится им, пусть даже тот выбрал другую сторону. Саске, вернувшийся из Академии, столкнулся со всем ужасом вырезки клана, и Итачи снова натянул на себя маску хладнокровного убийцы. Погрузив восьмилетнего брата в Цукуёми, он показал ему весь свой путь убийства целого гетто, чтобы Саске возненавидел его. Возненавидел, и эта ненависть питала его на протяжении всей жизни. Итачи сказал, что будет ждать встречи, когда тот пробудит такой же уровень шарингана и придёт поквитаться с ним. Расстроенный и травмированный маленький чёрный комочек корчился от душевной боли в земляной пыли, уже не обращая внимания на старшего брата, у которого от этой картины разрывалось сердце напополам. Дорожки слёз очертили скулы Итачи, он последний раз бросил взгляд на любимого ото́то и растворился в воздухе. Он переместился на крышу Отдела Полиции, натянув маску АНБУ, чтобы лохматый помощник не увидел его слабости, не успевшей сползти с лица. Неизвестный шиноби позвал за собой, но Итачи сказал, что подойдёт позже — надо было ещё кое-что уладить с верхушкой Листа. Когда человек в маске странно исчез, будто его засосало в масочное отверстие правого глаза, Итачи обессиленно упал на четвереньки, задыхаясь от слёз и осознания сделанного. Сарутоби Хирузен напомнил Итачи, что теперь он нукенин и его будут преследовать АНБУ. Хокаге убедился, что у Учихи есть куда идти и, поблагодарив за миссию, отпустил, дав фору. У Итачи не было сил встать с колен, но он переборол себя, взял в руки и подавил сгрызающую изнутри боль. О Карасу, обычно утешавшей его, он не позволил себе думать, боясь, что не сдержится в доме Кучибаши и навредит в каком бы то ни было смысле. Избавившись от подчинённых АНБУ, Учиха-старший принял предложение незнакомца в маске, представившимся Тоби, одним из членов преступной организации Акацки.~
Итачи просыпается от ласковой щекотки. Его, как шиноби, такие мелочи волновать и отвлекать не должны, но щекотно уже долгое время. Открывает слипающиеся уставшие глаза и позволяет себе не сразу сфокусировать взгляд. Перед лицом стоит по-детски наклонившийся человек и приветливо машет правой рукой, в левой у него — окровавленное чёрное перо. Знакомая оранжевая маска, чёрные волосы торчком. Тоби. — О, Итачи-сан, Вы проснулись! — дурацкий высокий голос — значит, Кисаме неподалёку. — Тоби, разве вы с Дейдарой… Тоби разочарованно выдыхает: — Сэмпай приказал уходить, потому что он создал самый большой взрыв, который только смог. Значит, Саске… — Тогда следуй за Наруто! Их надо задержать любой ценой! — будто не он умирал пять минут назад. — Ой-ёй, Итачи-сан! — Тоби театрально прикрывает голову руками, зная, на что способен нукенин. — Уже бегу! — и пускается наутёк, смешно размахивая руками. Может же использовать Пространственную Технику. Для чего тогда весь этот цирк? — Итачи-сан, вернулись? — Кисаме вовремя. — Выдвигаемся, — сухо отрезает Учиха. — Вам получше? — Да, дорога не ждёт. Итачи встаёт лучше прежнего и накидывает плащ поудобнее. Жар прошёл, таблетки подействовали, чакра восстановилась. Жизнь бы ещё восстановить, но уже поздновато об этом думать. Кисаме инстинктивно чувствует упадническое настроение напарника.~
С Итачи было что-то не так. Ему было физически плохо от своих душевных терзаний. Как только он сел в лодку к так называемому Тоби, пришлось оставить все чувства и эмоции в Конохе. Теперь только маска безразличия и хладнокровия. Иначе поймут, иначе съедят. Преступная группировка из наёмных убийц — это покруче АНБУ: убьют без промедления и забавы ради при неровном вздохе и косом взгляде. А Итачи нельзя было умирать. Ради Саске. Нельзя было. Выдали красное кольцо с надписью «киноварь». Можно ещё было прочитать как «красная птица». А они были осведомлены, будто специально ждали. Итачи запрещал себе думать о Карасу, когда речь и мысли заходили о птицах. Мозг навязчиво подсовывал образы колючих волос, фиолетового кимоно и вороньих глаз, но Итачи смаргивал их. Надо было забыть и отпустить. У него теперь была другая жизнь. Первые месяца два тошнило от одного осознания, что приходилось убивать всех подряд. Акацки не спрашивали у заказчиков мотивы и не разбирались в причинах наёма. Для дальнейших планов надо было накопить деньги и распространить имя, поэтому о выборочности дел речи особо не шло. Итачи было не привыкать играть роль, но сильно подкашивал факт отсутствия независимого от Акацки места и человека, с которым можно было быть самим собой и не стесняться своих чувств. На Оокинасу появляться не рисковал, боясь встретиться с Карасу; к Кучибаши заглядывать было опасно и бессмысленно, хотя Итачи невероятно тосковал. Он остался один в физической темноте и человеческом холоде. Ночёвки где попало и как попало тоже выбивали из колеи. Одно дело — когда это миссия с надёжным сокомандником и приблизительным прикидом растрат, другое дело — когда это постоянный образ жизни с непредсказуемым головорезом и нестабильными финансами. Ночлежки не всегда попадались, да и оставаться в них было опасно. Можно было бы натягивать Хенге, но всегда был риск быть обнаруженным каким-нибудь патрульным или слишком справедливым шиноби. Людные места приходилось избегать. С напарником Итачи, наверное, повезло. Бива Джузо — один из Семи мечников Скрытого Тумана, был скрупулёзен и предусмотрителен, поначалу пытался запугать Итачи, но потом не стал с ним шутить, увидев Учиху в действии. С Итачи никто не хотел связываться, хотя он не производил какого-то ужасного и пугающего впечатления. Всё дело было в гендзюцу, которым он мастерски владел. Шаринган почти всегда был активирован, и это забирало немало чакры, но хорошо продуманные с Джузо стратегии и не менее отличная подготовка позволяли выполнять свою работу быстро. На десятый месяц пребывания в Акацки Итачи почувствовал себя достаточно спокойным, чтобы поучаствовать с Джузо в диалоге о том, как привязанность и близкие люди вредят шиноби. Учиха старался нацепить на себя непроницаемые доспехи, но, как бы он ни хотел, у него оставалось два близких ему человека, и он не мог их вычеркнуть из жизни, даже если абсолютно равнодушно говорил о них. Напрямую не сказал, но по взгляду и встречным вопросам мечник всё понял. Ехидно предположил, что это наверняка предмет воздыхания, от чего Итачи сделался ещё тише и равнодушнее. Бива некрасиво засмеялся, и Учиха был готов грубо заткнуть напарника, чтобы тот не лез не в своё дело, но нукенин успокоился. Неприятности начались, когда Джузо убили на миссии в Стране Воды. Тогда Итачи открыл способность Мангекё Шарингана, которую до этого не приходилось применять. Аматерасу, как ему потом рассказал Тоби, адское чёрное пламя, съедающее всё на своём пути. Техника эффективная, но достаточно опасная: у Итачи всегда шла кровь из глаз, когда он применял её. Сначала он не придавал этому значения — подумаешь, немного поболят глаза и кровавые слёзы покапают, — но потом стало ухудшаться зрение. В первое время Итачи списывал это на усталость, однако после предательства Орочимару, который попытался убить Итачи и забрать его тело, всё стало только хуже. Учиха старался не применять эту технику, но зрение и без этого становилось хуже. Надобности в очках не было: ухудшение было скачкообразным и не всегда предсказуемым, но потребности в его постоянном поддержании не было. Тогда было принято решение найти лекарство. Тоби говорил, что у Учих всегда были какие-то особенные глазные капли, но сам он плохо о них знал. Зато знал человека, который разбирался в клановых снадобьях. Предводитель Акацки — Пейн — был недоволен, когда узнал, что в его организации есть нездоровый нукенин. Тоби поделился, что можно найти лекарство, тогда Пейн послал за ним Конан и Тоби. Итачи было опасно подвергать такому затратному на время и расстояние путешествию, поэтому решено было оставить Учиху под наблюдением: терять ещё одного из Акацки не хотелось. Началась вербовка шиноби.~
Итачи сидел на пристани Восточного Водного храма и наблюдал, как подле него плавали чёрные тени акул, обозначая своё присутствие спинным плавником, рассекающим спокойную гладь воды. — С этого дня мы будем в одной команде, — приближающийся шиноби обозначил своё присутствие и остановился в четырёх шагах от Итачи, — меня зовут Хошигаки Кисаме, я один из Семи мечников Скрытого Тумана. Рад знакомству. Итачи услышал, что к нему не собираются приближаться, и развернулся в пол-оборота. Периферийным зрением разглядел чёрный плащ и высокого, явно крепкого мужчину. Голос у него был ехидно-приторным, а говорил так, будто ему мешали зубы, отчего приходилось растягивать улыбку. Поняв, что Итачи не собирался представляться в ответ, Кисаме продолжил: — А Вы — Учиха Итачи из Скрытого Листа. Я наслышан о Вас. Вы убили всех членов своего клана. Эти слова спровоцировали Итачи, и он, не отрывая глаз от морской глади, наклонился вперёд, небрежно облокачиваясь левой рукой на левое колено. — Я очень хорошо Вас понимаю, — сказал Кисаме как-то вежливо и немного грустно. Итачи не нужны были сожаления. — Поэтому я и хотел быть с Вами в одной команде. — Он выдержал паузу, будто ожидая от Итачи ответной реакции, а потом продолжил низким и шипящим голосом: — Ощущение от убийства близкого человека непередаваемо, я прав, Итачи-сан? — Ты слишком много говоришь, — ровно констатировал Итачи, переводя тему и пытаясь произвести впечатление хладнокровного нукенина, которому нет дела до чувств, мыслей и привязанностей других. — Может, ты и знаешь много обо мне, но что насчёт тебя? Ты заблудился в тумане и оказался здесь. Ты обычный преступник, который не знает, куда идти. Правда? Тяжёлый забинтованный предмет, как Итачи мог уловить боковым взглядом, опустился ему на левое плечо. Наверное, это был меч, подобный мечу Джузо. Только у этого Итачи почему-то чувствовал чакру, отдельную от чакры хозяина. — Хочешь узнать кое-что интересное? — ехидно спросил Кисаме. Ответ «нет» не принимался. — Некоторые акулы — яйцеживородящие. Это значит, что яйца вылупляются внутри тела самки, а затем происходят роды. Тем не менее, иногда количество акул, вылупившихся из яиц, не совпадает с числом родившихся. Знаешь почему? Учихе дали время на ответ, хотя Итачи расценил это как очередную паузу для драматизма. Две акулы неторопливо кружили под ними. — Каннибализм, — Кисаме рассёк воздух резким выдохом. — Когда вылупляются яйца, акулята начинают поглощать своих братьев и сестёр прямо в чреве матери. Одна из акул нырнула под воду, предупреждающе шлёпнув хвостом по глади. — Братоубийство начинается с рождения. Для каждой акулы остальные детёныши не братья и сёстры, а просто корм. — Итачи почувствовал, как Кисаме приободрился. — С этого дня мы напарники в Акацки. Советую быть со мной осторожным. Итачи, готовый к схватке, активировал Мангекё. — Это касается и тебя тоже. На этот ответ Хошигаки проглотил свой смех в растянутой лыбе. Меч с плеча убрал. — Так или иначе давай проведём время весело. Надеюсь, что это был наш не последний разговор. — Тот, кто поднял руку на товарища, — Итачи встал, закрывая начавшие щипать глаза, — никогда не умрёт достойной смертью. Запомни это. Он повернулся к напарнику и увидел чакрой здоровенного широкоплечего нукенина с серо-голубой кожей, ехидной улыбкой, полной острых зубов, белыми глазами-точками и жабрами на скулах. На правое плечо он положил гигантский забинтованный меч с аккуратной красивой рукоятью. Кисаме усмехнулся то ли от слов Итачи, то ли от его сканирования. В свете полуденного солнца сверкнул протектор с перечёркнутым символом Страны Воды. — Это значит, что мы оба ничего не стоим. — Нет, — глаза Итачи всё ещё были закрыты, — это значит, что мы не рыбы, а люди. — Он открыл глаза: шаринган успокоился, кровь не шла, радужка снова была чёрной. — Неважно, кто ты, — прошёл вперёд мимо Кисаме, — ты не узнаешь, что ты за человек до самого конца. — Думаю, с нравоучениями на сегодня покончено, — всё также скалясь, шипел Кисаме. — Нас сблизит хороший обед, — и проследовал за напарником, поравнявшись с ним.~
Самой продолжительной и трудной миссией был заказ на вора из Деревни Скрытого Камня. Он крал для богатеев клановые свитки из разных стран и делал это настолько качественно, что его долгое время не могли поймать. Его основными техниками были Техника Имитации и Техника Перевоплощения, что давало ему идеальные для вора способности. Он маскировался под обычного гражданского, который нанимался в слуги, работал в клане долгое время, а потом крал свитки. Это серьёзно повлияло на прослойку обслуживания: многие отказывались от обслуги или привлекали родственников своих старых слуг, которые зачастую не хотели заниматься этим делом. Доходило до писем Даймё Ветра и Земли, но правители стран не спешили, и тогда один из кланов в Деревне Скрытого Камня нанял Акацки. Всё шло нормально до тех пор, пока Итачи во время достаточно затянувшейся схватки не погнался за вором по крышам квартала. Он загнал преследуемого к дальнему дому и только тогда понял, что это его туда привели. Вор не владел такой Пространственной Техникой, как Тоби, зато умел очень хорошо маскироваться. С окружением слился, как хамелеон. — У тебя свои фокусы, у меня — свои, — эхом раздалось по периметру, отчего Итачи прошибло холодным колючем потом. Ненароком пронзили воспоминания об их тренировках с Карасу. Клан, хитрый противник, интересные Техники Исчезновения. И эта фраза. Не раздумывая, Учиха применил Аматерасу. Ему даже показалось, что это глаза управляли им, а не он глазами. Не жалея построек, он не моргал, одновременно ища и убивая цель. Слезящиеся рубиново-красные глаза охватывали всё проклятым чёрным пламенем, когда уже добрая часть дома и сад были сожжены, вор нашёлся и, пронзительно крича, начал гореть в этом ужасном медленном огне. Зазвенело небо, оповещая о дожде, и Итачи позволил себе закрыть глаза, подставляя лицо прохладным каплям. Итачи долго беззвучно плакал кровавыми слезами под шелест дождя и невыносимый крик горящего заживо. Со стороны казалось, будто Учиха упивался чужой болью. Его вернул к реальности подошедший напарник. — Ну Вы и псих, — заключил Кисаме с непонятной ухмылкой. Он метнул в вора Самехаду, которая, закручено пролетев, отрубила бедолаге голову. Учиха прекратил действие чёрного огня. — Пойдёмте уже, Итачи Шарингана, — с сомнением позвал мечник. Они спрыгнули с крыши, Итачи подождал, пока Кисаме заберёт свой меч и голову вора, и направились в часть гетто, где их ждали заказчики. Итачи шёл с необъяснимой ненавистью и обидой в душе, продолжая плакать. Дождь скрывал его уже прозрачные слёзы.~
Так продолжаться не могло. Итачи знал, что надо было куда-то девать свою часть эмоций, которую он не мог проглотить. Если физически он выбивал на тренировках с Кисаме и на миссиях, то психологически требовалось выговориться. Понятное дело, что при коллегах он не мог дать слабину, а если уходил побыть один, то в скором времени поблизости обнаруживались Тоби или Кисаме. Капли для глаз заканчивались, и Итачи поставил Пейна перед фактом, что ему придётся отправиться за лекарством. Предводитель не собирался отпускать Учиху одного: как бы кто кому ни доверял, по одиночке не работали. Тоби, который пока был без напарника и оставался на скамейке запасных, с удовольствием вызвался сопроводить Итачи в Страну Снега. Натянув Хенге, двое из Акацки сели на первый паром, идущий до Северных берегов, и отправились в долгое плавание. У Итачи не было морской болезни, но из-за неважного здоровья ему было труднее обычного. Тоби, всюду мельтешащий и болтающий без умолку, знатно раздражал, но Учихе глубоко внутри было приятно: в гробовой тишине с запахом ненависти от Какузу или в непредсказуемом ожидании с Зецу было бы тяжелее. Пару раз их чуть не раскрыли, но всё спасло гендзюцу Итачи. Прежде чем Итачи ступил в сугроб, сходя с парома, Тоби перехватил его за запястье и сказал своим настоящим голосом: «Если придётся применить шаринган, не оставляй увидевших его в живых». Итачи секунду всматривался в глаз, сверкающий в тени отверстия оранжевой маски, и кивнул, непринуждённо освобождая руку из чужих пальцев. Добирались до пункта назначения дольше запланированного: снега намело нехило и ступать было тяжело, а применять какие бы то ни было техники было нельзя — риск быть обнаруженными никуда не пропадал. Итачи показалось, что их кто-то сопровождал, прячась между сугробами и одинокими деревьями. Тоби предупредил вопрос нукенина: — Это призывные, не обращай внимание на них, это что-то вроде охраны. Итачи коротко кивнул и позволил неизвестным созданиям сопровождать их дальше. Подъём в гору занял дольше времени, чем планировалось, зато они успели добраться до начала снегопада. Маленькая неприметная лачужка, мимо которой бы точно все прошли в восьми случаях из десяти, не доходила до границ Деревни Скрытого Снега, чему Итачи был благодарно рад. Понятное дело, что северные земли патрулировались, как и любые другие, но всем было побоку, кто и зачем заходил в эту полуразвалившуюся лачужку. Деревянная дверь с рассохшимися досками характерно скрипнула, и Тоби, отряхнувшись от снега, как собака, зашёл внутрь. Итачи, сохраняя дистанцию и бесстрастность, осторожно, но спокойно зашёл следом и закрыл дверь. — Госпожа Шёпот? — протяжно закричал Тоби в своей визгливой манере. Стены промозглого помещения отбили крик гостя, и из единственной соседней комнаты вышел толстенький низенький человечек с большущими усами и в тёмно-зелёном плаще. Итачи сразу догадался, что это Хенге. Тут даже человек, не знающий, что это такое, сразу бы понял, что перед ним подставная утка. — Шинаджин! [24] Это ты, малец? — Тоби встречал его, как родного племянника: наклонился и смешно поставил руки в боки. — Тоби-сан, — с натянутым уважением поздоровался человечек. — Моему другу нужны капельки, — нукенин заговорщицки прислонил ладонь ребром к левой щеке. — Как погаснет зелёный свет, входите, — заучено пробурчал Шинаджин. — Спасибо! — Тоби ехидно захихикал и подбросил большим пальцем две монетки. Шинаджин поймал их. Итачи, не задавая вопросов, развернулся к Тоби, который отошёл назад. Но он никак не ожидал, что человек в маске откроет входную дверь и позовёт за собой на улицу. Учиха заинтересованно хмыкнул и вышел. — Тоби-сан, — начал тихо Итачи, но его вопрос перебило зелёное свечение, исходившее из всех щелей лачужки. Итачи рефлекторно дёрнулся назад. Тоби по-детски захлопал в ладоши. А когда свет погас, мужчина нетерпеливо постучался в дверь. «Открыто!» — крикнули изнутри, и преступник воодушевлённо распахнул дверь. Итачи захлебнулся эмоциями, но прикрыл их лёгким кашлем. Теперь внутри была не старая прогнившая лачужка, а небольшая ухоженная лекарственная лавка. На полочках стояли разложенные по цвету и размеру различные колбы, под потолком висели сушёные растения и перья, в склянках и банках были расфасованы неизвестные порошки и травы, а за полукруглым прилавком стояла пожилая полная женщина в очках с толстенными линзами. Итачи однозначно хмыкнул. Что это было, ниндзюцу? Гендзюцу? — Госпожа Шёпот, Тоби не может сказать, что рад встрече, но снова здравствуйте! — не без задоринки проквакал Тоби. Женщина разгладила приветливой улыбки морщины в уголках губ и, поправив круглые очки, слегка кивнула головой. — Тоби-сан, чем могу служить? — Моему другу нужны капельки для глаз, — многообещающе прошептал Тоби, переваливаясь через прилавок, как заигрывающая с барменом старшеклассница. Госпожа Шёпот посмотрела на Итачи, поправив очки и, будто разглядев его, вытянула лицо в удивлении: — О! Ваш напарник? Она что, видела сквозь Хенге? — Так это он? — женщина бесцеремонно ткнула пальцем в сторону тёмно-русого высокого мужчины с бледно-зелёными скучающими глазами. Тоби активно закивал с расчётом оторвать себе голову. Женщина бросила беглый взгляд на Итачи и ушла в соседнюю комнату, которая была так расположена, что нельзя было сказать, что находилось в ней. Итачи бросил на Тоби уничтожающий взгляд. Тот вытянулся по струнке и вскинул руки в успокаивающем жесте. — Итачи-сан, — запищал нукенин, махая на напарника кистями рук, — Вы только не злитесь!.. Учиха едва заметно нахмурился, как вернулась госпожа Шёпот, предупреждая о своём присутствии быстрым шарканьем. — Осталась последняя колба, — повертела она в руках закупоренную густую янтарную жидкость с красными вкраплениями. — Её хватит на год. Итачи был ожидаемо непроницаем. — Но, если дела плохи, то на год может не хватить, — линзы недобро сверкнули. — Вы закрываетесь? — мякнул Тоби. — Лекарство больше не из чего делать, — догадался Итачи и звякнул кошельком. На лицо госпожи Шёпот легла тень сочувствия. — Вы же понимаете… — начала она, но Итачи знал, что она хотел сказать. — Да, — он уверенно перебил её, — я понимаю. Но пока умирать не собираюсь. Она криво улыбнулась, не понимая, как оценивать эту фразу. — Спасибо, госпожа Шёпот, — поклонился Итачи у выхода. — Надеюсь, больше не увидимся, — поклонилась она в ответ, и Итачи подумал, какая она бесстрашная. Видимо, ей было нечего терять. — До свидания, госпожа Шёпот, и спасибо! — лихорадочно махал рукой Тоби. Он передвинул стрелку настенных часов с зелёной восьмёрки на белую единицу, стены завибрировали, и Итачи проморгал, как они вновь оказались в разбитой лачуге. Из-под щелей в двери задувал колючий ветер. Учиха огляделся: в помещении был только маленький толстенький человечек со смешными усами. — Получили, что хотели, Тоби-сан? — Да, Шинаджин! Тоби доволен! — Тоби вполоборота махнул рукой, задерживая пальцы на ручке двери. — Йо! — отсалютовал он, открывая дверь, и Итачи передёрнуло от дымки прошлого. Два нукенина, укутавшись в чёрные плащи, скрылись в белой мгле.~
Итачи опасался оставаться с Тоби один на один. У этого шиноби было много масок, ношение которых Итачи не понимал до конца. Какие у него были планы на Акацки, если он притворялся бесполезным балбесом? Знал ли Пейн его истинное лицо? И было ли это истинное лицо? Итачи точно не помнил, но, кажется, у того лохматого темноволосого шиноби в маске, который убил Тенму, был другой голос и не было никаких мотивов. Учиха не лез в их разговоры с Пейном, это было не его дело. Лишнего внимания Итачи не хотелось: он пришёл хоть и вынуждено, но играть в героя и шпионить за членами Акацки смысла не было. Даже если бы он развалил организацию изнутри или, по счастливой случайности, всех перерезал, то продолжил оставаться один. А так была хотя бы иллюзия нужности и отсутствия одиночества. — Сегодня мы не сядем на обратный паром, — поставил перед фактом масочник. Он в присутствии Итачи не скрывал шипящий баритон за визгом. — Надо куда-то зайти ещё? — даже бровью не повёл. — Лучше, — Тоби скинул заснеженную накидку и встряхнул её: снегопад прекратился. — Я хочу, чтобы ты обучился одной технике. Был бы Итачи в другой ситуации с другим человеком, засмеялся. Но в складывающейся ситуации непроизвольно повёл плечом. — Как ты мог заметить, у нас с тобой есть одно сходство, — правый глаз сверкнул кроваво-красным. Итачи знал, что когда-нибудь этот разговор состоялся бы. — Зачем ты помогаешь мне? — спросил сразу, но совершенно не выражая эмоций. — Зарывание талантов и осквернение шарингана — не развитие своих способностей дальше. Разве я желаю тебе зла, Итачи? Итачи продолжал недоверчиво сверлить серые глаза Тоби. — Если бы мне нужен был твой шаринган, я бы давно оставил тебя без глаз, — буднично произнёс масочник, — а вернуться одному было бы опрометчиво и глупо. — Сколько времени займёт обучение? По голосу Тоби можно было понять, что он ухмылялся: — Первая стадия — обычно не больше трёх дней. На пароме начать нельзя, тем более нужно холодное и безлюдное место для концентрации. С верхней полки воспоминаний Итачи выпал снимок с Оокинасу. — Что за техника? Тоби выпрямился и задал направление. — Сначала надо что-то перекусить, я знаю отличную забегаловку для туристов. Итачи захрустел по серому снегу, блестящему от кислого солнца. — Скажи, — нукенин чуть было не обхватил временного напарника за подростковые плечи, — тебе что-нибудь известно о Сусаноо?~
— Итачи-сан, — баритонит Кисаме, возвращая к тёплому вечеру, стрекотанию сверчков и алеющему закату, который заставляет Учиху пару раз проморгаться от выступивших слёз. — Как думаете, Дейдара… — Хошигаки прикусывает язык: как всегда, начал предложение, а сформулировать мысль забыл. — Ты слышал этот взрыв? — не поворачивая головы, выпаливает Итачи. — Да уж, бабахнуло знатно, — сквозь виноватую ухмылку. Итачи знает, что Кисаме хочет спросить, но напарник проглатывает этот вопрос и продолжает прощупывать диалог на заминированные слова: — Тогда что нам делать? Не успевает Учиха ответить, как их кольца слегка нагреваются и покалывают: Пейн вызывает на собрание. Оба запрыгивают на верхушку ближайшего дерева, удобно размещаются на толстых ветках. Итачи привязывает свои ноги нитями чакры, Кисаме никак не комментирует этот процесс. Учиха слышит мысли Хошигаки, но игнорирует их. Ему не нужны подачки и слова сочувствия. Когда Итачи заканчивает с нитями, Кисаме ловит его взгляд, они кивают друг другу и складывают печати. — Дейдара мёртв, — заключает рябящий радужный силуэт Зецу, когда они все собираются на пальцах Статуи. — Кажется, он всё-таки покончил со своими взрывами. — О боги, потеряли ещё одного члена… — Кисаме изображает удивление, но у него это плохо получается. — А я думал, что он был довольно-таки силён. Ну, и кто же это сделал? Саске или Девятихвостый джинчуурики? — Это был Саске, — шипит Чёрный Зецу. — Однако, — продолжает Белый, и у Итачи внутри всё перехватывает, — похоже, Саске тоже погиб. Глаза Итачи багровеют, лицо не выражает ни единой эмоции. — Получается, Дейдара его забрал с собой? — не затыкается Кисаме. Итачи чувствует, как ему говорить об этом здесь и сейчас проще, чем там и тогда. — Ты должен быть благодарен, Итачи, — аристократично произносит Пейн. — Дейдара оказал тебе услугу, избавившись от твоей проблемы. Кисаме недовольно скалится в воротник плаща. — Хм… — тянет он, повернувшись к рядом стоящему Зецу, чувствуя неладное, — кажется, ты ещё о чём-то забыл. — Похоже, Тоби тоже погиб. Дейдара не брал в расчёт, кто находился с ним рядом. Итачи ничего не понимает. Как Тоби мог умереть, если он видел его? — Ах, Тоби, — ухмыляется Кисаме, не найдя на пустующем пальце вечно трещавшего товарища. — Должно быть, это очень хорошая техника, раз этот цыплёнок не смог сбежать. Кисаме его не видел? Итачи пронзает осознание о медитации. Неужели он тогда поймал промежуточный коридор между пространствами? Но он точно был в лесу, и его разбудил Тоби. Или его разбудил Кисаме? — Это неважно, — отсекает рябь Пейна, — его можно легко заменить. Как бы то ни было, — лидер закрывает свои сиреневые глаза, — потеря Дейдары просто ужасна. — Мне нравился Тоби, — продолжает гнуть своё мечник. — Когда дело доходило до поднятия настроения в нашей мрачной организации, Тоби был талантлив. — Я ухожу, — никак не комментирует это Пейн. — Я должен в тишине поскорбеть о смерти Дейдары. — Складывает печать и исчезает с характерным гудением. — Тогда я поскорблю о Тоби, — говорит Белый Зецу. — Тебе что, нечем заняться, да? — откликается Чёрный Зецу, и радужный силуэт исчезает. Итачи не собирается возвращаться в лес и ещё некоторое время стоит истуканом, сверля кровавыми глазами стену пещеры. — Пойдёмте, Итачи-сан, — осторожно зовёт Кисаме спустя две молчаливых вечности. Учиха исчезает первым, Кисаме растворяется за ним. Когда они возвращают астральные проекции в свои тела, Итачи будто просыпается от ужасного сна и понимает, что ночной кошмар оказался явью. Листья приятно шелестят от дождя, и Учиха не может сказать, от чего он не в состоянии пошевелиться: от потяжелевшего от воды плаща или от разбивающего голову горя. — Видимо, дождь затяжной, — говорит Кисаме, потому что надо что-то сказать. — Странно, что в такое время года в таком месте так часто льют дожди. Итачи молча спрыгивает с ветки, приземляется в мокрую траву и выходит на дорогу, не брезгуя шлёпать по грязным лужам в открытой обуви. Он становится неважно где и задирает голову к громыхающему сизому небу. Капли затекают в воротник плаща, и Итачи чувствует напряжение Кисаме, спрыгнувшего следом. — Вы себе так здоровье подорвёте, — желчно плюётся мечник: он недоволен таким поступком напарника после его сегодняшних приступов. Итачи лишь задирает голову выше. — Я не знаю, о чём в такой момент думает такой хладнокровный человек, как Вы, но отсюда Вы выглядите так, как будто плачете. Бывший АНБУ знает, что Кисаме сейчас вспомнил, как он догнал его в клановом гетто Деревни Скрытого Камня. И Итачи плачет. Тихо и сквозь зубы, позволяя дождю смывать стремительные горькие слёзы. Память так не вовремя прокручивает обрывки из пребывания в доме Кучибаши, когда они с Карасу разбивали вазы и икебаны, громко срываясь после неудачной миссии Учихи. Он наморщивает нос и со всей силы сжимает глаза: ещё этой птичницы не хватало сейчас заполонить все его мысли. — Жаль Вашего младшего брата, — еле слышно говорит мечник, но Итачи слышит это сквозь шум дождя. — Теперь Вы единственный выживший из клана Учиха, — в голосе проскальзывает некоторое ехидство. — Нет, — ровно отзывается Итачи и поворачивается к нукенину, — он не умер, к тому же… — Учиха не договаривает: обдумывает, надо было об этом говорить или нет. — О чём это Вы? — Дождь… он прекратился, — загадочно переводит тему Учиха, и Хошигаки списывает подозрения с такого интригующего и любящего говорить загадками Итачи. Грязные тучи стремительно уходят на запад, будто их кто-то тянет за собой, солнце начинает неприятно припекать, высушивая землю, и Итачи незаметным кивком головы зовёт Кисаме вслед за тучами. — Мы не набрали воду, — немного досадно вспоминает Кисаме. — Ещё успеется, — чеканит Итачи, и нукенины продолжают свой путь.~
Когда Итачи и Тоби вернулись из Страны Снега, Кисаме почувствовал, что между ними что-то произошло. Что-то, что поселило в их взаимодействии недомолвки и некоторую неприязнь. Для остальных ничего не изменилось, а вот Хошигаки спустя два дня подошёл к напарнику и в лоб спросил, что произошло. Итачи, естественно, ответил, что всё в порядке, но Кисаме подметил его ещё большую бледность и некоторую усталость. — Вы не заболели, Итачи-сан? — К чему такая забота, Кисаме? — Итачи прожёг мечника тьмой глаз. — Сначала Вы уезжаете неизвестно куда за каким-то лекарством, потом возвращаетесь, задержавшись в пути, и выглядите как живой труп, да ещё и с самым безобидным членом Акацки не ладите! — Кисаме смешно свёл брови, шипел и угрожающе нависал, отчего напоминал беспокойную курочку-наседку. Итачи бы рассмешила эта аналогия, если бы у него были силы на любую реакцию, кроме защитной. — Что между вами произошло? — Хошигаки выделил каждое слово и преградил напарнику дорогу. Итачи пронзил Кисаме убийственно-равнодушным взглядом. Он выждал паузу и наконец сказал: — Всё в порядке, Кисаме, тебе не о чем беспокоиться. Затратил на новую технику чуть больше чакры, чем планировал. — Вы применяли технику? На Тоби? — в глазах-бусинах Кисаме сверкнули азарт и неодобрение. — Я начал изучать новую технику, — пояснил Учиха. — Я бы попросил показать её, но не хочу вступать в бой с полудохлым напарником, — обиженно хмыкнул, будто растратили его чакру. — Так мы идём? — поняв, что Кисаме вырос стеной и пропускать никого не собирался, Итачи попытался найти пути обхода. — Да, — невесело выдохнул нукенин, — Пейн попросил подстраховать господина Сасори и помочь с выбором напарника, — пропустил Итачи вперёд. — Есть из кого выбирать? — продолжал диалог бывший АНБУ, не разворачиваясь к мечнику. — Сам не знаю, — вякнул Кисаме. — Возвращаемся в Страну Земли. Итачи удивило отсутствие шутки о безголовом воре.~
Сасори не любил опаздывать и задерживать себя и остальных, поэтому решение отправиться было немедленным и без «разбора полётов». В пункт назначения они добрались к вечеру следующего дня. Закат разливался малиново-оранжевым, неприятно действуя на глаза Итачи, из-за чего он был вынужден активировать первую форму шарингана. Красные глаза не раз спасали его от различных внешних раздражителей, но он заметил, что при частом использовании Каккей Генкая неприятные ощущения — покалывание, жжение и зуд — начали становиться постоянными спутниками. От капель становилось легче, но Итачи использовал их только после применения Мангекё, когда боль была невыносимой. — Это подрывник, — напомнил Сасори, когда они поднимались к какому-то буддистскому храму. — Пейн сказал, что он достаточно интересен для нас, и не стоит его просто так отпускать. — Сейчас будет важен и второй Тоби, — прогнусавил Кисаме. — Нам и одного хватает, — прохрипел Сасори. Храм был невероятно большим, и внутри него располагались литые статуи воинов-богов и демонов. Свет от красных фонарей, развешанных под потолком в два ряда, сильно действовал на зрительную и нервную систему Итачи. Неужели остальным освещение не доставляло дискомфорта? — Акацки?! — больше раздражённый, чем удивлённый вскрик заставил Итачи сосредоточиться на деле и обратить внимание на невысокий чёрный силуэт в другом конце храма. Шиноби стоял спиной к открытым дверям, и Учихе так было легче воспринимать его, чем если бы он светился от дурацкого искусственного красного света. — Да пошли вы… Вы мешаете мне творить! — И этот урод должен быть моим напарником? — злобно и расстроенно прохрипел Сасори: видимо, он разочаровался и готов был отказаться от своих недавних слов. — У него есть запал, — повернул он голову к Итачи с намёком, — но такие обычно умирают молодыми. — Это приказ нашего лидера. Его способности могут пригодиться, — в своей манере отчеканил Итачи, не моргая и не поворачиваясь — пытался наладить зрительный контакт с шиноби напротив. — Вы… вы знаете о моих способностях? — дёрнулся, и свет на мгновение упал на лицо. — Вы кто такие? «Готов», — отметил про себя Итачи, наконец зацепившись за лазурные глаза юноши. — Ты — подрывник, сотрудничающий с антиправительственными организациями во многих странах, — уверенно начал Кисаме. — Ну и чего ты пытался добиться, покинув свою деревню? — Добиться? — судя по голосу, подрывник шёл на контакт: — Да ничего! Я просто взрываю, что просят взорвать, используя свои творения, угу. — Творения? — заинтересовался Сасори. — Именно! — он, будто ожидая, запустил руку в набедренную сумку, некоторое мгновение что-то ища в ней. Вытащил, быстро накрыл второй рукой, что-то скрепил и показал подделку упругого белого паука или какого-то жука. — Ну как? — голос подрывника перешёл в сакральный шёпот, глаза загорелись. — Сочетание изящества и детализованности в простых трёхмерных формах! — на последних словах его голос сорвался. — Но это не всё моё искусство, — снова спокойный тон, будто пытался произвести впечатление серьёзного и взрослого шиноби, знающего своё дело. — Мои творения живут. Учиха вспомнил, что они стояли в окружении гигантских статуй. Он готов был прервать зрительный контакт с вербуемым, чтобы в случае чего отразить нападение железных скульптур. — Конечно, с точки зрения материала, это не что иное как глина, угу. Но они взрываются! — он поднял свободную руку и показал открытую ладонь. На ней был самый настоящий рот с зубами и высунутым языком. — Когда происходит взрыв, они меняются, и проявляется истинная форма моих творений. «Значит, помимо использования Дотона , он ещё владеет Райтоном и Катоном », — кивнул сам себе Итачи. — Момент мгновенного и неповторимого взрыва отражает всю их суть, угу! Искусство — это взрыв! — гаркнул шиноби, и последняя фраза разлетелась эхом по помещению. Он ожидал какой-то реакции после такой презентации? Все трое Акацки оставались неподвижны и равнодушны. — Чушь… — скучно заключил Сасори, решив нарушить тишину первым. — И это всё? — цокнул Кисаме. — Кто знает… — отозвался Итачи с некоторой меланхолией. — Ну и ладно. Я позабочусь об этом. Он закрыл глаза, сосредотачиваясь некоторое время, и, неторопливо подняв голову, медленно открыл глаза, в которых светились три Томоё . Учиха поймал лазурный прищур подрывника: тот явно не был знаком с шаринганом и пытался разглядеть его получше. — Хочешь драться? — буркнул обладатель странного Каккей Генкая. — Если я выиграю, ты присоединишься к Акацки, — мягко постановил Итачи и почувствовал ухмылку Кисаме. Шиноби сразу принял боевую стойку, широко расставив ноги, и погрузил руку в набедренную сумку аж по локоть. — Не стоит недооценивать меня и моё искусство! — бравадно выкрикнул он. — Мои техники — выражение моего творчества, угу! — завёл левую руку за спину, чтобы не видели, что он лепит, а правой бросил в Итачи толстого жука. Учиха отпрыгнул, рассчитав траекторию броска противника, но не учёл, что за этим последует. Шиноби сложил перед собой два пальца и гаркнул: «КАЦ!» Прогремел взрыв, распространяя серое специфически пахнущее облако, но Итачи не задело: он ожидаемо легко и мягко приземлился сбоку от взрыва, ожидая следующего шага. Ждать долго не пришлось: через деревянный пол пробилась гигантская сороконожка, которая обвила всё его тело. Подрывник истерически хохотнул. — Ну что, всё? Только на разговоры и способен? — юноша победно заулыбался, и на мгновение сердечный ритм Учихи сбился: младший брат тоже сильно радовался, когда Итачи ему поддавался. — Всё кончено, угу! — вербуемый наклонился вперёд, тряхнув гривой светлых волос, и сложил перед собой первую позу элементарных печатей. — А ты лучше на себя посмотри, — всё также равнодушно отозвался Итачи, не дав выкрикнуть «КАЦ». Подрывник будто проснулся и осознал, что всё это время стоял скованный своей же глиняной сороконожкой. — Как раз вовремя, — подыграл Кисаме, — ещё бы чуть-чуть, и он бы сам себя подорвал. — Я же говорил, что этот пацан относится к тем, кто умирает молодым, — поддержал Сасори, хотя Итачи понял, что кукольник сказал это, просто чтобы показаться самым умным. — Гендзюцу? — испарина проступила на лбу догадливого шиноби. — Но когда? — С самого начала, — ехидно оскалился Кисаме, не скрывая гордости за своего напарника. — С того самого момента, как ты заглянул в шаринган Итачи-сана, ты попал в его гендзюцу. Оскомина прокатилась по горлу Учихи: примерные слова озвучил Шисуи, когда Карасу показывала мастерство гендзюцу, зацепив Итачи своим волосами. Решение обратить испепеляющий невыносимый свет заката против противника пришло от ненависти к воспоминаниям и самому себе. На подрывника пролился золотой свет с улицы: Итачи пробил стену, возле которой стоял алтарь с главным божеством храма, разбил статую божества и сам стал на пьедестал, обрамляемый закатными лучами. Он почувствовал оцепенение шиноби и его жар. Лазурные глаза не отрывались от его рубиновых. Итачи хотел залезть ему в голову, отпечататься на сетчатке, а в ответ услышал молебный шёпот «Это настоящее искусство». Глиняные путы обмякли и упали к ногам, подрывник пересилил себя и оторвался от шарингана Итачи, пытаясь рукой закрыть глаза. Итачи слышал бормотание о заворожённости и видел, как чакра шиноби взбунтовалась. Голубой глаз пронзил его исподлобья, и Итачи тряхнуло от электрического разряда. Применение Райтона? Нет, чувство. Какое-то осознание нового чувства. Ощущение от человека ненависти, вызванной завистью и… — Ты проиграл, — Итачи признал своё поражение, но все поняли, что адресованы слова были противнику. — Не трахай мне мозг! — крикнул он, и иллюзия развеялась. Подкладка чёрного плаща прилипла к мокрой спине Учихи, он готов был поклясться, что не выдержал бы продолжение боя. Колючие мурашки кольнули в затылок и, подавив стон боли, Итачи не нашёл ничего лучше, чем разлететься на противно каркающих воронов. Пересобраться, перегрузиться. Подрывник как-то неприятно отозвался и об этом, но замолк, когда перед ним появились из ниоткуда остальные Акацки. Представились только рыжеволосый мужчина с пирсингом и синеволосая женщина, странно шелестящая плащом, будто он был бумажным. Пейн и Конан протянули подрывнику чёрный плащ с красными облаками. «Дейдара», — зазвенело в ушах Итачи новое имя, и он, ловя недобрый взгляд хитрых глаз Кисаме, прошагал к Зецу. Шиноби Страны Земли стеснительно и немного игриво отвернулся, как обнажённая девушка в первую брачную ночь, и накинул на плечи верхнюю одежду. Итачи моргнул три раза подряд, пытаясь осознать происходящее. — Хочу, чтобы вы знали, — развернулся Дейдара и сложил руки на груди, — я не остановлюсь в погоне за искусством. — Как скажешь, — равнодушно отозвался Пейн. — Но только будучи частью Акацки. Я жду от тебя исполнительности, — лидер подошёл к новому члену организации и протянул ему перстень с голубым камнем и кандзи «циан», акронимом «Лазурного дракона» . Дейдара покрутил кольцо и надел на указательный палец правой руки. — Ладно, ладно, я понял, — немного грубо ответил он. — Но ты, там! — угрожающий выпад указательным пальцем на Итачи. Учиху снова прошиб пот, горло высохло, но он продолжал оставаться непроницаемым и равнодушным. — Я больше никогда не попаду в твоё гендзюцу! — Теперь, когда ты один из нас, не думаю, что мне придётся применять его на тебе, — Итачи сказал очевидную вещь, но только потом понял, что это звучало более дружелюбно, чем ему показалось. — Я бы хотел, чтобы ты попробовал моё искусство на вкус, — гнул своё Дейдара, и сердце Итачи неприятно подпрыгнуло: это было сказано с подтекстом? — Успокойтесь, — проворчал Сасори. — Сасори! — окликнул Пейн, и нукенин изменился в лице. — Теперь Дейдара твой напарник, и ваша миссия — убить Орочимару. — Самое время, — прохрипел кукольник и неторопливо подошёл к новому напарнику. — Орочимару? — оживился подрывник. — Кто это такой? — Расскажу по дороге, — отозвался Сасори. — Орочимару сбежал в Страну Ветров, — раздался бархатистый голос Конан, — это всё, что мне известно. — Большего и не надо, — хрипел Сасори. — Идём. — Вы, Акацки, любите всем командовать? — недовольно промурчал Дейдара. Он лёгким движением достал волосы из-под воротника плаща, взял откуда-то чёрную ленту и завязал ею высокий хвост, оставив часть волос распущенными, а другую — перекинул на левую сторону лица, прикрывая глаз. — Поживее, — буркнул Сасори. — Да понял я! — недовольно крикнул Дейдара, просовывая в одно движение руки в отверстия плаща, и мельком бросил взгляд на Итачи. Учиха подавился воздухом, скрыв это в судорожном вздохе. Так на него смотрела Карасу перед тем, как стена холодности между ними треснула.~
— Итачи-сан, — в очередной раз Кисаме вырывает напарника из воспоминаний, — как думаете, в команде с джинчуурики Девятихвостого сейчас есть этот странный шиноби в зелёном? — мечник непонятно хмыкает и щерится. Учиха не сразу понимает, к чему этот вопрос и о ком идёт речь. Его брови слегка дёргаются, что не уходит от Хошигаки, и начинает перерабатывать вопрос. — Майто Гай? С каких пор тебя так волнует этот чудак в трико? — Незакрытые личные счёты, — скалится в воротник плаща. — Думаю, команда Наруто не добралась ещё до Саске. Итачи чувствует неуверенность и лёгкую раздражённость Кисаме, но знает, что тот не возразит и продолжит путь. — Схлестнёшься ещё с ним, если повезёт, — тихо обнадёживает Итачи, но добавляет: а пока задача тебе ясна? — Ещё как, Итачи-сан, — обрадовавшись, ухмыляется Кисаме и поглаживает Самехаду по рукояти, — не вмешиваться и никого не пускать. Это я могу. — Прекрасно, — в неизменной манере отзывается Учиха, зная, что его напарник отлично справится с этим.~
Кисаме ловко разметал всех, кто хотел зайти в кабинет одного известного криминального авторитета, в котором сейчас Итачи выуживал из него информацию с помощью Цукуёми. Учиха прекрасно слышал, как за большими дубовыми дверьми раздавались крики различных оттенков и интонаций, лязг металла, свистящие махи и глухие удары. Кисаме отлично справлялся со своей работой, на него всегда можно было положиться. Конечно, АНБУ внутри Итачи каждый раз одёргивал и напоминал, что нельзя расслабляться и доверять до конца нукенину с серо-голубой кожей и желанием перегрызть горло ради удовольствия, но роль всевыполнительного рабочего найма он отыгрывал блестяще. — Закончили, Итачи-сан? — спросил мечник, размазывая по скуле чью-то кровь. — Да, уходим, — кивнул Учиха, закрывая двери. Они перешагнули разрубленные и разорванные тела, стараясь обходить кровавые лужи, и вышли из владений через чёрный ход до того, как по лестницам со всех частей дома табуном прокатились дюжины личных шиноби, пришедших хозяину и товарищам на подмогу. — Всегда хотелось остаться и посмотреть на их выражения лиц, — хмыкнул Кисаме, когда он отмывался в речке, а Итачи медитировал под тенью дерева. Напарник ничего не ответил, даже глаза не приоткрыл. Нукенин хмыкнул и выжал грелки, снятые с рук. Вода окрасилась в розовый, и Кисаме вновь посмотрел на Итачи. Тот сидел неподвижно в позе лотоса, вытащив левую руку из рукава, держа её наперевес за счёт застёгнутого плаща. Кисаме нахмурился: он видел, как здоровье Учихи значительно ухудшилось после пребывания в Стране Снега, и с каждой миссией становилось всё хуже и хуже. Итачи не делился, какую технику он выучивал уже второй год, но каждый раз после тренировок он походил на ходячий труп. Воскрешённые марионетки Орочимару выглядели куда лучше, чем Учиха. — Кисаме, ты пытаешься меня убить взглядом? — даже не швельнувшись, спросил Итачи. Мечник зашумел в воде, неловко кашлянул и тут же ехидно захихикал. Ничего не ускользало от Учихи. Но вот Кисаме видел и знал не всё. Итачи всё сложнее давался Мангекё, поэтому он использовал только вторую и третью стадии шарингана. Добрую часть чакры приходилось затрачивать на глаза и элементарную физическую выносливость, потому что Учиха постепенно стал слепнуть. Он думал, что дальше ухудшения зрения дело не дойдёт, но однажды он не смог смыть с глаз кровавую пелену после использования Мангекё, и его это чертовски напугало. Больше всего хотелось расплакаться от бессилия и оказаться в доме Кучибаши в комнате Карасу, чтобы та прижимала к себе и успокаивающе перебирала волосы. Итачи никак не отразил своё внутреннее состояние на лице, но мгновенно разозлился и возненавидел себя за какие-то надуманные чувства. Он уже давно смирился со своей жизненной миссией: играть роль психопата-убийцы и выращивать ненависть младшего брата ради его любви. О посторонних чувствах и людях можно было забыть. Но в семнадцать лет, когда заканчивался переходный возраст, а гормоны буквально разрывали изнутри и грозились в действительности свести с ума, носить доспехи безразличия стало значительно труднее. Кисаме находил себе недолгие любовные приключения на каждой третьей миссии. То ли у него был личный график, то ли так совпадало, но тенденция была явной. Мечник водил с собой бывшего АНБУ в Дома Красных Фонарей , надеясь хоть как-то расслабить молчаливого и слишком серьёзного напарника, но тот продолжал оставаться каменным и заключал предложенных работниц либо в гендзюцу, либо разговаривал с ними, и через какое-то время они бесследно пропадали. Кисаме в это дело не лез — пусть малец развлекался, как было удобно, если это доставляло ему удовольствие. Итачи выбирал исключительно длинноволосых брюнеток, сажал их к себе спиной и так разговаривал с ними. Поначалу долго пялился на них, не моргая. Смотрел, пока мог смотреть. Сам себе создавал иллюзии присутствия Карасу и безопасности. Если ему нужна была тактильность, он долго обнимался с ними и просил погладить его по голове. Некоторые девушки заходили дальше, но он вовремя пресекал их попытки заняться своей изначальной работой. Это было, наверное, странно, но жжение в груди пропадало, кашель не раздирал, и всё тело будто забывало на какое-то время, что оно было растерзано техникой Сусаноо. «Не повезло же тебе, Чино-узу-кун», — как-то заметила Карасу, когда пришла посмотреть на результат тренировок с Шисуи: — «Так мало запаса чакры, но так быстро учишься. Не жилец для длительных боёв.» Учиха не любил, когда обнажали его слабые места, поэтому разоружал противника раньше, чем тот выявлял их. Итачи вышел из медитации. Следующая их миссия была на севере Страны Воды. Ощущение неизбежной кульминационной встречи с Карасу не покидало его. Он определил нахождение Кисаме по звуку, заправил руку обратно в рукав и встал. — Паршиво выглядите, Итачи-сан, — подметил мечник, вытирающий влажные синие волосы какой-то тряпкой. — Я в порядке, — опрокинул Итачи, и Кисаме не мог ему не поверить. — Тогда перекусим и в Страну Воды? — Да, — отозвался Учиха, с аристократичной лёгкостью поправляя плащ. — Кисаме, — окликнул Итачи, и Хошигаки вопросительно дёрнулся, — если я пропаду после следующей миссии, — он достал одной рукой из плаща маленький свиток, который в его руке стал больше, — раскрой его и сложи печати призыва в обратном порядке. Нукенин бросил свиток напарнику, и тот, поймав его, рассмотрел на серо-фиолетовой бумаге кандзи «северная ворона».~
В Стране Воды пришлось разбираться с несколькими неугодными шиноби. Карасу или хоть какие-то намёки на неё Итачи не попались, но чувство неизбежной встречи залезло под кожу и прорастало отравленным корнем всё дальше и глубже. Итачи сидел на скале и всматривался кровавыми глазами в предштормовое море, угрожающее в скором времени достать до него своими холодными языками-плетями. Ветер неприятно холодил открытые части тела и хлестал по лицу поднятым воротником. Учиха прислушивался к стихии и её настроению, пытался почувствовать и предугадать дальнейшие события через атмосферу и погоду. Кольцо неприятно закололо, и в голове раздался голос Пейна, который, по-видимому, вещал всем: — Произошёл несчастный случай в Деревне Скрытого Листа. За этим стоит Орочимару. Итачи нахмурился в отвращении. — Орочимару использовал шиноби из Скрытого Листа и Скрытого Песка, чтобы начать войну со Скрытым Листом. Но ему не удалось уничтожить Лист. Учиха закрыл глаза и пытался сконцентрироваться на голосе лидера, подавляя остальные свои чувства и мысли. — Третий Хокаге был убит в бою. Орочимару сбежал, его нахождение неизвестно. Я пошлю кого-нибудь на разведку, но… — Я пойду, — решительно прервал Итачи и встал с места. — Тогда это ваше с Кисаме задание, как и Джинчуурики Листа. Кисаме, закончивший забинтовывать Самехаду, подошёл к напарнику и кивнул ему с вопросом. Разумным было отправить Итачи в свою же деревню — он знал там каждый угол и каждого человека. Но Учиха отправлялся туда, потому что пришло время. Пришло время убить своего сенсея и умереть от руки младшего брата.~
Странный густой туман спустился с гор и окутал Коноху и окружающий её лес. Итачи догадывался о природе происхождения тумана, поэтому заранее был готов. Он ничего не собирался говорить Кисаме: разборки с Карасу были его личным делом, поэтому решение создать теневого клона и оказаться в двух местах одновременно, было принято сразу. Кисаме был спокойнее моря в штиль и лишний раз не выдавал себя: миссия была шпионского типа, тем более это была родная деревня Итачи, а значит, правильным решением было полностью довериться напарнику и подстраховать его в нужный момент. Дозорный на Западных воротах — лёгкая мишень: уснул, попав под гендзюцу рубиновых глаз, когда пытался разглядеть лица путников за широкими воротниками и ленточными ширмами на ка́су . Итачи надвинул головной убор и, звеня подвешенным колокольчиком, неторопливо прошёл в деревню. Кисаме последовал за ним. Коноховцы, видимо, не особо жаловали туман, поэтому на улицах было достаточно безлюдно. Итачи не нравилось, что ему приходилось тратить чакру не только на поддержание здоровья, но и на Хенге, но и на шаринган, потому что проклятый туман не давал ничего рассмотреть дальше своего носа. — Беспокойно здесь, Итачи-сан, не находите? — прошипел Кисаме в воротник плаща. — Да, — коротко кивнул Учиха и указал на ближайшую закусочную. Сильно пригибаясь, чтобы не зацепить касу, они прошли внутрь павильона и заказали два данго с двумя кружками чёрного чая. Горячий напиток был сейчас к месту, но он был настолько горячим, что пришлось ждать, пока он остынет, как нормальные люди, не прибегая к способностям шиноби. Кисаме пару раз подул в кружку и, валящий клубом горячий пар сбился под холодным воздухом. Туман, будто мечник тоже на него дунул, постепенно стал рассеиваться. Видимость значительно улучшилась. Итачи недовольно сверкнул рубиновыми глазами, а Кисаме дружелюбно подмигнул, мол, «расслабьтесь, Итачи-сан, не заметят». Кто-то подошёл к внешней стене закусочной и, поставив удобно ногу на стену, опёрся лопатками и локтем. Итачи услышал человека, но не почувствовал его чакру. Значит, шиноби. Значит, скрыл. Шпион? О них уже знают? Но человек не скрывался и не напрягался: по крайней мере Итачи не ощущал предатакующей паузы. Он одними глазами посмотрел на Кисаме, и тот слегка кивнул, дав понять, что тоже заметил нежелательного гостя. Послышались шелест страницы и сдавленное утробное хмыканье. Развёрнутый свиток так не шелестит. Что тогда? — Эй, вы, двое! — крикнул незнакомец, и Итачи услышал, как у Кисаме свело челюсти. — Ками-сама, как же вы хорошо смотритесь вместе… Итачи задержал дыхание и выхватил из картины, разворачивающейся у закусочной, клок седых волос, сигаретный запах и женские поджарые бёдра, обёрнутые бинтами. — Идиот, я здесь только потому, что Анко попросила меня купить ей немного клёцек, — раздался женский голос, и подозрения Итачи подтвердились. — А ты что здесь делаешь? — пробасил третий, и в воздухе пахнуло табаком. — Что ж, я пришёл купить подарок, и у меня кое с кем встреча здесь, — дружелюбно ответил знакомый голос. — То есть с Саске. Итачи подавил в себе рефлексы, чтобы никак не выдать себя. Он задержал кружку на полпути к своим губам. — Ждёшь? Не похоже на тебя, — отозвался тот, чей голос звучал погрубее, и Учиха сложил всю картину. У входа в закусочную стояли джоунины: вечно опаздывающий Хатаке Какаши, бойкая Юхи Куренай и не выпускающий изо рта сигарету Сарутоби Асума. — Это подарок для Обито? — спросил Асума, и Итачи стал догадываться о странности их разговора. — Обито? — уточнила Куренай. — Что-то вроде того, — ответил Хатаке. К Какаши в это время, не стесняясь лениво шаркать, подошёл кто-то другой. — Какаши? Чтобы Вы, да пришли первым? — подростковый голос со стороны. — Да, и такое бывает, — пробаритонили в ответ, убирая что-то за спину. — Зачем звали-то? И почему сюда? — спрашивающий подошёл ближе к Какаши, и Итачи разглядел в пареньке непослушные иссиня-чёрные волосы, перевязанные синим хитай-аем с символом Листа, угольные глаза и форменную рубашку с высоким воротом. Саске! «Какой большой стал…» — с тёплой грустью отметил старший брат. Итачи рефлекторно насторожился: Саске должно было исполниться в июле тринадцать лет, но выглядел он старше. Паранойя касательно замешанности Кучибаши во всех не явных делах Конохи снова окутала мысли. Понимая, что их сейчас заметят, Итачи положил свои холодные изящные пальцы на запястье Кисаме, подносившего кружку с чаем к лицу, и они, поняв друг друга без слов, в мгновение переместились, оставив обед на столе. — Что-то заметили, Итачи-сан? — спросил Кисаме, когда они оказались на крыше одного из домов спального квартала. — Встретил старых знакомых, которых лучше не встречать, — довольно честно ответил Учиха. — Наша задача — поймать джинчуурики, а не натыкаться на препятствия из других шиноби. — Мы переместились сюда, потому что Вы знаете, где он живёт? — Могу догадываться. Солнце уже вовсю разливалось, ослепляя весенними лучами; от тумана не осталось и следа. Против толпы бежал мальчишка в оранжевом костюме и что-то громко кричал об обеде. — Вы видите его? — вопрос от Кисаме. — Да. — Тогда это будет просто. — Пойдём, — Итачи звякнул колокольчиком. Они решили срезать у реки, где никого не было, чтобы лишний раз не попадаться на глаза коноховцам. Оба прекрасно понимали, что их уже вычислили и будут преследовать, поэтому надо было всё сделать тихо и как можно быстрее. — Вы ведь не из этой деревни? — звонкий голос Асумы остановил нукенинов.~
Итачи и Кисаме переместились в лес, чтобы избежать сражения с прижавшими их шиноби Скрытого Листа. Учиха нормально израсходовал чакры, погрузив Какаши в Цукуёми, где пытал его трое суток. Надо было перевести дыхание и собрать силы в кулак: решено было отправить теневого клона на Куройяму, а самому достать джинчуурики Девятихвостого. Если что-то случится, Кисаме не должен узнать, что с ним был клон; Карасу ничего не сделает, даже если не удастся её убить, а вот в компании с джинчуурики неизвестно, что могло произойти. Уж лучше было «раствориться» на глазах Карасу, чем в присутствии Кисаме. — Наверное, Вы сможете с ним драться на равных, — сказал Кисаме, когда Итачи переводил дух на срезанной возвышенности среди густой зелени леса, — а я — нет. Речь шла о Жабьем саннине, который, пока Итачи с Кисаме были задержаны на мосту, отправился с желанным джинчуурики в какое-то путешествие. — Да, — не стал юлить Учиха, — думаю, мы бы оба погибли, если бы сражались. Или, в лучшем случае, мы бы убили его ценой своих жизней. Даже если бы у нас было больше людей, результат остался бы неизменным. — Охранник этого мальчишки — один из Легендарной Троицы Саннинов. Весь клан Учиха и Семь мечников Скрытого Тумана меркнут перед его именем. — Да, — Итачи почувствовал, как похолодало от северного ветра, — но у всех сильных противников есть свои слабости. Бывший АНБУ встал и заглянул в белые глаза мечника. Тот оскалился и кивнул. Решено было отправиться за джинчуурики и саннином. Кисаме спрыгнул с возвышенности, тормозя Самехадой, режущей камень, а Итачи разлетелся на воронов, чтобы материализоваться внизу. Не бесшумные сборы распугали стайку птиц, притаившихся на макушках деревьев, но Кисаме не заметил, как к улетающей стайке присоединились несколько чёрных воронов.~
На Куройяму Итачи забирался целую вечность. Холодный ветер хлестал лицо и запутывал длинные волосы, набрасывая на глаза. Он слышал гуляющий в ветре голос Шисуи, который просил его остановиться, и чувствовал, как за ним наблюдали. Учиха знал, что это очередное испытание, что это уловки Кучибаши, без которых никак нельзя было подняться на вершину. Но он перевёл дыхание, сжав зубы, чтобы не выпустить наружу непонятные эмоции, и добрался до вершины в несколько рывков. Ветер не прекращался ни на минуту, будто это было предупреждение о том, что ему здесь не рады, но Учиху, как и в первый раз, встретил Хагетака-сама. Итачи заметил у него мелкие морщинки в уголках глаз и сухость шеи. Волосы были такими же идеально-гладкими и наверняка приятными на ощупь, без единой сединки, как и шесть лет назад. Итачи невольно задумался, как бы сейчас выглядел его отец. — Хагетака-сама, — низко поклонился Учиха. — Чино-Узу-сан, — зашелестел своими серыми одеяниями глава клана птичников. От бывшего АНБУ не скрылась некоторая холодность и, возможно, даже неприязнь, исходящая от Кучибаши. — Пришёл убить мою дочь? — вот так открыто спросил Хагетака, и Учиха чуть не подавился холодным воздухом. — Я пришёл поговорить, потому что скоро умру, — отбил Итачи. — Мы здесь, — Хагетака моргнул, и его глаза, словно у грифа, заполонили всю глазницу, не оставляя белка, — и мы следим за тобой, — он снова моргнул, Итачи готов был поклясться, что увидел третье веко, и глаза шиноби снова стали человеческими. Гигантские тени грифов пронеслись над ними и покружили, так же неожиданно пропав, как и появившись. — Я не буду вмешиваться до первого разбитого кувшина, — предупредил мужчина и стал полубоком. — Чино-Узу-сан? Итачи сделал шаг вперёд, убедившись, что его приглашают, и проследовал за Хагетакой-сама к дому. Как только он ступил на энгаву, ветер прекратился. Сёдзи отъехало, и его встретила Хато-обасан, готовая принять оружие на подушку, которую держала перед собой. Женщина поклонилась гостю, но в её глазах и жестах Итачи не увидел прежнего радушия. Все знали, кем он стал, и были ему не рады. — Карасу-сама ожидает Вас на третьем этаже, — сказала служанка, принимая у Итачи оружие. Тот вежливо кивнул и проследовал вверх по лестнице. Тьма неосвещенных квадратов поглотила фигуру в чёрном плаще, и Итачи пришлось воспользоваться шаринганом, чтобы видеть. До того, как покинуть деревню, он не активировал глаза для такой мелочи: ориентировался в темноте и доверял ей. Но сейчас, когда приличная часть здоровья была угроблена высшими техниками, приходилось затрачиваться на такие неприятные мелочи. Поднявшись на третий этаж, Итачи остановился. Его сердце предательски стучало, и в голове неприятно пульсировало. Если он ещё сильней разволнуется, то точно начнётся приступ кашля. Итачи заставил себя сдвинуться с места и как можно спокойнее пройти к самой дальней двери. Учиха никогда не задавался вопросом, были ли ещё в доме цельнодеревянные двери, или все остальные были бумажными. Защекотали мысли об иронии равносильной ловушки для обоих. Итачи остановился возле двери и, резко выдохнув, ровно постучал. Дверь оказалась открытой, приглашающе скрипнула. Учиха осторожно толкнул её, но входить не спешил. В комнате стоял полумрак и гулял сквозняк. Подвешенные оранжевые фонарики слегка раскачивались. Пальцы ног рефлекторно сжались от холода, и Итачи почувствовал свою уязвимость: ему будто снова было двенадцать лет, и он ничего не понимал и не контролировал. — Так-так-так, — раздалось откуда-то сверху, Учиха задрал голову и по привычке стал в боевую позицию. Высокая чёрная фигура слегка раскачивалась на бамбуковой жерди, не сводя с него звериных глаз со светящимися перламутровым отблеском. Тень спрыгнула, расправив рукава кимоно, справляясь с ними, будто с массивными крыльями. Босые, в некоторых местах выпачканные ноги приземлились на широкие деревянные доски, и к гостю подошли. — Чино-Узу-кун, — лениво прохрипела девушка, рассматривая Итачи. Он выпрямился, внимательно скользя по куноичи взглядом. В шерловых глазах, обрамлённых синяками усталости, и в крючковатом носе он узнал Карасу. Её волосы были такими же длинными и густыми, но лицо немного вытянулось, и его черты заострились. Она явно стала выше ростом, и её руки, скрываемые в длинных рукавах дымчато-фиолетового кимоно, приняли более утончённый вид, насколько Итачи мог заметить. — Карасу-сенсей, — поклонился Учиха, и Кучибаши поклонилась в ответ. — К чему формальности, — фыркнула она, — рада видеть своего старого друга живым и здоровым. — Сегодня это неправда, — холодно отрезал нукенин. — Ты знаешь, зачем я пришёл. — А ты знаешь, зачем ты пришёл? — уголок губы поплыл вверх, глаза издевательски сверкнули. Итачи не мог вспомнить, как он оказался сидящим перед накрытым такацуки и смотрел на дымящийся рис с овощами и рыбу, окунутую в соевый соус. В метре напротив сидела Карасу в откровенной позе, выставив левую ногу в сторону. Её кимоно разъехалось, оголяя бёдра, а левая рука опиралась на колено и держала глиняную чашу с рисом. Учиху отрезвляло щёлканье палочек. — Это гендзюцу? — задал вопрос. Карасу перестала есть и внимательно посмотрела на него. — Нет. Итачи не поднимал глаз и пытался рассмотреть на своём плаще то ли пятно, то ли отсвет. — Ешь, пока не остыло, — буднично сказала она. Учиха сжал чёрную ткань до побелевших костяшек и готов был разрыдаться, но выдал это чувство за злость. — Да как ты можешь общаться со мной так, будто ничего не было? Будто мы виделись вчера, и я просто пришёл на обед, потому что устал сидеть за столом с родственниками, которые только и спрашивают об Изуми и просят не брать такие длительные миссии? — его голос дрогнул, и он подавил желание перевернуть такацуки — предупреждение Хагетаки-сама всё ещё было в силе. — Я — проклятый нукенин, Карасу! — Итачи сорвался и понимал, что орал за все эти пять лет. Наверное, он никогда не повышал так сильно голос. Он встал с места, не контролируя себя. — Я убил весь свой клан, их кровь была на моих руках, на моём лице, в моих волосах! — голос дрожал, но не срывался. — Я пять лет спал где попало, ел что попало, — фразы стали отчётливее и более выделены, — убивал и пытал людей, потому что такова моя работа. Предал своего младшего брата, предал свой клан, предал тебя и использовал твои учения во зло, и всё ради родины, в которой моё имя под запретом! А ты сидишь в открытой позе и за одним столом, принимаешь меня в своём доме и угощаешь всей этой едой! Перед глазами всё плыло то ли от навернувшихся слёз, то ли от плохого зрения. Карасу молча смотрела на Итачи, положив подбородок на левое колено, и в её выражении читались грусть и сожаление. На пол что-то закапало, и куноичи изменилась в лице, резко встав и приблизившись. Итачи рефлекторно сделал пару шагов назад, выставляя блок из рук, и Карасу остановилась. — У тебя кровь, — сказала она и посмотрела на губы нукенина. Учиха, почувствовав движение чего-то тёплого и вязковатого, дотронулся пальцами до надгубной ямки. На пальце остались рубиновые следы: из его носа текла кровь. Только не сейчас. — Позволь, — прохрипела Кучибаши, пытаясь скрыть волнение в голосе. Итачи замер, нутром чувствуя, что ему не причинят вреда. Карасу приблизилась и медленно протянула руку к лицу. Учиха рефлекторно чуть дёрнул головой, Кучибаши замерла с поднятой рукой. Он поймал своё дыхание и перехватил её: они дышали с одной частотой. Карасу медленно приблизилась и вытерла рукавом кровавый подтёк. Итачи тяжело сглотнул, почувствовав вязкую солёную массу во рту. — Тихо, тихо, — большим пальцем другой руки она вытерла слезу, лениво вытекающую к скуле. Пальцы дотронулись до шеи у мочки уха и остались там, приятно холодя кожу. — Я всё понимаю, я всё знаю, — хрипела Карасу успокаивающим шёпотом. Её утешения снова действовали. Учиха закрыл глаза, не в силах противиться девичьей ласке. В желудке стало легко и щекотно, а голова запульсировала горячей болью. — Это гендзюцу? — спросил Итачи, не узнав свой голос. — Чш-чш-чш, — убаюкала Карасу и промокнула возле носа ещё раз. — Отпусти меня, пожалуйста, — попросил надрывным шёпотом, чувствуя, как длинные ресницы раздавливали горячие капли слёз. — Я тебя не держу, — ответили, обдавая тонкие губы горячим дыханием, и Итачи подавил стон, шумно выдохнув. Куноичи приблизилась и поцеловала его прямо в губы, слизав кровавые разводы и притягивая за шею ближе. Нукенин открыл глаза, убедившись, что всё по-прежнему было реально, и потянулся к поясу её кимоно, углубляя поцелуй, будто понимая, как это делать. Он просто позволил языку Карасу исследовать свой рот, а сам тем временем развязал пояс и одной рукой нащупал сетку на женском боку, а второй — обвил пояс у шеи поддавшейся страсти куноичи и затянул, прижимая к себе в захвате. — У тебя свои фокусы, у меня — свои, — фраза сама слетела с раскрасневшихся губ Учихи, и он пытался перевести дыхание, затягивая пояс кимоно сильнее. Карасу цеплялась за мужские крепкие руки, царапая их и пытаясь ослабить хватку, а затем в одно мгновение просто откинулась назад, поддаваясь, и Итачи вдохнул запах шелестящих иссиня-чёрных волос, приятно уколовших его лицо. «Гендзюцу!» — запоздало сработал мозг, но нос уже сделал вдох. Карасу рассыпалась на смолянистых ворон, противно каркающих и неприятно хлопающих по всему, чему могли достать своими большими крыльями. Итачи сразу отпустил, пытаясь отмахнуться от птиц, но перья прилипли к нему, тягуче растекаясь и склеивая, а в горле знакомо защекотало, вызывая кашель. Только не снова харкать кровью и перьями. «Развейся!» — гаркнул он, и Карасу предстала перед ним, но кашель не прошёл. Последнее, что видел перед собой клон Итачи — стремительно приближающуюся Карасу с катаной, отсвечивающей в оранжевом свете бумажных фонариков. — Почему мы должны отступать? — вопрос от Кисаме. Они прыгали по голубой глади воды. Итачи мокро кашлянул и выплюнул куда-то в сторону кровь с перьями. Глаза были мокрыми, но уже от крови: пришлось применить Аматерасу, чтобы вырваться живыми из лап Жабьего отшельника. Учиха впитал весь опыт теневого клона и пытался осознать произошедшее на Куройяме. Преследовали ли его? Джирайя вряд ли, а вот клан Кучибаши вполне себе мог, пусть даже ни один кувшин не разбился. — С его текущим уровнем с Наруто можно не торопиться, — ответил Учиха, смаргивая кровавые слёзы. — К тому же мне нужно где-нибудь передохнуть. Саске был жив, но не был готов для свершения мести; Наруто был под защитой саннина; Карасу не держала на него зла, но он только ухудшил между ними отношения. Итачи решил, что, когда помедитирует и придёт в себя, они обязательно направятся в Дом Красных Фонарей, и на этот раз Учиха позволит девушкам зайти дальше объятий и расчёсывания волос.~
С тех событий в доме Кучибаши Итачи не избегал встречи с Карасу, хоть и понимал, что та наверняка попытается его убить. Ему было некогда умирать — надо было дождаться Саске. Судя по слухам, младший брат покинул деревню и ушёл к Орочимару для обучения. Итачи иногда срывался на беспокойство, но потом вспоминал, что Змеиный саннин не был властен над шаринганом, и становилось легче. Наверное, у Саске был свой план: Итачи надеялся, что брат унаследовал холодность рассудка и стратегический расчёт. Миссии были обычными и не требовали сверхъестественных задач. Планы с джинчуурики пришлось отложить на четыре года: если Девятихвостый был не готов, то какая могла быть речь о других Хвостатых? Пейн заметно оживился, когда Наруто покинул деревню вместе с Джирайей для паломничества и поиска своего пути шиноби. Времени было навалом, но это время убивало. Итачи не рискнул создавать полный скелет Сусаноо, поэтому решил сосредоточиться на слоях. Корсета с руками хватало для того, чтобы одолеть противника и не откинуться самому. Наслоение мышц, кожи и одежды заняло слишком много времени: техника отнимала чакру до минуса, поедая тело создателя, и Учихе приходилось долго восстанавливаться. Тоби, который контролировал процесс обучения технике, каким-то образом уговорил Пейна, чтобы тот перебросил нагрузку на Дейдару с Сасори и Какузу с Хиданом. Кисаме брал короткие одиночные миссии, в которых можно было обойтись одному, но дольше четырёх суток Итачи не давали восстанавливаться. Очевидно, он на миссиях не использовал Сусаноо и редко доходило дело до Мангекё, но с небольшим запасом чакры и разрушающимся организмом из-за клановой техники долго не повоюешь. Учиха уходил в медитацию для быстрого восстановления, погружая своё тело в своеобразный транс для исцеления и сосредоточения. Этому его научила Карасу, когда они были на Оокинасу. Надо было либо погрузиться в свои самые тёплые и спокойные воспоминания, либо создать свой собственный мир из воспоминаний и фантазии. Итачи почти провёл параллель с Цукуёми, за исключением факта ненадобности шарингана. Кучибаши опасалась, что он потонет в собственных иллюзиях, поэтому они договорились, что она будет его константой, его постоянной и неотъемлемой частью в успокаивающих грёзах. Карасу всегда знала, когда Итачи уходил в медитацию: ей сообщал ворон Учихи, поэтому она старалась погрузиться в медитацию одновременно с ним. По потоку чакры найти Учиху не составляло труда, но он не всегда впускал её, и происходило это не по его воле. Чакра нукенина становилась рябящей и неспокойной всё чаще и чаще: это говорило о том, что он медитировал после сильного физического и психологического истощения. Карасу не могла знать, что именно происходило с бывшим учеником, но иногда вороны докладывали о жизни хозяина. Во время скитания с Акацки Итачи видел Карасу пару раз в трансе. Она будто наблюдала со стороны невидимой тенью и исчезала, когда он пытался приблизиться. Учиха не понимал, было это игрой его разума, или птичница действительно продолжала входить с ним в транс одновременно. Разумеется, Итачи понял, что дело было в воронах. Он не мог и не хотел расторгнуть с ними контракт, но и запретить или проконтролировать общение всех призывных воронов не мог. Возвращаться на Оокинасу больше никогда не хотелось: Итачи понимал, что это было бы позорно и недостойно, да и свободно не поперемещаешься, находясь в преступной организации. Но медитировать ему никто не запрещал, поэтому он часто практиковал медитацию для восстановления сил после затратных миссий. Когда ему стало плохо от сильного приступа кашля после запечатывания вороны Шисуи в тело Наруто, решение погрузиться в транс пришло незамедлительно. Учиха чувствовал, что в этот раз Карасу точно будет с ним и не растворится тенью. Его всегда ставило в неудобное положение осознание, что они как-то связаны и, если бы не их кланы и не долг шиноби, Итачи почти был уверен, что всё сложилось бы по-другому, как у людей. Он погрузился в транс, отбросив внешние раздражители, и проснулся в летнем саду клана Кучибаши. Синички приятно чирикали, солнце слегка согревало замёрзшую от дождей и озноба некогда фарфоровую кожу, и тёплый ветерок расчёсывал жидкие волосы, убирая их за ухо и с плеч. Звучала минорная неторопливая мелодия. Итачи пошёл на звук и увидел на скамейке под сливой Карасу. Её волосы были убраны на одну сторону, оголяя белую шею и изгиб плеча, затяжка кимоно ослабла, и при лишнем движении ткань обещала соскользнуть вниз. Карасу перебирала паучьими пальцами струны мособивы , совершенно не замечая Итачи. Будто он был гостем в её подсознании. Учиха притих и не рискнул приблизиться, приняв такую картину как часть умиротворения. Мелодия показалась ему достаточно грустной и обязывающей к спокойному, но серьёзному разговору. Подлетевшая синичка подпевала, изредка издавая одиночные ноты, будто они репетировали и наконец давали концерт. Когда Карасу закончила, она неторопливо отложила инструмент, поправила кимоно и, не смотря в глаза Итачи, приглашающе подвинулась. Нукенин нахмурился: по его ногам ориентировались опытные джоунины, зная, что смотреть в глаза опасно из-за Каккей Генкая в них, но он не ожидал такого жеста от Карасу, тем более в таком месте. — Почему ты продолжаешь проявляться здесь? — спросил Итачи, но приблизиться не осмелился. — Потому что нельзя удалить или исключить константу из своего транса. На то она и константа, — спокойно ответила куноичи, и Итачи получил пощёчину от таких интонаций. Даже после попытки убийства она продолжала говорить с ним так, будто ничего не было? — Что мне делать с тобой? — А почему ты хочешь меня убить? Я призрак прошлого, которое ты хочешь забыть? Итачи виновато опустил голову. — Я не знаю. Я не знаю, — он досадно поджал губы и разозлился, что никогда не мог скрыть в присутствии Кучибаши свои эмоции. — Я не могу позволить себе жить прошлым, и никто из Акацки не должен знать, что мы виделись в Конохе или сейчас. Я должен продолжать путь ради Саске, но ты не даёшь забыть себя. Даже если я убью тебя сейчас, вороны будут напоминать о тебе. Карасу иронично улыбнулась себе под вечно босые ноги. — Тогда не зацикливайся на мне. Итачи, — Кучибаши первый раз назвала его по имени, и это током разлилось по телу Учихи, — я знаю о твоей миссии, я знаю, почему ты убил свой клан, я всё знаю и не могу осуждать тебя. Ты не даёшь поддержать себя и думаешь, что не нуждаешься во мне, но это не так. — И что ты предлагаешь? — Просто жить дальше. Если тебе больно или неприятно, не ищи со мной встречи. — Самое печальное в этой истории, — Учиха грустно улыбнулся, потупив взгляд, — что ты можешь без меня обходиться, а я без тебя — нет. — Ты прекрасно справляешься, — Итачи пропустил, в какой момент Карасу подошла к нему и положила прохладную ладонь на щёку. Дёрнуться или попросить убрать её не было сил. — Я завтра ухожу на миссию ранга S. — И можешь не вернуться? — И могу не вернуться. — Я думал, что ты не ходишь на миссии. — Это было при Третьем. Пятая только и отправляет на секретные. — То есть никто даже не знает, что ты уходишь? — Кроме отца и Пятой никто не знает. Итачи понимающе коротко кивнул и подумал, что, если Карасу не вернётся с миссии, никто в Конохе об этом даже не узнает и не поплачет о ней. Он устал от круговорота тоски. — Удачи с твоей миссией, Чино-Узу, — куноичи очертила большим пальцем линию у глаза, — ты почти у цели. — Мы сейчас желаем друг другу хорошей смерти, — хмыкнул Учиха, не смотря в глаза Кучибаши. — Получается, что так, — прохрипела Карасу, ответно улыбнувшись. Они ещё постояли так некоторое время, вдыхая запах цветков сливы и прислушиваясь к песням птиц и ветра. — Верю, что ты на правильном пути и обязательно придёшь домой, — настолько искренне сказала Кучибаши, что у Учихи сжалось сердце: он знал, что это были её последние слова. Итачи погладил пальцы Карасу, не желавшую убирать их с его скулы, и, нехотя отстранившись друг от друга, они низко поклонились друг другу и покинули летний сад. Итачи проснулся от щекотки, думая, что это остаточное от прикосновений Карасу. Но, открыв глаза и сфокусировавшись, увидел перед собой Тоби, щекотавшего его окровавленным чёрным пёрышком. Учиха сморгнул, проснулся и не сразу понял, что масочника рядом не было. Значит, тот перехватил его в медитационном «коридоре». Получается, Тоби знал, где он был и с кем виделся? Какая уже разница: Итачи был в паре часов от своей смерти. Когда он добрался до Убежища Учих и остался ждать Саске, привалившись на троне и устало положив пульсирующую левую руку на каменный подлокотник, он ещё раз погрузился в транс, чтобы набраться побольше чакры перед очевидно долгим сражением. Самой Карасу или её присутствия в летнем саду не было.~
— Итачи-сан, — зовёт Кисаме в тысячный раз, — и всё-таки, почему именно вороны? — Я думал, мы закрыли эту тему, — недовольно ворчит Учиха в плащ. — Что, настолько секретная информация? — не унимается мечник, подтрунивая над напарником. Итачи останавливается и смотрит в сторону Кисаме. Тот тоже останавливается, приготовившись неизвестно к чему. — Я не выбирал ни сенсея, ни призывное животное. Ты же тоже не выбирал, родиться тебе акулой или пингвином. — Справедливо, — пожимает плечами Хошигаки. — Я ответил на твой вопрос? — слабо видящий нукенин улавливает взгляд белых глаз. — Не совсем, — признаётся Кисаме, и они одновременно продолжают путь. — А ты ожидал какой-то истории? — Хм, — потирает массивный подбородок, — я думал, это какая-то приключенческая история о неразделённой любви и борьбе с обстоятельствами. — Оставь эти сказки для безнадёжных романтиков, Кисаме, — у Итачи передёргивает всё тело, — мир не так интересно устроен, как ты думаешь. — Как скажете, Итачи-сан, как скажете, — мечник скрывает непроизвольную улыбку в воротнике, больше не задавая вопросов. Убежище Учих виднеется через толстые стволы вековых деревьев.