«Remember»

323 год, где-то на территории будущей современной Кореи        — Ты всё записываешь? – грубый хриплый голос сопровождался старческим кряхтением. — Да, я всё записываю, - высокий парень не азиатской внешности поддерживал старика под локоть, шагал медленно и размеренно, чтобы тот не упал.        Чжан Исин наблюдал за ними двоими из своего места, где занимался ремеслом. Он недавно перебрался в здешнее небольшое поселение, где изготавливал маленькие деревянные статуэтки и обменивал их на еду. Его привлекли эти двое, потому что, несмотря на свой преклонный возраст, старик не выглядел немощным. И даже тяжелые шаркающие шаги вызывали у Исина странные мысли и подозрения.        — Ты должен записывать всё, что я тебе говорю, Габриэль, - ворчал старец. — Я очень надеюсь, что ты однажды вытащишь нас из этой дыры. — Не сомневайтесь, так и будет, - послушно ответил молодой человек.        Исин проводил их взглядом до самой тропы, которая вела в лес. Он не понимал, как они могут туда направляться, ведь там водились опасные хищники. За те несколько месяцев, что Чжан прибывал здесь, волки не раз нападали на людей, а лисы часто воровали пойманных кроликов из-под их носа.        Чжан Исин был совершенно один в этом мире. Его родители умерли от какой-то ужасной болезни, когда ему было девятнадцать. Но рядом оставалась любимая жена. ДаМи была невероятно чуткой, доброй и красивой девушкой. Когда она улыбалась, весь мир исчезал для Чжана, и существовала лишь она. Через два года она тоже скончалась у него на руках. Та ночь была самой черной и холодной для 21 – летнего Исина. После смерти всех своих близких, он ни с кем не заводил дружбу, не подпускал к себе людей и жил отшельником. Скитался по землям, примыкал то к одному поселению, то к другому. Парень просто не мог оставаться на одном месте больше полугода. И сейчас, находясь здесь, в этой деревеньке, он тоже собирался в скором времени уйти и продолжить свои странствия.        Исин, как и всегда, сидел и вырезал фигурки. Это могли быть зайцы, медведи, даже волки. Такие фигурки были очень по душе местной детворе, и те клянчили у своих матерей взять одну. Это здорово спасало Исину жизнь, ведь домашняя еда была вкусной и питательной. Правда, ничто не могло вытеснить из памяти парня стряпню родной матери.        — Зачем мы снова сюда пришли? – Чжан заметил знакомый силуэт, это был тот молодой человек, которого старик нарек Габриэлем. — Мне нужно еще кое-что увидеть и сделать, - ворчал старец, — сгинь с глаз моих. — Но как я могу Вас оставить? Вы же… — Я сказал, сгинь! Мерзкий мальчишка! Только и знаешь, что мешать мне!        Молодой человек едва склонил голову и отошел от старика не пару метров, сложив руки за спиной. Исин с любопытством наблюдал эту картину. Что-то в этих двоих привлекало его внимание, но он не мог понять, что именно. Габриэль стоял, не шевелясь, зорко следил за дедом, даже не моргал. Но резко повернул голову к Исину, словно почувствовал на себе чужой взгляд. Чжан быстро опустил голову и еще более усиленно начал вырезать по дереву.               — Господин, вы меня слышите? – доносится чей-то голос сквозь вакуум до Исина. — Очнитесь, Господин.        Чжан кое-как открывает глаза и фокусирует взгляд на лице, что нависает над ним.        — Боже, слава Богу! - выдыхает парень, помогая Чжану подняться. — Я очень долго вас искал, Господин, - продолжает лепетать парнишка, отряхивая дорогой костюм, безнадежно испорченный, увы. — Как долго я был без сознания? И где я вообще? – Исин кладет руку на себе на грудь, туда, откуда было вырвано его сердце. Оно, конечно же, уже на месте, но неприятные болевые ощущения всё еще отдаются в теле. — Я не могу точно сказать, - опускает голову парень, — но с того дня, как вы сели в самолет, прошло более семидесяти часов. — То есть, почти трое суток я валялся здесь, - рычит Исин. — Простите меня, - падает на колени и склоняет голову парень. — Поднимайся, Гейб, - брезгливо бросает бессмертный. — Ты сделал всё, что смог. Будь ты моей крови, я бы убил тебя сразу же, как открыл глаза.        Гейб на трясущихся ногах встает с земли, но головы не поднимает. Он прекрасно знает, что Чжан Исин никого не щадит и не прощает. И ему действительно повезло, что не Лэй его создатель.        — Ты не ответил на мой вопрос, - продолжает Исин, поправляя пиджак и рубашку, заодно проверяя металлические накладки на ключицах, которые на пару сантиметров были врощены под кожу. — Мы на окраине Сеула, Господин, - тут же произносит Гейб. — Отлично, - хмыкает Исин. — Что ты выяснил? — Думаю, меня раскрыли, - плечи парня снова опускаются и в руках чувствуется дрожь. Облажаться перед Исином тоже равнозначно подписать себе смертный приговор. — И как это вышло? – выгибает бровь бессмертный. — Думаю, меня заметил мой создатель. Я не ожидал увидеть его в том месте… — Не находишь это глупым? – шипит Чжан. — Ты находился в округе их обитания! Как ты мог не думать о том, что тебя могут увидеть?! — Простите! – Гейб снова падает на колени и припадает к земле, полностью склонившись. — Когда это произошло? — Пару дней назад. — Думаю, в лесу мы их не найдём. Они уже давно покинули его окрестности. Выясни, куда они направились. И, предупреждаю, в твоих же интересах не спалиться в этот раз, - Чжан шепчет слова прямо на ухо парню, присев на корточки рядом с ним. — А у меня есть кое-какие дела.        Исин оказывается в своей квартире в центре Сеула уже через полчаса. Принимает душ, надевает новый костюм, смотрит на свое отражение в зеркале и прорабатывает в голове маленький план. Чжан знает, что Бэкхён сейчас, наверняка, пытается найти место, где спрячется сам и спрячет своих брата и истинного. Но Бён явно не догадывается о том, что Чжан Исин может сделать с другими его близкими.               Кристиан сидит в своем кабинете, пьет кофе и изучает экономику страны. В последнее время его бизнес сдает свои позиции. По кланам бессмертных поползли слухи, что Бён Бэкхён прижал его к стене и дни древнего сочтены. И это, конечно, совсем не на руку Крису. Еще и Лэй резко пропал, не выходит на связь, молчит как рыба. Это тоже не нравится вампиру.        — Босс! – влетает в кабинет Лука. — К вам пришел Чжан Исин! — Наконец-то! – взрывается Кристиан. — Пусть войдёт.        Чжан поднимается на лифте на нужный этаж, вальяжно выходит из него и так же вальяжно входит в кабинет Криса. Мужчина стоит у окна, курит сигару и даже не думает оборачиваться на тихие шаги за своей спиной.        — Доброе утро, Кристиан, - с ухмылкой произносит Исин. — Где ты был? – в голосе бессмертного ни капли дружелюбия, лишь злость и раздражение. — У меня были кое-какие дела, - уклончиво отвечает китаец.        Кристиан все же разворачивается к нему и смотрит долгим дотошным взглядом. В этом вампире всегда чувствуется опасность, от которой мурашки бегут по затылку. Но Крис его вовсе не боится, просто ведет себя осторожно. На всякий случай.        — Мы с тобой договаривались, что ты не исчезаешь вот так, не предупредив. Почему я должен искать тебя двое суток? — Были проблемы, которые требовали моего вмешательства, Кристиан. И ты прекрасно осведомлен о том, что свои личные дела я решаю сам, и не обязан перед тобой отчитываться.        Исин тоже закипает, потому что не привык, чтобы с ним так разговаривали. Единственный, кто мог его осадить и в чем-то упрекнуть, мертв. Боле Лэй такого отношения не позволял и не позволяет никому.        — Ты, видимо, забыл, что я не твой цепной пёс, Крис? – прищур хитрых глаз выдает бешенство китайца. — А ты, видимо, забыл, что у нас с тобой есть уговор, - со сталью отвечает старший. — Мне плевать на твои личные заботы. Но если ты пропадаешь из поля зрения, будь добр, скинь весточку.        Кристиан тушит сигару в пепельнице, подходя к своему столу, и присаживается в кресло. Разговор окончен, это можно понять по сложенным на столе рукам и чуть опустившемся плечам. Исин следует его примеру и насилу успокаивает в себе бурю. Он садится напротив, закидывает ногу на ногу и смотрит старшему в глаза. Они у него были сейчас какого-то бледного серого оттенка. Чжан слышал о таком явлении, что цвет глаз может меняться в зависимости от настроения, но никогда ранее не наблюдал подобного явления у вампиров.        — Что слышно о Бёне? – спрашивает Кристиан. — Согласно моим источникам, он покинул свое насиженное место и скрылся. — Как-то на него не похоже, - задумчиво произносит бессмертный. — Он не из тех, кто скрывается и сбегает. Что-то произошло? — Не могу точно сказать, но зато знаю, как заставить его показать свое милое личико, - злобная ухмылка окрасила тонкие черты лица Исина. — Какой у тебя план? – улыбается в ответ Кристиан.               Бэкхён осматривает квартиру, в которую их привёл Минсок. По словам старшего, об этом месте во всем мире знали только двое – он и Габриэль. И, так как отца больше нет, единственным живущим на земле остается только Ким. Здесь каждый угол покрыт приличным слоем пыли, она даже в воздухе летает, забавно пританцовывая от проходящего через раскрытое окно луча солнечного света. Чонин тоже присматривается к деталям, тут и там подмечая «руку» Габриэля. Не нужно большого ума, чтобы понять – это место принадлежало только им двоим. Сехуну, естественно, ни одна из присутствующих вещей в интерьере ни о чем не говорит. Он просто смотрит на стены, увешанные многочисленными картинами, на пыльные полки с фигурками и статуэтками. Многие из них сделаны из дерева, как догадался О, присмотревшись более внимательно. В них нет ничего особенного – обычное дерево, покрытое лаком.        — Вы будто мою душу рассматриваете, - не выдерживает гнетущей тишины Минсок, чуть поежившись. — Прости, Хён, - невинно улыбается Чонин, — просто здесь всё иначе, не так как в нашем поместье. — Конечно, здесь будет всё по-другому, - ворчит Ким. — Это место было только наше с вашим отцом. И я никогда даже мысли не допускал, что приведу кого-то лично в эту квартиру. — Как давно вы с ним приобрели ее? – интересуется Бэкхён. — Ох, спроси чего полегче, - выдыхает Минсок, пытаясь вспомнить. — Думаю, за несколько десятков лет до того, как Габриэль покинул наш мир. Тогда и квартир как таковых не было, - усмехается Ким. — В те годы в Европе только начинали строить здания с более чем одним этажом. Хотя ваш отец мне сказал однажды, что такие дома были еще в Древнем Риме, - улыбается Минсок, — и назывались они инсулами. — Сколько вашему отцу лет было вообще? – удивляется Сехун. — Никто не знает, - Бэкхён едва улыбается кончиками губ, — я не один раз задавал ему этот вопрос, и он всегда отвечал, что в то время никто не вёл записей о рождении, и о возрасте, как таковом, особо не думали. — Уверен, Габриэль был одним из самых древнейших бессмертных, раз уж знает такие подробности о Древнем Риме, - отзывается Минсок. — Не обязательно, - хмыкает О, чем заставляет все три пары карих глаз устремиться на него. — Вся информация сейчас есть в интернете, - добавляет парень, как бы объясняя свои сомнения.        Чонин просто смотрит на него, Бэкхён отводит глаза в сторону и прикрывает губы кулаком, как бы пытаясь что-то спрятать, зато Минсок взрывается громким хохотом, падая в кресло, что стоит позади него. Сехун ничего не понимает, чувствует себя идиотом и в глазах немой вопрос.        — Ты сейчас серьезно про интернет сказал? – спрашивает его Чонин, который не знает, смеяться ему или плакать. — Что я такого сказал-то? – хмурится О. — Интернет, Сехун. Интернет. Три сотни лет назад, - в голосе Чонина нет злости, но легкое раздражение и некое разочарование всё же присутствуют.        Сехун с секунду буравит его взглядом, затем до него доходит вся глупость ситуации и он бьет себя по лбу, да так эпично, что и Чонин не выдерживает и начинает хихикать. Младшему неловко и стыдно. Он ляпнул не подумав, и теперь чувствует себя полным идиотом. И Бэкхён, который очень хорошо чувствует все эмоции своего истинного, сдерживает свой смех, чтобы не добить младшего окончательно.               Исин входит в ночной клуб, следом за ним еще двое бессмертных, раз в пять младше его. Кристиан любезно предоставил ему своих людей для столь легкого и грязного дела. Вампир осматривается, словно впервые пришел сюда. Он подмечает девушку бармена, которая зовёт себя Ди, почему-то настоящего имени никто не знает, и Исину не удалось его выяснить. Мужчина направляется к барной стойке, присаживается на высокий стул и следит за тем, как Ди ловко управляется с бутылками, намешивая коктейль.        — Чего желаете? – улыбается девушка. — Крови, - с такой же милой улыбкой отвечает Чжан. — Что, простите? – лицо Ди тут же окрашивается разными эмоциями, и губы уже не растягиваются в улыбке. — Кровавую Мэри, пожалуйста, - продолжает улыбаться Исин. — О, я вас не так поняла, извините. — Ничего страшного.        Фил и Джйк, вампиры, что пришли вместе с Чжаном, проходят дальше и занимают столик на втором этаже, тот самый, за которым так любил сидеть Бён. Они изучают каждый дюйм помещения, сколько людей сейчас здесь находится, и прикидывают приблизительное время на то, чтобы стереть их всех с лица земли.        Исин продолжает наблюдать за Ди. Она явно нервничает. Это заметно по чуть дрожащим рукам и тому, как она держит шейкер. Да, Чжан обожает, когда его жертвы нутром чуют опасность, но не могут даже объяснить самим себе, в чем она кроется. Лэй едва оборачивается на своих парней, кивает им и снова возвращает взгляд к Ди.        Короткий стук в дверь отвлекает Лилит от бумаг, над которыми она сидит. Женщина никого не ждёт. В такое время клуб забит посетителями и у персонала нет времени на посещение директора. Она не успевает что-либо сказать, как двери открываются и в неё входят два парня.        — Кто вы, и как сюда попали? – хмурится Лилит. — Думаю, вам лучше этого не знать, - скалится один из них, проходя дальше и присаживаясь в кресло. — Я вызову охрану, если вы сейчас не уберётесь отсюда, - чуть повышает голос женщина и тянется к телефону. — Если бы ваша охрана была в состоянии нас остановить, то сделала бы это еще минуту назад, - усмехается второй парень.        Она окидывает их обоих беглым и испуганным взглядом. На вид, им не больше двадцати пяти лет, но они слишком самоуверенны и расслаблены.        — Тогда, может, полиция остудит ваш пыл? – грозит Лилит. — О, да, служители закона обязательно прибудут сюда, - Исин входит тихо и незаметно, и встаёт у края стола, подперев его бедром. — Но случится это немного позже. — Что…        Лилит не успевает договорить, как ее сгребают в охапку две пары рук, зарывают рот рукой и сжимают тонкую шею. Цепочка, что висит на ней, рвётся и падает на пол.        — Мне интересно, Бэкхён действительно думал, что до тебя никто не доберётся? – смеется Исин.        Лилит мычит в сильную руку, из глаз текут слёзы. Она чувствует животный страх, пытается вырваться, но понимает, что её сил ни на что не хватит.        — Дайте ей сказать, парни, - усмехается Чжан. — Не гоже так обращаться с дамой. — Кто вы такие?! – кричит женщина, когда её губы почувствовали свободу. — Мы – твоя смерть, - приторно произносит Лэй, смакуя каждое слово. — И спасибо нужно сказать Бён Бэкхёну, ведь из-за него тебе будет больно, милая. — Я понятия не имею, о чем вы говорите, - плачет Лилит, чувствуя, как сердце стучит где-то в горле. — И за это тоже скажи спасибо Бёну, - мягко кивает Чжан.        Бессмертный отрывается от стола, обходит его и присаживается в кресло. Он кивает Филу и Джейку. Сильные руки вампиров чуть сдавливают ее запястья, устремляясь вверх к плечам. Острые ключицы пронзает дикая боль, когда большие пальцы надавливают на них. Слышится легкий хруст хрупких человеческих костей и пронзительный крик оглушает кабинет и весь клуб, сплетаясь с громкой музыкой в унисон. Исин наслаждается этой картиной, потому что он повторяет ровно то, что делал Бэкхён с Ариэль. Конечно, Лэй не уверен, почувствует ли сейчас Бён все муки своей бывшей пассии, ведь связь с ней он разорвал давно, но Чжан позаботится о том, чтобы он всё узрел в ярких подробностях.        Исин насмехается над Бэкхёном и его недальновидностью. Ведь младший даже не подумал о том, что за Лилит и её клубом могут прийти. Видимо, главную черту характера и личности своего создателя он всё же не перенял.        Тем временем, пока Исин наслаждается своими мыслями и предвкушением от гримасы ужаса на лице младшего брата, блузка на груди блондинки разрывается, и пышную грудь сжимают чужие сильные руки. В Лилит уже нет сил сопротивляться и бороться. Её кожа бледнеет с каждой минутой, потому что из многочисленных ран щедро сочится алая кровь. Даже слёзы прекратили свои потоки, оставив после себя засохшие дорожки на красивом лице. Юбка тоже трещит по швам и падает на пол, оставляя свою хозяйку в одном нижнем белье. Узловатые пальцы впиваются в мягкое тело, ощупывают упругие бедра и ягодицы, проникают под кружевные черные трусики.        Исина данная картина ни сколь не волнует. Он наблюдает с совершенно невозмутимым выражением лица, чего не скажешь о двух вампирах, что присосались к женщине, словно пиявки. Они кусают ее, лапают, ломают кости и наслаждаются своими деяниями.        — Жаль, что такая красивая женщина умрёт из-за глупого вампира, так опрометчиво оставившего тебя, - вздыхает Исин, подперев подбородок кулаком, упираясь локтем в подлокотник кресла. — Ты бы могла прожить долгую жизнь, Лилит.        Она почти без сознания, и всё, что говорит Чжан, доносится до её слуха, будто через толщу воды. Мозг настолько устал подавать сигналы организму об опасности и боли, что тоже отключился. Её укладывают на стол, раздвигают ноги и бесцеремонно вонзаются в узкое лоно. Что-то наподобие крика вырывается изо рта Лилит.        Чжан прикрывает глаза. Всё таки, эта картина настолько омерзительна, что даже ему, бесчувственному монстру становится противно. Он встает с кресла, поправляет пиджак и галстук.        — Закончите здесь всё, и убедитесь, что она мертва, - приказывает он Филу и Джейку, затем покидает кабинет и закрывает за собой дверь.        В зале тоже картина пропитана кровью и застывшим ужасом на лицах посетителей. Каждый из них убит, лежит в немыслимой позе на полу, зрачки расширены и смотрят куда-то вверх. На барной стойке, связанная, лежит Ди. На ней нет ни царапины. Почему-то ёё Исин решил оставить напоследок.        — Ну, привет ещё раз, - улыбается так ласково и нежно бессмертный, подойдя вплотную и нависая над ней. — Надеюсь, ты не успела соскучиться?        Музыка по-прежнему бьёт по перепонкам, но губы Исина в такой максимальной близости к уху Ди, что она слышит каждое слово.        Изначально в планах Лэя было помучить девчонку, насладиться её мольбой о пощаде, увидеть непередаваемый ужас в ярко-зелёных глазах. Но после картины в кабинете Лилит он передумал. К тому же, Ди не была так уж близка Бёну, другое дело Лилит.        — Не бойся, - произносит Исин, — ты не почувствуешь боли. Это будет тебе моим подарком за то, что ты не связала свою жизнь с моим врагом.        Чжан очень нежно и трепетно приподнимает её, усаживает на стойке и заглядывает в глаза. Они полны слёз и молчаливой мольбы. Ди дрожит всем телом так, что по рукам вампира проходит едва уловимая вибрация. Он заправляет за ухо ее чуть спутанные волосы, оглаживает большим пальцем влажную от слёз скулу и его руки опускаются на изящную шею с чокером. Короткое молниеносное движение, хруст и голова девушки падает на его грудь. Тело уже не дрожит, сердце не бьётся. Как он и обещал, Ди не почувствовала боли. Не успела её ощутить.        В зал возвращаются Фил и Джейк. Их руки и одежда полностью испачканы в крови Лилит. По подбородку стекают алые дорожки, а в глазах плещется вожделение и жажда продолжения веселья.        — Она мертва? – холодно интересуется бессмертный. — Мертвее не бывает, - ухмыляется Фил. — Отлично, - кивает Исин. — Приступайте к последнему пункту нашего плана.        Чжан проходит мимо них в сторону кабинета, чтобы лично удостовериться в сказанном ими и запечатлеть в своей голове картину того, что бывает, если Чжан Исину переходят дорогу.        Тело Лилит лежит на столе, на нём не осталось живого нетронутого места. Мышцы на лице так и застыли в гримасе боли и ужаса, глаза широко раскрыты. Красная губная помада размазана, под глазами черные потёки от туши. Она абсолютно голая, вся её одежда, вместе с бельём, разорвана и валяется на полу. Тонкая бледная шея покрыта десятком укусов, сломанные рёбра проткнули плоть и торчат, напоминая скелеты мамонтов, найденных в ледниках.        Исин улыбается сам себе, уже предвкушая реакцию Бёна. Бессмертный точно знает, что Бэкхён придёт за ним, за Филом и Джейком. Знает и ждёт этого.                      Чонин вытирает последнюю полку, избавляясь от пыли и вздыхает так, словно его заставили таскать на себе вагоны. Минсок бросает на него по-отечески недовольный взгляд, качает головой и делает всем кофе. Благо, оно еще есть в шкафчике на кухне. Правда, Ким не уверен, что оно пригодно для употребления, но ничего другого нет, а выпить хочется. Сехун благоразумно отказывается от своей кружки, плюхается на стул и подпирает руками голову.        — Вам, конечно, ничего не будет, даже если в кофе появится плесень, а вот моему желудку несладко придётся, если я это выпью, - морщит парень нос, глядя на черную воду в чашке. — Прости, Хун, - извиняется Минсок, — я обязательно куплю тебе нормальную, непросроченную еду.        Чонин на это закатывает глаза, забирает со столешницы свой кофе и выходит из кухни. Бэкхён следует за ним, оставляя Минсока и Сехуна наедине.        Кай выходит на балкон и вдыхает полной грудью свежий воздух.        — Ты недоволен, - произносит Бэкхён, вставая справа от него. — О чём ты? – младший не хочет раскрывать свою душу, тем более, когда замешан в волнениях истинный брата. — Ты и сам знаешь, - хмыкает Бён. — Почему ты не оставил его? Я имею ввиду… Сейчас опасное время, Бэкхён. Он обычный человек и легко может умереть.        Бэкхён поджимает губы и сжимает перила до белых костяшек. От младшего ничего не ускользает из виду, но своих слов назад он забирать не собирается.        — Когда тебя похитили, я так и сделал. Я решил оставить его, не лезть в его жизнь. К тому же, на тот момент наша с ним связь не была столь сильна. Но Исин каким-то образом узнал, кто такой О Сехун и послал за ним своего пса. — Как он мог об этом узнать? – удивляется Чонин. — Без понятия, - вздыхает Бён. — Но после того, как я уничтожил Диего, Сехуна одного оставить уже не мог. — Теперь мне более понятно, почему ты привёл человека в наш дом.        С минуту они стоят в тишине. Чонин не спеша пьёт свой кофе, морщась от малоприятного вкуса, а Бэкхён просто смотрит вперёд. Квартира находится на пятом этаже, и с балкона не такой уж прекрасный вид, но Бёна это нисколько не смущает и не разочаровывает.        — Как думаешь, сколько ещё у нас времени до того, как Исин очнётся? — Не знаю. Правда, не знаю, - Бэкхён опускает голову, упираясь в перила, стучит носком кроссовка по плитке пола. — Ты же понимаешь, что прятаться вечность мы не сможем. И Сехун вечно оставаться человеком тоже не может. Рано или поздно вам обоим придётся принять решение. — И это сводит меня с ума. Было бы гораздо проще, не знай я, кто он такой. — Было бы в разы хуже, если бы ты это узнал после его смерти, - отчеканивает Чонин. — Он красивый, Хён, - вдруг улыбается младший. — И смекалистый. Думаю, вы еще наладите общение, и всё у вас будет хорошо.        Бэкхён не знает, что на это ответить, поэтому молчит. У Чонина невероятно доброе и большое сердце, и даже в разбитом состоянии оно способно простить брата, поддерживать его и продолжать любить. И от осознания всего этого Бёну несладко, горько и обидно за брата.        — Как думаешь, о чём они там говорят? – спрашивает Сехун Минсока. — Мне незачем гадать, я всё слышу, - усмехается Ким. — Но тебе не скажу. И советую держать свои мысли при себе. Тебя тоже слышат.        Бэкхён с Чонином заканчивают свой недолгий диалог и возвращаются на кухню. Сехун смотрит на них дотошным и пытливым взглядом, и Кая забавляет эта картина. Он уверен, что О сейчас безумно хочется иметь супер-слух, чтобы всё и всех слышать. Минсок, который всё это время ждал подходящего момента, чтобы рассказать о коротком периоде из своего прошлого, как-то странно вздыхает, кусает губы и трет переносицу.        — Что такое, хён? – Бэкхён, конечно же, видит и чувствует изменения каждого в своей семье, к которой он уже давно причислил старшего. — Мне нужно кое-что рассказать вам, - выдыхает Ким, откидываясь на спинку стула и крепко сжимая кружку с кофе в руке.        Парни усаживаются на свои места и выжидательно смотрят на него. Сехун, который мало что понимает, лишь бегает глазами от одного бессмертного к другому, теряясь в догадках, что ещё такого они не знают.        — Когда Габриэль развеялся, - начинает свой рассказ Минсок, — я был потерян. Думаю, мне не нужно вам всё это объяснять, потому что вы сами чувствовали то же самое, - в глазах старшего зияет огромная боль, которую до этого момента Минсок успешно «преуменьшал» и всячески старался скрыть. — Мне было безумно одиноко, и хотелось последовать за ним. И если бы я не знал вашего отца так хорошо, как знал на самом деле, я бы так и сделал, - усмехается сам себе вампир. — Но мысль о том, что Габриэль не мог сам вот так уйти, не попрощавшись, ничего не объяснив, заставляла меня продолжать свое серое и бессмысленное существование.        Бэкхёну и Чонину сложно это всё слушать, потому что каждый из братьев очень хорошо понимает, о каких чувствах и эмоциях говорит Минсок.        — Если честно, я никогда не задумывался о том, чтобы тоже последовать примеру вашего отца и создать свою семью. Он прирожденный родитель, у него это было в крови, хоть биологических детей он никогда не имел. Поэтому, когда я случайно спас одного мальчишку, первое, о чём я подумал, чтобы сохранить ему жизнь, это сделать одним из нас – бессмертным. У него были тяжелые повреждения, а я в медицине не был силён тогда, - на этих словах в карих глазах мельком проскользнуло чувство вины и стыда, которое заметили все, включая Сехуна. — Его звали Гейб, и он слишком легко согласился на мое предложение. Да и выбора особо у него не было, если быть честным. Он всё равно был не жилец.        Бэкхён не совсем понимает, причем здесь этот Гейб, и почему Минсок решил рассказать о чём только сейчас, но интуиция кричит о том, что это всё как-то связано с Исином. Чонин, в отличие от старшего брата, не так глубоко размышляет, просто слушает. Ему думается, что Киму просто нужно выговориться, что это мучило его долгие годы и теперь он может облегчить свою душу.        — Я обратил его в 1851 году, в Англии. И перед тем, как это сделать, взял с него слово, что он во всём будет слушаться меня, не делать ничего из ряда вон выходящего, и так далее. То есть, я пытался примерить на себя роль Габриэля, - Минсок тихо рассмеялся, понимая, каким наивным и глупым был тогда. — Он поклялся, что всё так и будет. И первые лет двадцать, кажется, действительно был примерным сыном, послушным, образцовым. Он впитывал в себя все знания, которые я мог ему дать. Хвала Богам, я не рассказывал ему слишком много. Какая-то часть меня не доверяла ему, поэтому все тонкости жизни бессмертного он познавал самостоятельно.        Сехун делает всё же глоток кофе, потому что во рту пересыхает резко и нужно чем-то смочить горло. Вкус просроченного напитка не так плох, как представлял себе О. И, всё же, он едва кривится, не сдерживая своих ощущений.        — Я не знаю, что стряслось и почему, - продолжает Минсок, — но в один день весь «мир» в нашем дуэте рухнул. В нём словно проснулся подросток, который постоянно перечил, бунтовал. Он часто кричал на меня, говорил, что я подавляю его, лишаю свободы, - на этих словах, на красивом лице отражается гримаса боли и непонимания. — Однажды он пропал не неделю. И как бы я ни старался его найти, у меня ничего не получалось. И это сводило меня с ума. Потому что я успел привязаться к парнишке, как-никак, но его нахождение рядом со мной значительно спасало от боли и вечных мыслей о Габриэле.        Бэкхёну очень знакома подобная ситуация, потому что он сам в те годы пытался бывать в разных местах, где большое скопление людей, которые отвлекали его от боли, отчаяния и не понимания, как жить дальше.        — Затем он вернулся. Сам. И я снова его не узнал. Холодный, отстранённый, чужой. Он почти не разговаривал со мной, как бы я ни старался вывести его на диалог. Где-то через пару лет вот такой непонятной совместной жизни, его постоянных отлучек, молчания, он однажды вернулся поздней ночью и заявил, что ему надоело так жить. Я не понял, что он имел ввиду под «так жить», пытался выяснить, но он лишь продолжал повторять, что это не его жизнь, что он не подписывался на такое, что бессмертие – это кара небес.        Минсок замолкает на несколько минут, чтобы перевести дух. Чонин замечает, как дрожат его руки, которые Ким старший смыкает в замок, чтобы скрыть эту дрожь.        — Мы в ту ночь были не дома, охотились в лесах на браконьеров, - Мин снова усмехается, — я раньше ненавидел этих тварей, которые убивали животных ради денег, своей личной выгоды. Поэтому и охотился, по большей части, именно на них. В общем, когда приближался рассвет, Гейб вдруг поднялся и пошел к самому освещаемому месту в лесу. Там был небольшой склон, за которым пролегала река. Я последовал за ним, и понять ничего не успел, как он снял свою защиту с метки и спрыгнул вниз. Я видел, как горело его тело… Хотя, может мне просто казалось, что он горел, - хмыкает бессмертный.        — К чему ты сейчас ведёшь? – спрашивает Бэкхён, внимательно глядя старшему в глаза. — К тому, что до сегодняшнего дня, до того момента, как я ушел «поесть», я считал его мёртвым. — Он жив, - это звучит скорее как утверждение, нежели чем вопрос. Бэкхён уже знает ответ. — Да. И я могу это связать лишь с одним — он под крылом Исина. Это не может быть случайностью, что я увидел его в городке, совсем рядом с лесом, где мы находились, Бэкхён, - в карих глазах снова плещется вина и стыд.        Бён не спешит в чем-то обвинять Минсока, он анализирует всё сказанное, пытается связать хоть какие-то нити в одну длинную и бесконечную. Чонин делает то же самое, но на Кима не смотрит. Он не то, что бы винит его в чём-то, просто считает, что о таком прошлом стоило рассказать куда раньше. Ведь, получается, что у Минсока был сын, который мог много чего знать или узнать. И Мин никак не мог гарантировать того, что Гейб не знал о Габриэле и о том, что у него четверо детей.        — Объяснит мне кто-нибудь, что происходит? – подает голос Сехун, который старался до последнего молчать, но не вышло. — А что непонятного? – немного резче, чем собирался, спрашивает в ответ Чонин. — Понятно мне одно, - О прошибает его ледяным и колючим взглядом, — что у Исина есть человек, который, возможно, запросто мог слышать ваши ментальные диалоги с Минсоком, и регулярно докладывать об этом Чжану. Ведь вас с Бэкхёном тоже всегда «прослушивали», пока ты был в плену? – из глаз младшего буквально молнии летят, — и лишь потом твой брат догадался, что ваша связь может быть опасна, — Чонин хочет что-то сказать, но Сехун не даёт ему такой возможности, продолжая говорить. — Мне непонятно другое – почему ты, Минсок, решил, что он мертв? Разве ты не должен был почувствовать это физически?        Сехун задал тот самый вопрос, который крутился в головах Бэкхёна и Чонина. И только Минсок, кажется, задумался над ответом лишь сейчас.        — Как бы там ни было, - наконец произносит Бэкхён, — я не вижу здесь твоей вины. И как бы ты ни старался две сотни лет назад воспитать его правильно, у тебя бы не вышло. Думаю, по характеру, он очень похож на Исина. И это стало тем связующим звеном, из-за которого Гейб ушел к нему. Таким бессмертным не нужны правила и моральные устои, хён, - Бён говорит, глядя на него, чтобы тот увидел и в его глазах отсутствие злости, ненависти и обвинения. — Отец очень часто повторял, что если в человеке преобладает тьма, то ты не властен над каплей света, что пробивается через неё. Потому что она ничтожно мала, незначительна и не имеет силы.        Минсок слушает его очень внимательно. На самом деле, все эти несколько часов, что они бежали, потом провели в квартире, Кима пожирали стыд и вина. Он лишний раз убедился, что самому главному у своего истинного так и не научился – дальновидности. Поэтому так необдуманно и на эмоциях создал своими руками предателя. И то, что сейчас говорит ему Бэкхён, будто снимает тяжелые бетонные плиты с его плеч.        — Я напомню тебе, что Исин тоже однажды предал Габриэля, его веру, его любовь, его принципы и устои. У каждого смертного и бессмертного есть свои ошибки, за которые придется заплатить, и на которых нужно учиться. К тому же, - теперь Бэкхён поворачивает голову на Сехуна и смотрит достаточно жёстким взглядом, придавливая буквально к полу своей бездонной пустотой, — Гейб исходит из ветки Минсока, а не Габриэля, поэтому «подслушать» наши ментальные диалоги не может, даже если очень сильно захочет. Поэтому, прежде чем делать выводы и озвучивать свои мысли, нужно хорошенько подумать, проанализировать информацию и отфильтровать лишнее. Кажется, у тебя пробелы в матчасти, Сехун. – Бэкхён звучал действительно жёстко, может быть даже грубо, но ему очень не понравился тон, с которым он обращался к Минсоку. — Если ты решил, что станешь одним из нас, слушай внимательно, наблюдай и учись. Потому что тебе это очень поможет в будущем. В отличие от нас троих, ты буквально осознанно идешь на это, знаешь уже так много всего, но не умеешь применять на практике.        Бэкхён встает из-за стола и удаляется в одну из спален. В квартире их две. Чонин удивленно и немного восторженно провожает его взглядом. А Сехун притих, его пристыдили, ткнули носом при всех, что он совсем зеленый и несмышленый. И это не очень-то приятно.        — Не обижайся на него, и не принимай близко к сердцу, - вдруг произносит Кай с искренней и теплой улыбкой на пухлых губах. — Он не пытался тебя задеть. Он негласно взял на себя роль твоего учителя. Таким был наш Отец. Никогда не сюсюукался и не нежничал, если мы где-то допускали ошибку. Поверь, за каждый твой шаг к улучшению, ты будешь получать похвалу, а может быть и что-то ещё, - брови Кима вдруг поднимаются вверх и тут же опускаются, и взгляд становится таким… недвусмысленным, что О краснеет с головы до самых пят. — Но, да, наставником он будет жёстким и тебе ничего не остается, как смириться с этим.        Чонин тоже встает из-за стола, чтобы выйти на балкон. Нравится ему здешний воздух, хоть и причин этому нет.        — Спасибо, что поделился своей болью, Минсок, - тихо произносит Чонин, — я полностью согласен с братом - ни в чем, что случилось, или случится в будущем, нет твоей вины.        Бэкхён не уверен, что был корректен в своих словах с Сехуном, но чётко понимает, что подобный тон и отношение к близким не потерпит. Так его учил Габриэль. За все те столетия, что они прожили все вместе, никто не позволял себе пренебрежение, высокомерие, обвинение в адрес друг друга. И Бёну очень хочется, чтобы это сохранялось в его семье и дальше. Он сидит на мягкой постели, прислушивается к шуму улиц, принюхивается к ароматам. В этой комнате нет ничего знакомого, даже близко напоминающего об отце или его пребывании здесь в прошлом. И Бэкхён делает вывод, что эта спальня просто была и всё. Возможно, на какой-то крайний случай, или чего-то ещё. Бессмертному не сидится на месте, в душе растёт тревога и интуиция кричит о том, что грядёт что-то ужасное и непоправимое. Бён ненавидит это состояние, потому что обычно оно и предвещает беду.        — Могу я войти? – Сехун стоит за дверью, даже не постучал. Он и так знает, что его слышат. — Входи, - отвечает Бэкхён, поднимаясь и подходя к окну.        На шторах отчетливо заметна пыль, их никто не приводил в порядок уже лет сто, наверное. Бэкхён засовывает руки в передние карманы джинс и тяжело выдыхает, чуть опустив плечи. Сехун входит тихо и закрывает за собой дверь. Первые минуты после выговора он злился на Бёна, но когда почувствовал его состояние, вся злость и обида вмиг испарились.        — Научи меня, - произносит Хун, останавливаясь в полуметре от него. — Расскажи и объясни мне то, что я не усвоил. — Ты выбрал не тот момент, Сехун, - в голосе старшего нет раздражения или злости, он просто констатирует факт, что сейчас самое неудачное время для обучения. — Ты напряжен, и уже очень давно, - О подходит ближе, — твои мысли и эмоции так тесно связаны, что ты буквально по иголкам ходишь. Выдохни хоть ненадолго, Бэк.        Руки младшего опускаются на широкие плечи и едва сжимают их. Сехун чувствует, как забились мышцы, как они натянуты. Он продолжает массировать их, сжимает и разжимает пальцы. Конечно, его сила ничтожно мала в сравнении с силой Бэкхёна, но элементарный массаж даже бессмертному он сделать в состоянии.        И Бён бы и рад расслабиться, но от этих нехитрых действий становится только тяжелее, потому что к постоянной тревоге и волнению примешивается ещё и желание. И как бы Сехун ни чувствовал его состояние, уловить вспышки бури он пока не мог.        — Боже, - выдыхает Хун, — ты из стали слеплен что ли? Расслабься, Бэкхён, это всего лишь массаж!        Бён не выдерживает и резко разворачивается, впивается в мягкие губы напротив, стягивает отросшие черные волосы младшего на затылке и стонет в поцелуй. Он и не думает сдерживать свои чувства. О сам к нему пришёл, сам всё это начал, а Бэкхён уж точно не из стали, потому что нервы трещат по швам, искусно разрезанные острием чувств к истинному.        Сехун охотно отвечает на поцелуй, сжимает талию Бёна и прижимает к себе. По коже скачут вприпрыжку мурашки, в висках отдается пульс бешено колотящегося сердца. Уже через мгновение он ощущает спиной мягкую постель, а на паху давление. Бэкхён буквально вдавливает его в матрац, разрывает на нем футболку и впивается своими длинными пальцами в нежную кожу. Он оставляет опухшие губы младшего в покое и опускается ниже, едва задевает зубами острый подбородок, ведёт кончиком языка по кадыку и вонзает клыки в шею, пускает сладкую тягучую кровь по своему горлу и протяжно стонет.        Сехун словно открывает для себя новые чувства, ощущения от того, что его кусает Бэкхён. Вместо уже привычной боли, по телу от шеи плавно стекает что-то бархатное, обволакивающее, добирается до низа живота и резко стягивает узлом. Сехун громко выстанывает его имя, даже сам не осознает, что всё происходит не в его голове, а наяву. Горловина майки Бёна врезается ему в пальцы, и он разрывает её, почти не приложив никаких усилий. Бэкхён отрывается от его шеи и устремляет свой взгляд на О. Сехун видит в них вселенную, наполненную яркими звездами, что переливаются в свете солнечных лучей. Нет той беспроглядной мрачной пустоты, что всегда сопровождает эти карие глаза. Из уголков рта стекают алые тонкие дорожки, и Сехуну сносит башню от этой картины. Он обхватывает талию Бёна ногами, тянет к себе его лицо, вцепившись в русые волосы на его затылке, и остервенело утаскивает в голодный поцелуй. Члены у обоих стоят колом, давят друг на друга через жесткую ткань джинс. Длинные пальцы умело расстегивают пуговицы на чужих штанах, стаскивают их и швыряют на пол. Руки Сехуна тут же спускаются вниз, протискиваются меж прижатыми друг к другу телами и делают ровно то же самое с джинсами Бэкхёна. Стоит только последнему атрибуту одежды исчезнуть и горячей плоти соприкоснуться, как в головах обоих происходит взрыв, перед глазами пляшут мушки и звездочки… Сехун понятия не имеет, что с ним творится, он буквально горит в адском пламени, вся кожа будто плавится, но от этого так чертовски хорошо и приятно, что останавливаться он даже не собирается. Его губы размыкаются, и он кусает нижнюю губу старшего, тянет на себя и рычит. Бён лишь скалится, давит на пах Сехуна своим сильнее и стонет. Ему сейчас плевать, что их слышат, но он знает, что выйдя из этой комнаты, его накроет стыдом и виной перед Чонином.        — Что ты со мной делаешь? – шепчет О, совершенно потерянный во времени и пространстве. — Мы делаем это вместе, - низкие частоты голоса Бёна бьют по перепонкам младшего и тот разводит ноги в стороны максимально, настолько, чтобы впустить в себя, наконец, Бэкхёна и покончить со сладостными «играми».        Если бы Бэкхён был воспитан другим бессмертным, не Габриэлем, и если бы в нём не было заложено титаническое терпение, то сейчас он бы сделал именно то, чего так ждёт Сехун. Но Бён, это Бён. Поэтому он прерывает поцелуй, но продолжает выцеловывать каждый сантиметр лица, затем шеи и торса Сехуна. Когда О чувствует влажные и нежные губы на головке своего члена, его прошибает мощным разрядом тока и адреналина. Во-первых, у него уже очень давно не было секса, во вторых, его собственные эмоции, чувства и ощущения преумножены чувствами и эмоциями Бэкхёна, которые в разы мощнее и ярче. Сехун зарывается пятерней в жесткие волосы и пытается притянуть старшего к себе, но его запястье окольцовывает стальная хватка и пригвождает к кровати. Член полностью во власти горячего рта Бёна, выступающие венки кайфуют от острого кончика языка, по телу разносится блаженный наркотик удовольствия. Хун понимает, что надолго его не хватит, что он кончит через считанные минуты, но даже не думает сдерживаться. Разрядка – это то, что нужно ему и нужно Бэкхёну. Где-то на подкорке сознания Сехуна проносится вопрос: «Где Бэкхён так научился делать минет?» Но знать ответ на свой вопрос О совершенно не желает.        Бэкхён и сам ловит головокружительный кайф от всего, что творит и творится с младшим, и это снова и снова заставляет не жалеть его. Он буквально высасывает из него все силы, всю спесь и излишнюю самоуверенность. Сехун кончает резко, оглушительно громко, закатывает глаза до самых белков глаз и обмякает. Нет сил ни на что, он лишь дёргается в остаточном оргазме и шумно дышит. Бэкхён облизывает губы, ухмыляется и тянется к его шее. Две маленькие ранки еще кровоточат, и он трепетно слизывает кровь, зализывает укус и ложится рядом. Его член и не думает опускаться, но бессмертный не обращает на это никакого внимания. Благодаря истинности он, в каком-то смысле, тоже получил оргазм и необходимую разрядку. Парни лежат в тишине несколько минут. Бэкхён просто прикрыл глаза, прислушиваясь к тому, как ритм чужого, но уже родного сердца приходит в норму. Сехун поворачивает голову на старшего, разглядывает его лицо, одаривает нежным взглядом каждую родинку и улыбается. Он и сам не знает, чему конкретно он улыбается, ему просто хорошо. Взгляд скользит по идеальному телу и натыкается на стоящий член Бёна. Брови младшего ползут вверх. Он совсем позабыл о том, что не только он горел желанием несколько мину назад.        — Не волнуйся, он скоро успокоится сам, - улыбается Бэкхён, не размыкая век.        Сехун ухмыляется, сползая вниз и оказываясь сверху на старшем. Бэк резко раскрывает веки и смотрит на О. Он очень надеется, что младший не решил закончить дело сексом, потому что Бэкхён к этому явно не готов, да и Сехун тоже.        Сехун садится на него так, что член Бёна оказывается между ягодиц, упирается ладонями в напрягшийся от такой манипуляции пресс и едва приподнимается. По факту, О просто имитирует проникновение, влажная от собственной смазки головка скользит по промежности, задевает тугое кольцо мышц и проходит дальше. Бэкхён хватает младшего за бёдра и крепко сжимает их. В глазах горит опасный огонь, он обжигает довольного собой О.        — Прекрати, - рычит устрашающе Бён, впиваясь ногтями в молочную кожу. — А не то что? – Сехун чуть привстаёт и медленно опускается уже на член. Головка вошла лишь на жалкие пару-тройку миллиметров, но дискомфорт и болезненные ощущения пронзают тело младшего. — Будет больно, - продолжает рычать Бён. Теперь его руки резко подхватили зад Сехуна и удерживают на весу.        О совсем не сомневается, что Бэкхён в легкую может подняться с постели, удерживая его на весу в таком положении, поэтому замирает и ждет, что же он будет делать? Старший, вопреки всем представленным картинкам ближайшего будущего в голове Сехуна, резко укладывает О на кровать на живот, сжимает ягодицы и зажимает меж них свой член. Он сидит на Хуне, колени упираются в матрац, а его жаждущая плоть скользит меж жарких влажных половинок. Сехун снова ловит волну кайфа, но это уже больше кайф самого Бёна, нежели его. И когда Бэкхён кончает, обрызгивая поясницу младшего спермой, оба стонут так, что, наверное, не будь на улице шума машин и шагов людей, их бы услышали все.        Бён падает на младшего, заключает его талию в кольцо своих рук и вдыхает запах его кожи, утыкаясь кончиком носа в метку истинного. Это был не секс, а лишь его жалкая пародия, но, черт возьми, вставляет и стреляет в голову от произошедшего не хуже, чем от полноценного секса.               Чонин стоял на балконе и, естественно, слышал всё. Каждый неосторожный вздох брата и каждый блаженный удар сердца Сехуна – это всё пробивало в его грудной клетке дыру с каждым новым звуком. Но Ким никак не показывал внешне свою боль, лишь сильней сжимал перила в руках. Вселенная не дала ему ни шанса, даже крохотного, чтобы попытать судьбу и узнать, каково это, когда твои чувства взаимны. И Чонин неимоверно злился на нее за это.        — Перестань, — Минсок подошел так тихо, или это просто младший был слишком поглощен своей болью. — У тебя еще будут впереди счастливые дни. — Я жду этих счастливых дней слишком долго. — Наберись терпения, — Ким сжал его плечо, — именно потому, что ты его ждешь, счастье и бежит от тебя сломя голову.        Чонин ничего не ответил старшему. Он смотрел на город, на голубое небо и старался не думать о том, что сейчас Бэкхён обнимает своего истинного своими сильными руками.        — Как думаешь, Минсок, я смогу полюбить кого-то, кто не будет моим истинным? — Не знаю. Всё в твоей голове, Чонин, — тихо произнес Ким старший. — Ты ведь влюбился в Бэкхёна, а он не твой истинный. — То, что я чувствую к брату, зародилось во мне до того, как я стал вампиром. Тогда я и понятия не имел, кто такие истинные, и что они вообще существуют. И когда отец обратил меня, все мои чувства и эмоции в десятикратном потоке сшибли всё в моей душе. Я живу с этим чувством так долго… — Уверен, Бэкхён тоже любил тебя. Да, не совсем так, как ты его, но и на братскую любовь его чувства не похожи. И они тоже с ним живут по сей день.        Чонин задумался над сказанным, потому что никогда не думал о таком варианте. Он всегда считал, что Бэкхён видел в нём лишь младшего брата. Но, видимо, Минсоку со стороны было заметно куда больше, чем безнадежно и безответно влюблённому Чонину.        — Я верю, что однажды ты встретишь того или ту, кто овладеет твоим сердцем и тогда в твоей душе наступит мир. — Мне бы хоть каплю твоей веры, — хмыкнул младший.        Сеул, отель Сяо Чжаня              Нервные тяжелые шаги Чжаня отдаются грохотом в ушах Ибо. Парень смотрит на своего истинного и понимает, что случилось что-то очень нехорошее, но Сяо пока не проронил ни слова. Зато извилины в его мозге работают с такой силой, что Ван почти слышит, как они соприкасаются друг с другом в попытке выдать что-то стоящее и дельное.        — Бэкхён не выходит на связь, — тихо шепчет Чжань, — значит, либо он мёртв, что маловероятно, о таком бы трубило всё наше сообщество; либо он еще ничего не знает. — Ты можешь объяснить, в чём дело? — нервный мандраж передается и младшему. — Исин сделал первый ход. Это, конечно, не мат, но шах Бёну он точно объявил, — тараторит Сяо. — Что сделал Лэй? — в секунду весь напрягается Ибо, сжимая кулаки. — Лилит, женщина, которая была три года рядом с Бэкхёном, мертва. И это было и так понятно, что этот день настанет. Но, не думаю, что от понимания этого реакция и эмоции Бёна будут тише. — Она была одной из нас? — выгибает бровь Ибо. — И откуда ты знаешь, что она мертва, и что это дело рук Исина? — Бэкхён попросил меня приглядывать за клубом. Просто приглядывать, но не вмешиваться. Я не знаю, что именно сделал с ней Исин, но это был он. И нет, она была смертной.        Ибо обдумывает полученную информацию и пытается себе представить Бёна, который водится с людьми. Из всего, что он о нём слышал, таких явлений он не знал.        — Что именно тебя беспокоит, Чжань? — Ибо, который хорошо чувствует и знает, что творится с его истинным сейчас, не понимает причин этой бури в его нутре. — Ты боишься, что за нами придёт Лэй? Или ты боишься, что следующим, о чьей смерти ты узнаешь, будет Бён? — Я не боюсь ни того, ни другого, — чётко и уверенно отвечает Сяо. — Бэкхёна не так просто уничтожить, он так же силён, как и Исин, даже несмотря на их разницу в столетия. На руку Бёну играет его ум, сдержанность и терпение. Но однажды все эти составляющие его сущности полетели к чертям, и погибло много вампиров. Я боюсь, что Бэкхён снова слетит с катушек, и тогда это будет война уже не между двумя братьями по создателю, а война в нашем сообществе, где каждый бессмертный выберет своего «победителя». — Я не понимаю…        Чжань, наконец, останавливается посреди кабинета, взъерошивает свои черные волосы и подходит к своему креслу, чтобы обессилено упасть в него.        — Три сотни лет назад, когда создатель Бэкхёна сравнял счёты с жизнью, в одном из городков, или деревень, это не столь важно, произошло массовое убийство бессмертных. Тогда я еще не был знаком с Бэкхёном. Можно сказать, никто вообще ничего о нём не знал.        Ибо весь во внимании, уж очень он любит истории о вампирах, тем более о таких, как Бён Бэкхён. На удивление, о нём мало кто что-то знает, и историй кот наплакал, зато качество таких прошлых событий заставляет восхищаться, трепетать и затаивать дыхание.        —Ты уже знаешь, что связь Бёна и Габриэля была сильной, по-настоящему семейной. Таких отношений создателя и созданного больше нет, да и сомневаюсь, что были раньше, — продолжает задумчиво свой рассказ старший, углубляясь всё больше в прошлое. — Бёну было настолько больно из-за его смерти, что он бросил всё, всех своих сестер и брата, поместье, которое построил сам Габриэль для своей семьи и ушел. Однажды, когда он находился какое-то время среди людей, скрывая свою сущность, на этот городок набрели вампиры. Они убивали всех, кто попадался им ранее. Среди наших тоже есть полные отморозки, которые умеют и любят пускать кровь, грабить и творить бог весть что.        Ибо слушает истинного и понимает, что сейчас в подробностях узнает о той самой ночи, когда Бён в одиночку уничтожил порядка двух десятков бессмертных. До него доходили лишь слухи, ведь выживших, кто мог бы рассказать о случившемся, нет, и, тем не менее, об этом происшествии всё же знали почти все в бессмертном сообществе. Вопрос «откуда?» всегда возникал в голове Ибо.        — Бэкхён услышал их шаги километров за десять до того, как они оказались в поле его зрения. И не сбирался что-либо делать поначалу, — продолжает Сяо. — Но когда до его слуха долетел детский всхлип, все те чувства, вся та боль, гнев, что он подавлял в себе долгие два месяца, взорвались в нём ядерным взрывом. И этот взрыв он направил на тех самых бессмертных. Четверо лишились головы за считанные секунды. Ещё двое пытались убить его в ответ, но, как ты уже догадался, безуспешно. Трое попытались сбежать, и если бы на их пути стоял кто-то другой, не Бэкхён, им бы это удалось. Но Бён не просто так обрёл свою славу, — хмыкает Чжань. — Его скорости можно только позавидовать, а его боевым навыкам, силе только и остается, что восторгаться. Всего за пару часов все двадцать пять бессмертных, которые годами терроризировали смертных, убивали их, издевались над ними, были стёрты с лица земли. Бэкхён позаботился о том, чтобы первые лучи солнца превратили их останки в пепел… — Откуда тебе это всё известно? — удивляется Ибо. — Ты не поверишь, — вдруг неожиданно смеется Чжань, — Бэкхён проиграл мне в покер. На желание.        Ибо вздергивает бровь, прищуривает взгляд и пытается угадать, что же за желание такое было у его истинного? Ван прекрасно знает, что Сяо питает к Бёну весьма теплые чувства. Не любовь, конечно, но Бэкхён ему безумно интересен, он его привлекает и манит. Это то, с чем пытался смириться Ван Ибо долгие годы.        — Я попросил его рассказать мне, что же на самом деле произошло, — хитро улыбается старший. — Но он сделал даже лучше — он щедро поделился со мной своей кровью, передавая в нёё свои воспоминания о той ночи. Так что, можно сказать, я почти свидетель. Я никогда не видел никого прекрасней в бою, чем Бён Бэкхён, Ибо, — снова в голосе чистое восхищение. — И я бы многое отдал, чтобы быть учеником Бэкхёна. Я даже завидую его истинному. Ему крупно повезло. — А ты можешь подробнее описать, что же такого он сделал? — Не уверен, что у меня получится, — сомневается Сяо. — Он действовал как отточенное оружие, машина для убийств, катана, которая никогда не тупится, которая всегда находит свою цель и уничтожает её. Те, первые четверо, даже понять ничего не успели. Они просто упали мешками на землю обезглавленные. Когда я «смотрел» воспоминания Бёна, я понял, что в этом мире с ним никому не тягаться. Конечно, я тогда еще не знал о Лэе… Но, думаю, даже он, в итоге, проиграет.        Ибо задумчиво смотрит куда-то сквозь Сяо, пытается представить себе всё в ярких красках и мельчайших деталях. Но сложно нарисовать в голове картинку, когда ни разу не видел главного героя в бою.        — Бэкхён всю свою жизнь подавляет в себе эмоции, — уже тише произносит Чжань. — Он не привык показывать их, отсюда и отсутствие умения это делать в принципе. Поэтому, когда он узнает о том, что Лилит мертва, и все те, кто работал на неё в этом клубе… Я боюсь этого дня, Ибо. — Послушай, Чжань, — Ван встает со своего места и подходит к истинному, присаживается на край стола справа от него и сжимает крепкое плечо. — Я понимаю, что Лилит была важна для Бэкхёна, но не думаю, что из-за её смерти он придёт в такую ярость. — Ты забыл излюбленную тактику Исина? — усмехается Сяо. — Бэкхён не просто услышит эту весть от кого-то. Чжан Исин сам покажет ему всё. В самых мельчайших подробностях.        Ибо хотел бы снова успокоить своего истинного, но понимает, что тот прав. Чжан Исин мастер в жестокости, подлости и в грязи своих действий.                      Чонин и Минсок простояли в тишине несколько минут, смотрели на оживленную улицу, на голубое небо и думали каждый о своём.        — Давай пройдемся до ближайшего магазина, — предложил Минсок. — Зачем? — Чонин перевёл удивленный взгляд на бессмертного. — Затем, что с нами живёт обычный человек и ему нужно чем-то питаться, и затем, — не дал младшему перебить себя Ким, — что пропавший кофе действительно отвратителен на вкус. — Знаешь, несколько сотен лет назад было куда проще, — вздохнул Кай. — Пошёл в лес, убил кабана или кого покрупнее, и поел. Не нужно было ходить в магазины. — Ты, что же, в продуктовых никогда не бывал? — проворчал Минсок. — Я там не частый гость, — нехотя ответил Чонин. — Пойдём, — снова повторил старший и вышел с балкона в гостиную.               Бэкхён всё еще пребывал в прострации, когда услышал закрывающуюся дверь и удаляющиеся шаги. На его груди лежала голова Сехуна, его отросшие волосы разметались, чуть влажные от пота. Дыхание младшего было спокойным, тихим, и Бён понял, что Сехун уснул. Будить его совсем не хотелось, но время на отвлечение от реальности закончилось, нужно было подниматься и готовиться к тому, что Исин нанесет свой удар.        — Сехун, — тихо зовёт Бэкхён. Ему было как-то неловко произносить его имя в сложившейся ситуации, будто это слишком личное. — Мм, — сонно мычит О, сжимая старшего в своих руках.        Снова Бён чувствует, будто его сердце живое и пропускает удары.        — Нам нужно вставать… Точнее, мне нужно вставать. — Почему? — Сехун разговаривает, даже не открывая глаз, просто наслаждается моментом близости. — Потому что слишком много дел и тем для размышлений. — Ты обламываешь весь кайф, ты же в курсе? — О недовольный, поднимается на локтях и смотрит в глаза Бёну. — И как ты вообще живешь уже столько времени? Кто после секса бежит заниматься делами? — Это был не секс… — Ты понял, о чём я, — ворчит Сехун, все же поднимаясь с постели и собирая то, что осталось от его одежды на полу.        Бэкхён не без удовольствия рассматривает обнаженного Сехуна, следит за каждым его движением, за сильными руками и широкой спиной. Младший вообще превосходит его по меркам человека. Достаточно высокий, с развитой мускулатурой, с длинными ногами и отличной задницей. Возможно, будь Бэкхён тоже обычным смертным, то сильно комплексовал бы из-за своего невысокого роста. Но Бён вампир, а вампирам необязательно быть такими, как Сехун или Чонин. В мире бессмертных сила приравнивается к возрасту, и чем больше тебе лет, тем ты сильнее. Так раньше думал Бэкхён, пока Габриэль не объяснил ему, что физическая сила это далеко не всё, и острый ум не менее важен для любого живого существа, даже для обычного смертного. Сехун попросил Бэкхёна быть его учителем, наставником, но для Бэкхёна это болезненная тема. И больно не потому, что всему, что он знает, его научил отец. Больно потому, что он уже был когда-то сам наставником. Для Чонина. И эти воспоминания всё еще не дают Бёну жить, ни о чем не сожалея.        — Ты в порядке? — голос Сехуна доносится будто из другого мира. — Что? — взгляд Бэкхёна растерян, что совсем на него не похоже. — Ты меня пугаешь, — произносит О. — Не бери в голову, — бросает бессмертный, тоже поднимается с постели и подбирает своё бельё вместе с джинсами.        Бэкхён чувствует на себе взгляд Сехуна и допускает мысль, что младший смотрит на него так же, как сам Бён на младшего. Но думать об этом дольше секунды он не планирует, поэтому быстро выбрасывает это из головы.        — Я посмотрю, есть ли в квартире что-то из одежды, чтобы ты переоделся, — говорит Бэкхён и выходит из комнаты.        Сехун провожает его взглядом, затем переводит его на постель. Простыни смяты и выпачканы, в комнате витает аромат нетерпеливой страсти и желания. О не совсем понимает, что именно между ними произошло несколько минут назад, но чувствует, что это лишь начало и что в дальнейшем так легко Сехун не отделается. Хотя, в момент пика эмоций и желания он совершенно не думал о том, что творит все эти вещи с мужчиной впервые.        Бэкхён входит во вторую спальню и замирает. Она слишком напоминает отца, потому что стол, кресло, книжный шкаф… Всё было в его стиле, как он любил. На какое-то мгновение голову Бёна пронзает мысль о том, что особняк в лесу уже никогда не будет ему домом, и от этого становится еще больней. Единственная нетронутая посторонними людьми комната — кабинет Габриэля. Это всё, что от него осталось.        — Дневники… — вдруг срывается с уст Бэкхёна, когда он понимает, что в спешке оставил их в домике Чонина. — Я забрал их, — за спиной возникает Сехун. — Они были первыми, что пришло мне в голову, когда Минсок-хён сказал, что нужно уходить. — Возможно, ты не так уж и безнадёжен, — улыбается Бэкхён, но эту улыбку Сехун, конечно же, не видит и слегка обижается на старшего. — Интересно, здесь тоже есть что-то, что принадлежало твоему отцу? И почему комната не запечатана? — Думаю, Габриэль никогда не считал эту квартиру своим домом. Это был дом Минсока, но не отца. — Что ж… В таком случае, не думаю, что он мог здесь что-то оставить. — Как знать, — произносит Бён, рассматривая темное дерево стола, замечая в его конструкции что-то странное. — А куда ушли Чонин с Минсоком, кстати? — Ну, тебе же нужно питаться, — пожимает плечом Бэкхён и проходит дальше, к шкафу, полки которого забиты книгами и черными корешками без надписей.        Сехуну становится не по себе, потому что Чонин теперь тоже втянут в заботу о нём. О не совсем до конца понимает, что происходит между Бэкхёном и его братом, но чувствует, что второму не доставляет удовольствие находиться рядом с ним, с Сехуном.        — О чем бы ты сейчас ни думал, прекрати. Я всё чувствую, — говорит Бён.                      Исин стоит через дорогу напротив горящего клуба Лилит и наслаждается зрелищем. Он уже почти закончил и совсем скоро преподнесет «подарок» Бёну. Чжан уверен, что потрудился на славу и возымеет успех. В груди теплится знакомое чувство торжества, прямо как тогда, сотни лет назад, когда он ждал Габриэля.               381 год        Исин с лёгкостью уничтожил всю деревню. Впервые Габриэль отпустил его в одиночное путешествие и Исин дал волю своим силам. Прошло уже более пятидесяти лет со дня его обращения, но Габриэль постоянно сдерживал его, твердил о том, что сила дана не для разрушения. Но у Чжана были другие мысли на этот счёт. Он смотрел на смертных как на мясо, на жалких букашек, которые не достойны существовать без лидера. И лидером, естественно, мог быть только Габриэль. Чжан всегда смотрел на своего создателя как на Бога, ведь в нём сочетались все мыслимые и немыслимые качества, коих не было ни в одном смертном.        — Что ж, вы сами не пожелали следовать за моим создателем, — произнёс Чжан, глядя на едва живых жителей деревни, что лежали у его ног, тратя последний кислород в легких на жалкие болезненные стоны. — А я вас предупреждал, что будет в случае отказа. — Кто…ты…такой? — хрипел старик, отползая от Исина. — Я — ваша кара за неповиновение, — торжественно провозгласил Чжан. — Исин!!! — голос Габриэля зазвучал позади него. — Что ты наделал?! — Это всё ради тебя, создатель, — повернулся к нему Чжан.        Он затаил дыхание в ожидании одобрения своего создателя. Исин так верил, что Габриэль оценит его старания, так надеялся, что в глазах старшего увидит бескрайнюю гордость. Габриэль в ужасе оглядел горящие дома, человеческие трупы и остановился на лице Исина. На нём не отражалось ни капли раскаяния или осознания содеянного.        — Зачем ты это сделал? — севший голос пронзил чуткий слух Чжана. — Я же не этому тебя учил… — Но… — в глазах младшего проскочило непонимание и толика страха, страха о том, что создатель огорчен. — Что я сделал не так? — Ты убил их всех, — шептал Габриэль. — Ты уничтожил их дома, их детей, всё, что они с таким трудом создавали… Это неправильно, Исин. Так нельзя.        Габриэль чувствовал, что должен был что-то сделать именно сейчас, но наивно верил и надеялся, что словами достучится до Чжана. Просто младший еще не созрел, ему просто нужен контроль и тот, кто будет его направлять.        — Тогда объясни мне, как можно? Как нужно? — попросил Исин и упал на колени перед создателем. — И я больше не разочарую тебя.        Габриэль опустил свою ладонь на черную макушку и чуть взъерошил жесткие волосы.        — Просто слушай меня и следуй за мной. И я покажу тебе, как нужно жить и использовать то, чем наградила тебя природа…        Исин выныривает из своих воспоминаний, когда слышит сирену пожарных машин. Кто-то из прохожих всё же вызвал их. Но это уже и неважно. Исин сделал всё, что планировал. Остаётся только «отдать подарок» адресату. Лэй поправляет воротник, зачесывает волосы назад и покидает место происшествия, испытывая почти полное и абсолютное удовлетворение.                      Бэкхён достает один из черных корешков с верхней полки, сдувает слой пыли с потемневших страниц и раскрывает где-то на середине записей. Глаза быстро пробегаются по аккуратному почерку, пытаются выудить что-нибудь важное.        «Сегодня я впервые подумал о том, что не ошибся… Бэкхён, он другой. Его дух не сломлен, его сердце не переполнено ненавистью и жадностью. Возможно ли, что он станет тем самым сыном, о котором я всегда мечтал? Нет. Это неправильно. Нельзя возлагать на него свои эгоистичные надежды и планы. Я должен позволить ему пойти своим путем. Но я не могу не направлять его. Иначе, история может повториться. Этот мир не выдержит второго Исина».        Бэкхён пытается понять, что чувствует после прочитанных строк. Ведь он уже и сам догадался, что для Габриэля он был чем-то вроде исправленной ошибки. Но почему-то в груди теплится надежда, что отец действительно любил его. И не только потому, что Бэкхён не стал хладнокровным убийцей.        — Бэкхён, ты в порядке? — спрашивает Сехун, уловив изменения в состоянии бессмертного. — Не знаю, — отвечает Бён, перелистывая страницу.        «Я не смог убить его ни в первый раз, ни во второй, ни в последующие. И эта моя слабость заставляет меня сожалеть о последствиях несделанного. Я сам виноват во всём. Я был слишком самоуверен, полагал, что справлюсь, что сделаю всё, как нужно. И что в итоге вышло? Я вырастил монстра, которого сам же и оставил в живых. Я боюсь того дня, когда мои дети узнают о моей ошибке. Боюсь, что будет с ними, когда Исин придёт мстить. Я не дал ему той любви, в которой он нуждался. Вместо этого я дал ему лишь неимоверное количество знаний и умений, и вот итог. Мой первый ребёнок, первый сын, стремится к мировому господству, пытается всех подмять под себя, и уничтожить меня и своих братьев с сёстрами. Вернуться бы назад, в прошлое…»        Сехун смотрит на напряженную спину Бёна и понимает, что тот мыслями далеко не здесь. Видимо, он нашел дневник Габриэля и всецело погрузился в его изучение. О вздыхает и выходит из комнаты. Одежду себе он найдёт сам. На душе повисает незримая тревога, которая сдавливает все внутренности и не дает вдохнуть полной грудью. Сехун понятия не имеет, с чем связно это беспокойство, но оно не отпускает ни на минуту. Парень понимает, что им действительно нужно опасаться Исина и того, что он может сделать. Но О так же осознает, что пока он обычный смертный, шансы выжить во всей этой ситуации ничтожно малы.               «Минсок заслуживает кого-то более чуткого и внимательного. Кого-то, кто не будет скрываться, прятаться и исчезать на месяцы. И почему судьба распорядилась вот так? Почему именно я его истинный? Неужели он мало страдал и потерял?»        Бэкхён захлопывает дневник и присаживается в кресло за стол. Эти записи в корне отличаются от тех, что в дневниках особняка. Такое ощущение, будто бы Габриэль надеялся, что кто-то однажды прочтёт их, потому и оставил дневники здесь, ничем не оградив от посторонних глаз. Бён не был уверен, что Минсоку понравится всё то, что написал отец. Ким всё еще любит Габриэля, сожалеет, страдает. Что он почувствует, когда узнает, как отец сожалел о том, что является его истинным?        Бэкхён отбрасывает эти мысли в сторону и решает проверить то, что показалось ему странным. Он склоняется к ящикам в столе, которые заперты на ключ. Понятно, что вампира такие замки не остановят, а вот человека вполне могут. Что хотел скрыть отец? Бён прилагает минимум силы и открывает верхний ящик. Его брови от удивления взмывают вверх. Ящик полон фотографий и набросков. Сначала Бэкхён не узнает никого из изображенных на них, но приглядевшись, ему кажется, что где-то уже видел женщину. Он осторожно вытаскивает набросок из небольшой стопки и рассматривает его. Тонкие черты лица, большие глаза и длинные волосы. Конечно же, по черно-белым линиям невозможно узнать, какого цвета глаза у женщины и волосы, но Бён отчего-то уверен, что волосы были цвета каштана, отливали красно-золотым на солнце. Глаза были карие, но не тёмные, как у него самого, а скорее цвета некрепкого черного чая.        — Мама… — тихий болезненный шепот срывается с пересохших губ, а по щеке катится слеза.        Так много времени прошло, столько всего было пережито. Бэкхён думал, что уже давно позабыл ее образ, стёр из памяти. Но стоило увидеть этот набросок, сделанный Габриэлем, как внутри всё перевернулось, воспылал адский пожар и воспоминания о той ночи новым потоком хлынули со всех уголков его подсознания.               921 год, Южные леса        — Бэкхён~а, будь осторожен, милый, — Миён нежно огладила щеку сына, который собирался идти на охоту. — Мам, я не маленький уже, прекрати, — с улыбкой вздохнул парень. — Да, знаю. Ты уже взрослый мужчина. Сегодня ведь твой день рождения, — легкая тень грусти омрачила лицо женщины, еще больше выделив появившиеся морщинки у уголков глаз. — Пожалуйста, прекрати грустить, — попросил Бэкхён, сделал шаг и крепко обнял родные плечи. — Все родители грустят, когда их дети вырастают, — сжала в ответ Миён сына в объятиях. — Я хочу, чтобы ты знал, несмотря ни на что, я всегда буду тебя любить. — Мам? Что за слова такие? — нахмурился парень, отрывая ее от своей груди, заглянул в карие глаза. — Ты многого не знаешь, сынок. Но нам всегда приходилось тяжело. Я просто… Счастлива, что у меня есть ты. — Мам, ты меня пугаешь, — не на шутку забеспокоился Бэкхён. — Всё хорошо, ступай, — через силу улыбнулась женщина.        Но Бэкхён не успел и шага сделать, как повсюду раздались душераздирающие крики. За считанные минуты место, которое Бэкхён называл домом, окруженное ветхими лачужками, высокими деревьями, превратилось в какое-то месиво. Толстые стволы валились на землю, мужчины и женщины плевались кровью и падали трупами на горящую землю. Парень инстинктивно задвинул мать за свою спину, достал лук и приготовился стрелять в тех, кто устроил весь этот кошмар, но его глаза не могли никак разглядеть виновных.        — Так-так-так, — противный до ужаса и мурашек на спине голос пронзил слух Бэкхёна. — Я всё же нашел вас.        Бэкхён резко повернулся на голос и выпустил первую стрелу. Он вглядывался в языки пламени и в то, что пряталось за ними.        — Хороший выстрел, — снова раздалось откуда-то справа, и Бэкхён выпустил вторую стрелу, — и кто же обучил тебя этому? — Бэкхён! Беги! — Миён толкнула сына в спину, а сама бросилась бежать в противоположную сторону, оборачивалась и смотрела, чтобы существо не погналось за ним. — Беги!!! — истошно закричала она, глядя на то, как Бэкхён просто застыл со слезами в глазах и смотрел на неё. — Мама!!!        Молниеносной скорости тень пронеслась рядом с Миён и она упала на землю, словно кукла, что утратила нити кукловода.        — Мама!!!        Бэкхён рванул к её телу, спотыкаясь о другие такие же тела своих друзей, соседей, всех тех людей, кто жил в этом лесу вместе с ним. Уши заложило, что он даже не слышал своих криков. Глаза застилала солёная влага, делала обзор размытым и нечетким. Но Бэкхён продолжал бежать к матери и кричать. Он кричал от боли, которая разрывала грудную клетку, от страха и дикого ужаса, что захватил целиком его разум. Он смотрел на неестественную позу матери и не мог поверить, что это реальность. Он молился всем богам, чтобы это оказалось сном. Ужасным реалистичным сном. Парень упал на колени рядом с Миён, схватил ее и прижал к своей груди.        — Мам? — тихо позвал он, убирая с ее лица крошки земли и сухой травы. — Её жалкие оставшиеся минуты жизни сочтены, — победно огласил жуткий голос. — И ты тоже сейчас отправишься вслед за ней.        На мгновение повисла гробовая тишина. Ни звука горящих деревьев, ни чьих-либо шагов, ни стонов. Полная оглушительная тишина. А затем Бэкхёна отбросило в сторону на насколько метров. Он ударился головой, и в его спину вонзилось что-то очень острое. Веки вдруг налились свинцом, настолько тяжело было разомкнуть их. Парень едва смог повернуть голову и увидел, как над его матерью склонился мужчина. Бэкхён попытался закричать, чтобы тот не трогал её, но изо рта не вышло ни слова. И снова тяжесть век давит собой и заставляет закрыть их. Бэкхён думал, что это в последний раз, когда он видит реальный мир, перед тем как отправиться в другой, иной мир. Туда, где уже ждёт его мама.        Парень открывает глаза и морщится от боли. Всё тело словно в огне, каждый сантиметр, каждая косточка ломит и кричит о том, как же больно. Нет возможности пошевелиться, а может, он и шевелит конечностями, просто не чувствует их?        Бэкхён пытается приподнять голову, чтобы осмотреть себя и всё вокруг, и снова приходит в ужас. Лес кругом горит, многолетние деревья вырваны с корнем и разбросаны по всему периметру. Животный страх с удвоенной силой сковывает его сердце, когда он видит десятки мертвых окровавленных тел, которые валяются на земле в неестественных позах.        Сердце стучит в бешеном ритме, словно птица в ловушке. Ноги не слушаются, ровно как и руки. Всё просто — Бэкхён не чувствует ничего ниже шеи. И снова волна дикого страха и ужаса охватывает голову. Он поворачивает голову и видит в нескольких метрах от себя мертвую мать. Её глаза закрыты. Она лежит так смиренно и естественно, словно просто спит. Но Бэкхён помнит, что видел совершенно иную картину. Кто позаботился о ней?        — А ты живучий, — тянет кто-то в черноте ночи. Этот голос кажется каким-то потусторонним. — Не думал, что кто-то останется жив.        — Бэкхён, приди в себя! — кто-то крепко сжимает его плечо и пытается привести в чувства.        Бён смотрит прямо перед собой, но не может сфокусировать свой взгляд. Голова раскалывается на двое, в ушах всё еще стоит звон, а руки… Руки трясутся так сильно, что это приводит в ужас Чонина, Минсока и Сехуна.        Сехун был на кухне, когда услышал какой-то грохот, но не успел сорваться с места, как в квартиру влетел Чонин и бросился в комнату, где находился Бэкхён. Минсок бежал следом.        — Что здесь произошло? — Минсок слишком взволнован, смотрит на Сехуна, ждет ответа. — Я без понятия, — голос парня нестабилен, в глазах растерянность и непонимание. — Хён, — отчаянно зовёт Чонин Бэкхёна, теперь уже прижимая старшего к своей груди. — Я в норме, — звучит хриплый голос. — Отпусти меня, Чонин.        Ким еще несколько секунд сжимает брата в своих руках, затем выдыхает и ослабляет хватку. Они сидят на полу, Минсок и Сехун возвышаются над ними, словно скалы и выжидательно смотрят на Бёна. Они ждут объяснений, но бессмертный не знает, что сказать и как объяснить то, что случилось.        За столом тишина. Минсок разлил каждому по кружке с кофе и теперь сидит во главе стола и рассматривает лица младших. На Чонине лица нет, он просто сжимает кружку в своих руках и смотрит на коричневую пенку в ней. Сехун растерян, так как вообще не может даже вообразить, что могло произойти в той комнате, и что превратило Бэкхёна в живой труп. А сам Бэкхён продолжает сжимать в руках набросок с изображением матери и прокручивать в голове те воспоминания, что открыло ему его подсознание.        — Бэкхён… — Дай мне минуту, Минсок, — просит вампир, глубоко вдыхая кислород.        Ким замолкает и терпеливо ждёт. В его голове целый ворох тревожных мыслей. И каждая из них сводится к Исину, который вполне мог каким-то образом пробить защиту сознания Бэкхёна и навредить ему.        — Это моя мать, — Бэкхён протягивает набросок и кладет его на середину стола. — И я вспомнил ту ночь, в которую Габриэль обратил меня.        Три пары глаз, которые сначала устремились к разглядыванию нарисованного портрета, теперь смотрят на Бёна. Чонин толком не знал никогда, как это случилось, как Бэкхён стал частью семьи Габриэля. Об этом никто не говорил, потому что ни Лиса, ни Анна подробностей тоже не знал, лишь в общих словах. Только Бён и Габриэль знали эту «тайну».        — В ту ночь на наше поселение напали. Тогда я не знал, кто или что это было, но теперь я точно знаю, кто убил её, уничтожил мой дом и оборвал мою человеческую жизнь. — Это был Габриэль? — в дрожащем голосе Минсока Бён четко слышит неверие и страх. — Нет, — четко и громко отвечает Бэкхён. — Хотя отец делал всё, чтобы именно так я и думал. Но я всегда знал, что это не его рук дело.        Минсок с таким облегчением выдыхает, что Сехун невольно обращает на него свой взор. Он задается вопросом, почему Ким так реагирует. Ведь Габриэль был вампиром, а вампиры часто убивают людей. Что в этом такого?        — Это был Исин, — словно гром среди ясного неба звучит голос Бэкхёна. — Исин? — Чонин ошарашено смотрит на брата. — Да. И, кажется, он целенаправленно выслеживал мою мать. — Я… ничего не понимаю, — хватается за голову Чонин. — Я тоже мало что понимаю. Надеюсь, что где-то в дневниках отца я найду ответ. Потому что мне необходимо знать правду.        Бэкхён тянется к портрету матери, осторожно берет его в руки и снова чувствует, как влага подступает к глазам. Она была невероятно красивой, умной и доброй. Бён никогда не видел своего отца, но по словам мамы он погиб почти сразу после его рождения. А рядом с ним всегда был другой мужчина. Мама звала его своим отцом, но он был слишком молод для этой роли. Или, может быть так, что он тоже был вампиром?               — Так, ладно, — первым нарушает молчание Чонин, — Сехун, ты голоден? Мы с Минсоком взяли всего по чуть-чуть, так как твоих вкусовых предпочтений не знаем. — А… Спасибо, только… аппетит как-то пропал, — виновато произносит О. — Ты нормально не питался почти двое суток. Как ты вообще держишься? — удивляется Чонин. — Когда я был человеком, голод постоянно преследовал меня по пятам. — У меня в жизни были времена, когда я мог неделю провести без еды, лишь бы вода была. Думаю, организм уже привык… — Хён, ну скажи хоть ты ему! Что он, как дитя малое! — возмущенно смотрит Кай на Бэкхёна.        Бён отрывает взгляд от созерцания портрета и переводит его на Чонина. Он вовсе пропустил короткую беседу младших и не понимает, чего от него хотят. Вопросительно смотрит на каждого из присутствующих поочередно и ждет, когда ему кто-нибудь объяснит, кому и что он должен сказать.        — Твой истинный отказывается есть, а ему нужно поесть, потому что иначе он вообще сляжет, — четко проговаривает Чонин.        Бэкхён долго рассматривает лицо О, будто пытается в нем что-то найти, и молчит. Он не имеет никакого желания выступать в роли няньки, потому что Сехуну двадцать семь лет, далеко не маленький ребенок.        — Если у него нет своей головы на плечах, это уже не моя забота. Ему не восемнадцать, Чонин. И мы не в лесу, окруженном хищниками. Захочет поесть, сделает это. — Хён… — у Чонина смешно надуваются губы, и взгляд становится таким жалобным. Правда, Бёну не совсем понятно, что это за реакция такая. — Мне нужно проветриться, — Бэкхён встает из-за стола и в полной тишине покидает квартиру.        Сехун провожает его взглядом и размышляет над тем, что совершенно перестал улавливать колебания настроения Бёна. Чонин тоже молчит. Он, пожалуй, впервые видит такого брата, который выпадает из реальности настолько, что тут же теряется, стоит в нее вернуться.        — Ну, Бэкхёну, может, и не нужно нянчиться с тобой, Сехун, а вот мне только в радость. Поэтому ты сейчас же поешь. И это не обсуждается, — добавляет грозности своему голосу старший. — Минсок, как и сказал Бэкхён, мне не восемнадцать. — Ты думаешь, меня заботит, сколько тебе лет?! — неожиданно взрывается Ким. — Мне не восемнадцать уже больше полутора века! У нас сейчас каждая минута на счету! Кто будет тебя тащить на себе, если нам придется снова бежать, а ты выдохнешься на полпути? Предлагаешь это делать ему? Или, может, нам с Чонином?! — Хён, оставь его, — холод и жёсткость в голосе Чонина резко ударяет по нутру О. — Ему давно пора самому о себе заботиться хотя бы в этом. Иначе он так никогда и не вырастет. Он же сущий ребёнок, который даже свой мозг отключает в самый неподходящий момент. — Следи за своим языком, — вдруг рычит Сехун, сжимая кулаки. — Ведёте себя, словно старики, которые повидали в жизни абсолютно всё. Никто не имеет права указывать людям на их недостатки или слабости. Да, для вас я мелкий человечишка, который едва переступил порог четверти века. Но не думай, что в моей жизни не было дерьма, Чонин. Я выживал в одиночку с четырнадцати лет, пока терпел издевательства в детском доме. И у меня не было ни Габриэля, ни Бэкхёна, ни сестёр. И, как видишь, дожил таки до нынешних дней. Хотите, чтобы я вёл себя по-взрослому? Что ж… Без проблем. Тогда и вы перестаньте вести себя так, словно я в яслях, а вы воспитатели.        Сехун громко выдыхает, встает из-за стола и вслед за Бёном выходит из квартиры. Минсок слишком удивлён, чтобы вовремя среагировать и остановить младшего, а Чонин лишь хмыкает. Вот он, настоящий О Сехун, тот самый, который так привлек его брата почти год назад. Ким прекрасно знает своего брата. Бэкхёна всегда привлекали сильные личности, интересные и непослушные. И Чонин никак не мог понять, что же такого привлекло Бёна в Сехуне? Дело ведь не только в истинности. Она лишь сопутствующее обстоятельство.        — Не иди за ним, Хён, — произносит младший. — Он сам должен разобраться в себе и вставить мозги на место. — Я вообще не понимаю, что на тебя нашло! — возмущается Минсок, вскидывая руки. — Он прав. Мы носимся с ним, как с писанной торбой. А парню нужна свобода в мыслях и действиях. Знаешь, Хён, когда есть кто-то, кто постоянно за тобой присматривает и оберегает, потом очень трудно адаптироваться к реальному миру.        Чонин так же покидает кухню, но не квартиру. Он выходит на балкон, смотрит на небо и подставляет солнцу свое лицо.        Сехун бредёт по улице, которую заливает дневное солнце, что вот-вот начнет прятаться за горизонтом. Засовывает руки в карманы джинс и пинает мелкие камни под ногами. Мимо него проносится толпа, которая гудит о своих повседневных проблемах и о работе. А у О в голове хаос. Во-первых, он не ожидал, что скажет всё это Чонину в такой грубой форме. Во-вторых, никак не мог заглушить холодный голос Кима в своих ушах. Сехун продолжает просто бесцельно идти вперед, пока не замечает знакомую спину впереди. Бэкхён стоит на месте, не двигается. Его плечи напряжены, О чувствует это даже не приближаясь. И у младшего что-то щемит в груди. Что-то не так.               «Здравствуй, Бэкхён. Или, может быть, мне назвать тебя братом? Уверен, ты уже в курсе страшной тайны нашего создателя», — в голосе явно чувствуется насмешка.        Бэкхён не может пошевелиться, так же как и не может понять, каким образом Исину удалось проникнуть в его голову, ведь Бён закрыл своё сознание даже от Чонина с Минсоком.        «Ты наверняка сейчас задаешься вопросом, как я это сделал. Что ж, я много чего умею, брат. И сейчас я продемонстрирую тебе одно из своих умений наглядно», — Исин громко смеется в его голове, а затем перед взором Бэкхёна возникают какие-то странные картинки.        Пока Бён пытается рассмотреть, что же он видит, его мозг улавливает суть куда быстрее. Изуродованное тело Лилит отпечатывается кровавым бельмом на сетчатке, тело Ди застревает в памяти, горящий клуб, крики, рычание и противный, отвратительный смех убийц — всё это пронзает мертвое сердце, звенит в ушах и застилает остатки разума. Бэкхён настолько потрясён увиденным в своей голове, что буквально рассыпается на мелкие части изнутри, сам на себе рвет кожу, и пытается очнуться от глубокого сна.        «Ну, как? Нравится мой подарок? Я так старался всё сделать по высшему разряду. Ты был так наивен, оставляя слабых людишек на волю судьбы. Неужели ты полагал, что стерев им всем память, защитишь их?», — Исин настолько доволен эффектом своих деяний, что не может остановить ужасающий смех.        Пробиться в сознание Бёна было непростой задачей. Чжан пытался сделать это ни одни сутки. Он давно хотел выйти с ним на связь, еще в тот день, когда сбежал Чонин, но едва ли у него получалось даже трещинку оставить. А сегодня он проник в голову Бёна с такой лёгкость, как нож мягко режет подтаявшее сливочное масло.        «Каким будет твой следующий шаг, брат? Придёшь ли ты за моей головой?»        Бэкхён какое-то время чувствует всю тяжесть случившегося по его вине на своих плечах, сжимает кулаки и сдерживает в себе ярость. Нельзя поддаваться этому чувству и пороть горячку. Исин только и ждёт, когда Бён сделает ошибку, и тогда будет уже неважно, кто выиграет в этой бессмысленной войне, потому что Бэкхён точно проиграет, поддавшись сейчас эмоциям.        «Что ж, брат», — Бэкхён вдруг звучит в голове Чжана, и тот не совсем понимает, как успел Бён так быстро переключиться и оказаться в его сознании. «У меня тоже есть для тебя подарок», — в голосе бессмертного чувствуется улыбка, и хоть Исин смутно может себе представить лицо Бэкхёна сейчас, отчего-то он знает, что ничего хорошего не последует. «Ты, конечно, не знал этого», — Бён продолжает ухмыляться в жадном оскале, — «я очень быстро учусь. Спасибо за подаренную возможность».        Бэкхён замолкает и Исин в ожидании слушает лишь тишину. Он стоит в переулке, потому что не сдержался, потому что хотелось показать Бёну всю красоту содеянного прямо сейчас. Так что, находясь в таком месте, где ни души, слыша вой серен где-то неподалёку, всё, о чем думает Чжан, так это о том, что же задумал его братец.        Первая картинка возникает лишь на мгновение в сознании бессмертного. Ему сложно разобрать, что на ней, пытается вглядеться в смазанные очертания. Но образ резко исчезает, заменяясь другим. Исин смотрит на Ариэль. На свою истинную, которая истекает кровью, истошно кричит и пытается вырваться. Что-то, что еще оставалось живым и нетронутым в мрачных глубинах души китайца, дрогнуло и осыпалось вниз. Картинка вновь сменяется и теперь перед «глазами» Исина обнаженное тело Ариэль, всё так же в крови и со сломанными торчащими ключицами. Вот только он смотрит на нее глазами другого. Того, кто бесцеремонно вторгается в её тело, сжимает упругие бедра и впивается острыми клыками в шею. Сначала Чжану кажется, что это воспоминание из прошлого. Того самого прошлого, в котором Бэкхён воспользовался юным телом в королевских покоях.        «Прекрати! Ты же знаешь, что он со мной сделает, когда почувствует!», — Ариэль плачет и брыкается, кричит от боли. Но её тело… Оно в корне иначе отзывается на чужого бессмертного. «Ты же знаешь, что мне плевать», — холодно бросает Бён. «Тебя убью либо я, либо он. Какая разница?»        Исин буквально не чувствует землю под ногами. Его трясёт так, будто он стоит на тонкой веревке над пропастью. И эту верёвку раскачивают всё сильней и сильней, а он уже не в силах держать равновесие.        «Тебе ли не знать, брат, какова на вкус была Ариэль, м?», — Бэкхён негромко усмехается, чем приводит Исина в еще большее бешенство. «Ты покойник!», — рычит Чжан. «Я убью тебя и всех, кто тебе дорог! Я убью каждого прямо у тебя на глазах! Я заставлю тебя пожалеть о том дне, когда ты появился на этот чертов свет!» «Валяй», — холодно бросает Бэкхён, всё еще посылая яркие образы в голову Исина. «Ты уже сделал это однажды, забыл? Почему ты думаешь, что твои угрозы хоть как-то меня испугают или заденут?»        Исин хватается за голову и кричит, что есть сил. Он всегда был непревзойденным мастером в разбитии подсознательных барьеров, но никогда еще не оказывался в собственной ловушке. Он снова просчитался и это злит его еще больше.        «Ты можешь сколь угодно раз повторять свои пустые угрозы, но мы оба знаем, что тебе никогда не сломить меня, Чжан Исин».        Бэкхён с трудом выходит из своего транса и едва ли не валится на асфальт, вовремя подхватываемый Сехуном.        — Бэкхён? С тобой всё в порядке? — младший обеспокоенно осматривает вампира. — Ты что здесь забыл? — Бён настолько удивлен его появлением, что даже не замечает руку О, крепко сжимающую его талию. — Мне нужно было проветриться, как и тебе, — ворчит Сехун.        Парень прекрасно чувствует, что с Бёном что-то не так, но старается не подавать виду. Он лишь хочет вернуть его обратно в квартиру Минсока и усадить на стул, всучить ему стакан воды и подождать, пока буря внутри бессмертного уляжется. Затем О запоздало вспоминает, что Бэкхён не человек, и стакан воды ему навряд ли поможет…        — Ты же понимаешь, что сейчас слишком опасно находиться на улице одному? — Заткнись, — шипит Хун, крепче прижимая истинного к себе, и закидывает его руку к себе на плечо. — Ты выглядишь сейчас, как обычный смертный, который вот-вот испустит последний дух. — Интересное сравнение, — смеётся Бён, хотя понимает, что младший, скорее всего, прав. — Ты можешь идти по своим делам дальше, Сехун. Я справлюсь с ним, — Чонин возникает перед ними так неожиданно, что Хун едва ли не вскрикивает как девчонка.        Ким осторожно перекидывает другую руку Бёна к себе на плечо, подхватывает его за талию и через секунду исчезает в закате. О стоит один посреди улицы и пытается понять, что чувствует сейчас. Такое ощущение, будто они и Чонин играют в перетягивание каната, в роли которого выступает Бэкхён. А еще Сехун осознает, что Ким тоже почувствовал перемены в состоянии Бэкхёна и именно поэтому оказался здесь.        — Чёрт! Как же всё достало! — взрывается О. — Эй, парень? — окликает его какой-то старик, на вид бездомный, но очень опрятный. — Выпить не хочешь? Кажется, тебе не помешает, — добродушно улыбается старик.        Лишь на секунду О задумывается, а не враг ли это в обличие безобидного деда, но быстро отгоняет от себя эти мысли и просто подходит ближе, забирает из протянутой руки банку пива и усаживается на асфальт, облокачиваясь о стену позади себя.        — Между вами что-то происходит, да? — хитро прищуривается старик, глядя на Сехуна. — О чем это вы? — безуспешно строит из себя дурочка О. — Хахахах, — заливисто смеется мужчина, но смех этот вовсе никак не задевает и не оскорбляет Сехуна. — Молодые всегда ведут себя импульсивно и безрассудно, — успокоившись, произносит старик. — Вы всегда считаете, что у вас в запасе время всего мира, но это не так. Не успеешь оглянуться, как тебе уже под восемьдесят и всё, что ты можешь, это сидеть на земле и пить пиво с незнакомым мальцом, который напоминает тебе тебя же, — тихо посмеивается мужчина. — Это вы обо мне сейчас? — удивляется Сехун, зависнув с банкой пива у своего рта. — А о ком же еще? У вас с тем юношей явно не всё так просто… — И вы это поняли, едва увидев нас? — прыскает О, затем делает большой глоток пива и облегченно вздыхает. Да, старик был прав, ему нужно было именно это сейчас. — Я наблюдал за вами всего несколько минут, но такому старику, как мне, и этого достаточно, чтобы увидеть то, что не видите вы. Кстати, почему ты позволил тому мальчишке так просто уйти вместе с ним?        Сехун задумывается над этим вопросом, крутит холодную банку в руке, всматриваясь в капли воды, стекающие от основания вниз.        — Они братья, — всё, что отвечает О спустя долгую минуту. — Хмм… Всё еще хуже, чем я думал, — добродушно посмеивается старик. — Могу я задать вам вопрос? — произносит тихо Сехун. — Отчего ж не можешь? Задавай, — улыбается мужчина.        Сехун внимательно смотрит на его лицо, которое слишком щедро усеяно морщинами, на его седые волосы и такого же цвета жиденькие брови.        — Если бы вам выпала возможность жить вечно, вы бы согласились? — Хммм, — старик возводит глаза к небу, постукивая пальцем по подбородку. — Это слишком сложный вопрос, парень. Если бы мне было двадцать, и я бы ничего не смыслил в этой жизни, то согласился бы не раздумывая. Ведь люди всегда стремятся к вечности. Все хотят быть вечно молодыми и красивыми. Но так как мне уже далеко не двадцать, и я прожил долгую жизнь, то мой ответ нет. Не хочу тащить на себе бремя нескончаемости времен. — Но у вас был бы шанс что-то изменить в этом мире, — Сехун и сам не знает, почему так удивлен ответом, и почему сейчас пытается переубедить этого старика. — Видишь ли, парень, миру не нужны изменения. Потому что люди, что населяют нашу планету, слишком алчны и жадны. И как бы ты ни старался построить новый мир, где всем будет хорошо и здорово, обязательно найдутся те, кто воспротивится и пойдет против тебя. — Но… не понимаю, — вздыхает О. — А чего тут понимать? Живи для себя, а не для других. Даже будучи бессмертным, это всё еще одна жизнь. Просто она чуть дольше обычной. — Вы слишком странный, — настораживается Хун. — Я просто многое повидал, — улыбается старик. — И многих знал. Был у меня знакомый один… Он задал мне однажды примерно тот же вопрос, что и ты сейчас. Правда, ответ мой был другим. И я тогда совсем не понимал ничего, а он понял. Сразу всё понял. Таким вот был этот человек. — Как его звали? — Сехуну действительно интересно, что это за совпадение такое, чтобы этого старика дважды спросили об одном и том же разные люди. — Габриэль, — с тоской и ностальгией произносит старик. — Интересно, а он смог познать сам то, что познал я?        Сехун замирает. Во все глаза смотрит на мужчину, сердце в груди бешено колотится. Он же не ослышался? Габриэль? Старик в самом деле назвал это имя? Но как такое возможно?        — Вы… знали Габриэля? — голос дрожит, к горлу подкатывает ком. — Он спас меня однажды, — просто отвечает мужчина, продолжая смотреть в закатное небо. — Спас и исчез. Я больше его не видел никогда с той ночи. Но запомнил на всю жизнь. Слишком уж много всего было в его глазах. На вид он был чуть старше тебя, но его глаза… Это были глаза человека, который видел всё.        До Сехуна начало доходить, что что-то не так в рассказе старика. Сколько бы ни было ему лет, он никак не мог знать Габриэля. Потому что отец Бэкхёна развеялся три сотни лет назад. Глаза О расширяются от страха. Он буквально осознает, что сидит рядом с бессмертным, который может в секунду убить его. Сердце теперь заходится не просто в бешеном ритме, а в ужасе. Оно мечется в грудной клетке, бьется о ребра и норовит выскочить наружу.        — Кто вы такой? — шепчет О. — А ты смышленый малый, — улыбается старик. — Верно догадался, да? — Вы убьете меня? — детский вопрос, пропитанный страхом, срывается с губ Сехуна. — Я убивал многих, мальчик. Это верно. Очень многих убил… Но к чему мне твоя смерть? Я хочу понаблюдать за тем, чем же всё закончится. Но тебе всё равно не стоило оставаться одному на улице. Бэкхён тебе все верно сказал.        Неприятные мурашки побежали по телу Сехуна. Тело онемело, кончики пальцев рук и ног стали неестественно холодными.        — Это вы убили Габриэля? — Нет, — улыбка резко исчезает с лица старика, а глаза наполняются чем-то тёмным, недобрым. — Ступай домой, парень. После того, что сделал Бэкхён, тебе действительно лучше не высовываться. А на счёт твоего вопроса… Ты же не меня хотел спросить, да? Ты спрашивал самого себя, — старик снова улыбается, допивает пиво и испаряется в воздухе, будто и не было его рядом с Сехуном секунду назад.