Тайны андрастианской церкви III

Мы срывались с опасного края В бездну бездн, И узрели, что в лоне небес невозможно паденье. Лора Бочарова, "Inquisitia"

Сестра Петрис, дрожа, отскочила, понимая, что за ее спиной лишь стена и отступать больше некуда. Прямо на нее шли, окружая, трое кунари. Дождавшись, когда они подойдут достаточно близко, она закричала: "Варнелл!" Из укрытия молнией рванулся храмовник, мгновенно проткнув мечом ближайшего, распарывая ему живот. Второго он отбросил щитом на землю и перерубил шею. Третий, замешкавшийся и не сразу понявший, что происходит, ринулся на Варнелла, но тут же был отброшен назад. Варнелл налетел на него, прижал к земле и быстро стянул ноги и руки толстыми веревками. Когда кунари был полностью обездвижен, храмовник поднялся на ноги и отступил, позволяя Петрис увидеть поверженного врага. - Следили, - сквозь зубы процедила она, - как я и предполагала, от самой церкви. Как смеют эти недостойные появляться рядом со святилищем Создателя... Она почувствовала, как дрожат руки. Из складок мантии она извлекла небольшой, но очень острый нож, и перламутровая ручка заблестела в закатных лучах, пробивающихся сквозь дырявую крышу. Сжимая ледяными пальцами рукоять, она бросила взгляд на Варнелла и подошла к связанному кунари, лежащему на сырой соломе. Рядом с ним пахло загоном для домашнего скота. Сморщив аристократический нос, преодолевая отвращение, она шагнула к существу, занося стилет на его горлом. Серая плоть кунари разверзлась под тонким изящным лезвием. Темно-бардовая тягучая жидкость хлынула из раны, существо под ее руками задергалось и захрипело. Кровь запятнала ее длинные пальцы, сжимавшие холодный стилет. Кровь кунари не была похожа на кровь разбойников, которым сносил головы Варнелл, защищая ее, - кровь эта была тягуча и словно насквозь заражена темным грехом. Разглядывая бликующие кровавые пятна на своих руках, она почувствовала азарт. Ярость бурлила в крови, застилала глаза. Терпкий, железистый запах крови ударил в нос, в дикой усмешке скривились губы. Она вновь занесла нож над бездыханным уже телом, и, раз за разом опуская его, кроила недостойному созданию лицо. Отлетело отрезанное ухо, правый глаз вытек, а ярость не утихала. Внутри у нее все переворачивалось, к горлу подступала не тошнота, но безумный смех. Ненависть ослабила остроту органов чувств, и она не заметила, как сзади подошел Варнелл. Он аккуратно, но твердо перехватил ее за запястье и развернул к себе. - Сестра, - негромко произнес он, - достаточно. Он уже мертв. Петрис невидящими глазами уставилась на него. Желание убивать, жажда крови, клокотание ярости в груди - все начало перерождаться в другие желания. Ее потянуло, неудержимо потянуло к Варнеллу. Он отступил на полшага, ощущая, как напряглась Петрис, все еще придерживая ее за руку, но разжимая пальцы. Выпавший стилет с перламутровой ручкой звякнул, отскочив от латного сапога храмовника. Она не смотрела ему в глаза, взгляд ее ощупывал каждый участок его лица, но только не глаза. Правой рукой она провела по его щеке, вычерчивая запачканными кровью пальцами длинную линию. Его губы дрогнули. Она поднялась на цыпочки, притягивая его к себе. Холодный доспех храмовника мешал, но она коснулась своими губами его губ. Запах крови вновь ударил ей в голову, мир беспорядочно завертелся вокруг. Она ощущала, что его губы вкуса крови, и это сводило с ума. Храмовник, начавший было поддаваться ей, вдруг отстранился. - Петрис, - произнес он, отодвигаясь, - остановись. Нам нельзя больше здесь находиться. Петрис молчала, смотрела ему в глаза и молчала. Потом пошатнулась и обхватила голову дрожащими руками, пачкая светлые волосы бурой кровью. Из того переулка Клоаки храмовник почти вынес ее - настолько непривычным был для церковницы наплыв гнева. У Петрис подгибались ноги, и кружилась голова. Варнелл, сняв латные перчатки, поддерживал ее за талию, стараясь идти как можно быстрее, чтобы их никто не заметил в этом неприглядном месте. За всю дорогу Петрис не произнесла ни слова, лишь пронзительно глядела на него время от времени и странно улыбалась. Дойдя до дома в нижнем городе, который был избран ими заранее в качестве логова, Варнелл перевел дух и внимательно осмотрелся, прежде чем войти. Оказавшись внутри, он понял, что в доме не было никакой мебели, кроме широкого стола. За неимением лучшего, он посадил Петрис на него, придерживая и пытаясь понять, пришла ли она в себя. Ее взгляд казался спокойным и не выражал никаких особенных эмоций. - Нам больше нельзя действовать своими руками, - сказал он то, что беспокоило его всю дорогу от Клоаки. Петрис не посмотрела на него, но на мгновение странно накренилась, словно готовая вот-вот упасть, и он придержал ее за плечи. Она подняла на него тяжелый, мутнеющий взгляд, и храмовник явственно понял, что сейчас она ничего не слышала, или слышала, но не поняла ни слова. Наконец, она пошевелилась. Протянула руки, коснулась ладонями его лица, провела по щеке, по-птичьи наклоняя голову, чуть прикусила губу... Варнелл почувствовал жар, пробежавший по телу. Он давно не испытывал женской ласки, перед ним сидела она, красивая, беззащитная и... умоляющая? Он придвинулся к ней, приобнимая за талию и, словно спрашивая разрешения, наклонился ближе, не двигаясь дальше и ожидая ее реакции. Она же, протянув руку, расщелкнула пряжку на шее, скрепляющую глухую церковную мантию, и прильнула к храмовнику, зарываясь пальцами в его каштановые волосы.