Всё в порядке

      Приятный лёгкий ветер щекочет лицо, обдавая некой свободой. Ненавязчивый запах, кажется, окутывает весь салон машины, сладко покалывая на кончиках пальцев. За окном простирается зелёная гладь, усыпанная разнообразными луговыми цветами. Рекламные щиты пролетают со скоростью света, не давая и шанса разглядеть номер очередной юридической конторы. Вскоре, авто выезжает на городской ландшафт Москвы, встречая по пути пёстрые вывески дорогих магазинов, небоскрёбов и большое скопление спешащих машин.       Таксист включает что-то из треков двухтысячных с запада, наподобие Джесси Маккартни. Лёгкие нотки гитары, погружают голубоглазого в мимолётную эйфорию, заставляя откинуться на мягкую спинку сиденья. Алексей и сам начинает подпевать, что-то про красивую душу и красивое лицо. Голова качается в такт мелодии, а эти прекрасные строки невольно вынуждают вспомнить о чудесном голосе, руках и яркой улыбке. Такси выезжает на какой-то перекрёсток, спешно рассекая по дороге, из-за чего, Хесуса заметно подкидывает. Следующие события проносятся слишком быстро, почти мгновенно. Какая-то фура выезжает на них, наверняка теряя управление. Неизбежное столкновение, громкий стук машин, обрывистый вскрик, кровь… темнота.       Губанов резко размыкает глаза, болезненно морщась, смаргивая выступившую влагу на глазах. Тело вновь пробирает крупная дрожь, а горло будто сдавливают стальные тиски. Кажется, что на мгновение весь кислород и вовсе перестаёт поступать. Он ошарашенно озирается вокруг, замирая, вспоминая где находится. Стример уже должен был привыкнуть, но к этому не привыкают, по крайней мере не сразу. Эти ужасные и страшные воспоминания не дают спокойно спать, принося нестерпимую боль. Без слёз на них не посмотреть.       За окном, как и в тот день цветёт яркая свежая трава, людской смех, который так и манит наружу. Ни сегодня, ни завтра, больше никогда. Это конец. Брюнет озлобленно завешивает шторы, подъезжая на коляске к бывшему рабочему месту. После тех событий его жизнь будто оборвалась. Врачи, больница, инвалидное кресло и крест на будущем. Поначалу была истерика, страх струящийся по венам, вместо крови, а теперь пустота и презрение к себе. Никчёмный, бесперспективный, жалкий.       Близкие глядели на него с сочувствием, а главное с неприкрытой жалостью. В такие моменты, брюнет хотел яростно кричать, лишь бы не видеть этого. Пусть засунут себе эту жалость куда подальше. Желание закрыться ото всех превышало все нормы и рамки. Слова скорби, сожаления и пожелания скорейшего выздоровления бесили до дрожи. Им легко говорить, не у них же парализована нижняя часть тела.       В первое время, отходя от тех дней, Хесус правда пытался вернуть жизнь в былое русло. Проводил стримы, улыбался, но в глазах были подступающие слёзы, которые вот-вот хлынут наружу. Жалкий. Он жалкий. Зрители шлют библетумп и сердечки поддержки, пытаясь хоть как-то помочь любимому стримеру. Долго этот театр одного актёра продолжаться не мог. Уже через пару дней, Лёша навсегда отрёкся от своего любимого дела, лишь изредка появляясь в соц. сетях. Ещё позже, и вовсе превратился в отшельника, не подпуская к себе никого, кроме одного человека.       Только один человек не смотрел на него с жалостью, не желал по тысячи раз здоровья, а просто был рядом. Он ожидал от него неловких взглядов, ужимок, но этого не было. Они давно дали друг другу клятву навечно быть вместе, обмениваясь кольцами под радостные возгласы друзей. Это был счастливейший день в их жизни. Яркие улыбки, любящие взгляды и сводящие с ума поцелуи. Теперь смотря на золотой обруч на пальце, Губанов с грустью понимал, что навсегда — это не так долго, как хотелось бы.       Рано или поздно любовь исчезнет, былой трепет внутри испарится, бабочки в животе умрут, оставляя после себя лишь больную и ненужную привязанность. Хесус и не будет винить Вову, если тот когда-нибудь покинет его, напоследок громко хлопнув дверью. Да, будет адски невыносимо, мучительно, но так будет лучше. Семенюк имеет право на человеческое счастье. Непрошенные крупицы слёз опять собираются в уголках глаз, а тот быстрее их вытирает, слыша топот ног в коридоре, чувствуя родной запах.       Нет, Алексей ему не скажет. Семенюк поднимет ненужный скандал, в тысячный раз повторяя слова любви. Братишкин обводит мужа нечитаемым взглядом, оставляя пакеты с покупками на кухне. Старший устало прикрывает глаза, желая поскорее уснуть, желательно навечно. Тёплые ладони скользят по тонкому запястью, кончиками пальцев поглаживая выступившую венку. Младший устраивается напротив коляски, вставая на корточки, всё с той же любовью и обожанием всматриваясь в свой мир. Владимир никогда не говорил ему о том, что его тоже съедает не отступающая боль и страх. Он не произносит «мне очень жаль», прекрасно понимая, как это действует на старшего. Лёша не улыбался, говорил скупо, не выходил на улицу, будто отгораживаясь от окружающего мира.       — Хес…       Тот молчит, не открывает глаз, лишь размеренно дышит.       — Лёша… , — нежные касания действуют мгновенно. Губанов вымученно смотрит на мужа, выдавливая из себя подобие улыбки.       — Я был сегодня у врачей. Они говорят, что у тебя есть шанс встать на ноги.       — Они так многим говорят. Дают бессмысленную надежду на чудо.       Глупая надежда пропала почти в первые дни, если и был шанс — то он не верит. Больше нет.       — Это какая-то новая терапия. Просто давай попробуем, хорошо?       Под таким взглядом полным боли, надежды и бескрайней любви, старший сдаётся, легонько кивая. Обжигающие губы оставляют нежный поцелуй в уголок губ, сцепляя руки в замок, переплетая пальцы.       — Мы справимся. Обещаю.