«Танцуй, Элизабет, танцуй!»

«Если уж гореть до пепла, то ради всего человечества» © Владимир Тендряков, «Ночь после выпускного»

      Как только шерстяная накидка скользнула с тела, оказавшись на каменном полу, по бледной коже тут же прошлись мурашки. И неизвестно, от чего: от холодной и мрачной комнаты, где источником света являлся один единственный факел, или от блуждающего по ее обнажённому телу взгляда демона, сидящего на троне её мёртвого отца. Возле него и был расположен тот злосчастный факел, и Элизабет желала, чтобы адское пламя наконец-то потухло. Ей невыносимо видеть кровавые глаза, дерзкую ухмылку, растрёпанные светлые волосы… Его всего. Но она не подавала виду.       Один неверный шаг или одно неверное слово, и тогда снова прольётся чья-то кровь по её вине.       Мелиодас наконец поднял глаза.       — Сегодня ты пришла намного раньше назначенного времени, — деловым тоном протянул демон, а после усмехнулся. — Неужели хотела встретиться со мной как можно раньше в этот особенный день?       Руки непроизвольно сжались в кулаки, и это действие не осталось без внимания.       «Главное, не сказать ничего лишнего и держать себя под контролем», — твердила себе принцесса королевства Лионесс, но из-за инцидента с его младшим братом Эстароссой ей хотелось кричать, рвать и метать на своём пути.       — Если Вам не по нраву, я могу вернуться в свои покои и прийти в назначенное время, — кое-как выбросив из головы неприятную утреннюю сцену, твёрдым голосом сказала Элизабет. Внутри начала зарождаться надежда на то, что Мелиодас отпустит её хотя бы на один день.       Но в стенах уже не родного замка давно не существует надежды.       — Почему же, я очень рад видеть тебя здесь и сейчас. А теперь дай мне насладиться тобой, — под конец фразы появилась та самая улыбка, которую девушке хотелось стереть вместе с демоном.       Мелиодас закинул ногу на ногу и щелкнул пальцем, после чего несколько факелов вспыхнули адским пламенем. Комната залилась фиолетовым светом, прогоняя темноту и показывая некогда своё величие: разорванные алые знамя теперь подолом лежали у ног демона, а вместо красочных пейзажей на стенах красовались ужасающие натюрморты. Лишь величественный трон оставался неизменным, если не считать наличия крови на обивках. Элизабет резко опустила голову, а сердце неприятно сжалось при виде огромного семейного портрета, на котором осталась лишь она. Принцесса до сих пор помнит, как кронпринц Клана Демонов на её глазах медленно сжигал холст, и как пламя охватывало лица её отца и сестёр, не касаясь лишь светловолосой молодой девушки. Тогда действия и взгляд Мелиодаса дали понять, что у неё больше никого нет.       Кроме самого демона.       Мрачная комната наполнилась знакомым мотивом, и Элизабет глубоко вздохнула. Она закрыла глаза и погрузилась в себя. Заставила себя представить, что сейчас она одна, окружённая лишь музыкой. Нет никакого демона рядом с ней. Сейчас ей важно получить хоть каплю успокоения от её любимого занятия. Рваный выдох, и Лионесс отдалась игре на фортепьяно, раскинув руки в стороны.       Её движения были спокойными, плавными. Руки взмахивались как крылья птиц, а ступни тихо касались холодного пола, и если бы на ней сейчас было длинное платье, создалось бы впечатление, что Элизабет скользила по поверхности наподобие лебедя. И всё это сопровождалось тихим напеванием мелодии под нос, которая существует уже давно. Мотив однотонен, скучен, но всегда присутствовал в её танцах и жизни.       И не только в её.       Послышался щелчок пальцев, и девушка ощутила, как стремительно нагревался каменный пол. Аквамариновые глаза широко распахнулись, старые ожоги тут же заныли, заставляя подпрыгивать чуть ли не ежесекундно. Спокойные движения стали резкими и дикими, а щёки обожгли непрошеные слёзы. Стало слишком жарко. Со стороны выглядело так, словно лебедь умирала в муках: пол становился невыносимо горячим. Глаза кое-как отыскали ранее брошенную на пол накидку, и Элизабет в два шага преодолела расстояние, встав на шерстяную ткань. Она отдавалась теплом, но это было лучше, чем ощущать раскалённый камень.       А мелодия продолжала звучать, но уже не ею.       «Когда всё это закончится?» — рвано выдохнула она, подавляя в себе рвущийся наружу плач. Ей нельзя показывать свою боль демону, дать ему возможность упиваться ею.       Элизабет резко выпрямила спину, когда грубые ладони коснулись лопаток. Зубы прикусили растерзанные губы, когда пальцы очертили большую чёрную татуировку в виде ангельских крыльев, которую собственноручно выводил Мелиодас под звуки боли как напоминание о прошлом.       Она стала её клеймом.       — Как всегда великолепно, — усмехнулся демон, в последний раз погладив напряжённую спину, а затем коснулся упругой груди, оскалившись от услышанного на долю секунды стона. — Ты не перестаёшь меня удивлять и возбуждать. Как давно, так и сейчас.       Элизабет лишь сильнее прикусила губу, подавляя в себе желание оттолкнуть светловолосого юношу. Очень этого хотелось, да только умом принцесса понимала, что это может плохо закончится для её королевства. Ей и так сейчас нелегко, и стало ещё хуже, когда одна рука продолжала сжимать грудь, а другая поползла выше, остановившись на тонкой шее. Лионесс едва успела глубоко вздохнуть, прежде чем пальцы демона шутливо дёрнулись, показывая, что в любой момент они могут сильно сжаться, перекрывая воздух.       Ведь только Мелиодасу позволительно контролировать её дыхание и судьбу.       Элизабет шикнула от неприятного укуса в шею и попыталась отвлечься, но успела пожалеть, когда с ужасом осознала, что теперь мелодию напевал далеко не один человек. Даже не человек. Не опять, не десять, не двадцать, а ровно сто шесть призраков, что кружились над парой, распевали монотонный мотив, которую когда-то напевала проклятая богиня Элизабет. И принцесса горько усмехнулась от воспоминаний, ставших для неё кошмаром.       Немногим известно, что кровожадный Мелиодас три тысячи лет назад встретил одну вольную и юную богиню, которая славилась своими танцами. Она всегда была в центре внимания, была частым гостем у знати, развлекала гостей своим искусством. Демона всегда заводили её танцы, и в этом богиня не видела ничего плохого. Ей нравилось такое внимание, нравилось, как Мелиодас всматривался с диким интересом в каждое движение, в каждый изгиб стройного тела. Ей доставляло удовольствие, когда наследный принц сжимал кулаки, оскаливался, когда какой-нибудь нерадивый демон посмотрел на девушку не тем взглядом, а после выступлений оставлял пламенные поцелуи по всему телу и шептал пленительные слова, вскружившие голову юной особы. Но она не подчинялась ему, отказывалась склонить голову перед будущим повелителем Клана Демонов, за что и поплатилась вечной реинкарнацией.       Ведь этот демон никогда не знал отказа.       Каждая перерождённая отчётливо помнила прошлое богини Элизабет и молилась о том, чтобы её не нашёл Мелиодас. Вот только демон знал, когда и где перерождается его любовь. И хоть они были разными, а некоторые и вовсе слабо напоминали нахальную богиню, он знал, как нужно надавить на них, чтобы заставить их подчиниться. Ему приносило это пьянящее удовольствие, отчего убивал их раз за разом, с нетерпением ожидая новую Элизабет. И сейчас принцесса, будучи сто седьмой перерождённой и ставшей самой любимой реинкарнацией, расплачивается за так называемые грехи первой возлюбленной кронпринца Клана Демонов.       Нынешняя Элизабет проклинает богиню Элизабет за необдуманные действия, легкомысленное поведение и любовь к демону. Потому что сейчас она его не любит. Должна любить, но не может. Танцует для него, но столь любимое с детства занятие не приносит ей удовольствие. Ей противно чувствовать на себе плотоядный взгляд, видеть хищный оскал, ощущать грубые касания и терпеть боль.       Во всех бедах она винит прошлую себя, которая сама виновата в проклятии вечной реинкарнации.       Если бы Элизабет Лионесс смогла отправиться в прошлое, то либо образумила бы прошлую себя, либо убила бы её, и неважно, что такой поворот событий повлечёт за собой смерть в настоящем времени. Лишь бы бесконечное проклятие кануло в лету, оставило в покое демона и её саму. Но сейчас ей остаётся только одно: подчиняться демону ради спасения своего королевства и слушать противный голос Мерлин, появляющийся при любой потусторонней мысли:       «Танцуй, Элизабет, танцуй! Танцуй вечность для него!»