Мысли

      Если б ты только знала, о чём я думаю, давно бы заавадила. Хотя с чего бы? Тебе просто нет до меня дела.       В какой момент это случилось? Как вышло, что ты начала занимать все мои мысли? Кого я обманываю, ты всегда их занимала, с тех пор как получила первое «превосходно» на совместном уроке.       Знаешь, Грейнджер, тогда ты чертовски разозлила меня. Это был первый курс и эссе, на которое я потратила неделю, получило лишь «выше ожидаемого». С детства мне вбивали в голову, что я должна быть лучшей. А этот провал стал лишь началом череды моих неудач, связанных с учёбой. И тобой.       Тогда я не до конца осознавала пропасть между нами, она никогда ранее не была такой осязаемой, как сейчас. И теперь я чётко понимаю, что моя сторона не просто проиграла войну, мы проиграли целую жизнь. Все наши убеждения и идеалы, навеянные психом и консервативными родителями, были ничем иным как попыткой превознести себя над остальным. Это было глупо, я давно поняла, но уже поздно что-то менять. Прошлое всегда оставляет следы, и если шрамы на коже со временем тускнеют, шрамы на душе не заживают почти никогда.       Детям Пожирателей приходится нелегко, особенно тем, кого клеймили. Мы обе знаем, что я одна из них, от этого паршиво. Но нам дали второй шанс, милость, которой многие не заслуживают. Думаю, тебе было бы интересно узнать, что к этим многим я отношу себя. Ты тоже считаешь, что нас оправдали зря. В этом наша схожесть. Да, мы были детьми, но у нас на плечах собственные головы. И решения за нас принимали не родители. Выбор был, и мы его сделали.       Я много думала за прошедший год, что было бы, если бы я пошла против воли родителей? Но прошлое не имеет сослагательного наклонения, так что теперь эта тема закрыта. А я пытаюсь жить дальше, каждый месяц отмечаясь в министерстве, с запретом на любые заклинания, которые так или иначе могут нанести вред, и совершенно одна. Одна в этом гребанном огромном замке, наполненном людьми и призрачными воспоминаниями. Смогла бы ты понять меня, Грейнджер, если бы я объяснила тебе свои мотивы? Нашла бы ты оправдания моим поступкам? Потому что я не смогла.       Есть в этом какая-то доля мазохизма, сидеть вот так и разговаривать с тобой в своей голове, когда ты сидишь всего в пяти шагах от меня и даже не подозреваешь об этом. Ты улыбаешься друзьям, но глаза выдают твоё состояние. Я знаю про родителей, и мне очень жаль, правда. Но прошлое не изменить, ты тоже сделала выбор. Ты тоже осталась одна. Я бы хотела обнять тебя и заставить верить в обратное. Но не могу. Ты не можешь.       Знаешь, я вспомнила, как на втором курсе нарочно испортила твоё зелье, когда Уизли что-то спросил. Мне хотелось хоть раз услышать от профессора, что я лучшая. Я видела твой недоумённый взгляд, как ты начала сверяться с учебником, нахмурилась, а потом обречённо опустила плечи, покачав головой. Но я была рада, потому что хоть раз смогла быть лучше тебя. И меня даже не мучила совесть. Потому что я достигла цели. А потом Симус сказал тебе, что это была я. И ты обозвала меня мопсом. Я всегда знала, что далеко не красавица, но слышать это от тебя, почему-то было слишком… больно. Но это я сейчас так называю свои чувства, а тогда я считала, что просто зла. С тех пор мне всегда хотелось задеть тебя, обозвать пообиднее, сделать пакость или ненароком толкнуть плечом в коридоре.       С возрастом это превратилось в зависимость, в манию. Мне нужно было твоё внимание, а тебе, чтобы я отстала. Но после пятого курса всё изменилось, пришествие Лорда заставило пересмотреть приоритеты. И я перестала трогать тебя, лишь смотрела. В Большом зале, на собраниях старост, на переменах и совместных уроках. Тогда я стала примечать каждую деталь, каждую реакцию и случайный взгляд. Я узнала, что ты мило морщишь нос, когда Поттер говорит какую-то глупость, краснеешь, когда Уизли слишком близко сидит. Я знаю, что ты прячешь взгляд, чтобы не заплакать. И что поправляешь волосы, когда нервничаешь. Грейнджер, если бы мне сказали четыре года назад, что ты станешь предметом моего столь пристального наблюдения, я бы посмеялась. А сейчас хочу плакать, потому что мне ничего не нужно, кроме знания, что ты счастлива. С кем угодно, с Уизли, Крамом или даже Поттером, но не со мной. Со мной ты счастлива не будешь. Я уже смирилась.       Презрение. Вот что я вижу, когда наши глаза встречаются. Думаешь, это легко, делать безразличное лицо, когда в душе кричишь от боли? Нас с детства этому учат, я уверена, что ты упала бы в обморок, если б узнала, как нас воспитывают. Но ты не узнаешь, потому что никто не расскажет, это бремя, которое мы унесём с собой.       Только что ты потёрла нос, я знаю, что у тебя насморк, потому что ты была легко одета на прошлом матче. Вроде взрослая девушка, но позаботиться о себе не можешь. Я бы позаботилась о тебе. Но ты не позволишь.       Со временем гостиная опустела, осталась только ты. Себя я в учëт не беру, все привыкли считать меня мебелью, а я и не возражаю. Грейнджер, вот как тебе не надоедает учиться? – Учёба не может надоесть, – она на секунду подняла взгляд и снова вернулась к книге.       А я готова была провалиться сквозь землю, как я могла сказать это вслух? Я даже не слышала своего голоса, а может просто не заметила. Во всяком случае, Гермиона больше не обращала на меня внимания. Мне начало казаться, что воспалённый мозг просто сыграл злую шутку. – Особенно, когда кроме неё больше нечем заняться, – внезапно проговорила девушка, отложив учебник.       Я хмыкнула и пожала плечами. Один из самых долгих наших разговоров. Если быть точнее, их было два. И в первом ты напомнила, кто я есть и сказала, что я недостойна и крупицы того, что мне позволили. Я учла твои слова, Грейнджер. И я с ними согласна.       Казалось, что сейчас ты встанешь и уйдёшь, но ты не двигалась. Будто ждала ответа. Но мне нечего было сказать, потому что моим занятием было смотреть на тебя и безнадежно любить, не имея никаких шансов. Я не мечтала и не строила воздушных замков, мечты заставляют разочаровываться в реальности. А я уже достаточно разочаровалась в жизни. – И что в жизни тебя так разочаровало?       Нет, это было уже не смешно. Я не могла дважды так проколоться, а читать мысли ты не умеешь. Или умеешь? Я смотрела за эмоциями на твоём лице, но они не менялись. Ты ждала ответа. – Я молчала, – мой собственный голос казался каким-то чужим и далёким. – Слишком громко думаешь, Паркинсон, – ты сняла с шеи артефакт, который я сразу узнала, и протянула мне. – Возможно, это что-то прояснит.       Надев его, я поняла, насколько заблуждалась.