***
Два урока, затем надо к маме. До учеников, после загрузки стирки и мытья посуды, можно успеть написать пару абзацев. — Можно попросить тебя об одолжении? — спрашивает, сбривая лишнее на шее, дабы борода была идеальной, обретённый не через одну боль серийной моногамии супруг. Ненавижу, когда он говорит так. — Ты могла бы перезвонить в миграционную службу? — Хорошо. — Да, и ещё одно. Узнай, пожалуйста, где можно сделать прививки от гриппа. — Хорошо. Улыбается глазами, искренне любя. Отвечаю тем же. Но плакали теперь пара моих абзацев.***
Миграционная служба be like занято-занято-занято. Медицинские центры ждут вакцину, как Ларина ответ от Онегина, но ничего обещать не могут. Итого: КПД часа на телефоне равен нулю, новые абзацы к начатому фанфику — тоже. Тяжело вздыхаю над невышедшей из головы, в отличие от новорожденной Афины, сценой и включаю скайп с учениками. Никита — хороший парень, даром, что книг не читает. Но чего я от шестнадцатилетних хочу? Отец его — аристократ до последней фонемы: такой чистый русский в Киеве нечасто услышишь. Произошёл он, happens to the best of us, из рабоче-крестьянской среды, но воспитал в себе манеры и вкусы столбового дворянства. Сын играет на скрипке и изучает языки, ибо «так делали в лучших домах». Чтобы веселей преподавалось Никите, истинные пристрастия которого нормальны и называются инстой и ютубом, я часто представляю его, хорошо сложенного безбородого мальчика, в сорочке с жабо на уроке фехтования, а их хай-тек квартиру в дорогущем ЖК — барской усадьбой, где я, женщина из низов, служу гувернанткой, дабы не пойти от нужды на панель. Это альтер-эго образца belle époque пришло в мою жизнь не зря. Гувернантка родила мне уже три фанфика и беременна четвёртым. И пофиг, что все ненавидят ОЖП. Я у других его тоже не жалую. Но то у других, а свой ОЖП, как известно, не воняет. С Владой заниматься повеселей: она барышня мотивированная, отдача есть. Хочет сдать IELTS и уехать в Канаду. Кто ж не хочет? И бабки за урок она на карту без напоминаний скидывает. Чего тебе ещё надобно, старче? А мне бы эти полтора часа фанфик писать… Тьфу, пропасть! За фанфики никто тебе не заплатит, а с урока можно хоть поужинать. С тоской гляжу на часы. Потом на вордовский файл… Не, фонарь, надо ехать к маме, а то потом ещё за помидорами бежать (как мы умудряемся два кило за день сжирать?) и киноа да дорадо стряпать. Скопировать всё в гугл докс, дабы писать в дороге с телефона? Так себе идея: ты будто бы не знаешь, что напишешь от силы два предложения, прежде чем тебя, опустившую голову в машине, укачает, и остаток пути ты будешь думать лишь о том, как не сблевануть прямо в убере. Лучше, пересекая Днепр по Южному мосту, любуясь в десятитысячный раз его широтой, слушать в машине настраивающие на тот фанфик, что в процессе, треки. Здесь у меня к самой себе немало вопросов: например, почему на фанфики о Троцком меня настраивает Лобода? Поди потом докажи людям, что в нормальных обстоятельствах я предпочту увертюру к «Севильскому цирюльнику» или тувинское горловое пение. Сегодня на повторе «Агата Кристи». Боже, Лина, люди, которые слушают подобный нафталин, должны сидеть в декрете, а не на фикбуке. «Нафталин», говорят… Нафтали… Хихикаю себе под нос, что средство от моли созвучно с одним из двенадцати колен Израилевых… Кому ты эту шутку расскажешь? Кому это смешно, кроме тебя, и, возможно, незнакомого доморощенного интеллектуала, который живёт где-нибудь в Усть-Каменогорске?.. Ладно, хватит этого потока сознания. До маминого дома, судя по траффику, я успею переслушать на повторе «Вечную любовь» еще три раза.***
— Ма, я шарики для туалета и зубную пасту в белый шкаф положила. Там, в другом пакете, хлеб, колбаса… — Спасибо, доченька. Всё, что я просила. Целует меня. За что она благодарит меня так нежно? Из меня, если честно, дочка так себе. Помогать-то помогаю, но грубить тоже грублю. Кого ни спросите — я дзен и такт. Друзья меня «доброй кролей» прозвали. Но с матерью, бесценным этим человеком, я завожусь с пол-оборота. И не стыдно мне? Стыдно. Надо мягче. Одна она после папиного инсульта. — Обедать будешь? Я картошку разогрею. Ну как тут не улыбаться, краснея от счастья? — Спасибо, мам. Ты со мной совсем как с маленькой. — Конечно. Ты же и есть самая маленькая. Меньше у нас нет… К сожалению. — Мам, перестань. Ты же знаешь, что мне пока нельзя рожать после операции. — Знаю, извини. Иди мой руки. В этой квартире с тёплого оттенка обоями, заваленной хламом трёх поколений, я всегда буду ребёнком. Да, да, тем самым, который перечитал признания страсти Клода Фролло столько раз, что случайно выучил их на память. Это издание «Собора», путеводная звезда моих четырнадцати лет, всё на той же полке. Пусть с ним меня и кремируют. Где-то в недрах шкафа всё ещё валяются первые мои, доводящие ныне до истерического хохота, позорные «ориджиналы» и «фанфики», написанные от руки на вырванных из тетради листах и, к счастью, никогда не попадавшие на фикбук по причине несуществования его ещё на белом свете. Здесь и первые потуги описать коитус в мире «Сейлор Мун», и «роман» с берущей за душу сценой: «Они не хотели расставаться, но нужно было идти завтракать…» Вот оно неоспоримое преимущество автора-старпёра: над тобою никто не потешается на «Шыдеврах фикбука», ибо ты пришёл в сеть уже увенчанным стилем и сединами архонтом. С мамой нужно попить неизменный чаёк и посмотреть неотличимый от всех предыдущих сериал на канале «Россия». А кто смотрит сериалы, не пялясь параллельно в телефон? Так, за лайки к моим фоткам промзоны в инсте, конечно, спасибо, но где лайки к моим литературным трудам? Тааак… Боже, как же КФ всегда медленно грузится… Нууу… О, кто-то лайкнул. Конечно, не ту работу, которой я больше всего горжусь. Но приятно. Товарищ, так ты бы отзыв оставил. Я ведь не вижу, кто ты, а так бы и с твоим творчеством ознакомилась. Мне ведь не в лом. Надо ещё разок обновить. А вдруг именно в эту секунду кто-то дописал комментарий? Ага, щас. Смотри, Лина, «Тайны следствия» и не отвлекайся. — Спасибо, что приехала. Что бы тебе с собой передать? — Да ничего не надо, мам, у нас всё есть. — Ну хоть кабачки возьми. Сдаюсь. Против мамы нет приёма. — Давай кабачки.***
Так, щас за помидорами, потом надо быстро у дорадо жабры вырезать (зачем врать, что она «чищенная», пишите как есть «недочищенная») и розмарином её, розмарином… — This fish was soooo good! — I’m glad. После ужина догоняемся с мужем непременным сидром под «Визу невесты», потому что что ещё редактору политических новостей и его жене — магистру филологии смотреть, если не низкопробные реалити-шоу? А ведь могла бы за это время страницу написать… Нет, с моим недовольством каждым вторым предложением, конечно, полстраницы, но всё же… Снимая с сушилки носки и джинсы, замечаю, что муж снова за ноутом. Обращаюсь к нему по-русски, а то потом лень будет в этом фанфике для целого диалога сноски делать: — Они что там, в редакции, совсем охренели? В одиннадцать часов ещё одну статью на вычитку прислали? — Что? А, нет, нет. Я решил поработать над одним из своих рассказов. — Серьёзно? От этих слов я всегда расплываюсь в улыбке. Джейк, в отличие от меня, пишет не фанфики, а настоящую литературу. И — шутка ли — на неродном русском у него получается смешно. Да, я сейчас прозвучу как сьюха, если скажу, что у меня муж — выпускник Гарварда. Но, учитывая, что это правда, в нашей семье сьюха, скорее, именно этот овладевший русским языком до такой степени, что умеет на нём шутить, жгучий брюнет. Из меня же, с моим первым размером, сутулой спиной и парой искусственных зубов, сьюха, согласитесь, паршивенькая. Обнимаю его за плечи. — Почеши мне спинку! Ну вот, нарвалась. — Какой же ты у меня талантливый! — Да это так, ерунда… Всегда скромничает, в себе сомневается. Обожаю его. Да и как не обожать, если муж никогда не пеняет за грязный пол, не выдержавший конкуренции с вдохновением? Он даёт мне писать, а за такого супруга, согласитесь, убить и отсидеть не жаль. Я, по природе своей, как Седова или Щаранская, только что не Наташа. Щекочу ногтями широкие плечи, он блаженно щурится и тянется к моим губам. — Let’s go to the bedroom. Я думала, что в нашей спальне вид на потолок уже со всех ракурсов знаю… Но вдруг объятый страстью супруг заслонил от меня плечом половину абажура… Так, что его тело кажется теперь тёмным, как незнающая солнца сторона скалы, а красноватая спираль в дутом стекле лампы поджаривает самый контур его плеча… Воспалённый злостью на любящихся электрический свет, жребий которого — не знать плоти, ненавидит нас и хочет к нам… Да, вот это хорошо. Это надо запомнить. В NC-17 пригодится. Вернёмся теперь от соития фикрайтера к соитию здорового человека.***
После совместного душа с непременным обсуждением революции 1905 года, самых идиотских на свете имён и распеванием «Боремся мы за любовь кота» Джейк собирается спать. Времени 01:57. И теперь я наконец смогу писать! — Я ещё поработаю над фанфиком. — Да, конечно, доброй ночи. Целует. Клянусь, я за этого понимающего мужчину трахеи буду вырывать. Ночь. Брошенная в мойке посуда. Тишина, гудящая лишь холодильником. Больше ничто не встанет между моим фиком и мной. Его желание горит мне навстречу белым вордовским огнём. Сейчас я тебя напишу, сейчас мы сольёмся с тобою, мой милый текст, на ложе моего воображения. Перечитаем написанное. Пойдёт. 02:15. Может, дописать завтра? Да нет, ну сколько можно? Две недели не можешь мини добить! Пиши давай. Там, в заметках, всего-ничего: пять сцен осталось. Это же четыре страницы, не больше. На час работы. В 02:51 я домучиваю один-единственный диалог, когда вдруг, щурясь после мрака спальни, на кухню заходит муж. — Я мешаю тебе спать? — Нет, я просто читал новости и не смог уснуть. Садится рядом, листает твиттер. Джейк, я очень тебя люблю, но, может, ты, всё же, оставишь меня одну? Оставляет. Бродит по кухне, тяжело наступая пятками. Лезет в холодильник, вспарывает колбасу… Ставит чайник… Хрустит на всё уснувшее здание чипсами… Чувствую, как мои пальцы сжимают ноутбук всё сильнее. Спокойствие, Лина, только спокойствие. Он прекрасный человек. Он сейчас пойдёт обратно спать… Вот только ещё одну горсть прожуёт… И ещё одну… И ещё одну… И сока отхлебнёт… И зубы заново почистит… — Good night, — целует снова. Ну всё, теперь точно допишу. На часах 03:30. Эх… Голову держать тяжеловато, но барьер мизансцены, необходимой для пояснения природы возникшего между героями влечения, мы только что преодолели, а значит сейчас будет нца! Да! Наконец-то пишем то, ради чего всё затевалось и ради чего все читают. Ради этих моментов стоит не спать, ради этого чувства стоит жить. Тело внезапно вздрагивает, плечи сами расправляются, сон улетучивается в мгновенье. Идёт на меня всей своей тяжестью жар вдохновения… И текст пишет себя сам, стучит по клавиатуре безвольными пальцами, пока я закатываю глаза и прикусываю губу, кайфуя не меньше своих героев: «Захлопнув за собой дверь, они замерли стержнями на краю желания, нависая секунду друг над другом тугой страстью, не касаясь, но стоя так близко, что дыхание другого перебивало собственное, ощущалось тяжестью на лице. И в следующий миг они ринулось друг на друга, торопясь целовать за все месяцы без поцелуев, прикасаясь губами неточно, не ловя одинаковый ритм. Каждый сам наступал, подавляя мгновенно темнеющие налившейся кровью губы, кончиком языка встречая язык.» На тебе, на тебе, читатель! Желай вместе с ними! Я, старый автор, обладаю особым козырем, имя которому опыт. Ты ощутишь всё именно так, как задумано, потому что я не понаслышке знаю, что там да как, и в максимально точных словах передам, как жаждет прожжённая куртизанка, как отдаётся невинная влюблённая девочка, как презирают, используют и превозносятся. 04:46. Про «выспаться» можно забыть, но дописать-то уж точно надо. Да и делов-то здесь! Два маленьких сценки. В пять пойду спать. В 05:35, клюя носом и мажа по клавишам, допечатываю предпоследнюю. Ну же, Лина, ну, последний рывок! В 06:48, под дребезжащий розовый неуверенного рассвета, я ставлю финальную точку в финальной версии финального предложения. Спааать! А как же ещё раз вычитать после вычиток по абзацам и фрагментам, теперь целостно? Ты же, Лина, когда речь заходит о текстах, резко становишься перфекционистом… В 07:10, стараясь не разбудить Джейка, наощупь натягиваю пижаму. Как же я себя ненавижу.***
А завтра я проснусь с одним красным глазом, буду довольно лыбиться, вспомнив, что дописала-таки фик; наварив себе чаю, вычитаю работу в одиннадцатый раз и, конечно же, несколько опечаток, всё равно, не увижу. А потом я буду писать в шапке странные посвящения, не ставить самые сочные метки, дабы не спойлерить, и — о чудо — выкладывать работу всему миру на растерзание. Как существо тщеславное, я, конечно же, сразу «зажду критики». А что? Я тётка взрослая: могу себе, между прочим, позволить аж сто тринадцать заработанных честным трудом гривен просрать на эфемерную популяризацию своего творения. И как попрут, как попрут лайки да отзывы! Успевай только страницу обновлять да благодарить… Но нет. Будет висеть долго одинокий безымянный лайк, а в комментариях — звенеть тишина. Как случалось уже не раз, я грустно хмыкну над своей наивностью. Ты, старушка, можешь писать очень даже хорошо, но сколько отзывов можно ждать на фэндом, интересный в 2020 четверым людям, один из которых — ты? Но вот, совсем внезапно, когда ты встанешь в пять утра поссать (не молодуха ведь уже), в углу экрана будет висеть тот самый вожделенный белый квадратик и ты, задыхаясь, откроешь отзыв. И будет он восторженным и сладостным, как тебе и мечталось, и подгулявшее сердце твоё, как у Клода Фролло в главе «Бред», будет исходить нежностью и отчаянием. И ты полезешь на страницу благодарного читателя, которому отозвалось, и захочешь насладиться его творчеством в ответ… И поймёшь, что не знаешь здесь ни одного фэндома, что все они появлялись на свет, пока ты уходила с последней работы, переезжала с квартиры на квартиру или шла с мужем через его очередной экзистенциальный кризис. Уже потеряв надежду, ты, всё же, пролистаешь страницу благодарного читателя до конца, и лицо твоё просияет от обнаруженного там, под завалами, чего-то знакомого… И будь уверен, дорогой читатель, что мы, старые авторы, тебя прочитаем и откомментим именно так, как тебе зрится в самых смелых блудливых видениях твоего тщеславия. Потому что мы в тексте знаем толк, а не писать не можем. «Write it, damn you, write it! What else are you good for?»