Воплощение греха

Федор неспешно подходит к царю, тарелку с малиной в руках держа. Взгляд по-мальчишески задорный на государя своего кидает. — Угостить тебя, царь-батюшка, ягодой? — Угости, Федя, отчего бы мне малинки не отведать. Выбирает Басманов ягоду покрупнее и к государевым устам подносит. — Сладко? — Сладко, — соглашается Грозный, взгляд бесстыдный ловя. — А хочешь еще слаще? — не дожидаясь ответа, Федя ягоду губами обнимает и ко рту царя наклоняется. Грозный забирает малину и поцелуй легкий с губ кравчего крадет. — Так еще слаще, Феденька. Басманов увлекает царя за собой на постель, с упоением отмечая, как тот сегодня на ласку его падок, как легко на утехи соглашается. — Ай, Федя, ай блудник, — усмехается государь, не в обиду так любимца своего называя, когда тот на простынях пред ним раскидывается на все готовый. Федя проказник еще тот, когда с Грозным в покоях один на один остается. Глаза его как огонь голубой, и хотел бы в этом взгляде Иван искупление найти, да только еще глубже в грехи свои проваливается, руки ниже тянет, за места срамные бесстыдно трогает. А Феде нравится, белозубой улыбкой в ответ скалится, глаза прикрывая. Басманов как весна хмельная. Как живое воплощение греха. Он пахнет медом, пороком и чудесами, и внутренний зверь Ивана, кажется, готов взвыть от запаха этого с ума сводящего. Царь берет его. Вжимается пахом в мягкие ягодицы, окутывает жаром пряным. Срывает поцелуй с уст. Срывает это «Ах!» неожиданное. И слюну сглатывает, что б хоть как-то смочить горло пересохшее. Словно пламя костра, страсть между ними распаляется, и уж если гореть, то вместе до конца. Федя забрасывает ноги Ивану на пояс, двигается навстречу сам, такт ловя. Лишь серьги в ушах легким звоном отзываются, да перина скрипит. И уж наперед он знает, что следы ночи красными маками на коже белой расцветут, страсть государеву храня. Наполняются покои царские звуками бесстыдными. И пусть стража слышит, как любят Федора, как мил он государю. Пусть знают как ему хорошо сейчас. Как ему мокро, порочно, липко, горячо. И только месяц двурогий, что в окно заглядывает, увидит, как в финале Иван с Федей сводящее судорогами удовольствие на двоих разделят. Потом уже, когда хорошенько отлюбленный Басманов в нежную дрему провалится, уста зацелованные сонно приоткрывая, царь ласково его по волосам погладит и скажет негромко: — Ты любой ягоды слаще.