✽✽✽
Тогда она была ещё совсем маленькой. Большой снял её с дерева, спрятал под одежду и куда-то понёс. — Геральт, друг мой, ты собираешься за вихтом с котёнком за пазухой, я не ошибаюсь? — так она впервые услышала голос хозяина. Большой пробормотал что-то невнятное, явно не собираясь доставать её из-под куртки. Она не возражала. Под курткой было тепло. Хотя псиной всё равно пахло. — Давай кота сюда. Вопреки распространенному заблуждению, я его не съем. Так она оказалась на руках у хозяина. Руки были холодные. Они у него всегда холодные.✽✽✽
Они договорились. Можно спать в ногах у хозяина. Нельзя залезать на стол. Но ей там и не нравилось: от склянок исходил едкий, режущий нос запах. Можно лежать у хозяина на коленях, и он будет гладить по ушам, зарывать пальцы в густую рыжую шерсть. Можно сидеть на подоконнике. Окно всегда закрыто, но и птиц нет. Нельзя спать на одежде. Нельзя трогать книги. Можно иногда, когда хозяин тяжело дышит во сне, запрыгивать на подушки, укладываться вокруг его головы, мурлыкать и тереться щекой о висок. Она не видит кошмаров хозяина. Она умеет их прогонять. Но запах крови она прогнать не может.✽✽✽
Она проходит в ванную, подцепив дверь — хозяин не закрылся на щеколду. Тут пахнет ещё сильнее, но это неважно. Она морщится, чихает и запрыгивает на тумбу, прижимается лбом к руке, толкается в неё. Она умеет лечить. Хозяину нужно лечь, она устроится рядом и поможет. — Ну что ты под руку-то суёшься... — выдыхает хозяин, затягивая повязку. Вставать не торопится. Крови много. Хозяин устал и не слышит топот по лестнице, а вот она — слышит. Большой всегда такой громкий... И дверью хлопает так, что уши закладывает. — Ох, мой дорогой Геральт. Тебе не стоило приезжать, — хозяин напрягается так, словно сейчас бросится вперёд, на добычу. Но не двигается с места. — Правда, что ли? — огрызается Большой. — Руку покажи! Хозяин вздыхает, хмурится, но — она видит — слегка расслабляется. Протягивает руку. Большой сбрасывает куртку, осматривает. — Криво повязку наложил, — а голос у него дрожит, и руки дрожат, совсем незаметно. Для людей незаметно. — Одной рукой неудобно, — хозяин улыбается. — Вот так, подержи ровно... Бинт слабо потрескивает, разматываясь. Чистый запах перекрывает запах крови. Она перетаптывается на пахнущей улицей куртке, несколько мгновений колеблется и опускается на неё. Пусть Большой попробует отобрать. Пока он тут — всё в порядке. — Прости. — Регис, я... — Большой подхватывает хозяина под здоровую руку и ведёт в комнату. Можно идти следом. — Я потом с тобой поговорю про эту твою совершенно идиотскую склонность к самопожертвованию. Сядь. Ты выглядишь так, словно вот-вот рухнешь замертво. У Большого так громко стучит сердце. Он нервничает. Из-за крови? Нет, он всегда такой, когда рядом хозяин. — Но я... — хозяин откидывается на спинку дивана, устало вздыхает. Он тоже нервничает — пальцы слишком сильно сжимают обивку, когтят. В неё когти так хорошо впиваются, она проверяла. Один раз, в самом начале. — Регис, послушай... — Большой трёт лицо, пытается найти слова. Почти видно, как они клубятся вокруг него, полупрозрачным облаком, важные, правильные — только возьми. — Я уже однажды видел, как ты умер. И не позволю случиться этому снова. Ясно? Длинные пальцы медленно выпускают обивку. — Иди ко мне, — говорит хозяин. — Знобит. — Ты крови сколько потерял, — Большой опускается рядом, сгребает хозяина в охапку. Ужасно неуклюжий. Зато куртку сегодня никто не заберёт.