~^†^~
Союз стоял в парке и ждал Белоруссию, задумавшись о Рейхе, он не заметил как к нему сзади подкралась дочь и крепко обняла любимого папашу, СССР вздрогнул и повернулся к воплощению, чтобы если, что вмазать этому типу по первое число, но увидев место обычного человека свою дочь, улыбнулся и тут же обнял её. – Привет, пап, я скучала, – остранившись, проговорила Белка, – как дела? – Не умер и не женился, привет, я тоже, – ухмыльнулся революционер и приобнял хрупкие плечи девушки. – Ты как обычно, куда пойдём? – Не знаю, куда хочешь туда и пойдём. – Пошли дальше к магазину с выпечкой, здесь не далеко, просто когда мимо проходила так пахло, что м-м-м. – Скажи, что есть захотела, совсем заработалась, бедная, – похихикавая сказал Союз и потрепал девушку по голове. – Ну, пап, правда, там так вкусно пахнет, грех не попробовать, пошли, – Белорусь взяла отца за руку и потащила к маленькому магазинчику. – Что нового у тебя? – беря заказные булочки из пекарни, спросила Белорусь. – Да ничего нового, России, как обычно, помогаю с бумагами, только его теперь почти дома нет, с Германией отношения налаживает, недавно Рейха встретил, начали занаво общаться, а так ничего нового. – Совок взял из рук дочери свеже испечённую выпечку и стал есть, – А у тебя как дела? – Да, тоже ничего такого, всё по старому, говоришь Рейха встретил, как поживает, а где встретились? – смотря в глаза коммуниста, спросила девушка. – Нормально, на жизнь не жалуется, это, я просто загулялся и решил пойти в кафе, там гололёдица, если бы не он, разбился, а что? – щёки революционера заалели, но слава богу кожа была красной, так что розоватость было не видно, он пытался смотреть мимо Белки или в никуда. – Да так, ничего, – после чего улыбнулась, на самом деле, воплощение увидела смущение и немного растерености в глазах отца, поняв, что к чему, она повеселела, но потом чуток расстроилась, Союз не очень любит людей с не традиционной ориентацией, но при этом не осуждает их, ведь выбор остаётся за ними, он не пытается вбить в их головы, что они идут не по закону природы, что это грех, что они будут гореть в аду, что их родители плохие, ведь не смогли уследить за их чадом и всякая хрень с чепухой, – А ты, случаем не влюбился в кого-либо? От такого заявления СССР подавился воздухом, откашлявшись, он посмотрел на дочь, как на идиотку, та стояла и спокойно рассматривала пейзаж. – С чего такие вопросы и почему ты так решила? – нервно глядя на девушку, спросил красный. – Мы, девушки, видим всё, а если дело касается любви, то сразу понимаем влюбился ты или нет, а как я это поняла, не спрашивай, знаешь, что не скажу, – подмигнув, ответила Белоруссия, – Я просто хочу сказать, что прими это, дай чувствам выйти на волю, не держи их будто птицу в золотой клетке, не сопротивляйся им, потом будет хуже, как бы тяжело это не было, это лучше принять, – Белка положила свою голову на плечо Союза и обняла его за плечи. – Я подумаю над этим, – после нескольки минут тишины, выдал свой вердикт мужчина и погладил дочь по голове. После откровенного разговора, они разговаривали о всяком, про погоду, про политику, про здоровье, про остальных детях, время летело быстро и оно потрачено не зря. Проводив Белорусь до гостиницы, в которой остановилась на ближайшее 3 дня, революционер пошёл домой, как оказалось от гостиницы до дома было не далеко, что порадавало мужчину, так как на часах было 11 часов вечера и он очень хотел спать. Приняв быстрый душ и почистив зубы, Союз пошёл в свою комнату. Ляг на кровать, он заснул с речью дочери. Всю дорогу слова Белки крутились в голове, при этом сердце кричало, чтобы он принял чувства, а мозг говорил, что это не правильно и так не должно быть, завтра красный подумает об этом и наконец решит, кого выберет - сердце или же здравый ум, а сейчас спать.~^†^~
На улице не спеша опускаются снежинки с небес, а Советы сидит, снова, на кухне с кружкой горячего и крепкого кофе в руках и думает, думает о чувствах к Третьему. Как он и говорил, Совок решает что выбрать. Есть много плюсов, чтобы поступить как велит сердце, но есть так же и минусы - они больше всего волновали революционера. Вдруг Рейх его отвергнет, что если после признания тот вообще не захочет иметь дело с геем, да, он принял это, но где-то глубоко в душе мужчина не верит в это. Красноармеец, так сказать, останется у разбитого корыта, останется без друга вовсе. Если выбрать разум, то останешься с ним, но при этом будешь получать только прикосновения, комплименты и то, что нацист будет рядом. Но СССР это мало, он хочет большего, даже обычный поцелуй будет для него подарком, что уж там тянуть, он хочет переспать с ним. Покрайней мере ему стало понятно, почему так странно вёл себя в прошлом, когда немец был рядом, но не суть. Это было давно, а что ему делать сейчас? Идти признаваться или молчать? Конечно, коммунисту больше нравится 1 вариант, всё таки надежда была в нём, с другой стороны лучше выбрать 2 вариант, так как он останется с Рейхом по любому и не надо рисковать. Как ему сейчас не хватает совета от Белоруссии, она его понимает и всегда подскажет, что делать, только её сейчас нет, она работает, ей не когда. Взвесив "за" и "против", красный решил признаться, но не сейчас, не сегодня, потом, может дня через 4-7, а тогда и скажет, возможно. От потока мыслей и долгово решения у Союза заболела голова, выпев таблетку, он начал собираться на улицу, чтоб побыстрее прошла. Собравшись, он пошёл в тот же парк, пока шёл рассматривал скрытые под белым полотном деревья, серые скучные и однотипные дома. Многие люди спешили на работу, не замечая при этом других, что приводило к столкновениям. Неожиданно для себя, Совок пришёл в парк очень быстро, но это ему не мешало, остановившись около заледеневшего озера, коммунист вспоминал как он с детьми ходил сюда, малышня бегала, прыгала, кормила уток, что здесь проплывали. Счастливые были времена, красный погрузился в воспоминания, что не заметил как к нему несётся большой кабель. Собака прыгнула на мужчину, тот не смог устоять, поэтому упал лицом вперёд, а вокруг него гавкала и бесилась собака. – Вот ты где, Адарт фу! Успокойся! Вы извините, обычно он у меня спокойный, а сейчас как будто с цепи сор…Союз, ты ли? – спросил до боли приятный и любимый голос, СССР узнает его из тысячи. – Не такую прогулку я хотел, но видимо меня никто спрашивать не собирался, как видишь – Союз Советских Социалистических Республик, собственной персоной, – Советы перевернулся и вытер снег с лица, после чего встал и отряхнулся. – Теперь понятно почему Адарт с цепи сорвался, надо же был таким крохой, а тебя помнит как будто вы каждый день видетесь, – говорил свастика и одевал ошейник на животное. – А, теперь я вспомнил про него, между прочим, меня трудно забыть. – С этим не поспоришь, пошли ко мне, м? – Я не против, веди меня в свои хоромы, – ухмыльнулся красный и гордо поднял голову. – Я, конечно, понимаю, что квартира не идеал, но это вообще-то не хоромы и откуда ты это взял? – чутка насупившись и нахмурившись, спросил нацист. – Так ты сам говорил про это, – сощурив глаза, ответил Союз. – О Боже, – Рейх сделал рука-лицо и тяжело вздохнул, но всё же пошёл по направлению дома, не забыв схвать друга за руку. – Что, в Бога поверил? – революционер не отдёргнул руку, а наоборот хотел, чтобы это продолжалось вечно, поэтому он не говорил, чтобы Рейх его отпустил. – Нет и не буду верить, я не верю во всё это, ты же знаешь. – Знаю. Дальше они шли в тишине, только четвероногий друг иногда на кого-то гавкал.~^†^~
– Ну, добро пожаловать в нашу скромную квартирку, я на кухне, проходи, – друзья зашли в место обитания немцев, Рейх успел разуться и раздеться, в то время как Совок разглядывал прихожую, что ж он согласен на то, что квартира скромная, ничего лишнего, только нужное, обои не вычурные, а самые обычные, по видимому ещё и дешёвые. Сделав то же, что и нацист, Советы прошёл на кухню, та же самая картина, что и в коридоре, старый гарнитур, выцвевшие обои, наверное, когда-то они были нежно розовые, а теперь блекло розовые, в некоторых местах даже жёлтые, деревянные окна, что плохо спасали от холода, а как красноамеец помнит, Третий легко замерзает, поэтому щели обклеены бумажным скотчем, а внутри вата. Сев за круглый стол, революционер стал думать о признании: «Может рассказать сегодня? Но хорошо ли я сделаю? Вдруг он не ответит мне взаимностью? А если он пошлёт меня на 3 весёлых буквы? Может лучше подождать? Может говорить намёками? Рейх ведь не тупой, он же поймёт о чём я говорю, так ведь? А вдруг нет? Мне придётся говорить прямо. Да, я скажу прямо, что он мне нравится не как друг, а не что большее, ну и пиздец, до чего я докатился, блять». – Эй, земля вызывает СССР, приём, как слышно, – Союз очнулся от щелчка пальцев перед глазами, когда диктатор увидел, что друг пришёл в себя – выпрямился. – Я здесь, что-то хотел? – Да, что будешь чай или кофе? – Кофе без сахара, будь добр. Кивнув, свастика подошёл к верхней полке и достал оттуда 2 кружки и зелёный чай с кофе, чайник как раз вскипел, выключив газ, нацист налил кипяток в кружки, только в свою налил на половину, поставив чайник обратно на плиту, он взял графин с холодной водой и долил в чай. Нацист развернулся и поставил горячие напитки на стол, не забыв захватить сладость. – Слушай, а почему вы взяли с собой Адарта? Как я помню он спокойный, дом не разгромит, – Союз немного отпил из кружки, так как было очень горячо и начал свою советскую беседу. – Так-то да, он спокойная собака, но мы его 1 раз уже оставили в итоге поплатились, Адарт порвал все вещи которые были, к тому же обиделся на нас, эта некая обида продолжалась в течении 2 недель, не давал себя гладить, везде гадил и многое другое, – говорил Тройка, смотря на животное, после чего тихо вздохнул. – Ясно. Кстати, квартирки получше не нашлось? – коммунист обвёл глазами помещение и уставился на "друга". – Это вопросы к Германии, он выбирал, если можно так сказать, объяснил это тем, что надо было срочно куда-то заселится, не спрашивай почему не в отеле или в хостоле, Ich kenne mich nicht [сам не знаю]. – А тебе случаем не холодно? Просто я вижу здесь до сих пор стоят деревянные окна. – Du hast keine Ahnung, aber es ist verdammt kalt hier [ты не представляешь, но здесь пиздец как холодно]. Спасибо есть обогреватель и тёплая одежда. Так-то они и разговорились, Рейх жаловался на холод, а Совок тепло улыбался, всё таки не каждый день увидишь как любимая псина жалуется на такую мелочь. Мужчины и не заметили как с 11 часов дня перевалило к 5 вечера. Всё это время революционер готовил себя к серьёзному разговору, он выискивал время и кажись оно настало. – Рейх, я хо…, – перебил его звонок телефона доносящийся из другой комнаты. – ЯИ звонит, надо ответить, подожди минутку, – вставая из-за стола, сказал Третий и удалился из комнаты. Всё было бы хорошо, если бы русский не услышал конец разговора. –… тоже очень сильно соскучился, милая… и я тебя люблю, целую, пока. Весь мир из надежды на светлое будущее мигом разрушилось на мелкие осколки, которые и можно только столетиями собирать, после чего отправить на помойку. « – У него другая», – пронеслось в голове Советов, от чего на душе становится невыносимо больно и одиноко, теперь они никогда не будут вместе, не в этой жизни видимо. В кружку с остывшим кофе падает несколько крупинок солёной воды, слёзы боли, слёзы не взаимной любви, единственной, возможно, настоящей в жизни любви. Ему хочется убежать, ему хочется кричать, ему хочется исчезнуть. Слыша приближающиеся шаги, СССР вытер глаза от мокрых дорожек и пытался сделать вид, что он такой же как и был до разговора. – А вот и я, о чём ты хотел мне рассказать? – садясь преспокойно на стул напротив коммуниста, спросил Третий. – Да так, уже не важно, «уже ничего не важно». – дополнил про себя Совок и посмотрел на свою любовь, как ему хочется прокричать о его чувствах прямо в лицо нациста, запереть его в подвале и чтоб никто его не видел, но Союз этого не сделает, нет, он просто будет молчать, он не будет мешать, не будет, – Где у вас уборная? – Прямо и налево, что-то случилось? Ты какой-то другой, – Рейх не ожидал услышать такой ответ и вопрос, поэтому сказал где находится ванная машинально, но в конце всё же обеспокоенно спросил, что случилось. – Ничего не случилось, я такой же как и обычно, я скоро, – поспешно ответил красноармеец и быстро пошёл в ванную, а в след ему взволновано смотрел нацист и думал, что он такого сделал.~^†^~
Зайдя в комнату, Союз включил воду и осел на пол, не держа поступившие на глаза солёные капли. Он плакал, нет, рыдал, но этого было не слышно, вода прикрывала звуки боли, а мужчина пытался делать это тихо. У него другая, он занят, когда он опоздал, что делать дальше, как жить. Сердце ноет, болит, а разум говорил, что это и следовало ожидать, но кто сейчас будет слушать какое-то здравое мышление, когда хочется просто умереть? И похуй будет на родню, главное не чувствовать эту жгучую боль. Но СССР дорожит своей семьёй и поэтому не будет совершать такую ошибку, а ошибка ли это? Единственное желание которое у него есть, это пойти в лес и кричать до тех пор, пока он не надорвёт связки. Вернул в горькую реальность коммуниста, стук в дверь. – Сов, ты как? – послышался обеспокоенный голос с другой стороны двери друга. – Всё норм, просто в глаза что-то попало, сейчас приду подожди на кухне, – красноармеец быстро встал с пола и посмотрел в зеркало, выглядел он не важно: красные опухшие глаза, искусные губы, в некоторых местах присутствует свежая кровь, щёки мокрые, как будто умылся, но забыл вытереться. Приведя в себя в более-менее порядок, Совок открыл защёлку, последний раз посмотрел в зеркало и нацепил на себя дружелюбную улыбку, будто ничего не происходило, будто и не было никаких слёз вовсе, хотя внутри мужчина чувствовал как всё рушилось, в прямом и переносном в смысле. Прийдя в комнату, на него уставились глаза Третьего, что изучали его и вот они остановились на глазах коммуниста. – Что с твоими глазами? Ты плакал? – всё также обеспокоенно спрашивал Рейх. – Ну, мне же в глаза какая-то хрень попалась, вот она сильно мешалась, что пришлось пролить несколько слезинок, – начал оправдываться Советы. – Да нет, они как будто целый океан пролили, а не несколько, что случилось? – нацист встал из-за стола и подошёл к другу, положил руки на его плечи, а сам смотрел в эти глаза. – Боже мой, всё ок, хорошо, gut, как мне ещё сказать, что всё в порядке? Ничего не случилось, ничего хорошего и плохого, всё как раньше, не беспокойся, – и он похлопал того по плечу, говоря, что всё нормально, хотя в душе всё пиздец как плохо. – Ладно, предположим я поверил, можно попросить тебя об одолжении? – Да, конечно. – Можешь взять Адарта к себе на неделю может больше, мне надо в Японию к ЯИ. – А Ади не будет против этого? – Ты для него как 3 хозяин, так что нет, не думаю. – Ясно. А что ты будешь делать у ЯИ? – Рейху показалось это или нет, но в мокрых глаза русского пронеслась надежда? На что? – Это личное. – Ладно, я возьму его, когда забирать? – маленькая надежда на то, что всё будет хорошо, угасла также быстро как и зажглась. – Завтра, попозже куплю билет. – Хорошо, я зайду завтра утром, ладно? И мне, наверное, пора, – сказал коммунист и пошёл в прихожею одеваться, не дожидаясь ответа фрица. – Всё, пока, созвонимся, – застёгивая шинель и улыбаясь, сказал революционер. – Ага, Tschüss. Выйдя из дома, Союз больше не мог держать на себе счастливую маску. Губы исказились, глаза наполнились слезами, что не задержались и потекли по щекам. Совок шёл спокойно, но вскоре обычные шаги набирали скорость и ходьба превратилась в бесконтрольный бег, прохожие только косо смотрели на бегуна. Бежал он долго, ноги сами несли его в лес, остановившись в чаще, красный упал на колени и закричал. Закричал, что есть мочи. После крика, который сорвал ему голос, русский согнулся попалам и начал с новой силой плакать. И пофиг, что на улице зима, пофиг, что слёзы замёрзнут и превратся в сосульки, пофиг. Прошло какое-то время и Советы посмотрел на небо, что стало чёрным и пустым, пустым, как его сердце. Он встал и огляделся, находился революционер не далеко от дома, поэтому никого не ждя, пошёл домой. Ноги были такими как будто в них свинец налили, они еле как переставлялись, но всё же красный дошёл. Вставляя ключ в скважину, он открыл дверь и увидел знакомые кеды - сын дома. И тут как раз вышел Россия. – Бать, ты где был? Ты слышал крик на улице? Тебе кстати Рейх звонил, – быстро сказал русский и также быстро замолчал, смотря на отца, который просто стоял и вдуплял в пол, никак не отреагиравши на слова младшего. Подойдя к нему, мишка положил руки на предплечья отца и хотел заглянуть в глаза, но голова была слишком низко опущена, – Пап, что-то случилось? – Я был у Рейха, потом пошёл и погулял в лесу. Крика, нет, не слышал. Потом перезвоню. Всё в порядке, только устал немного, не беспокой меня сегодня, пожалуйста, ладно? – ответил коммунист, также не поднимая головы и начал раздеваться, – Сколько времени? – Почти 11, – на автомате ответил Рашка, не поняв, что сказал старший. – Спокойной ночи, – бросил мужчина и ушёл в ванную. Союз зашёл в комнату и закрыл защёлку, полностью раздевшись он залез в душ и начал применять водные процедуры. Подставив лицо к холодной воде, он опять думал о нацисте, Совок не знает потекли слёзы или нет, они слились с водой, что омывала его лицо, но что точно знает, так это жуткую боль которая пробила грудную клетку, где расположено сердце. Схватившись за это место, красноармеец осел на пол тяжело дыша, отлепив руку от груди, он посмотрел на неё и остолбенел, на ней была кровь, его кровь. Мужчина открыл дверцу душевой и подбежал к зеркалу и то, что увидел повергло его в шок. На левой части груди, где находилось сердце, были 2 больше раны, которые были направлены вверх. Только они скорее напоминали трещины, но красный отогнал эти мысли и достал аптечку, начиная обрабатывать раны из которых лилась кровь. « – Скорее всего когда бежал, порезался об что-то, а боль почувствовал только сейчас, но почему на это никак не отреагировал сын?», – подумал Союз и вышел из ванной, не забыв закрыть воду. Революционер пришёл в свою комнату, пройдя к телефону, он посмотрел в экран. 3 пропущенных от Рейха и 2 сообщения от него же. Разблокировав смартфон, мужчина увидел: Ты чего не отвечаешь? Спишь уже? Ладно, приходи завтра в 9, Германия откроет дверь. Всё что он даст, нужно для собаки. Не корми чем попало! И не забудь про прогулки, спокойной ночи. – Как скажешь, – шёпотом сказал коммунист и положил телефон на тумбу, а сам лёг в кровать и пытался заснуть, в то время из глаз лились слёзы.