~^†^~
Все самолёты в Россию отменили из-за погоды, как говорят там настоящая метель, поэтому русским пришлось остаться в Японии пока катаклизм не закончится. Впрочем, Союз был не против, по гуляет, развеется, ему осталось немного, значит надо потратить время не зря. За это время трещины начали расти и на правой стороне медленно, но верно. Сейчас красный гуляет по улицам Токио, прикрыв лицо маской, что одолжила ему Япа, хоть она и не скрывала всю часть лица, но всё же. Здесь ходить необычно, частое явление, так что никто в принципе не обращал внимание на коммуниста. Время близилось к обеду, поэтому красный решил заскочить в какое-нибудь кафе и перекусить. Перекусочная оказалась выполнена по стилю древней Японии, помещение было небольшим, но уютным, на стенах красивые веера, есть надо на полу, а не на привычным стуле. Можно сказать больше спасибо Российской Империи, монарх обучил Советов этикетку Японии, поэтому мужчина знает что, да как надо делать. Раздевшись, Совок сел в самый дальний уголок кафе и ждал пока придёт официант. Когда работник заведения подошёл, СССР заказал тофу и принялся ждать заказ. Пока он ждал, его привлёк знакомый голос, посмотрев в его сторону, русский тут же почувствовал боль. В дверях стояли Третий Рейх и Японская Империя и они о чём-то мило щебетали. Машинально схватившись за правое плечо, там где у революционера мгновенно закололо, он тихо выругался и пошёл в уборную. Подойдя к зеркалам, русский посмотрел на плечо которое ноет от боли, благо на нём была одета чёрная кофта и крови не видно, но когда он придёт в временный дом, надо будет вылечить рану. Ополоснув лицо водой и освежившись, Советы хотел выйти как путь перегродил Рейх. – Союз? – на лице немца можно было увидеть удивление с толикой радости, – Hallo [привет], а что с лицом, почему маску носишь? – нацист заметил на лице друга какие-то странные раны исходящие из маски. –…, – красноармеец ничего не сказал и никак не отреагировал, лишь посмотрел на Тройку с плохо скрываемой болью и хотел уйти, как рука его остановила. – Сой, что слу…, – договорить ему не дал русский. – Не трогай меня! Всё нормально, – пройдя к двери и открыв её, Советы остановился и тихо произнёс, – прости. Свастика был обескуражен, он не понимал, что такого сказал или сделал, а возможно всё сразу, что за раны на лице дорогого друга и что вообще с ним такое. « – Надо расспросить его, прямо сейчас», – но когда он вышел из санузла и искал глазами шапку-ушанку, Рейх его не увидел. Подойдя к 1-ой попавшейся официантка, диктатор спросил, не видила ли она среднего ростом мужчину примерно 175-180 см, с шапкой-ушанкой на голове и чёрной маской. Та ответила, что видела, он ушёл несколько минут назад с тофу, при этом выглядел каким-то помятым. Поблагодарив её, нацист пошёл обратно к ЯИ - обсуждать отношения.~^†^~
Совок после того как вышел из туалета, подошёл к официантке и попросил чтобы еду ему дали в дорогу, желательно сделать это как можно быстрее. Когда ему отдали пакет с тофу и он заплатил за обед, мужчина вылетел пулей из заведения, направляясь к своему месту пребывания. Когда Союз пришёл домой, то отдал пакет сыну и сказал, что это ему, а сам отправился в свою комнату. В этот день он решил, что не выйдет из дома и завтра скорее всего тоже, ведь вдруг увидит его…. По телу прошлась неприятная боль, снова, и он пошёл залечивать свои раны. Сняв с себя одежду, его встретил в зеркале мужчина почти полностью покрытый трещинами. Жить осталось не долго. Скорее всего он умрёт в Японии, а не в России. Так тому и быть.~^†^~
В дверь постучали, но Совок не обратил на это внимание, а просто отвернулся и закрыл глаза, вскоре он уснул. Зато на стук поддалась Япония, ведь она ждёт гостей. Добежав до неё, она посмотрела в зеркало, привела себя в порядок, кивнула и открыла дверь. Там стояли 2 человека: высокая стройная женщина с белыми, как первый выпавший снег, волосами и красными прядками, с алыми глазами которые приобрели тёплый взгляд, когда посмотрели на девушку и мужчина с чёрными, как смоль, волосами и голубыми, как будто в них скрыт целый океан, глазами. Эти люди или скорее страны были Третий Рейх и Японская Империя. Японка увидев мать, тут же бросилась к ней в объятья, она давно её не видела, так как та была в Италии пол года, а приехала несколько дней назад. Отлипнув от матери, анимешница обняла и Рейха, всё таки он ведь её любимый дядя. Девушка пригласила их внутрь, а сама куда-то убегла. Зайдя в квартиру и начиная снимать с себя верхнюю одежду, Третий хотел повесить свой китель, но тут его кое-что остановило. « – Шинель Союза? А она здесь откуда? Он остановился у Японии? Если это так, то мне надо с ним поговорить. Что-то не так, он какой-то странный и поникший был, когда я увидел его в кафе», – подумал немец и машинально повесил одежду. – Рейх, всё хорошо? – на его плечо легла изящная ладонь и немного сжала его, показывая, что подруга беспокоится за него. – Да нет, всё нормально, просто задумался о Союзе, я же тебе рассказывал про нашу встречу в кафе, мне показалось это странным, – Тройка посмотрел на пол и немного нахмурил лицо, ему не понравилось как русский с ним обошёлся, он ничего не рассказал, а этим нацист считает, что ему не доверяют, на остальных он бы плюнул или чисто проигнорировал, но это Союз и это не приятно. – Верно, рассказывал, но не напрягайся, всё товарищ СССР рано или поздно расскажет, а сейчас пошли на кухню, – в ответ она получила только кивок. Немец и японка прошли в кухню, а там во всю хлопочет Япония. Сервирует стол, как подобает аристократам, она всегда сравнивала мать и Рейха с ними, ведь на переговорах эти двое были словно статуями, такими же холодными и непробиваемыми, как они. Империю позабавило поведение дочери, поэтому пошла, так сказать, успокаивать её. И вот не успели они сесть за стол, как анимешница стала расспрашивать бывшую правительницу страны, что та делала пол года в Италии, чем занималась и т.д. Страна восходящего солнца пыталась ответить на все вопросы, но не получалось из-за того, что девушка трындит не переставая. На это ЯИ не обращала внимания, так как понимала её энтузиазм, долгое время не виделись - успели соскучиться. А нацист смотрел на это с улыбкой, было интересно наблюдать за семейными разговорами, он смотрел на их руки, что сплетены вместе и крепко сжаты. Но всё это прервал образ Союза в голове Третьего. Улыбка медленно сползала с лица. Он очень волновался за друга. Он хочет помочь ему, но не знает как. Да дело ещё в том, с чем ему помочь? Что с ним не так? Что произошло? Посмотрев на часы в виде розовый кошечки, мужчина понял, что сидит здесь уже как три, может четыре часа. – Слушай, а что делает одежда товарища СССР в прихожей? – невзначай спросила ЯИ, на это Рейх мигом посмотрел на Япу, ожидая ответа, девушка видимо не ожидала такого вопроса, поэтому замялась. – Ну, он, у него..! – ей не дал договорить крик из комнаты, но он пропал также внезапно, как и появился. Это не понравилось азиатке, поэтому быстро вышла из-за стола, тоже самое сделали и гости. Мигом дёрнув за ручку, она отворила дверь и застряла в проходе из-за картины. На кровати сидит русский и прижимает руку к правому глазу. По руке ручейками бежит кровь, явно не желая останавливаться. Видимо было очень больно, что Совок прикусил губу, чтоб снова не закричать.~^†^~
« – Где я? Кто я? Что я здесь делаю? Почему так темно? Почему здесь пусто? Что случилось? Я умер?», – коммунист лежал на холодном полу в тёмном пространстве. Он не чувствовал своего тела, не мог пошевелиться, его как будто что-то сдерживало, но что? При этом русский отчётливо знал, что в руке он что-то держит. Эмоций не было. Революционер был словно куклой, он ничего не чувствовал, обсалютно ничего. Его тело начало потихоньку подниматься, вскоре Союз сидел сгорбившись. Телом управляет не он, а кто-то другой. Будто Совок марионетка, а кукловод дёргает за ниточки, чтоб его любимая кукла "ожила". Рука, в которой что-то было, тоже начала двигаться. Остановившись напротив без эмоционального лица, русский увидел зеркало. Обычное зеркало в золотой рамке, только вот местами проскальзывали красные пятна, что были свежими, а на самом зеркале были еле заметные трещинки. Скучающе обведя взглядом предмет, Советы посмотрел на отражение в нём. Ничего особенного. Потрёпаный жизнью мужчина с бездушными глазами цвета зелёного леса. Но всматриваясь в глаза, заметил, что один из них начал тускнеть - терять этот изумрудный, лесной цвет. Ему показалось движение внизу зеркала. Опустив туда глаза, увидел как эти трещинки становятся трещинами, они растут на глазах. Коммунист вернул взгляд на место и трещины остановились около зрачка. Мгновение и его пронзает жуткая боль в области глаза, последние, что увидел Союз, так это трещины, что расходились в разные стороны, где прежде был его правый глаз.~^†^~
Япония смотрела непонимающими глазками на мужчину, но потом сообразив, быстро подбежала к нему. Она убрала руку с лица и посмотрела на обильно кровоточивший глаз. Анимешница молилась, чтоб это не было продолжением болезни, а всего лишь несчастный случай. Но это было не так. – Нет, только не это, – её руки задрожали, а сама она чуть не упала на пол. Японку вовремя подхватила рядом стоявшая мать, что шокировано смотрела на Союза. В комнату быстро зашёл немец с аптечкой, сев около русского, начал обрабатывать и останавливать кровь. По нервным движениям было понятно, что тот сильно волнуется. Но пытается всеми способами это не показывать. Спасибо, Рейх имеет медицинское образование, а то не находил бы себе места оттого, что не может помочь другу. Перед тем как перебинтовать пострадавшую часть лица, Тройка мельком взглянул на глаз. Глазное яблоко приобрело другой цвет - жёлтый, ярко-жёлтый, радужка и зрачок стали очень тусклыми, что теперь непонятно какого цвета был он. Вот только, что напрягает всю эту конструкцию, так это трещины в самом глазу из которых лилась кровь. « – Он перестал видеть этим глазом», – нацист сделал такой вывод из-за того, что зрачок метался туда-сюда, он не за что не зациплялся, не на что не обращал внимание. Такая картина была ему смутно знакома, Рейх точно знает, что видел это уже, только очень давно. Отчаянно пытаясь вспомнить, ариец не заметил как закончил перебинтовку. Союз сидел с широко распахнутым глазом, который смотрел на покрывало, что лежало перед ним. Ладони то сжимали одеяло под ним, то отпускали его. Коммунист посмотрел на японку и ждал ответа на немой вопрос. – У В-вас на-чалась с-следующая ста-адия, – голос девушки дрожал, а руки были положены на грудь, что немного подрагивали. – Эта стадия разрушения органов. – Японская Империя решила рассказать СССР, что с ним произошло, так как понимала, что дочь не сможет, – Когда киряйкан добирается до них и ломает, то это не обратимый процесс. То есть если всё будет хорошо, то кожа будет восстанавливаться, но пострадавшие части тела, например как у Вас глаз, не вернут былую хорошо работающую функцию. – остановившись, она думала сказать это или нет, – Это последний этап перед смертью, если трещины доберутся до сердца, то…. будет поздно что-либо предпринять. Немца, как током ударило от этой новости. Название болезни, он вспомнил её и у кого видел. Это было когда он был ещё маленьким, тогда отец бегал по всему замку. ГИ стал таким после вскрытого письма от давнего друга и любимого брата. Единственное, что сказал старший сыну, чтоб тот начал собираться, так как они едут в Австро-Венгрию. Приехав, Германская Империя тут же взял маленькую ладошку Рейха и быстрым шагом отправился к дворецкому. Когда они узнали где страна находится, то побежали что есть мочи, точнее побежал немец, а младшему только и оставалось бежать за отцом. Австро-Венгрия был в своём кабинете и просто сидел за столом. Дверь была чуть ли не вышеблина с петель. Империя оставил сына стоять в дверном проёме, а сам пошёл к мужчине и начал о чём-то громко говорить. Нацист не помнит, что именно тот говорил, но запомнил образ дяди. У него не было глаз, точнее они были за повязками в виде гербов, вся кожа была в ранах, а сам он был бледен, почти как мертвец. Третий помнил как дядя успокаивал отца и сказал ехать домой, но Германия отказался и остался у своего брата. На следующий день у ГИ не было настроения, внутри него было пусто, так как Австро-Венгрия умер от этой болезни. Вспоминая лицо отца, в момент хоронения брата, немца передёрнуло. Он испугался, что это может произойти и с Союзом, он боялся его потерять. Эти долгие годы и так были серыми и одинаковыми без него, но что будет когда русский умрёт? Он совсем счахнет? Тогда он хотя бы знал, что коммунист жив и это придавало надежду на встречу, а если его не будет совсем? Нет, ариец не позволит этому случится, он сделает это любой ценой. – Девочки, вы не могли бы выйти? – не поднимая головы, спросил Рейх, хотя чётко дал понять, что они должны так сделать. – Хорошо, – в унисон ответили японки. Через несколько минут можно было услышать как дверь закрылась. – Совок…, – мужчина почувствовал шевеление и посмотрел в ту сторону. По правде, революционер не заметил свою любовь с самого начала, он был в прострации. Поэтому когда услышал его голос, то моментально отодвинулся, чем и привлёк внимание собеседника. – Уходи, – голос был слабым и хриплым, и услышать, что было сказано с первого раза, было проблематично. – Ты это сейчас серьёзно? – на Советы посмотрели ярко-голубые глаза, они прожигали друга на сквозь, что становилось не комфортно, но не русскому, – Ist das jetzt verdammt ernst!? Mein Freund ist krank mit diesem Mist und ist in der letzten Phase, aber er sagt mir, ich soll gehen?! [Ты это сейчас, блять, серьёзно!? Мой друг болеет этой хренью и у него последняя стадия, а он мне говорит уходи?!] – Рейх и не заметил как перешёл на родной язык, но продолжил говорить, – Ich mache mir Sorgen um dich, dummer Russe! Ich möchte nicht, dass du so gut stirbst wie Österreich-Ungarn! [Я волнуюсь за тебя, дурацкий русский! Я не хочу чтобы ты умер также, как и Австро-Венгрия!] – успокоив свой пыл, он спокойно произнёс на русском, – Я просто хочу помочь тебе. – Нет, ты не сможешь помочь, уходи, – «не делай мне больно, прошу», – добавил про себя Союз и поджал под себя колени. – Я не уйду пока не узнаю кто это. Поэтому спрашиваю, кто этот человек? – ариец схватил коммуниста за руку и дёрнул на себя. – Нет, я не скажу, уйди и отпусти меня! – начал пинать и вырываться СССР. – Я говорил - я не уйду пока ничего не узнаю! Так что тебе остаётся только сказать кто это! – сделав так, что красный лежал под ним, он закрепил руки друга над головой и ждал имя. – Мне больно! Отпусти меня! Я всё равно не скажу! – Sprechen! [Говори!] Ты же знаешь, что я не отстану, скажешь раньше, тебе же лучше будет, я хочу чтобы ты жил! Разве ты этого не хочешь? – Nein! [Нет!], – тут на лице русского начали расти трещины, а тяжёлый взгляд всегда, к нему, добрых глаз, стал невыносим, он сломался, – Прошу, не делай мне больно и сейчас, отпусти и дай спокойно умереть. Сначала немец ничего не говорил, но потом его лицо стало меняться, в итоге нацист отпустил руки Союза и сел на его ноги. Всего несколько слов было достаточно, чтобы всё понять и проклинать себя за свою невнимательность. Советы думал, что возлюбленный уйдёт и оставит его дальше страдать, но из-за голоса мужчины думать так перестал. – Это из-за меня? – коммунист крупно дрогнул, но ничего не сказал, – Это я? Это я тот человек в которого ты влюблён? – в ответ тишина - тишина согласия, – Почему? Почему ты мне раньше не сказал? – Третий протянул руки к лицу русского и положил его голову на грудь, а второй рукой нежно обнял за талию. – Зачем мне тебе говорить это, когда ты встречаешься с ней? – также хриплым голосом произнёс Совок. – Dummer Russe, я ни с кем не встречаюсь, я один. – Но я же слышал ваш разговор с ЯИ. – Ты из-за этого так загнался? Глупый. Она попросила помочь перейти с дружеской стадии на большую с Италией. Япа давно к нему не ровно дышит и хочет сказать ему о своих чувствах, но не знает как это сделать, поэтому попросила меня помочь. – Но в конце ты сказал, что любишь её. – Конечно, как подругу, ни больше ни меньше, – немец начал нежно поглаживать голову Советов и улыбаться от такой глупой, но большой проблемы, кто мог подумать, что два слова могут перевернуть жизнь с ног на голову. Чувствуя отчуждённость русского, Рейх понял, что он не особо-то ему и верит. « – Верно. Слова это слова - они ничего не значат. Ты можешь хоть по миллиону раз говорить как ты любишь, что ты не врёшь, но на самом деле гадко лгать прямо в лицо. Другое дело действия. Действиями ты можешь доказать это. Ты можешь дать значение своим словам», – размышлял ариец, он решил доказать это действиями. Немного отстраняясь от Союза, Третий аккуратно взял лицо напарника в руки, держал как будто фарфоровую статуэтку, которая была очень дорога матери и если она разбьеться, то мама будет сильно грустить. Мужчина смотрел в наполненный грустью и болью глаз, ему хотелось сново увидеть эти живые и оптимистичные глаза, наполненным живым растущем лесом, в не исохшими стволами. Вновь хотелось увидеть радостные, парой серьёзные, взгляды. Хотелось вновь услышать, увидеть и почувствовать прежнего Союза, а не почти разбитую душу. Нацист сделает всё, чтобы вернуть былого СССР. Большим пальцем, что был облачен белой перчаткой, начал поглаживать щеку русского, иногда проходясь по рубцам кожи. На Рейха непонимающе, но терпеливо смотрел коммунист, он ждал дальнейшие действия возлюбленного. Лицо напротив медленно приближалось и остановилось в нескольких жалких сантиметров от губ революционера. Горячее дыхание обжигало, щёки немного покраснел, хотя этого и не видно. Советы ждал, ждал этого, но внутри какой-то червяк прополз, оставляя след из плохих мыслей по типу: "а вдруг это шутка?", "вдруг он делает это чтобы спасти меня, а на самом деле?" – Знаешь, мне никто не нужен кроме тебя. Оказывается я чувствовал далеко не дружускую любовь, а нечто большее. Поэтому хочу сказать: живи, живи ради меня, не делай мне больно, Bitte [пожалуйста], – нежные и мягкие тонкие губы накрыли обветренные и кровавые любовника. Всё недоверие в слова исчезло, как будто его и не было. Красноармеец просто не верил в то, что сейчас происходит. Если это сон, то Совок не хочет просыпаться, но к счастью это реальность. Из глаза покатилась одинокая слеза счастья. Его любовь ответила взаимностью. Поцелуй становился из нежного прикосновения в страстный ураган. Немец вовсю изучал ротик коммуниста - прошёлся по идеальным зубам, погладил нёба и добрался до острого, но притягательного языка. Они начали ласкать друг другу тела: нацист прошёлся рукой по позвоночнику любимого из-за чего тот выгнулся, как кошка и тихо простонал в поцелуй, что было музыкой для ушей Рейха. Приоткрыв глаз, Тройка заметил как трещины начали потихоньку пропадать, что несомненно обрадовало. Ещё бы чуть-чуть и голубки занялись бы сексом, но ариец подумал, что ещё рано, поэтому он нехотя отстранился и приводил дыхание в порядок, также как и Советы. – Тебе нужно отдохнуть, Сой, – тихо и протяжно сказал свастика и уложил любовника на кровать. – Не уходи, – схватив рукав белой рубашки, попросил Союз. – Я и не смогу, – немец лёг рядом и обнял коммуниста со спины, поглаживая худой живот. Вскоре он услышал тихое сопение, поцеловав в макушку, нацист аккуратно и осторожно сел на кровати, как входная дверь открылась. – С ним всё в порядке? – увидев спящего коммуниста, шёпотом спросила Япония. – Теперь да, теперь он будет жить нормально, – тепло улыбаясь и прикрыв голубые очи, ответил Третий.Поступок всегда важнее слов. Человек способен орать два часа — и помочь... или два года сюсюкать — и предать. ©Аль Пачино
Как много слов мы молчим, которые должны сказать. Как много слов мы говорим, которые должны молчать.