Антикороль

Поздняя осень. Дождь и ветер. Обещали снег. Капли небесной воды бьют по толстому стеклу, лишь слегка нарушая спокойствие. Яркой стрелой разбивается молния, на мгновение разрывая мягкую полутьму, а спустя, пару секунд грохочет гром, и квартира вновь погружается в немую тишину, нарушаемую лишь стуком ледяных капель. На кровати в большой комнате целуются двое мужчин. Они наслаждаются друг другом и пьют из серебряной чаши терпкое, но сладкое вино любви. Мужчина сверху ласкает языком грудную клетку партнера, оставляя на ней следы от поцелуев и мокрые дорожки. Пальцы его шаловливо пробегаются по бокам любимого, мягко касаясь кожи и выступающих ребер. Поручик вздрагивает, извивается змеей в сладком наслаждении. Он сладострастно постанывает, прикусывает губу, всем своим видом показывая, что Горшенёв не должен останавливаться. Да и не собирался он. Миша ловил какой-то необычайный кайф, глядя на то, как партнер стонет, выгибается в спине, прося большего, и, несомненно, получая его. Губы вокалиста мягко ложатся на губы барабанщика, увлекая его за собой в сладкий, тягучий, словно липовый мед, поцелуй. Пальцы рук сплетаются в одном танце, держатся вместе, словно боясь, что их хозяева потеряются в море своей безграничной любви. В последнее время их совместная жизнь идет не на влечение, а на любовь. Больше не так сильно хочется чувствовать партнера физически, сколько душевно. Переплетаться с нитями его душевной организации, вплетаясь в него самого изнутри. Пожалуй, это и есть настоящая любовь. Хоть, не совсем и чистая, но какая разница, какого пола существо, если ты всем своим нутром понимаешь, что это - твой человек. Понимаешь, что у вас с ним одна душа на двоих, пусть даже так. Саша любил Мишу, а Миша любил Сашу, хоть и боялся. Боялся, что все это вскроется. Вскроется их тайная любовь, встречи и неописуемое взаимное удовольствие от одних только ласк. Он знал, что тогда в мгновение от них отвернутся все до единого, и что тогда делать? Неизвестно. Именно эта неизвестность так пугала Горшка. Настолько, что порою он забывал о том, насколько ему хорошо с тем, с кем ему нельзя быть. Но сейчас все равно. Сейчас им движет то самое чувство, сейчас хочется просто быть рядом, да и вообще быть. Слишком хорошо, чтобы думать о чем-то постороннем. На улице холодно, а тут тепло. Мелодичный стук дождя, редкие басовые партии грома и тихие наигрыши рваного дыхания сплетаются в невероятном оркестре чувств. Подчиняясь сердцу, Горшенёв медленно отключил разум, мягко обмякнув на барабанщика, положив голову на его грудь и слушая, как их сердца бьются в такт друг другу, не пропуская ни одного удара. Глубокий сон, словно огромный монстр своими большими и пушистыми лапами, окутал влюбленных, которые в этот вечер, кажется, позабыли обо всем на свете, отдавшись лишь друг другу. На следующее утро пошел снег, большими хлопьями покрывая дороги и мостовые, падая в еще не замерзшую Неву-реку и тая из-за разницы температур. Небо не было таким ясным, каким должно быть при первичном выпадении снега, словно получило какую-то неприятную новость и теперь горевало, меняя цвет от грязно-серого до темно-голубого. Щиголев, доселе почти весь находящийся под тушкой Горшенёва, проснулся первым, но церемониться не стал и достаточно грубо спихнул Михаила на свободную сторону кровати. - И тебе доброе утро, дорогой, - зевая, отозвался вокалист. - Не подскажешь, сколько времени? - Разве это важно? Я думал, что мы сегодня свободны, - Саша уже пытался найти более-менее чистую футболку, и, видимо, хотел свалить в душ. - Я просто хочу знать, стоит ли мне ругать тебя за то, что поднял рано, али просто забить на это, в виду позднего времени, - все так же не открывая глаза, пробормотал Горш и растянулся на кровати как пятиконечная звезда. - Будешь ругать - обижусь и уйду... к Князю, например, - ответил Поручик на язвительность любовника и ушел-таки в ванную комнату. После произнесения этой фразы сердце Горшенёва как-то странно екнуло. Не то от того, что ему было, честно говоря, не насрать на то, к кому отправится ударник после него, не то от того, что поза во время "потягушек" не слишком удобная была. - Ну и катись, - уже шепотом проговорил Миша, встал с кровати и отправился на кухню, попутно натягивая джинсы с заплаткой на правом колене. Взглянув на улицу, Миша не скрыл своего удивления: - Пиздец, как замело. А ведь и правда: снег перестал таять на дорогах и крышах и снежный слой с каждой минутой становился все больше и больше; на узкие улочки повыбегали дворники и всякая снегоуборочная техника стала появляться на питерских дорогах; люди, укутавшись в шарфы и шапки, не спеша выползали из своих домов; дети на близлежащей площадке уже пытались играть в снежки, закидывая одного-единственного мальчика. Поручик успел помыться и одеться за то время, пока Горшок наблюдал за происходящим на улице. Саша почти бесшумно подошел сзади к Мише, обвил своими руками талию любовника и, чуть приподнявшись, положил свою голову к нему на плечо. - Красиво, да? - послышался приятный голос над ухом. Горячее дыхание обожгло шею, и мягкие губы впились в нее, оставляя бордового цвета засос. - Теперь ты меченый. - Саш, а насчет Князя ты серьезно? - Миша расцепил кольцо рук, образовавшееся у себя на талии и повернулся к недоумевающему Щиголеву. - Ты дурак что ли? - Саша легонько ударил Мишу в живот кулаком, на что последний ответил шлепком по заднице. - Спасибо. - А что, если мы расстанемся? - Горшенев вовсе отстранился от подоконника и сел за стол. - Что скажешь на это? - Ты... Блять, тебе плохо, что ли? Что происходит сегодня вообще? - Пор не взорвался, просто настроение сползло до отметки "ноль". - Ну, понимаешь, как все это... Неправильно, что ли. Мы не должны этого делать. Если кто-то узнает о нашей связи, то представляешь, какая шумиха будет. Директор нахер пошлет, фанаты вовсе разбегутся, а друзья и близкие вообще убьют к чертям. - Что ты несешь? Ты решил об этом подумать спустя столько времени? Ты в своем уме или как? - Ну а почему бы и нет, Саша?! Это вполне нормально, что люди сходятся и расходятся, знаешь ли. - Да иди ты, блять, - Поручик быстрым шагом вышел из кухни, а через некоторое время послышался хлопок двери. "Ушел", - подумал Миша и принялся искать пачку сигарет в дырявом кармане все тех же джинс. На ходу поправляя куртку и обвивая шарфом шею, барабанщик спускался по лестнице, лишь на поворотах хватаясь за холодные перила, стремясь не полететь носом вниз, ведь лампа в темном парадном не горела уже долгое время, но обратить на это внимание Саша смог лишь сейчас. С видимым трудом и сильными пинками, Поручик открыл уже успевшую обледенеть, дверь из парадного на улицу, спешно выскочив наружу, ощутив как яркий в своей белизне, снег, словно мечом резанул по глазам. На мгновение Саша потерял равновесие, вцепившись длинными пальцами в вовремя подвернувшуюся тонкую колонну, на которой крепился навес над дверью. Придя в себя и вспомнив, что и из-за чего он торчит в такой холод на улице, Александр крепче завязал шарф, спешно шагая от злополучной квартиры. Сейчас мужчине хотелось просто подумать и, возможно успокоиться, чтобы понять, что, черт подери, происходит вообще в его жизни?! Кто сеет на его, и без того извилистом пути, семена постоянных проблем, всходящих до размера пиздеца? Почему его окружают дебилы, не способные думать раньше, чем делать и вовлекать в это его самого? Ответ пришел сам собой: Потому что это Миша. Возможно, сам барабанщик был несколько не прав, резко отреагировав на слова вокалиста, но ведь он же, блять, не железный! Неизвестно, что именно чувствует Миша, но вот насчет Саши можно было сказать точно: любит. Своеобразно, но любит. В конце концов, они не пятнадцатилетние девочки, а взрослые мужики. Не в их стиле будет обмениваться валентинками и букетами ромашек, места не было и сопливым признаниям, вроде «Я тебя люблю больше жизни!» и всего прочего. Но даже на фоне всего этого, Поручику было обидно, ведь если Горшок тоже питает хоть какие-то чувства к нему, он не может так просто взять и променять какую-никакую любовь, на карьеру и известность. Хотя, а может он и не любил вовсе? От этой мысли у Поручика на миг кольнуло сердце и тут же прошло, сменившись ледяным безразличием. Не любит? Да и пусть. Легче жить будет, хоть и поначалу – больно. Оторвавшись от своих мыслей, Щиголев огляделся, с удивлением отметив, что он уже практически дошел до парка, а оттуда – до репетиционной рукой подать. Хоть ему сейчас было бы приятнее забыться в обнимку с барабанами, странное чувство подсказало, что стоит вернуться домой и высказать Горшку все, что он уже успел передумать за эту недолгую прогулку. Подумано, сделано. Развернувшись на 180 градусов, барабанщик быстро пошел по уже утоптанному в асфальт и серому от грязи снегу обратно, навстречу ветру, втягивая шею в плечи и зарываясь в плотном шарфе. И вот, спустя пару минут он уже подошел к знакомому дому, с закрытыми глазами набрал код домофона и, услышав едва слышное пищание, дернул дверь на себя и вошел в уже не холодный и мрачный, а спасительно-теплый подъезд. Грузно поднимаясь по ступенькам, барабанщик дошел до двери в свою квартиру, которую никто даже не удосужился закрыть на замок. Судя по ботинкам в прихожей, Миша еще не ушел. Вот и славно. Сняв промокшие кеды, повесив куртку на крюк, развязав шарф и кинув его на всю эту кучу одежды, Саша медленно побрел вглубь квартиры, выискивая музыканта взглядом. Первым делом он зашел на кухню, и не прогадал. Миша стоял, повернувшись к приоткрытому в виде форточки, окну и курил. Он был настолько озабочен своими мыслями, что не сразу заметил, как на кухне появился еще кто-то кроме него. Ощутив, как чьи-то ладони легли на его плечи, вокалист мгновенно обернулся, чуть удивленно глядя на Сашу. - Вернулся? - Да, - кивнул, спокойно глядя на партнера. Почему-то, при виде Миши весь его пыл немного отступил. – Я много думал… Может, ты все-таки прав, и не стоит рисковать всем тем, чего добились столь трудным путем… - Значит, нам все же лучше расстаться, - дополнил Горшенёв, немного понурив голову, и вырвавшись из рук Саши, встал напротив него. - Да, - продолжал барабанщик. - Но я хочу, чтобы ты знал, - поднял глаза, наполненные просто необычайным для них, спокойствием. – Я буду всегда тебя ждать, - сорвалось с губ и кануло в пустоту. Не ответив, Горшенёв просто развернулся и наскоро одевшись, растворился за дверью, оставив Щиголева в одиночестве. "После расставания мы виделись с ребятами в кафе, когда отмечали какое-то важное событие. Я не запомнил, что это было, потому что Поручика там не было, и я ушел довольно-таки быстро, ссылаясь на то, что без настроения и не в удовлетворительном состоянии. На некоторое время я потерял счет дней, а в виду плохой погоды на улицу не высовывался, то есть света белого не видел около двух недель. Сейчас мне не то чтобы хреново, мне никак. А ведь он меня теперь почти преследует. Я чувствую его присутствие везде. Такое ощущение, будто я сошел с ума. Мне дико не хватает его сильных рук и теплых губ, его идеального, лично для меня, тела и его глупых привычек. Я потерял своего единственного близкого человека и, кажется, навсегда. Хотя... Его последние слова перед уходом были о том, что он всегда будет ждать. Правда, я не совсем уверен, что его они все еще в силе. Ведь прошел целый месяц, гребанный месяц, за который я чуть не спился как последняя свинья. Хлебал водку, виски, коньяк, в общем, все алкогольное, что попадалось под руку. Завтра. Завтра я его впервые после того рокового дня увижу... может быть. Если меня, конечно, не собьет машина где-нибудь в подворотне или, например, трамвай не переедет. Чисто случайно так - от безысходности." Вечер этого дня для вокалиста прошел как в тумане. Отделавшись всего лишь парой ночных кошмаров, Горшенев проснулся ближе к полудню. Придав своему телу подобающий вид, он первым из участников группы прибыл на репетиционную базу. Затем подтянулись Захар, Паша с Яковом и Каспер. - Вчера по интернету пошарился. Знаете, как от нас нового альбома ждут? Ох, это будет нечто, - попытался завязать разговор клавишник. - Опять? Только ведь презентовали, - продолжил развалившийся на диване скрипач. - Фанаты ведь, им всегда мало, - встрял только вошедший Князь. Вслед за ним зашел Поручик, стряхивающий с плеч хлопья снега. - Ужасная погода: холод, пурга. Давайте греться музыкой, ребята. Всем привет, кстати, - пытался размять замерзшую челюсть барабанщик и, сняв куртку, подошел к каждому из согруппников и пожал им руки. - Что репать предлагаете? - вопросил Горшок, доселе тихо сидящий в своем кожаном кресле возле стеллажа с различными пластинками: от Ramones до Metallica. - А почему бы не начать с последнего альбома, например? И, может, в комнату звукозаписи пойдем? Там звук лучше, - предложил Яков, настраивающий свой любимый Gibson. Все согласились без лишних споров и, настроив аппаратуру после месячного отдыха, начали репетицию. Что же почувствовал Горшенев, увидя Щиголева сегодня? Да ничего. Он был решительно настроен на разговор с ним, ибо хотел вернуть своего Сашу. Вроде как рабство - вернуть человека в частное пользование, но нет. Миша не просто пользовался Александром, он любил его и так же взамен отдавал свою любовь. Через час все решили отдохнуть: кто выпить чашечку кофе, кто покурить, а кто и то, и другое. Яша, Захар, Паша и Каспер смотались в соседнюю комнату базы, а Горшенев, устав ждать, пока Князев покинет комнату и оставит их с Щиголевым вдвоем, подтянулся туда через несколько минут. По прошествии пятнадцати минут ни Князь, ни Поручик не удосужились прийти к остальным. Горшок, как самый обеспокоенный, решил навестить их, но застал их не за самым приятным занятием. Неприятным лично для него. Горшенёв застыл в дверях, не в силах шевельнуться или отвести ошарашенный взгляд от того, что видел сейчас в комнатенке. Саша, его Саша, сейчас сидел полуголый на коленях у Князя и выгибался в его руках, тихо и нетерпеливо стонал, прикрывая глаза. Губы его то приоткрывались, то снова смыкались, шепча что-то невнятное. Руки барабанщика метались по спине вокалиста, мягко поглаживая и лишь изредка царапая короткими ногтями. Андрей усмехался, припадая губами к груди барабанщика, медленно ведя языком мокрую дорожку вверх, к шее, приятно разжигая огонь. Губы Андрея легли на кадык партнера, обводя его языком и оставив красное пятно от крепко поцелуя. Крепкие руки поглаживая, скользнули вниз, по бедрам Саши к лодыжкам, остановившись, и мягко сжав его тонкие ноги. Щиголев всхлипнул, дернулся, хитро улыбнувшись и облизывая пересохшие от напряжения, губы. Темно-зеленые глаза лукаво сверкнули, а руки, медленно ползут вверх по спине вокалиста. И вот, ладони барабанщика ложатся на плечи Князя, впиваются ногтями в его кожу и жестко царапают, оставляя ведущие вниз, красные полоски. Князев криво усмехнулся, поднимая лицо, к лицу партнера, прищурившись, глядя в его глаза. Еще секунда и они сплетаются в поцелуе. Недолгом и отрывистом. Князев перенимает инициативу, подавшись вперед и постепенно повалив барабанщика на мягкий ковер. Через секунду, он уже нависал над ним, терзая обнаженную шею губами и зубами. Руки Поручика блуждали по телу Князя, все ближе подбираясь к его брюкам, медленно раздевая вокалиста. Незамеченный увлеченными мужчинами, Михаил все также тихо стоял в дверях, молча наблюдая за происходящим. В его голове это просто не укладывалось! Не укладывалось, и все там! От увиденного, тело Горшка потихоньку охватывало жаром, а кулаки начинали чесаться. Так и хотелось подойти и дать в рожу кому-нибудь, особенно Андрею. Но не сейчас. Почему-то, сейчас Миша осознавал свою ошибку. Ведь он сам месяц назад отпустил его! Освободил от тяжести любви, отдав на растерзание свободе. Михаил надеялся, что барабанщик все еще его ждет. Надеялся. Совладав с собой, Горшенёв развернулся на месте и спешно последовал к двери, стремясь быстрее покинуть это треклятое заведение, и возможно избавиться от картины, упорно продолжающей стоять перед его глазами. Через пару секунд, после того как Миша свернул за угол, послышался скрип двери. Дальнейший его маршрут, нам, увы, неизвестен. Зато мы видим происходящее в репетиционной, правда, под несколько иным углом. Не тем, каким мы видели раньше. Теперь нам не видно наслаждение Саши, вернее, видно, но оно лишь притворное. Ненастоящее. Обманчивое. Теперь мы видим, что стонет он наигранно, заставляет себя улыбаться Андрею и симулирует чувства. Вовсе ему не было хорошо с Князем. Да, он красив, статен и даже, в какой-то степени, более опытен, но это было совсем не то. Саша сам не узнавал себя. Зачем он это делает? С какой целью? Пожалуй, ответить на этот вопрос было бы не столь затруднительно. Хотел ли он доказать самому себе, что не нуждается в Мише? Да, скорее всего. Да и поплатился за это тем, что теперь он вынужден мучить и себя и, возможно потом, Андрея. Ведь, можно сказать, что он его использует? Хотя, Князев был, похоже, этому рад. Саше неприятны руки Андрея, блуждающие по его телу, переворачивая его собственное тело на живот, даже особо не старающиеся принести удовольствие. Неприятно хриплое дыхание в шею, но пути обратно больше нет. Щиголев ощущает, как сухие губы Князя ложатся на его затылок, а руки упираются в пол над плечами барабанщика. Липкая от пота грудь мужчины касается его спины. Спустя секунду, Александр сам аккуратно разводит ноги в стороны, подставляя свой голый зад на растерзание Андрею. Пути обратно уже нет. Тихий смешок над ухом и насмешливый шепот. - Будет не больно, детка... Барабанщик прикрывает глаза, но не может сдержать болезненного стона, когда Князев честно пытается протолкнуть свой член в тугого мужчину. Его партнер хрипит, сжимает кулаки, но не отступает, а также не слышит болезненный всхлип барабанщика. И вот, спустя пару секунд, член Князя вошел во всю длину, ритмично скользя внутри Саши. Да, Андрею хорошо. Он нетерпеливо постанывает, перебирает пальцами по плечам мужчины под ним, то выходя, то вновь погружаясь в него. Князь энергично подавал вперед бедрами, стараясь принести если не обоим, то хотя бы себе удовольствие. Вокалист довольно прикрывал глаза, а на лице растягивалась мягкая, но лукавая улыбка. Словом, он ловил кайф. Чего не скажешь о Саше. Он просто молча терпел, лишь поддаваясь Князю и подмахивая ему задом, чтоб нескучно было. Никакого возбуждения и удовольствия не было в помине, да и не требовалось оно, ведь партнеру его, было, кажется, глубоко все равно. Ну и пусть. Пусть думает, что все как надо. Ему полезно думать. А Саша сполна осознавал свою ошибку и нежелание ждать. Корил себя за то, что не дождался всего какие-то пару часов до того, как они остались бы с Мишей вдвоем. Не дождался. Сейчас у барабанщика в голове другая картина. Он видит, что над ним не Андрей,а Миша. Он почти верит в это, даже, кажется, начинает получать хоть какое-то удовольствия, но другие, совсем непохожие на Мишины, стоны Князя, рушат хрупкую иллюзию. Князев медленно кончает, заполняя задницу Саши вязкой, липкой спермой, даже, кажется, не удосужившись спросить, будет ли сам обладатель столь податливой попы за или против такого финального аккорда. Да впрочем, Саше было все равно. Он был рад, что вытерпел это. Рад, что все кончено. - Это было великолепно, - шепчет над ухом Князь, но Поручик лишь недовольно вздыхает и отталкивает мужчину от себя локтем. Улица встретила Горшенёва холодным ветром и мокрым снегом, а небо было похоже на Ад - такое же темное, только без огня. Пурга, метель, холода, жуть. Телефон Горшенев благополучно забыл на базе, но вспомнил об этом уже на Невском, поэтому от мыслей его ничто не отрывало. Но мыслей-то, как таковых, и не было вовсе. Внутри прожигающая пустота и до боли неприятный осадок от увиденного. Это чтобы его, пускай и бывшего, любовника трахал какой-то там Князь? Ну не должно же так быть. Во-первых, Князь был одним из тех, кому Горшенев никогда не рассказал бы об их отношениях с барабанщиком, ибо побаивался осуждения с его стороны. Во-вторых, кажется, надо возвращать себе положенное. А почему бы и нет? Раз сказал, что будет ждать, значит, так оно и будет. Только не сейчас... Сейчас надо было хорошенько переварить полученную информацию и, желательно, поспать, чтобы на свежую голову решить, возвращать ли все на круги своя или дальше страдать. Добравшись до дома, встретившего вокалиста уже привычной тишиной, Горшенев прошел в гостиную и, прям там скинув с себя верхнюю одежду и обувь, свалился на довольно-таки мягкий диван. Через некоторое время царство Морфея забрало его в свои пушистые лапы. Разбудил Горшка настойчивый звонок в дверь. Не церемонясь, он встал и побрел к входной двери и, даже не удосужившись спросить, кто находится по ту сторону, открыл ее. - Ты пьян? - спросил Миша, увидев на пороге Поручика с натянутым на голову капюшоном и изучающего узоры на плитке пола. - Пока нет. У тебя есть что-нибудь? - довольно бодро проговорил Александр и поднял взор на вокалиста. - Водка. - Я бы, конечно, вискаря накатил, но и водка сойдет. Пустишь меня, может? - Поручик кивнул в сторону квартиры и вопросительно вздернул бровь. - Да, проходи. Как говорится, чувствуй себя как дома, но не забывай, что ты в гостях. - Нашел, кому сказать, - Поручик хмыкнул. Оставив куртку и кеды в прихожей, Саша направился на кухню вслед за Мишей. - Я, кстати, тебе телефон зашел отдать, а не выпить. Но ты умеешь уговаривать, - Саша устроился на стуле, расположенным ближе к окну, и принялся наливать уже найденную вокалистом водку. - Ну чего ты молчишь? - Мне нечего сказать. Только одна мысль в голове крутится и никак не укладывается там. - Какая же? - Пор опрокинул рюмку водки в полость рта, и жидкость приятно обожгла горло, постепенно спускаясь ниже. - Все тебе расскажи... - Миша смотрел на Щиголева, наливающего себе вторую рюмку. - Хотя стоит, наверное, - убедившись, что Саша его внимательно слушает, Михаил продолжил. - Я сегодня вас с Князем видел... В плане, чем вы занимались, когда все вышли из комнаты, - барабанщик, с неподдельным ужасом в глазах, выпил вторую рюмку водки, затем, чувствуя, что придется объясняться, налил третью и тоже залил в себя. - Ничего не хочешь сказать? - Что ж я натворил-то... Господи, да не люблю я этого Князева, честное слово, Миша! Ты не представляешь, как я переживал, когда мы расстались. А он поддерживал меня всячески, якобы по-дружески, а оно вон как все вылилось, понимаешь? Это как благодарность ему что ли. В общем, хочешь, я докажу, что все это неправда? Если ты не против, конечно, я хотел предложить возобновить наши отношения... Это именно то, что Горшенев хотел услышать от Щиголева. Сейчас все складывалось настолько идеально, что, казалось, началась белая полоса в их личной жизни. - Миша, ау! Не зависай. Вставай, пойдем скорее, - Поручик схватил Горшка за руку и, подняв его с места, потащил за собой. В спальню. Вернее, Миша пошел за барабанщиком сам, перехватив его запястья и слившись с ним в таком желанном и долгом поцелуе. Последний месяц он мечтал лишь об этом: ощутить вкус ставших уже такими родными, губ. Руками касаться теплой кожи, задирая до груди тугую футболку. Сейчас все происходило именно так, как было в его фантазиях: вот он гладит обнаженную грудь Саши, лишь слегка теребя пальцами соски мужчины. Вот он уже повален Поручиком на кровать и его руки прижаты к матрасу. Идеально. Саша слегка улыбнулся Горшку, оставив на его губах легкий поцелуй и принялся снимать его неподатливую футболку, неряшливо пытаясь перетянуть ее через голову вокалиста. Спустя пару секунд ему это удалось: футболка валялась в стороне, а под ним извивался крепкий торс любимого. Словно предчувствуя дальнейшее, Саша крепче прижал руки Миши к кровати, подарив партнеру легкую улыбку и тихий шепот «Не так быстро…» Горшенев кивнул, опустив голову на подушку и расслабляясь. Он знал, что сегодня будет что-то волшебное и необычайное. Он знал это. Он чувствовал! И получил это. Губы Саши касались мягкой кожи вокалиста, оставляя на ней следы от поцелуев. Поручик спускался все ниже и ниже по торсу Горшка, не переставая целовать каждый клочок его тела, прикрывая глаза и наслаждаясь мускусным вкусом кожи любимого. Уяснив, что кровать хоть и большая, но в длину не способна вместить сразу двух мужчин, Саша опустился на пол, встав на колени и немного потянув Мишу за ноги к себе, выигрывая удобную для действий, позицию. Секунду поколебавшись, Щиголев медленно провел пальцами по уже ощутимому бугорку, жар которого чувствовался даже через плотную ткань брюк. Горшенев лишь сдавленно охнул и чуть дернул ногой. Лицо Саши исказилось легко улыбкой, когда он потянулся расстегивать брюки партнера и постепенно стягивать их вниз, вместе с нижним бельем, до щиколоток, оставляя Мишу голым. Собрав силы, которые постепенно утекали из его организма, Миша чуть приподнял голову, глядя как барабанщик медленно облизывает пересохшие губы, желанно смотрит на уже возбужденный член вокалиста, а после начинает действовать. Длинные и чуть теплые пальцы мягко обхватывают набухшие яички, даря такую приятную прохладу вокалисту. Саша медленно поглаживает их, аккуратно водит пальцами, а затем рука обхватывает основание ствола, выдавив у Миши лишь смешанный с хрипом, стон. Чуть улыбнувшись, Поручик медленно приблизился к Мише, наклонив голову и коснувшись губами влажной, от выступившей смазки, головки члена, оставляя на ней лишь легкий поцелуй. Юркий язычок обводит головку по ощутимой разделительной черте, смачивая слюной. Не выдержав напряжения, Миша подался вперед, стремясь еще немного стеснить контакт, но тщетно. Поручик, видно готовый к этому, мягко отстранился, одну руку положив на кровать, а свободную руку успокаивающе положил на колено Мише, словно говоря «Подожди. Не спеши» И Горшенев послушался. Он шумно выдохнул и снова расслабился, поддавшись ласкам барабанщика. Щиголев кивнул своим мыслям и вновь приблизился к начатому. Горячий язык скользнул по всему члену целиком, соблазнительно очерчивая выступающие венки. Наконец, по многочисленным просьбам уже буквально изнывающего от невероятного желания, Миши, Поручик взял ствол целиком в рот, пред этим легко облизнув вспухшую головку и туго сжав губы. Саша ритмично насаживался на член партнера, четко ощущая, как головка упирается в его горло, а рука вокалиста легла на его голову, едва заметно сжимая его волосы, когда волна оргазма подкатывала все ближе и ближе. Заметно кралась прямо к мужчинам, не оставляя им никакого выбора. Спустя лишь пару минут, Поручик осознал, что сам уже возбужден, что сам желает разрядки, не меньше Миши. Повинуясь инстинктам, свободная рука медленно сползла с колена Горшка и потихоньку приближалась к брюкам барабанщика. Спустя мгновение, она ловко расстегнула пряжку, забираясь в трусы и ложась на возбужденную плоть. И вот она начинает ритмично двигаться, повторяя за губами, сливаясь с ними в одном рваном ритме. Еще несколько минут, и, не выдержав, Горшенев кончил, изливаясь прямо в рот партнера, где горячая сперма постепенно разливалась, а Саша послушно глотал, пробуя на вкус эту часть любимого. Проглотив все, Щиголев облизнул губы, поднимая взгляд на Мишу. Лицо его было искривлено в гримасе оргазма, а пальцы рук судорожно сжимали простыню, словно боясь улететь. Медленными, но уверенными движениями Поручик забрался на кровать, упав рядом с Мишей, прикрыв глаза. Но вдруг, мужчина ощутил крепкую руку на своем члене. Мишина рука двигалась быстро, немного резковато, постепенно подводя барабанщика к пику наслаждения. Секунда, мгновение, и Саша изливается в оргазме, пачкая собственные брюки вязкой спермой. *** Через полчаса они уже спали. Щиголев мягко обвивал руками талию Горшка, а Миша сквозь сон едва ощутимо гладил барабанщика по темным волосам. Им было хорошо вдвоем. Им было хорошо уже от того, что они были вместе и плевать, о чем будут думать другие. Они есть друг у друга и на этом баста. Да, то, что они делали – неправильно. Мужеложство. Да, пусть они взрослые мужики, панки, но кто запрещал любовь? И плевать, что возникла она между двумя мужчинами, ведь какая разница, что именно у человека между ног, если ты понимаешь – это действительно твой человек. Твой. Физически и морально. Почему любящие не могут быть вместе, боясь осуждения со стороны общественности? Откуда такое предвзятое мнение о том, что любовь может быть лишь между мужчиной и женщиной? Пожалуй, оставлю это на ваш суд. А наш Михаил Юрьевич навсегда уяснил, что любовь всегда превыше чьего-то мнения со стороны.