Пишем историю, нахрен!

      Фестуха — просто отпад! В общагу Роза Робот вламывается расхристанный, охрипший и за километр воняющий потом. Одним своим видом доводит до бешенства коммендантшу, потом чуть не огребает от соседа по комнате, свалив на его кровать обтекающие жидкой грязью манатки. Следующие несколько дней Роза только отсыпается, спешно подтягивает хвосты и получает люлей за прогулы. Снова не отчислили, хоть грозятся каждый раз, когда Роза выкидывает что-нибудь новенькое.       И когда жизнь снова немного устаканивается, Роза решает, что уже достаточно соскучился по приключениям. За мокрые фестивальные дни колки на его малышке успели окончательно заржаветь, так что настраивать её приходится плоскогубцами. А порванный ещё предыдущим владельцем гитарный ремень — укреплять изолентой. Но вот зато новенькая футболка черна как душа истинного рокера и скалится на мир окровавленными нерусскими буквами.       В таком облачении Роза встаёт на углу Ленина и Первомайской, взмахивает элегантно засаленными волосами, ударяет по струнам и орёт:       Этот парень был из тех,       Кто просто любит жизнь…       Потом вспоминает, что эта песня выйдет только в 99 году и переходит на более подходящего эпохе Цоя.       В чехле уже поблёскивают мелкие монетки. Бросают неохотно, такими темпами он и до вечера себе на пиво не наиграет. Но дело тут скорее в удовольствии, чем в заработке. По крайней мере, так он себя утешает. В-основном люди проходят мимо, даже не замедляясь. Кое-кто останавливается на полсекунды, кидает что-нибудь в чехол и тоже шагает по своим делам. Но один парень без выражения лица почему-то встаёт столбом. Встаёт и утыкается своими непроницаемыми чёрными очками то ли в Розу, то ли в стенку за ним. Он не сразу выделяет этого рыжего хрена. А узнаёт — только когда тот трогает его за плечо и тихо выдыхает, почти шепчет:       — Мент.       …блин, ну кто ж знал, что на палатки надо сверху натягивать специальную хреновину от дождя? Роза вот понятия не имел. Поэтому однажды утром проснулся в здоровенной луже, промокший до трусов. Ну, пришлось срочно подрываться и, стуча зубами, просить помощи у соседа. Короче, этот пацан поделился одеждой, выпил все его запасы и испортил берцы, пытаясь их высушить у костра. Только как же его звали-то? Шмелёвский? Пчелинский?       Роза резко оборачивается, крепко приложив рыжего грифом. В глаза бросается начищенная узорчатая блямба на фуражке и погоны. Милиционер начинает издалека:       — Что ж это вы, голубчики, тут играете? Что это тут у вас за народный ансамбль?       Рыжий мутно на него смотрит и пожимает плечами.       — Валим отсюда нахрен! — реагирует Роза.       И дёргает с места, на ходу хватая чехол за ручку и того парня — за руку. На ходу удивляется, какое у него тонкое запястье, пальцы свободно сходятся. Картина получается достойная лучшего забугорного боевика. Вокруг звенит и прыгает по асфальту мелочь, милиционер, кажется, уже тянется за свистком, и Роза ускоряется, молясь чтобы выдержала изолента на ремне.       Они заскакивают в какой-то двор, Роза мечется в поисках укромного места. Рыжий тыкает в один из подъездов. Замок в железной двери, на счастье, сломан. Они заскакивают в темноватую затхлость, для верности взлетают на третий этаж, тормозят на площадке и только тогда Роза выпускает его руку.       — Ты мне так все костяшки переломаешь, блин… — бормочет парень.       Роза вдруг вспоминает и имя тоже.       — Шершень, блин!       — Чего?       — Шершень! Шершняга!       — Ну?       — Да ты ж с фестухи! Блин, братан, мы ж с тобой не виделись несколько тыщ лет! Ну ты чё как ваще?       Вместо ответа Шершень булькает что-то неразборчивое и пристраивается на пыльную ступеньку. Несколько секунд по своему обычаю пялится куда-то в пространство, потом кладёт голову на скрещённые руки и замирает. Роза топчется около, потом от нечего делать садится рядом. Заглядывает ему в лицо. Там по-прежнему нет выражения, только тёмные очки и неаккуратная рыжая щетина.       — Слышь, а мы где вообще? Чё это за падик?       — Мой, — говорит Шершень, не поднимая головы.       — Бл-лин, ну ты дал конечно! Привёл, значит, к себе, и сидит в подъезде как бедный родственник! Слышь, ты чё сидишь-то? Дверь открывай, ю ноу блин!       — Роза, давай здесь посидим, а? — Шершень осиливает целое предложение. — Не хочу я в квартиру.       — Да ты чё блин, окислился? Ты чё такое впитал, а?       Роза рывком поднимает его на ноги. Это несложно, под своей тяжёлой косухой Шершень тощий, как тринадцатилетний. Тот кое-как справляется с задачей стоять прямо. Несёт от него, как от целого медицинского кабинета.       — Роза, не хочу, — повторил Шершень. — Плохо там.       Так они и стоят на чуть вытертом, но всё равно весёленьком коврике «Добро пожаловать!». Роза забывает убрать руки с его сутулых шипастых плеч, на ладонях потом остаются розовые следы. Чёрные очки от встряски сползают, и Роза чуть ли не впервые видит его глаза. Синющие. Во всех смыслах. Видит — и чувствует что-то новое. Он даже не знал, что способен на такое. Он-то, раздолбай со стажем в полжизни? И — ответственность? Бред какой-то.       — Так, ты тут мне того не этого! Какая дверь нахрен?       Карманы Шершня почему-то забиты конфетной фольгой. Роза бесцеремонно его шмонает, шуршит и ругается, пока всё-таки не находит ключи.       Первое, что бросается в глаза — это большой узорчатый ковёр, сплошь закиданный бутылками и фантиками. На диване раскинулась жутко мятая простыня в цветочек. Стеклянные дверцы тёмного буфета распахнуты, как будто тот разводит руками — я, мол, тут не причём. Шершень пытается пинком закатить под диван одну из бутылок, но промазывает и только усугубляет впечатление.       — Ты чё блин? — Роза медленно кружится на месте, разглядывая Шершневы хоромы.       Именно хоромы. Несмотря на бардак, квартира просторная и хорошо обставленная. Высокие потолки, книжки в шкафах, какие-то мелкие безделушки, телик современный, опять же.       — Ты чё блин, всё время на этом жил? На бухле и конфетах заначенных? Прям как фестуха кончилась?       Под ногами хрустит, как будто Роза идёт по снегу в сильный мороз. Он с силой захлопывает буфет. Хрусталь внутри жалобно звякает. Проводит пальцем по пыльной полке, задумчиво рисует член. Спохватывается и смахивает ладонью. Шершень подбирается к недопитой бутылке, прикладывается и запрокидывает голову, как горнист.       — Твою мать, ты как тут живёшь вообще? — возмущается Роза. — Где твои, эти, бытовые навыки, ю ноу блин? Да тебя ж предки убъют к ядрёне фене когда это увидят!       — Не убьют, — Шершень опять дышит на него спиртом и шоколадом. — Вали отсюда нахрен. Пожалуйста.       — Бл-лин, ну как я? — теряется Роза. — Чё я, просто возьму и уйду? Ну, давай я те хоть мусор вынесу, а то сидишь тут как мусорная, блин, панда!       — Почему панда?       — Ты ся в зеркало давно видел? Ладно, где тут ведро?       — Не знаю, у нас всегда мама мусор выносила…       Шершень присаживается на диван, потом валится набок и отворачивается к стене. То ли не хочет больше разговаривать, то ли спит. Ведро находится, как и во всех обычных квартирах, в кухне под раковиной. Роза ползает на четвереньках, скидывая туда бутылки и фантики. Довольно часто попадаются только пару раз надкушенные конфеты и недопитый алкоголь. Видимо, Шершень про них забывал и принимался за новые.       Роза с жутким грохотом опрокидывает ведро в бак во дворе. От него со взвизгом отлетает какой-то мужичок в очках и при галстуке.       — Ну вы чего! — укоризненно восклицает он. — У меня чуть сердце не выск- не выпрыгнуло!       Роза мрачно подбирает несколько бутылок, которые попали мимо, кидает к остальным. Очкарик морщится от звона. Доверительно замечает:       — Вам бы их в стеклотару сдать, денежку бы заработали…       — А вам какое дело, блин? — щетинится Роза. Он не знает, куда деваться и что отвечать, поэтому включает борзость.       — Вы же Яшин товарищ, да? — ещё более доверительно продолжает очкарик.       — Чего-о?       — Ну, Яши Шершанского. Очень хорошо, когда друзья есть. Друзья же, ну, друг друга всегда поддерживают, верно? Вот у меня в НИИ тоже, я ведь инженер, знаете… А Яше сейчас особенно нужно, сами ведь понимаете, это очень тяжело, особенно есл- когда оба сразу…       — Чё тяжело-то? — не сдерживается Роза, а борзость сама по себе куда-то слетает. — Чё случилось-то, нахрен?       — А вы что, не знаете? — охает Инженер. — О-о-ой… Так про это же целый город говорит. Ну, там люди такие… Нехорошие. Бандитники. Ну вот, они обоих Шершанских и… того. За городом их нашли. У дороги. Про это даже по телевизору показывали, это, в Загадке Дыры, знаете наверное. У меня вопросы спрос- спрашивали, я им сразу сказал, мы же соседи, я же их хорошо знаю… Это из-за денег, наверное. У них деньги были спрятаны, ну, понимаете, с производства. Она-то в авиастроении работала…       — Блин нахрен… — по привычке говорит Роза. — Что, совсем того?       — Совсем. — вздыхает Инженер. — Ну, пойду я.       — И чё мне теперь делать-то, блин? — безнадёжно спрашивает Роза у его спины.       Спина дёргает лопатками и ничего не отвечает.