Тишина

Обманчивый город, окутался в пелену сна, затушил огни в рабочих зданиях, в большинстве жилых домов, лишь в некоторых улочках оставил возможность разглядеть жизнь, дыхание Готэма. Сейчас город дремал, наслаждался столь редким спокойствием, или затишьем. Чёрная тень скользила по крыше, наблюдала, всматривалась в темноту. Бэтмен, страж и защитник Готэма, завершал свой дозор по убаюканному Готэму. Вправду, столько долгое спокойствие тревожило и не внушало ничего хорошего, уже как с месяц не было ничего серьёзнее мелких краж, и то, те ощутимо сократились, это пугало. Атмосфера в городе нагнетала, а ожидание чего-то все больше и больше сдавливало грудь, а где-то там — внутри, образовывался болезненный комок, не давал в полной мере выдохнуть, все спокойно обдумать и выявить причину столь резких перемен. Изменился ли город? Нет. Точно не сейчас. Пока что слишком рано. Не было ничего, что могло послужить столь резком толчком к столь резко ощутимым переменам. За день Готэм стал чуждым, все то, что складывалось годами, вдруг исчезло, облачилось в спокойствие, считай, ничего и не было, будто страшный сон. Складывалось впечатление, что город играет… В молчанку. Созревало чувство, что все жители Готэм-сити, поголовно, обязаны участвовать в этой незамысловатой игре, чтобы они получили то, что хотели — мирную жизнь. Возможно, так оно должно быть. Возможно, время уже пришло. Возможно, все получили долгожданное, но это казалось неправильным, нереальным. Это чувство излишней беспричинной тревоги, это чувство сонности, это безмолвие- все это, превращали Готэм в что-то чужое, далёкое от реальности. Город лишился своих красок, его высокие стены душили, загоняли в угол, в импровизированную клетку, обрекая на такую же тихую и фальшивую жизнь. Неужели, это и пугает? Тишина, однотонность. Нет. Он как Бэтмен… как Брюс Уэйн обязан пожертвовать всем ради жизней стольких граждан, ради тех, из-за кого он и носит эту маску. Свои же собственные мысли показались ему чужими, отстраняющими, неестественными, не соответствующими его желаниям. Желаниям… Но каким? Разве все это время он не хотел этого — тишины, уничтожить этот кошмар, вырезать из истории — по телу прошла дрожь. В голове проскользнула пугающая, но столь и манящая мысль — сохранить этот устоявшийся за последние года цикл. Уэйн попытался выбросить из головы это наваждение, но слова, сказанные ему месяц назад, одним из главных несчастье Готэма резко всплыли в голове, приобрели ясность и задали ещё больший страх и потерянность: «Знаешь, мы ничего не отличается друг от друга, Бэтс,» — яркая фигура демонстративно развела руки широко в стороны " — что ты, что я — частичка этого хаоса… Его двигатели- клоун опустил руки, осуновшись, состороил самое что ни на есть театрально-печальное выражение лица, голос же звучал с такой же насмешкой, с такой же тяжестью меттала, — но ты совсем не хочешь этого признать, более того, ты и слушать об этом не желаешь. Святоша Бэтс и Негодяй Джокер — и никак больше, а вся вина за этот непорядок и ералаш лежит на плечах таких же ублюдках как и жёсткой, скучный клоун, не так ли, Бэтси? — - Джокер вызывающе поднял голову, его глаза жгли холодом, Уэйн ощутил на себе холод замёрзшей листвы, азартные огоньки недобро блистали, порой хотелось отвернуться от этого прожигающего взгляда, " — Неееет, Бэтс» — тягуче продолжил Джокер — ты себя недооцениваешь, мышка. И я так и быть, по старой дружбе, там тебя время и возможность понять, прозреть» От едких воспоминаний у Брюса сжались все клеточки тела, злость воспылала в нем с новой силой, но уже немного по иной причине, что начало пугать. Неконтролируемая злость и складывающий старых — ощущения зверя, будь сейчас перед ним ОН, отсюда бы он направился сразу же в лазарет Аркхэма. Перед глазами все поплыло в багрово-алых тонах, в ушах зазвенело, нос защекотал запах крови, красные тона вырисовывали силуэт клоуна, лицо которого было запачкано в собственной кровь. Но с такой же вызывающей улыбкой, с такими же ледящими глазами, к которым разве что примешался оттенок удовольствие. Бэтмен пожалел что отпустил так легко. Слова безумца его злили, но не столько наглостью, сколько пугающей правдой. Брюс не хотел этого признавать, но и отрицать все это он тоже не мог. Отрицать равносильно обрести себя на ту жизнь, что будет никчёмной, не стоящей свеч. И этого он. Допустить… Не мог