Золотой храм

— Ваня, есть охота, давай закажем что-то? — Вань, есть давай! — Ваняяя! Мирон не выдерживает, выбирается из кресла, чтобы встать над головой Рудбоя, который кажется полностью поглощенным чем-то у себя на телефоне. — Что можно так смотреть и ничего не замечать вокруг? Новую презентацию Эпл? Путин уходит в отставку? Мертвые встали с могил? Что? — Резко снимает с него наушники и смотрит сверху вниз. Ваня недоуменно поднимает взгляд и выдает внезапно: — Ты знал, что Слава в клинике лечился? — Какой Слава? — Не понимает. — Карелин, Гнойный. — Впервые слышу. Откуда мне знать. А от чего лечился? — Расстройства личности. — Откуда инфа? — Та вот смотрю интервью с ним в SpeakОut. — И что? Интересно? — Слушай, ну как воспринимать. Интересный он чувак. Непонятный. — Давай потом досмотришь, я есть хочу. Закажем что-то. — Тут всего ничего осталось. Ты заказывай, а я как раз досмотрю, когда принесут. — Ну ладно. Что будешь? — У ребят внизу появились роллы с фалафелем. Пробовал? — Норм? — Мне зашло, в среду брал. Суховат немного, но вкусно. Возьмешь мне? Закажи у них в инсте и попроси, чтоб подняли. Доплатим. Лень вставать. — Все с тобой ясно. У тебя там Гнойный и все. Ничего больше не нужно, — смеется Мирон, уже отправляя сообщение местному модному и очень здоровому стритфуду. Садится рядом под бочок Вани, пока тот отматывает немного назад видео, чтобы посмотреть все пропущенное за время разговора, тянется за наушниками, но Мирон останавливает внезапной просьбой включить звук. — Заинтересовало? — Посмотрим, на что ты так залип. Мирон честно пытается сосредоточиться и вникнуть в дискуссию, но быстро понимает, что все сказанное надо делить минимум на два, если не больше. Отчего-то решает потом пересмотреть полностью. А после окончания дипломированный филолог никак не может подобрать слов. — А похорошел, — озвучивает Ваня то, что упорно стучало в голове у Мирона все время. — Что? — Смотри, какой лялечкой стал. Не знаю, что там у него случилось, но на внешность это повлияло отлично. — Ну он веган, — мозг лихорадочно пытается найти оправдание внезапному открытию. — Тогда мы с фалафелем на верном пути. Сейчас поедим и сразу — в модельный бизнес, — смеется Ваня и идет открывать дверь ребятам из доставки еды. *** Мысли о неожиданно красивом Славе не уходят из головы Мирона за фалафелем, а ещё на улице, в такси, дома и везде. Он даже смотрит интервью полностью, а потом еще одно, другое, где в красивом голубом. И внезапно еще раз, но без звука. Звук только отвлекает. И Мирон абсолютно точно решает не думать от чего. В какой-то момент и на какой-то минуте он ловит себя на осознании того, что уже какое-то время поглаживает свой член через ткань штанов. С безнадежным «Блять!» отключает видео и идет в ванную. *** Они не подписаны друг на друга в инсте, да и Мирону как-то неловко заходить в профиль Славы, словно все сразу узнают и уличат. Фотки, видюшки и сториз он смотрит на каком-то канале в Телеге, на который тоже не подписывается, а каждый раз вбивает в поиск. Слава во всратой обработке, Слава на концертах, Слава с какими-то мужиками, Слава с каким-то мужиком в спальне. — Блять блять блять сука, — реагирует Мирон словами в то время, как фантазии в голове рисуют продолжение с мокрыми волосами на глазах, сиплыми стонами, жаром и телом податливым. Пусть даже беременной цапли, похуй. — Сука, — повторяет Мирон, кончая просто на экран айфона. Не вытирает, а только больше размазывает, злится на себя и раздражается, бросает телефон и заворачивается гусеничкой в одеяло. Вот бы конец света. Новый страшный вирус ещё не появился? Астероид не летит? Ракета не взрывается? Желательно прямо сейчас над его коконом. *** — Вот мне интересно, как так вышло, что Славу слушают адекватные люди. — КПСС? — Ага. — А ты уверен, что адекватные? — Ну вот у него пост в инсте про разрыв его этот и там куча фанаток набежали и пишут всякое. — Хотим тебя? — Помимо. Опытом делятся, поддерживают. По всему видно, что адекватные. А ты его инсту видел? Там такая творческая личность, что кто-то бы назвал это клиникой, — старается пояснить Ваня то, что никак невозможно узнать, а только принять. Мирон инсту Славы видел, он каждый пост засмотрел до дыр, у него уже фильтр на глазах, он уже сам начал глитчами видеть от инсты этой. И пост этот видел, и комментарии, и тоже не понимает, как такого вот Славу такие девушки волшебные, умные, вежливые слушают, как у него такого и с таким вот творчеством такое сообщество поддерживающее. И мужики небось тоже поддерживающие. Пидоры. *** СЛАВА КПСС ЕСЛИ ХОТИТЕ ЕБАТЬСЯ, ПЛАТИТЕ БАКСЫ Мирон несколько раз перечитывает сообщение. Фотку рассматривает. Светогорск. Хочет. Но не писать ведь в самом деле, не спрашивать сколько. Он что? Дудь? Нет. Честно держится первые несколько часов потому что всегда сложно держаться первые. И потом ещё пару. Но а вдруг у него сейчас вся личка в предложениях, и деньги платят, и тело податливое, и волосы эти мокрые с глаз убирают. Сука. «Сколько» Не выдерживает и злится на себя. А вдруг не так надо было? А вдруг шутя? А вдруг не ответит? А вдруг ответит? «Что?» Отвечает таки. Проморозиться, может? И заблокировать. Ошибся, случайно, бывает. «Пост твой Сколько баксов?» Молчит. Час и два. И три. Ебется он там с кем-то или что? «А вам для себя или просто, так сказать, любопытство праздное?» Сука, лучше бы не отвечал ничего. Что писать? Ну нахуй. «А если для себя?» Вот зачем это надо было писать? Зачем? Вместо ответа эмоджи эти тупые с баклажанами. Что тут вообще ответить? Присылает в ответ тоже баклажан. И все. Тишина. Мирон носится по квартире из комнаты в комнату, Мирон лежит на диване и хочет умирать, Мирон обнимает подушку и ненавидит себя, Мирон успокаивает себя, что ничего такого не написал, Мирон паникует, что эта переписка сейчас точно появится в сети и вздрагивает от уведомления. Сообщение от Славы. Видео. Включает. «Сегодня его величество король русского рэпа Мирон Федоров, также известный как рэпер Оксимирон, обратился ко мне с потребностью баклажана. Как я мог отказать высокопочтенному жиду. Мирон Янович, я отобрал и подготовил для вас самый большой баклажан. И сейчас я его хорошенько отжарю». И Слава берет в руки самый обычный баклажан, трётся о него щекой, проводит вдоль языком, и ещё, и ещё, звонко чмокает и начинает как ни в чем не бывало готовить, комментируя: «Я люблю баклажан такой большой, упругий, твердый. У вас такой есть, Мирон Янович? И с обрезанным хвостиком». Сука сука блять. Чистит, режет, заправляет маслом, солью, паприкой, ставит в духовку. Обжаривает грибы с луком и соусом. Смешивает все со свежими черри. Вся готовка длится 20 минут, но для Мирона это вечность, пытка. «Вот такой баклажан для вас, Мирон Янович, как известному жиду, абсолютно бесплатно, по любви». И в рот свой сладкий кладет кусочек, и щурится хитро, и съемку отключает. Блять. «Какой же ты конченный» Мирон ложится на кровать и очень долго старается ни о чем не думать. Чувствует абсолютную пустоту и никакого времени. Представляет космос вокруг, огромные пространства пустоты. Из прострации вытаскивает оповещение. Смотрит на эпл вотч — какое-то видео от Славы. Тянется за айфоном и молится всем богам, чтоб не очередной веганский рецепт. Не рецепт. Слава. В абсолютно блядском халатике надрачивает себе абсолютно невпопад под «Северную страну». И все, как положено, в глитче и с огромной надписью: «Конченный». Мирон потом еще пересматривает, и еще, потом дрочит вместе. Злится от трека на фоне, но не отключаете звук — не может побороть искушение слышать томное дыхание на фоне. «Другой песни не было?» «А у вас все — говно. И подрочить не под что» Мирон мысленно соглашается, но ничего не отвечает. Что тут ответить? *** Мирон больше ничего не пишет Славе. И Слава больше ничего не пишет Мирону. О переписке не напоминает ничего: ни намека в соцсетях, нигде. Мирон старается не думать о произошедшем, не смотреть видео, о котором так сладко фантазировать 24 часа в сутки семь дней в неделю. И заламывать руки при этом, и на стену лезть, и не беситься и не злиться. Из очередного самобичевания возвращает оповещение в инсте. От Славы. Просто с каким-то адресом какой-то квартиры и кодовым замком парадной. Мирон решает не уточнять, что там или кто. И приглашение ли это. Решает действовать по ситуации и надеяться, что это не какой-то пранк. А если не пранк, то… пожалуйста, только без блядского халатика. Мирон окидывает себя критичным взглядом, на всякий случай принимает душ, переодевается и вызывает такси. Дорога занимает не больше 15 минут и вот он уже стоит под дверью. С отчетливой мыслью: «Мирон, что ты делаешь», нажимает звонок. Ему кажется, что проходит вечность, прежде, чем открывается дверь. За ней — Слава. Не в халатике блядском, можно выдохнуть. Наверное, обычный. В домашних спортивках и свободной футболке. Красивый, что задохнуться можно. — Ого, ты быстро. Припекло. Что? Не дает никто больше? — Это приветствие такое? Слава отступает, пропуская к себе. Мирон заходит и запирает дверь. Они немного мнутся в коридоре. Слава вздыхает. — Так и будешь стоять? Раздевайся, ванная там, — кивает. И Мирон послушно стягивает обувь и куртку, идет в ванную мыть руки, следует за Славой в спальню. Тот ложится на кровать, опираясь на локти. — Ну что? Ебаться будем? Или ты не за этим? Книжки пересказывать пришел? — Смотрит насмешливо. — Сочту за приглашение, но и о книжках тоже можем поговорить. Мирон стягивает худи вместе с футболкой, бросает на пол и уверенно притягивает к себе Славу. Тот, не дожидаясь инициативы, первый охотно начинает целовать. Мирон с нетерпением зарывается руками в волосы, перебирает, ерошит, удивляется тому, какие они мягкие. С такими волосами да в рекламе сниматься. Как еще не позвали? — Потом, — выдыхает Слава и уточняет: — Книжки. Податливый, жаркий, сексуальный и уязвимый, и волосы эти ещё по лицу. Все, о чем мечталось, все, чего хотелось. Зацеловать такую красавицу, выебать, спрятать от всех в своем коконе, чтоб никто даже в мыслях не смел фантазировать. Мирон стягивает с него футболку, целует татуировку рыбы, каждый пальчик целует, думает вот бы эти пальчики да в себя. Но это потом, если повезёт. Слава такой горячий, такой взаимный, такой отвечающий, что Мирону кажется, что это все не так, что это все его мечты и фантазии. В реальность и взаправду возвращает Слава. Тянет его руки к себе на бедра и Мирон наконец соображает стянуть с него штаны, под которыми не оказывается белья. «Что ж, значит, все за вас делать самому, Славочка? И ублажать, и целовать, и ебать», — проносится в голове у Мирона на охотные жесты. Стягивает штаны и с себя. — Правила есть? — внезапно уточняет, так как все еще не очень понимает, что сейчас происходит. — Поменьше пиздеть, резинка и смазка там, — кивает куда-то на пол рядом с кроватью. Мирон наклоняется, видит упаковку, берет с мыслью: «Ебут». — Ты что, реально этим зарабатываешь? — Тебя ебет? И от этого такая злость находит на него, что он резко притягивает к себе Славу, без прелюдий, смазки и растягиваний входит в него — тот только пикнуть успевает и прижать к губам предплечье, да так, чтоб на Мирона эта кошка в розах смотрела. От этого только больше злости становится, а с ней и толчки резче и беспощадней. Такие, что Слава прячет лицо второй рукой и Мирону видна только его макушка и волосы по постели. «Что ты, блять, делаешь. Ты же порвешь его сейчас, нежного такого, красивого», — проносится в мыслях и Мирон резко замирает. Слава под ним узкий, напряженный. С каким-то удивлением проводит по мокрой от пота коже живота. Не решается прикоснуться к рукам, развести их, увидеть лицо под собой. Дурак, что наделал, как такого хрупкого, сломанного. Аккуратно выходит, осыпает поцелуями все его тело, беспорядочно и хаотично — до всего, к чему дотягивается, пока не поднимается к спрятанному за руками лицу. — Прости, прости, — шепчет без остановки, утыкается неудобно в шею, повторяет на ушко: — Какой я дурак, какой же я конченный, не надо было мне приходить. Ты ведь такой хрупкий, такой тонкий, прекрасный, Золотой храм, скверная девочка, пустыня Лаллы… Его прерывает приглушенный смех Славы, который становится все уверенней и заливистей. Мирон поднимается на локти и удивленно смотрит как тот раскидывает руки в стороны и продолжает хохотать. Глаза красные не понять от чего. От боли и Мирона или смеха. — Просил ведь про книжки потом, нет, сейчас ему попиздеть надо. Так себе вы ебетесь, Мирон Янович, к сожалению, я не могу рекомендовать этого партнера. — Что? В смысле? — вытягивается лицо у Мирона. — Это еще почему? — Например, потому что бросили все на полпути? — выразительно смотрит в ответ. — На полпути? Я сейчас закончу! Иди сюда, — Мирон шутя притягивает его к себе за бедра, удивляется тому, как Слава не сопротивляется, и позу не меняет, лежит расслабленный и только смотрит из-под челки своей внимательно. — Дрочишь на меня? — спрашивает. — А сам как думаешь? И вновь замолкает и взгляд не отводит. — Хочешь меня? — Зачем-то уточняет. — Очень, — ни разу не видит смысла скрывать Мирон. Слава молчит и только пристально смотрит снизу вверх на него. Потом как-то выдыхает: — Хорошо, иди ко мне, — протягивает руку, берет Мирона за ладошку, тянет, чтобы лег рядом. Нащупывает другой рукой край одеяла и накидывает сверху, прижимается к Мирону и смешно перекатывается через него, заворачивая двоих так, чтоб прижаты были близко-близко друг к другу, и чтоб глаза напротив были. Отвечает на немой вопрос: — Не хочу ебаться, давай потом. Это никуда не денется. Хочу лежать и о книжках говорить. — О каких? Слава на секунду задумывается. — Стругацких? — предлагает. — Хм, ну давай Стругацких. Что-то конкретное хочешь? Я не все у них читал. — А что читал? — «Хищные вещи века», «За миллиард лет до конца света», «Улитка на склоне», «Трудно быть богом»… — начинает перечислять, но его перебивает Слава. — Понравилась? — «Трудно быть богом»? Концепция или сюжет? Они обсуждают и концепцию, и сюжет, а потом оказывается, что Мирон не читал «Повесть о дружбе и недружбе» и Слава отчего-то решает ему ее прочесть вслух, но, уставшие и измотанные, они засыпают уже через восемь листов. Они так и спят с книжкой, от чего она больно упирается в бок и Мирону приходится полусонному ее сбросить на пол, а заодно поцеловать Славу в затылок, что утром будет усердно отрицать, а Слава еще долго ему вспоминать.