И воспрянут души

Четвёртый день они тащились по лугам Мёрсии – или то была уже Восточная Англия? – без особой цели и даже без направления. Останавливались на ночь на полянах или под раскидистыми дубами или в заброшенных крестьянских домах. Ловили рыбу и охотились, когда приходилось. Слепо следовали за Утредом, погружённым в мысли, вероятно, не самые приятные: он то и дело хмурился, осаживал коня, словно хотел повернуть обратно, затем снова понукал его – и бедное животное с возмущённым ржанием или недовольно храпя, приседало на задние ноги, мотало головой. Но всё же потом подчинялось. Подчинялись и они. Ситрик, Финнан и Осферт, прошедшие с Утредом немало миль, преодолевшие под его началом немало препятствий и одержавшие немало побед, не обращали на это никакого внимания, словно ничего не происходило; когда Утред слишком долго задерживался на одном месте, раздумывая о чём-то своём, они устраивали привалы, умывались в ручье или отправлялись в кусты с грубоватыми шуточками и смехом. Стиорра была более нетерпеливой, то и дело нагоняла отца, не то пробовала вразумить его, не то спрашивала о чём-то. Утред отвечал ей короткими фразами, после которых девочка возвращалась к ним насупившаяся и недовольная. Но до моря, как и до Утредова поместья, похоже, было так же далеко, как и в тот миг, когда за ними закрылись ворота Эгельсбурга. Эдите всё это не нравилось. Когда она просилась с ними, надеясь добраться до какого-то порта и отправиться во Францию или же найти себе дело в свите Утреда Беббанбургского, она ждала чего-то другого, а не этого бесцельного скитания в угрюмом обществе. Ей уж казалось, что конца их пути не будет никогда. На сердце давил и отказ Этельфледы – довольно грубый отказ – от дальнейшей её службы при Эльфвине, и теперь Эдита чувствовала себя опустошённой, бесполезной и беспомощной одновременно. Она надеялась, что в обществе этих удалых и весёлых мужчин и жизнерадостной Стиорры она сможет позабыть об унижениях, которые испытала в Мёрсии, о своём позоре, о потере брата, о том, что ни одной живой душе на земле она не была нужна. Во время их побега она видела, как Утред предан своим людям, и как они преданы ему – до последнего вздоха, до последней капли крови, – и надеялась погреться в лучах этого взаимопонимания и уважения хоть немного. Быть может, ей удалось бы найти среди них человека, о котором ей захочется заботиться, человека, которому захочется позаботиться о ней. Она смертельно устала скитаться, убегать, бояться и лгать. И подле Утреда она надеялась найти тот дом, который не смогла найти в Мёрсии, при дворе Этельреда или Этельфледы. Но, похоже, для лживой фрейлины, предательницы-сестры, бывшей любовницы короля нигде не было дома. - Спешиваемся! – закричал Утред, осаживая коня и спрыгивая с седла. – Заночуем здесь! Место и впрямь было доброе: от недружелюбных взглядов их скрывали поросшие кустарником холмы и раскидистые древние дубы. Но до захода солнца оставалось ещё довольно много времени, и они могли бы проехать ещё немного… Финнан и Ситрик переглянулись. - Погодите, - хмурясь, сказал ирландец. – Пойду разузнаю, какая такая муха укусила нашего лорда. И, может быть, прогоню её, и мы двинемся дальше. Ситрик пожал плечами и стал жевать солонину. Осферт направил своего коня ближе к Эдите. - Устала? – участливо поинтересовался он. Она пожала плечами. У неё и вправду ныла спина и пониже спины, затекли ноги, но рядом с Этельредом и своим братом она научилась быть терпеливой, никогда не жаловаться и всегда казаться весёлой… хорошо, что хоть последнего от неё здесь никто не требовал. Эдита действительно была бы не прочь отдохнуть, но ещё больше она хотела наконец добраться до места, где бы ощущала себя в безопасности и обрела покой. Похоже, и сегодня ей это не суждено и вновь придётся ночевать под открытым небом, полной неуверенности в завтрашнем дне. - Немного, - улыбнулась она. Ей не хотелось лгать Осферту – выхаживая Эльфвину, они с бывшим монахом сблизились достаточно, чтобы теперь без труда находить общий язык. Эдите всегда было тепло и спокойно рядом с ним, и теперь она знала, что он скучал по Эльфвине и маленькому Этельстану, своему племяннику-бастарду, как и она. Это казалось таким непривычным, ведь впервые в жизни у неё появился человек, с которым она могла разделить что-то ещё, кроме страха ещё более глубокого падения и желания добиться влияния и власти. Что ж, изгнанница, бывшая любовница презираемого короля, могла ли она пасть ещё ниже? А мог ли пасть ниже королевский бастард, беглый монах, наполовину разбойник, наполовину праведник? И разве такие заблудшие души не должны держаться вместе, сражаясь с презрением тех, кто считал себя лучше их? - Не понимаю, что это нашло на Утреда, - заметила Эдита. – Неужели он не хочет поскорее добраться до… до дома? – неуверенно закончила она. Она ведь действительно всё ещё точно не знала, куда на самом деле держал путь Утред. Как и, должно быть, все его люди. - Он тоскует. По леди Этельфледе, по своему сыну… Утред-младший мог бы быть и более почтителен к отцу. Он частенько такой, когда не знает, куда двигаться дальше. И сейчас, похоже, он действительно понятия не имеет, что делать дальше. Но это пройдёт… Погоди. – Осферт взмахнул рукой, призывая Эдиту помолчать. Он смотрел на Утреда, который что-то возбуждённо, но достаточно тихо говорил Финнану. Утред размахивал руками, вероятно, стараясь быть красноречивее, а ирландец смотрел на своего лорда сверху вниз, не сходя с лошади. – Финнан не спорит… - заключил Осферт. – Плохо дело. Тотчас Финнан развернул лошадь и подскакал к ним. Стиорра, присоединившаяся к Эдите, Осферту и Ситрику, оказалась нетерпеливее остальных. - Что случилось? - Утреду нужен отдых, - пробурчал Финнан. Он выглядел раздражённым, но всё ещё оставался верным своему лорду. – Нужно собраться с мыслями. - Мы не едем в поместье?! – Казалось, эта новость порадовала Стиорру. Но её одну. Эдите стало страшно, ведь она уже поняла, как Утред любил ввязываться в междоусобные войны между королями, олдерменами и лордами саксов, больше любил он разве что воевать с данами за христиан. Если он снова решил примкнуть к какому-то войску, ей бы не хотелось попасть в такую переделку. Жизни в военном лагере с Этельредом ей хватило с лихвой. - Чёрт, снова нам не видать почестей, денег и земель, - с усмешкой заметил Ситрик, покончивший, наконец, с солониной. – Тут даже захудалого трактира не видно, даже сидром не разжиться! - Вечно ты об одном! – поддела его Стиорра. - Спешиваемся и заночуем здесь. Может быть, утро принесёт Утреду покой… да и нам тоже. Делать было нечего. Расседлали лошадей, бросили на землю плащи и тонкие истёртые одеяла. Утред уселся у подножья одного из дубов, подальше от остальных, отвернулся, спрятал лицо в ладонях. Эдита наблюдала, как Стиорра подошла к отцу и что-то спросила; Утред снова только отмахнулся от неё. - Он тоскует по леди Этельфледе, - объявила она, подсаживаясь к Эдите, безуспешно пытавшейся развести костёр. – Дай-ка. – Уже через пару мгновений под ловкими пальцами девочки затрепетал огонёк. Стиорра подула на крошечное пламя. – Он, кажется, даже по нашей матери не тосковал. – В голосе её слышалось недовольство, но она была бесконечно предана Утреду и едва ли осуждала его по-настоящему. – Леди Этельфледа предала его, разбила ему сердце, но, уверена, он снова явится по первому её зову, если у неё будет Утреде нужда! Разведя огонь, Стиорра извлекла из седельной сумки зайца, которого Финнан подстрелил утром, придирчиво осмотрела его и принялась сдирать шкурку. Заяц был довольно тощий, едва ли им можно было досыта накормить и одного мужчину, не то что шестерых человек, из которых четверо были воинами. - Придётся Ситрику поделиться своей солониной, - с улыбкой заметила Эдита, хотя изрядное количество солонины, как и сухарей, хранилось в седельной сумке у каждого. - Вот ещё! – фыркнула Стиорра, поднимаясь и отряхивая полотняные штаны. – У меня от этой солонины болят челюсти. Думаю, здесь должны водиться зайцы. А Финнан, - она оглянулась на мужчину, с хохотом плещущегося в мелкой речушке неподалёку вместе с Ситриком, - вряд ли откажется одолжить мне свой лук. С этими словами она подхватила лук, лежащий поверх плаща ирландца, и скрылась за деревьями. Эдита осталась в одиночестве. Задумчиво поворошив угли в костре палочкой, она посмотрела вслед дочери Утреда. Стиорре всё давалось легко, она научилась многому и любила быть полезной. Эдита же, к собственному стыду, не умела делать почти ничего. Её спутники раскусили в ней это почти мгновенно, когда доверили ей похлёбку во время первой же стоянки. Они, правда, были настолько великодушны, что ничего не сказали ей, но Эдита поняла всё по одним только взглядом. Больше к продуктам её не допускали: Стиорра ненавязчиво оттирала её, доверяя ей не больше, чем принести воды или последить за огнём. От этого Эдита чувствовала себя ещё большей обузой, хотя никто ни в чём её ни разу не упрекнул. -Не грусти, - Осферт подсел к ней бесшумно, и Эдита вздрогнула от неожиданности. – Когда мы доберёмся до поместья, всё встанет на свои места. Утред не всегда… такой. Ты увидишь. - На свои места… - протянула она. – Пока вы не уйдете на войну… снова. По просьбе леди Этельфледы, короля Эдуарда или кого-то ещё. Или когда Утред затеет свою собственную войну. – Осферт поднял брови, словно не понимал её, и Эдита с улыбкой напомнила ему: - Беббанбург. Рано или поздно Утред попробует отвоевать замок, ради которого столько лет служил ненавистным королям, не так ли? - Вероятно, - осторожно ответил Осферт. – Но только не понимаю, почему это тебя так волнует. Никто не потащит тебя на войну, Эдита, мы ведь понимаем, что ты не воин. – Улыбка раздвинула его губы, лицо стало открытым, совсем мальчишеским. – Останешься со Стиоррой в поместье и… - Вам придётся взять её с собой, если вы не хотите, чтобы она обрушила на ваши головы языческие проклятия. А если и нет… Стиорра не ребёнок, нянька ей не нужна. Я была нужна леди Эльфвине… - Она вздохнула и опустила голову. Лёгкое прикосновение к волосам заставило её поднять взгляд. Осферт тотчас отдёрнул руку. Улыбка его сделалась неловкой. - Этельфледа ещё пожалеет, что прогнала тебя, - с уверенностью ответил он. – Вот увидишь. Эдита грустно пожала плечами. - Едва ли. Если и пожалеет, я об этом не узнаю. Леди Этельфледа слишком горда, чтобы гоняться по полям за любовницей своего мужа. Она может найти няньку для дочери и ближе… и с лучшей репутацией. Ну а я… Я успела полюбить леди Эльфвину, надеялась благодаря ей, заботой о ней искупить свои грехи. Осферт молча внимал ей. Эдита покраснела, ведь она не желала, чтобы Осферт знал обо всех тёмных пятнах на её душе. Но вдруг её осенило: Осферт ведь был священником! Изгнанным, пропащим, отдавшим свою душу Утреду Беббанбургскому, омывшим руки в крови, но всё же священником! Если думать о нём так… а не как о мужчине, который нравился Эдите, было гораздо проще ему открыться. А ей так хотелось выговориться, облегчить свою душу. - Послушай! – воскликнула она. – Я целую вечность не была на исповеди… Он лишь рассмеялся. - Наш господин не язычник и не христианин, не дан и не сакс, и мы, его люди, мы верим в разных богов, но по сути своей – безбожники! – со смехом проговорил Осферт. – Так что добро пожаловать! Он бы смеялся ещё, да только Эдита зажала ему рот ладонью. Осферт скосил глаза на её пальцы и густо покраснел. - Послушай, ты ведь священник, - затараторила она, опасаясь, что он сейчас отбросит её руку, заставит её замолчать; Осферт, конечно, был сильнее неё и мог сделать это без труда, но он молчал и слушал её, широко распахнув глаза, - так прими же мою исповедь! Да, Эльфвина должна была стать моим искуплением, моей епитимьёй! Я надеялась своим хорошим отношением к девочке искупить то, что совершила… Нет, я в самом деле полюбила её. Но её отец… - Эдита сглотнула. То, что она собиралась сказать, опорочило бы даже святую. И, уж конечно, любой мужчина, услышавший что-то подобное от женщины, никогда бы не взглянул на неё иначе, как с презрением. Но она должна была сказать это. Должна была. – Я не была добра к Этельреду. Я не любила его, о своих чувствах лгала ему, чтобы добиться его расположения для себя и своего брата. Всё, что я делала, я делала, чтобы восстановить доброе имя нашей семьи. Я улыбалась ему, давала ему советы, подчас такие, которые ему же и вредили, клеветала, а брата своего, наоборот, пыталась представить лучшим человеком, чем он был. Всё это ради богатства, власти, влияния. Однажды Этельред заговорил об убийстве леди Этельфледы – он хотел избавиться от неё и взять меня в жёны. И я испугалась. Такого греха я не хотела брать на душу. С того момента я задумалась над тем, что делаю. Но Господь не был милостив ко мне, не дал мне возможности избежать ещё более глубокого падения. Когда ничего другого не осталось, я пошла с ним в постель. Стала не лучше любой лагерной шлюхи, разве что пыталась ещё сохранить лицо и делать вид, будто не слышу шёпота у себя за спиной. Когда я встретилась с Утредом… и с вами, я подумала сперва, что вы не лучше Этельреда и моего брата. Решила, что воспользуюсь вами, как защитниками, пока могу, а потом уеду и начну новую жизнь в краях, где меня никто не знает. Но шло время, и я поняла, что у вас есть то, чего я в своей жизни не видела никогда: вы преданы друг другу, вы семья, вы убьёте друг за друга, посмеётесь вместе и помолчите, когда случится горе. Я привязалась к вам, полюбила… Утреда и Стиорру, Ситрика, Финнана… тебя… - Она на миг подняла взгляд на лицо Осферта и тотчас опустила его. – Но я не достойна вас, а моё присутствие лишь порочит вас. Я должна уйти. Но не знаю, как. Её рука давно соскользнула с губ Осферта и теперь безвольно лежала на колене. Пальцы то и дело нервно стискивали запылённую ткань платья. Она ждала, что Осферт вот-вот привычными словами отпустит её грехи, а после на захочет даже заговорить с ней. Это будет больно… зато она была честна с ним. На душе её стало так легко, хотя сердце то и дело сжималось в ожидании удара, который раз и навсегда сокрушит её. Но Осферт молчал. Эдита внимательно пригляделась к его лицу, ожидая увидеть в нём презрение и осуждение, но на губах его всё ещё играла добродушная и чуть лукавая улыбка. Казалось, что её исповедь вовсе не ужаснула Осферта, не заставила его её презирать. Напротив, он взял её руку в свою… и прижал ладонь к своей щеке. В этом жесте было столько нежности, что Эдита онемела. - Всё это, конечно, очень занимательно, - с улыбкой сказал Осферт, - но я не настоящий священник, Эдита. Моё облачение может обмануть кого-то… и хорошо исполняет свою роль, - не выпуская руки Эдиты из своей, другой рукой он чуть оттянул свою рясу и посмотрел на одеяние так, словно сам впервые видел его, - но, думаю, я не буду носить его вечно. Мой царственный отец был бы в ужасе, если бы услышал эти слова, но по счастью он мёртв. Я оказался в монастыре, потому что меня хотели спрятать, но я сам прятаться не хочу. Я замарал эту рясу кровью и ложью, неправедными поступками, начиная с того, что сбежал из монастыря. Так что ж? Я просто сниму её в один прекрасный день. Мои грехи останутся со мной, но станут не так страшны, ведь человек, совершивший их, будет не священником, а простым воином. Так и ты… - Осферт окинул её жарким взглядом, от которого она вся вспыхнула. – Рясы, правда, на тебе нет, так что снимать… нечего. Прости, - он хмыкнул. – Я к тому, что ты должна… забыть обо всём, что было. Если не забыть, то не придавать ему такого значения. Ты храбрая, сильная, мужественная, ты спасла нам жизнь, ты охраняла детей, ты прекрасная… Голос его становился всё более хриплым, на последних словах Осферт отвернулся на миг. - Так ты… ты не отпустишь мне мои грехи? – Почему-то это казалось сейчас очень важным. Или же она так защищалась? Слова Осферта, его голос, тон, с которым он говорил, всколыхнули в Эдите такие чувства, о существовании которых она лишь начинала подозревать, породили настоящий вихрь. Чтобы не лишиться рассудка окончательно, она должна была сосредоточиться на чём-то другом. Осферт фыркнул. Быстро и нежно коснулся её макушки, осенил её крестным знаменем… а потом так ловко притянул к себе, что Эдита и опомниться не успела. И поцеловал её. Поцелуй был настойчивым и нежным, страстным… в поцелуях этот вчерашний монашек явно знал толк. Первым порывом Эдиты было оттолкнуть его: всё-таки Осферт был священником, собирался ли он отречься или нет, и на нём даже сейчас была ряса. Большего святотатства, чем соблазнить священника, и представить было нельзя; этот проступок затмевал все её грехи, которые только что как будто ей отпустил Осферт. И всё же… это было так приятно, так желанно. Эдита не могла не признаться себе, что думала об этом с тех самых пор, как они вдвоём охраняли Эльфвину. Думала, а после бросалась на колени, в молитве пытаясь забыться и получить прощение у Господа. Сегодня ей придётся молиться вдесятеро усерднее, чем когда-либо прежде. - Могу отпустить тебе заодно и этот грех, - тихо произнёс Осферт, отстраняясь. Он тяжело дышал, глаза его блестели. – Хотя вовсе не считаю это грехом. А потом мне, наверное, нужно будет найти священника, которому и я бы мог исповедаться. Он мог бы заодно и обвенчать нас. Что скажешь? - Обве… обвенчать? – просипела она. Голос её никак не желал становиться нормальным. Эдита кашлянула. Только сейчас она заметила, что Осферт теперь держит в своих руках обе её ладони. - Ты не хочешь этого? Мне показалось… - Не имеет значения, чего я хочу. Моя репутация, Осферт. – Эдита многозначительно подняла брови. Тут-то он по-настоящему громко расхохотался. Даже Ситрик и Финнан в отдалении прекратили дурачиться и насторожились; оба они смотрели в их сторону, и Эдита задалась вопросом, что же ещё эти двое могли заметить. - Репутация, - снова фыркнул он. – Говоришь прямо как король Альфред или его жена. Быть может, будь я кем-то другим, я бы задумался над твоими словами всерьёз. Может быть, я бы даже согласился с тобой. Но я тот, кто я есть: бастард короля без надежды на признание; удравший из монастыря священник, готовящийся предать свои клятвы; безземельный воин на весьма неблагодарной службе у вечно скитающегося лорда. Как видишь, жених я не слишком завидный. И всё же я люблю тебя. Люблю так, что готов забыть всё, что ты мне сказала только что, и, видит Бог, я ни мгновения тебя не осуждал. Как я могу? Кто я такой, чтобы судить? - Ох… - вздохнула Эдита, чувствуя, что по щекам её текут слёзы. Он утёр их осторожным движением. - Что скажешь? Мы с тобой две заблудшие души. Разве судьба не предопределила нам быть вместе? Эдита только кивнула. Она была настолько ошеломлена, что слова иссякли в ней, как иссякает источник во время слишком засушливого лета. Она просто наклонилась и уткнулась носом Осферту в грудь. Он обнял её и стал задумчиво перебирать растрепавшуюся косу. И на душе у Эдиты вдруг стало так тепло и покойно, что над ответом она даже раздумывать не стала.