эмбер свалилась на эолу как снег на голову. ну то есть... буквально. раскачавшись на скрипучих качелях почти «солнышком», спрыгнула, на мгновение застывая в воздухе, такая красивая, что невозможно не залюбоваться. но мгновение полёта прошло, и эола поняла, что это катастрофа. эмбер — катастрофа, которая свалилась ей на голову, сбила с ног и выбила из равновесия своей шальной улыбкой, безудержным весельем, своим ничуть не виноватым «прости, я надеялась, что полечу».

гиноза наблюдает за этим цирком, и в груди снова щемит. и накатывает желание оберегать, следить, чтобы не мёрзли, не болели и не перерабатывали, подтыкать одеяла и поправлять подушки. забота порой выходит какая-то агрессивная, потому что хорошие люди по-хорошему за собой не следят, и хочется ругаться сто часов без остановки, мол, за что вы мне такие дурные, такие родные, самые-самые. и хочется сказать спасибо, что они, такие дурные, родные, самые-самые, с ним случились.

— а поцеловать, чтобы не болело? — ты же понимаешь, что а) это просто суеверие, и поцелуй не может оказывать обезболивающее воздействие, б) это негигиенично, особенно когда я только что обработал рану... — я понимаю, что ты невозможный душнила, — кавех обрывает грозящую затянуться лекцию. — и все-таки. поцелуешь?