Семнадцать мгновений весны / Сериал, 1973

Комедия о делах в одной немецкой партии, что водит шашни с российским посольством на кануне выборов... Или "о любовниках в шкафах"

“считай ты не жилец. Не зря сегодня я в галстуке, он будет как раз кстати“ — шустро напечатал Исаев Вальтеру и наконец отложил телефон на стол, когда понял, что его студент со своим докладом подходит к концу.

Цикл моих стихотворений о неоднозначных личностях времен с 1930 по 1946…

Больнее всего было осознавать, что он действительно был от него зависим...

Что важнее долг перед родиной или собственные чувства? На этот вопрос предстоит ответить Максиму Исаеву (штандартенфюреру СС Штирлицу) и бригадефюреру СС Вальтеру Шелленберг. От этого выбора будет зависеть вся их последующая жизнь. Смогут ли они отказаться от своих родин ради того,чтобы быть вместе?

В гимназию должен прибыть новый учитель немецкого языка. Как же эта встреча обернётся для Штирлица и как нашего моложавого Вальтера угораздит по уши втрескаться в учителя истории?

Мюллер всё никак не может забыть то, что сказал ему Штирлиц во время допроса под наркотиком. Тем же вечером шеф гестапо возвращается на конспиративную квартиру. Таймлайн - "Приказано выжить".

Всё началось с того, что Вальтер Шелленберг не очень хорошо себя чувствовал...

— А как же субординация? — Пошлите её уже к чёрту, наконец. Рейха больше нет. Всё в прошлом.

"Я совершенно сошёл с ума" - думал Штирлиц. На самом деле ему просто не повезло влюбиться.

Апрель 1945 года. Шелленберг отправляется в Стокгольм и перед этим решает дать наставление Штирлицу.

«Сашенька, свет очей моих» — иногда любил называть ее Максим.

Он был в таком состоянии, которое люди обычно называют "прострация". Его шаги, слова, движения - все было будто не его. Все было автоматическим, чужим. Шелленберг понятия не имел сколько сейчас времени, что он будет делать дальше и куда идти.

Что необычного во встрече старых знакомых почти двадцать лет спустя? В Аргентине. И трое – уже мертвы... – Или – три пары, убежавшие от истории и правосудия, встречаются в Аргентине и делают вид, что друг друга не узнали. Да, сеньор? Конечно, сеньор!

Выблевать свою душу — вот, что хотелось Шелленбергу. Вывернуть кишки наружу и прочистить мозг. Ему казалось, что внутри него сидит что-то настолько отвратительное, что ему немедля нужно помочь организму избавиться от этого.

1945-ый: Шелленберг отдает единственный шанс на спасение тому, кто значит для него слишком многое. И Вальтер невыносимо долго держится за такую тёплую руку, намного больше, чем можно считать… чем угодно, кроме безумства.

Гейдрих хочет сделать Отто своим адьютантом, Штирлиц в ужасе; бежит к Шелленбергу, чтобы тот его отмазал.

Я знаю, что поэтесса во мне крепким сном спит, Но иногда подбуживать её всё ж начинаю: Она в ответ, конечно же, кряхтит-ворчит, Но в порыве нетерпенья этого не замечаю! Во мне бушует пламя восхищенья, И не унять теперь уже его! Душа полна справедливого преклоненья, Перед теми, кто для Родины не жалел ничего. Героев, пусть и тихих, скрытых, Мы не имеем никакого права забывать! Они по зову Долга оставляли надолго близких Что б могли мы с вами теперь спокойно спать.

Он не помнит, как оказался в подвале уже с раненой девушкой в руках. Но прекрасно помнит ее бледное безжизненое лицо, отчётливо выделяющееся на черной ткани кителя.

На самом кончике языка вертелось лишь одно слово - "Люблю".