Поднимая потерянный вгляд, Шуберт надевает очки, приглядываясь, и в удивлении застывая. Не может быть. Поправляет очки, снимает, и надевает снова. Он не может ошибиться, но разве такое возможно? Никак нет…
Столько пережитых дней и бессонных ночей. Время будто замерло, прокручивает пластинку назад, и всё играет по новой. Всё те же фразы, камнем давящие репризы. Те же счастливые приветствия, плавно моделирующие в минорную тональность, как только исчезают взгляды. Всё те же куплеты, перепевающиеся из-за дня в день. Неизменно.
«Когда в доме стало темно с включенным светом, когда стало холодно у пылающего жаром камина… — Франц стоял у зеркала, облокотившись о белую раковину, царапины по которой расползались черными тоненькими паутинками, где копилась со временем пыль. — Мир сошёл с ума.
Капля за каплей из крана хлюпает вода. Давит на мозг. В зеркале Франц не видит ничего. Оно пустое, слегка запотевшее, запылённое, непротёртое. В нём отражается тусклые лампочки, горящие отвратным блевотно-желтым светом. В нём отражается покрытая грязным налётом голубая плитка — полная безвкусица, а также замусоленная уже давно не белая ванная. Франц не видит в нём лишь себя. Обычная ванная комната.