Ло Бинхэ смущён обилием людей, но полон решимости во что бы то ни стало попасть в школу Цанцюн и исполнить последнее желание матушки. Старая прачка была бы счастлива, узнай, что её сын добился успеха и не пропал средь нищенских кварталов. Что вырвался из плена насмешек, голода и исполнил обещание обрести счастье. Что богатые господа, у которых она служила и дети которых часто задирали Бинхэ, больше не смели выражать неуважение, насмехаться и откровенно обсчитывать, полагая, что им было всё дозволено.
Путь на хребет тернист — тысячи ступенек вверх, ступни стоптаны в кровь, горло жжёт от жажды попить и желудок едва не скручивается в трубочку. Школа заклинателей — последний шанс. Место, где смотрят на умения, а не размер кошелька и славу фамилии ребёнка. Ло Бинхэ был рад, когда услышал, что достиг подходящего возраста, но не оказался слишком взрослым. И пускай ноги его плохо держали, грязная от долгого пути одежда (другой не было) выглядела убого, а единственным достойным предметом в его облике выступал поддельный нефритовый талисман на поясе, Ло Бинхэ искрился счастьем.
Дети постарше в характерных одеяниях учеников разных пиков — примеры для подражания. То, с какой гордостью они смотрят на будущих собратьев и сестер (всё-таки девушек, желающих стать заклинателями, в разы меньше), придаёт сил. Бинхэ по-детски гордо выпячивает грудь и слушает, как мальчик старше него года на два-три зачитывает заключительное задание.
По большей части Бинхэ всё равно, куда идти и кому служить. Потому что главы прославленных пиков не могут быть скверными, незнайками и высокомерными господами, как обычные люди при власти. Невзирая на многочисленные побои и обидные слова из прошлого, Ло Бинхэ помнил наказ больной матушки: «Оставайся добрым и открытым душой, Бинхэ». Разве мог он позабыть про сыновий долг и обещание старой прачке?
— Задача: копать ямы до тех пор, пока уважаемые наставники вас не остановят, — громко оповещает ученик.
Бинхэ коротко оглядывается, замечая недоумение и даже раздражение на лицах маленьких лощёных господ. Большинство из них не держали в руках ничего тяжелее палочек для еды, не говоря о копании ям голыми руками. Никто не выдал специальные инструменты, не уточнил, каким именно образом следовало бы работать.
Не дожидаясь, когда все приступят, Бинхэ падает на колени и активно начинает рыть. Земля разлетается в разные стороны, пот стекает по лицу и больно щиплет глаза, однако Ло Бинхэ держится за мысль о гордой матушке, как за спасительную соломинку. Ему действительно некуда идти, а шататься по тёмным кварталам и спать, где придётся, не хочется. Он не помнил, когда в последний раз досыта кушал.
Мальчишка, не прошедший второе испытание, но знавший о главах пиков, с воодушевлением говорил о направлениях обучения. Сильнее запомнился пик Байчжань, где главной целью выступало «совершенствование меча». А уж рассказ про непобеждённого мастера Лю Цингэ и вовсе оказал неизгладимое впечатление.
Солнце медленно садится — начинается отбор. Туда-сюда, будто бы оценивая каждого, ходят будущие наставники и их старшие ученики, кого-то радуют новостью, что они годятся, а кого-то лишают мечты постараться стать великим заклинателем. Ло Бинхэ с капелькой сожаления провожает глазами девочку с двумя забавными хвостиками, но не позволяет себе надолго отвлекаться. У него четыре ямки глубиной в один чи, рукава испачканы по локоть.
— Здравствуй, — доносится мелодичный высокий голос, когда ногти скребут по какому-то камешку, оказавшемуся под толстым слоем земли. Бинхэ поднимает голову и видит улыбающееся лицо. — Меня зовут Нин Инъин. А тебя? Можешь называть меня шицзе, если хочешь!
«Она хорошая», — думает Бинхэ и представляется, не переставая копать. Ему было немного стыдно за проявленное неуважение к старшей, но никто не просил заканчивать. И пусть, что Бинхэ близок к тому, чтобы свалиться без сил, и готов выпить кувшин холодной воды.
Девочка в бело-зелёных одеяниях никуда не уходит. Покачивается на месте, отчего её косички забавно пружинят, и улыбается, щебеча что-то о лорде пика Цинцзин. Игра на музыкальных инструментах, каллиграфия и уроки поэзии — всё это кажется чем-то далёким и не совсем подходящим. Бинхэ не считал себя хуже богатых детей, однако знал о своих недостатках и пробелах в образовании.
— А-Ло, а много ли ты слышал о моём замечательном учителе?
— Прошу простить этого Ло Бинхэ, ему ничего неизвестно о твоём учителе, — мелкие комочки попадают в рот. Стыдно сплёвывать их, как какое-то невежественное животное, лишённое всяких манер. Хотя Бинхэ был беден, а денег, заработанных старой прачкой еле-еле хватало на существование, то есть на еду и мелочи, он не был бездарем и неотёсанным невеждой.
— Ничего страшного, А-Ло! Знаешь, на нашем пике многому учат! Учитель Шэнь…
Казалось, Инъин не беспокоит его неосведомлённость. Как и то, что украдкой Ло Бинхэ поглядывает на ребят с пика Байчжань и грустнеет.
Быть может, его до сих пор не выбрали, потому что он ни на что не был годен? От подобных дум Бинхэ стал прикладывать больше усилий, готовился сломать и без того короткие ногти до крови, облизывал губы, покрытых тонким слоем земли и не терял веры. Боковым зрением он продолжал смотреть теперь туда, где собрались учителя и вели горячие споры между собой. Конечно, за мельтешащей туда-сюда ученицей мастера Шэня было мало что видно, а пульс в ушах стучал так, что частично заглушал и голос девочки.
Нежный аромат чая и молодого бамбука ворвался с потоком свежего воздуха. Бинхэ практически задохнулся, впервые за долгие минуты или часы замирая. Ярко-оранжевые лучи будто стыдливо, однако неимоверно нежно ласкали силуэт мужчины и слепили до скопившейся в уголках глаз влаги. Ло Бинхэ попытался вновь сделать вдох, но жадно принюхался — не только чай и бамбук, а аромат сочных растений после дождя.
— Нин Инъин, — тихо и достаточно, чтобы всколыхнуть саму душу, — что ты делаешь?
Ло Бинхэ вскинулся, почуял как маленький наивный щенок будущего хозяина иль того, кто дал бы миску парного молочка, и разомкнул в потрясении губы. Будь у Бинхэ хвостик, тот, не поддаваясь воле животного, непременно завилял бы из стороны в сторону.
Он был как небожитель — изящный, плавно обмахивающийся веером с причудливым узором, и до такой степени красивый, что в груди распустился цветок. Бинхэ ни разу не встречался с кем-то, кто мог бы буквально плыть по воздуху, чуть слышно шелестя ханьфу цвета цин, чьим длинным прямым волосам засыпающее солнце придавало бы золотистый оттенок.
Ло Бинхэ не смог отвести взгляд. Другие испытуемые, ученики и учителя, волновавшие его по времени дольше — всё не имело значения. И Бинхэ вдруг стало неописуемо, до алеющих щёк стыдно за собственный внешний вид: скромные и перепачканные одежды, выбившиеся из хвоста волосы, что особенно вились в преддверии дождя. Он ощущал себя неказистой уродливой букашкой на фоне Бога, спустившегося с небес.
Небожитель подошёл ближе, не переставая обмахиваться веером, отчего полностью лицо его, увы, рассмотреть никак не получалось, но Бинхэ не сдавался. С благоговейным трепетом сжимал меж пальцев мелкие корешки да камушки, не решаясь отбросить те куда подальше, и впитывал этот образ. Зелёные глаза, тонкие кисти рук, нефритовая кожа без единого изъяна…
Ло Бинхэ не знал своих чувств — новых и трепетных. Но его затопило впервые со смерти матушки чем-то очень тёплым, томящимся в груди и греющим, как весенние лучи. Глаза Бинхэ загорелись от ожидания и восхищения. Помнилось, как старая прачка рассказывала о заклинателях и об их подвигах, благовоспитанности и вере в праведное дело, о защите каждого — от мала и до велика, от бедного и до не знающего счёта деньгам.
Он и есть учитель? Шэнь Цинцю, про которого долгие минуты рассказывала шицзе, а Ло Бинхэ, недавно не внимавший её речам, нынче негодовал? Ну неужели нельзя было впитывать слова Нин Инъин вместо того, чтобы думать о посторонних вещах?
— Простите, — Нин Инъин покачивается на мысках и звучит ни капельки виноватой. Вероятно, она любимица учителя, — мне было любопытно, чьим учеником Ло Бинхэ хотел бы стать. Посмотрите, какие глубокие ямки он сделал! Разве А-Ло не талантлив?
Учитель складывает веер с громким щелчком и медленно подходит туда, где чёрно-коричневой горкой присыпана сочная трава. Бинхэ расправляет плечи, а затем почтительно кланяется. Горящие от откровенной похвалы скулы предательски выдают его состояние — смущённый и взволнованный, он упирается лбом в недавно выкопанный камешек.
— Хм… Полагаю, этому испытуемому не занимать силы и упорства, — мужчина жестом позволяет выпрямиться, разворачивается вполоборота и заводит руки за спину, добавляя льющимся рекой голосом. — Но испытание не закончено, а солнце не ушло за горизонт. Идём, Инъин.
— Но…
— Разве не ты просила помочь с заданием? Учитель расстроится, если в следующий раз твоя работа будет написана не лучше, чем вчерашняя.
Девочка дует бледно-розовые губы, однако ничуть не обижается, вприпрыжку следуя
за своим учителем. Что-то лопочет и лопочет, пока оставшийся позади Бинхэ преисполняется решимости добиться —
наконец-то обрёкшего форму! — желаемого результата.
Ло Бинхэ никогда и никому не завидовал, лишь не мог смириться с несправедливостью, когда богатому ребёнку было жаль поделиться рисовой кашей с его умирающей матушкой. Оставался верным себе и честным, не унывал и не позволял сердцу заразиться червоточиной. Да и ежели, как говорила прачка, кулаками не дóлжно размахивать направо-налево, возможно… Вполне возможно, пожелать во что бы то ни стало попасть на другой — отныне не Байчжань — пик не плохо.
Найти достойного учителя и внимать его наставлениям — благо.
Пальцы всё же кровоточат, приносят сильную боль. К ней, к сожалению или на удачу, Бинхэ давным-давно привык, когда его избивали дети постарше и посильнее, сбившись в группы. Но пугает не возможное загноение ран или данное зрелище в целом, а утекающие со временем шансы. Многие, понурив головы или разрыдавшись, отправились на ватных ногах обратно — прочь из школы.
Когда Бинхэ собирается проверить в последний раз, кто остался на поляне, как он, то вновь видит
своего будущего учителя. Мастер Шэнь отчего-то одет в одежды темнее и с бóльшим количеством украшений, веер отличается рисунком. Скупым разочарованием, которое едва удаётся сдержать, ибо неловко, всё не ограничивается.
Глаза.
Они потеряли прежнюю живость, налились ядом доверху и взирали с пренебрежением или вовсе неприязнью. Ло Бинхэ теряется, выбрасывает добрую половину норм приличия, согласно коим глазеть на пикового лорда не дозволено, и не может отделаться от ощущения, что что-то не так.
— Ты, — мужчина указывает сложенным веером на Бинхэ и смотрит, будто видит
впервые, — остановись.
Бинхэ наперво грустнеет, по-детски обиженно опускает ресницы, а потом одёргивает себя: негоже. Конечно, за целый день учитель видел множество лиц и слышал множество имён, погода сегодня стояла жаркая. Вероятно, помощь шицзе Инъин также была утомительна для мужчины.
Оправдание помогло вполовину меньше, чем должно было. Нет на дне зрачков ни теплоты, ни…
Ничего там нет.
Бинхэ сглатывает ком в горле и пытается дышать не столь часто и не чересчур заметно, дабы вновь почуять сладковато-свежий аромат. Только вот нынешний запах словно принадлежал другому человеку и, хотя и напоминал о предыдущем, в нём присутствовали более терпкие нотки.
— Учитель, вы меня звали? — невесть откуда появившийся юноша почтительно кланяется Шэнь Цинцю.
— Что ж, этот сгодится, — кивок на Бинхэ. — Мин Фань, проводи его.
***
Шэнь Юань нервно ходил по просторной комнате бамбуковой хижины, сжимая в ладони веер. Это — привычка, перенятая от Шэнь Цинцю, когда они освоились на пике и начали обучение. Веер помогал отмахиваться от москитов, освежаться, когда было особенно жарко, а ещё отличаться.
Юаню казалось, что они всё-таки различаются, другим — нет. Создавалось впечатление, что лишь учитель мог отсечь Юаня от Цзю, когда те ничего не говорили и выражениями лиц не выдавали себя. Но старший брат справедливо замечал в минуты уединения: «Притвориться тобой мне ничего не стоит точно так же, как, полагаю, ты сумеешь быть мною».
…Учитель и Юэ Цинъюань. Нынешний глава школы был потрясён, когда увидел вместо одного Шэня двух, но ему удалось безошибочно определить, какой из близнецов, очевидно, являлся частью его прошлого. И если до встречи с ним Юань полагал, что видел антагониста в самом скверном настроении, то глубоко заблуждался.
Система требовала тысячу очков за «малый двигатель сюжета», касающийся прошлого Шэнь Цзю. Как бы сильно ни хотелось узнать правду, учитывая странные и донельзя натянутые отношения между Шэнь Цзю и главой школы, кто в оригинальной версии романа спускал пиковому лорду всё с рук по непонятным причинам, честно заработанные баллы Шэнь Юань ревностно копил. Тысяча восемьсот пятьдесят — не мелочь, если на горизонте маячила встреча с Ло Бинхэ.
Шэнь Цзю держался обособленно и силы тратил на самосовершенствование столь рьяно, отчего часто думалось, что он находился в шаге от искажения ци. Временами Юань сожалел, что не вступил к целителям, невзирая на чёткое осознание: от Ло Бинхэ с такой-то внешностью ему не спрятаться нигде. Повелитель трёх миров сделал бы и из него вторую версию человека-палки потехи ради.
Со своими врагами Гордый Бессмертный Демон не церемонился.
В отражении зеркала, когда брат не ворчал и уступал близнецу, стояли абсолютно одинаковые люди. Одежда не в счёт, ибо Шэнь Цзю, позднее занявший пост главы пика и взявший себе имя Шэнь Цинцю, выглядел под стать и носил оттенки зелёного куда темнее. Однако Юань видел большее или желал видеть: он бы не смог скопировать безжалостный прищур и надменно искривлённые губы, ибо широко и искренне улыбаться, похоже, оригинальный злодей не умел.
[Пройдена арка «Начало пути с главного героя». Начислено: сто очков крутости главного героя, пятнадцать очков интереса главного героя.
Поздравляем!]
«Стоп! Стоп! Система, о каких очках речь? Я появился рядом с ним буквально на минуту из-за Нин Инъин и чуть не поседел от страха! С каких пор мне прилетают пряники за интерес Ло Бинхэ к другим?»
Увидев главного героя мальчишкой, который как неугомонный щенок рыл ямки куда отчаяннее, чем десятилетия назад это делал Шэнь Цзю, сперва умилился. Правда, после флёр от ослепляющей ауры Ло Бинхэ, над коим Система услужливо вывела большими золотыми иероглифами его же имя, улетучился. И вот тогда, нервно обмахивающийся веером Шэнь Юань по-настоящему запаниковал, что едва не выронил подарок брата.
[Хост запустил основную ветку сюжета.]
«Система, я бы ни слова не сказал и продолжил бы радоваться, если бы не знал твои подлые приёмчики. Хочешь сказать, что ты по доброте душевной накидываешь мне очки? Золотце, в чём подвох?»
[Главный герой стал учеником пика Цинцзин.
Хост сыграл важную роль в выборе Ло Бинхэ. Поздравляем!]
Шэнь Юань в ужасе отшатывается, больно ударяясь ногой об угол кровати. Если озвученное машиной не блеф, то он… Самоубийца?
«Враньё! Шэнь Цинцю не собирался брать никого в этом году на обучение, а расстроенная Нин Инъин жаловалась без конца, что Ло Бинхэ хотел примкнуть к пику Байчжань! Ты что-то перепутала, дорогая, потому что уж кто-кто, но брат не изменял своим принципам.»
Или…
Небеса, ну разумеется!
Между Шэнь Цинцю и так называемым Богом войны давно пробежала не одна, а целая стая диких чёрных кошек. Не то чтобы остальные лорды находились в тесных дружеских связях с отстранённым старшим Шэнем, тем более когда Цинцю предпочитал не покидать собственный пик. Его увлечения начинались чтением и сочинением стихов, которые он ревностно прятал и в «невредные» дни читал Юаню, заканчивая игрой в го и музицированием.
В ПГБД Шэнь Цинцю воспользовался моментом и убил Лю Цинхэ в пещерах Линси, в последствии это преступление сыграло важную роль в разрушении светлой репутации главного злодея. Едва не похороненный под лавиной прошлых бесчинств антагонист был превращён в человека-палку и испытал на себе месть Ло Бинхэ.
Шэнь Юань приглядывался, собирал информацию и старался, проще говоря, подмазаться ко многим. Но получалось плохо ввиду множества причин: наличие обязанностей в качестве младшего учителя Шэня, заведомо полученного клейма такой же гадюки и банального нежелания близнеца, чтобы что-либо менялось в восприятии их обоих. В итоге, не обнаружив прямо-таки жгучей вражды между братом и Лю Цингэ, частенько пропадавшем то на заданиях и охоте на демонических животных, то на тренировочных полях, смирился.
Шэнь Цинцю на вопрос, насколько он недолюбливал Бога войны, ответил с явным пренебрежением: «Какое мне дело до тех, кто умеет размахивать кулаками да мечом, но не знает базовых оттенков зелёного и не в состоянии отличить пипу от гуциня?». В защиту Лю Цингэ младший Шэнь сказал бы, что на последнее Бог войны был способен.
Что, если пойти на поклон к Лю Цингэ? Просить Шэнь Цинцю рискованно, ведь иначе придётся объясняться и лгать (обман близнеца он порой словно чуял), а семя ненависти Ло Бинхэ может прорасти из неаккуратно брошенного «отправляйся на пик Байчжань, щенок». К манере общения Шэнь Цинцю необходимо было привыкать.
Шэнь Юань понимал: его мысли и идеи напоминали поведение утопающего, когда тот хватался за любую возможность. Однако наедине обсудить с Лю Цингэ новобранца и, если потребуется, поумолять Бога войны отправиться к брату, чтобы
попросить отдать Ло Бинхэ, не смертельно. План такой же крепкий, как соломенный шалаш в бурю, зато обязан подействовать из-за самого факта.
Лю Цингэ обратится с просьбой к Шэнь Цинцю.
[Предупреждение: действия хоста будут расцениваться как ООС. Количество списанных очков в случае исполнения коварного плана: две тысячи.]
«Что?! Какой к черту ООС?!»
[Действия Шэнь Юаня крайне нелогичны.]
Верно, уговорить тигра отдать шкуру не получится. Ло Бинхэ суждено обучаться у Шэнь Цинцю, но вот позволять близнецу беспочвенно и методично издеваться над главным героем Шэнь Юань не намерен. К тому же, разве существовал в оригинальном романе человек, с которым Шэнь Цинцю был близок? За все прожитые бок о бок годы Юань мог с уверенностью утверждать: под слоем скверного характера скрывался человек, хлебнувший горя сполна, но по-своему заботливый и принимающий эту заботу от тех, кто ему не противен.
Часто Шэнь Юань забывал, что они не являлись близнецами по-настоящему. Что никаких родственных связей между ним и вымышленным персонажем Самолёта никогда не было.
Во времена обучения, когда удалось выбраться на рынок в близлежащий город, Юань был тем, кто подарил Цзю веер — простой, со скромным рисунком журавля, парящего средь облаков. Тогда будто сама суть отвергала вид главного злодея без каноничного атрибута. И разве мог Шэнь Юань предугадать, что через день обнаружит свой — новый и личный — веер?
«Система, получается, нет варианта «спровадить Ло Бинхэ на соседний пик»? Может, к Му Цинфану его?..»
[…]
С первого взгляда на Ло Бинхэ на языке крутилось одно-единственное: очаровательный. Перепачканный в земле, но старательный мальчик; лента в волосах ослаблена, отчего множество непослушных прядей выбились из хвоста, а забавные маленькие кучеряшки и вовсе вызывали умиление. Отмой его хорошенько, нацепи ученические светлые одежды — получится овечка. У главного героя даже глаза светились, когда он выражал почтение и смотрел с такой преданной теплотой…
(теплотой, что позже сменится на жажду крови.)
Истинный главный герой. Будущий Император трёх миров с огромным количеством жён и любовниц. Гордый полукровка с бесконечным количеством талантов и силы.
Шэнь Юань качает головой и по привычке раскрывает веер — ритуал, успокаивающий сердце. Раз так, через час-полтора начнётся официальный обряд принятия. Скрепя сердце признавать, что за десятилетия безмятежности и спокойствия нынче придётся платить, как минимум неприятно.
Как правило, прогулка по бамбуковому лесу помогала собраться с мыслями. Братец Самолёт отличался тем, что либо описывал что-то довольно подробно (бывало, что чрезмерно), либо проходился вскользь. Идентично он поступил со знаменитым бамбуковым лесом, в котором обожал гулять антагонист и в котором любимая ученица Шэнь Цинцю отдала первый поцелуй Ло Бинхэ приблизительно за два года до собрания Союза бессмертных.
«Ох, как быстро растут чужие дети, — по-стариковски важно заключает Шэнь Юань, проходя мимо дровника. — Когда я переродился, старая прачка ещё не нашла младенца в корзинке на реке, что медленно покрывалась льдом. А сейчас вот он — Гордый Бессмертный Демон роет ямки, чтобы попасть в капкан мучений».
Плюс Системы: эта адская машина была относительно неплохим собеседником. По крайней мере, она выступала воплощением (а воплощением ли?..) памяти о прошлой жизни и о том, что Шэнь Юань не свихнулся и когда-то
жил.
«Система…»
Шэнь Юань останавливается, заметив краем глаза какую-то возню. Нет смысла браться за меч, но подобная активность здесь, когда все без исключения — новички и принятые ранее, — обязаны готовиться к пиршеству, настораживает. Шэнь Юань не торопился на пир, ибо сперва всех сгоняли в главный зал школы на вершине хребта. Одну-две палочки благовоний дети знакомились друг с другом и жужжали, как пчелиный рой.
А потом нечто показывается из тени, и в светлом личике Шэнь Юань узнаёт Ло Бинхэ. Мальчик быстро натягивает рукав верхнего одеяния обратно, но не успевает спрятать следы от побоев. Шэнь Юань захлопывает веер и, поджав губы, проводит неприятную параллель с близнецом.
«Система, что ещё за дела? Самолёт меры не знал, но не в первый же день! Ло Бинхэ назначили грушей для битья сходу, что ли?!»
— Учитель, — ребёнок кланяется низко-низко и прячет взгляд. Наверняка догадался, что его синяки не были не замечены.
— Разве ты успел дать клятву этому мастеру? — нарочито важно произносит Шэнь Юань и достаёт из мешочка цянькунь пузырёк с целебной мазью. — Надеюсь, ты не успел подраться с кем-то?
— Благодарю за вашу щедрость и прошу простить этого недостойного, — очередной поклон. — Если мастер Шэнь позволит, этот Ло хотел бы называться вашим учеником и вечность служить вам. Этот Ло клянётся, что будет защищать вас до самой смерти!
«Ло Бинхэ, Ло Бинхэ… Что ж ты такой впечатлительный? И настолько просто ты разбрасываешься словами, что растопят чёрствое сердце старика? Я и Цинцю, конечно, с позволения главы школы делили некоторые полномочия, но твоим первым учителем стал антагонист. Он и станет, пока я буду аккуратно мешать вам повторить историю.
Система, а ну-ка подскажи, не получил ли тумаков Ло Бинхэ от Мин Фаня или кого-нибудь из детишек? Схвачу инфаркт до рассвета? Потому что я не готов разгребать хрень в низкосортной писанине Братца Самолёта сегодня.
Предупреждаю, что больше сотни очков не дам! Чувствую, что скоро и так потрачу много.»
[Главного героя избили слуги господина Хуана по пути на хребет Цанцюн. Молодой господин посчитал, что «деревенщине нечего делать среди именитых заклинателей».
С вас списано сто очков.]
Шэнь Юань прокашливается:
— Обработай раны и отправляйся к остальным.
