Шэнь Цинцю обмахивается веером и медленно спускается по ступенькам в ногу с близнецом. Юань, заметив это, прячет губы за своим, дабы не выдать смешливого настроения. Хорошо осознавать, что столь богатый на события день подходит к завершению на мирной ноте. Довольный смешок всё-таки срывается под прикрытием кашля.
— Что с тобой? — спрашивает старший Шэнь и стреляет глазами. — Сегодня ведёшь себя слишком подозрительно.
— Подозрительно? С чего бы?
Цинцю выгибает бровь, тем самым как бы говоря, мол, ты желаешь, чтобы я тебе объяснил причину? Его проницательность куда глубже, чем у классического низкоуровнего злодея, который банален до чёртиков и местами туповат на грани фола. Братец Самолёт заслуживал быть избитым за нераскрытие настолько живого персонажа, как заслуживал минус пятьсот к рейтингу своей писанины.
Шэнь Юань понимал, что смотреть на антагониста под иным углом вряд ли бы стал, имея с ним исключительно общую внешность и никак иначе. Теперь преимущество заключалось в мало-мальском знании прошлого Цзю, возникшем доверии и ментальной связи, что существовала между
истинными близнецами. Он не мог быть непредвзятым, как и не мог оправдывать поступки Шэнь Цинцю, но.
В этой реальности Шэнь Цинцю не извращенец, заманивающий маленьких девочек в свою бамбуковую хижину;
пока что не подлый убийца. Вообще, создавалось впечатление, что он целиком и полностью асексуален, и вдобавок ни в кого не влюблялся (по крайней мере, никак не выдавал себя). Цинцю целенаправленно не стравливал учеников, пусть методы его обучения назвать мягкими не повернулся бы язык.
Как небо и земля — нынешний Шэнь Цинцю и оригинальный из романа.
— Ничего удивительного, — наконец, подаёт голос Юань. — Мне просто любопытно, отчего ты изменил своим принципам?
Цинцю хмурится:
— Когда я изменял своим принципам? Если имеешь в виду зверёныша, сам знаешь причину.
У Цинцю любимица Нин Инъин. Младший Шэнь раз за разом это замечал — немудрено, находясь в течение долгих лет подле, — что к женщинам Цинцю относился гораздо снисходительнее, мягче. А если учитывать, что Нин Инъин была единственной ученицей, все вопросы отпадали. Девочка медленно, но верно превращалась в милую девушку — наивную, не знающую боли и настоящих забот, чьей сильной стороной выступало отнюдь не обращение с мечом.
По сути, Нин Инъин выполняла роль первой красавицы пика Цинцзин и в будущем обязана была стать одной из причин, почему над главным героем издевались. Без сомнений, юноши завидовали Ло Бинхэ, которому ничего не стоило делать, чтобы завоевать внимание красоток, в том числе и… недалёких. Нин Инъин будто взаправду не понимала, почему её товарищ (в будущем — муж) получает от старших соучеников тумаки.
«Зверёныш», — неприятно, но из уст Шэнь Цинцю относительно ласково. Ло Бинхэ выглядел и впрямь неважно: растрёпанный, грязный и в порванной местами одежде, роющий ямки, как самый настоящий щенок. И хотя было б разумнее называть его волчонком (вырос ведь лютый зверь), Шэнь Юань ассоциировал главного героя с овечкой. Милые кучеряшки так и манили дотронуться до завитков, чистые глаза светились от благодарности и обещали вечную преданность.
Белоглазый волк со сладкими речами, но с мечом за пазухой —
Ло Бинхэ. Сейчас он словно Белый лотос, щеночек иль белая овечка, ну а потом…
Потом Водяная тюрьма и участь человека-палки для бывшего «любимого» учителя.
— Инъин успела рассказать про Ло Бинхэ? — удивляется Шэнь Юань, прокашливаясь. — Меня терзали смутные сомнения, что разгадка крылась в Лю-шиди и в вашей непонятно откуда рождённой вражде.
Шэнь Цинцю останавливается.
— При чём здесь он? Разве не ты взялся за зверёныша? Щенячий восторг не заметил бы только слепой.
Принимать факт, что Цинцю действовал из братских побуждений, Юань был не готов. Дёрнуло же после принятия Нин Инъин обмолвиться, что учеников на пике маловато. Хоть Шэнь Цинцю начал принимать их относительно недавно, существенный перевес в пользу других пиков вызывал негодование (близнеца — раздражал). Казалось, что мазохистов и слабаков больше, чем адекватных детишек.
Сны с участием пыток меньше и меньше воспринимаются как следствие переживаний и богатого воображения. Юань собирался не позволить сюжету покатиться в ту дыру, куда свёл его Самолёт, стреляющий в небеса, как и не планировал выступать естественной заменой того, кого пытали бы.
— Нин Инъин не упоминала, как Бинхэ поглядывал в сторону заклинателей с Байчжань? Если бы не её любопытство, мне не пришлось бы вмешиваться.
— Поэтому ты решил, что я взял его, чтобы позлить Лю Цингэ, — утверждение; никакой вопросительной интонации.
— Прости?..
Цинцю поджимает губы и, усмехнувшись, отворачивается. Лестница, что вела к беседкам в низине у озера, красиво поросла мхом, разрослись и кустарники. Будет жалко в качестве наказания для провинившихся учеников разрушать эту хрупкую красоту.
Давным-давно Шэнь Юань не замечал прелесть бамбука и иных растений, не встречал закаты у водной глади и не сидел допоздна перед окном, глядя на звёзды.
Он знает: под слоем зелёных одежд на спине брата скрываются шрамы. Как бы трепетно Шэнь Цинцю ни относился к репутации, внешности и собственноручно надетой маске гадюки,
он оставался человеком. Человеком, чьи кусочки из прошлого не выкинешь, чью боль не стереть, каким бы сильным заклинателем ни был.
— Полагаю, скоро придётся покинуть меня?
— Говоришь так, будто я ухожу на тот свет.
От собственной шутки становится не по себе. Самоирония хороша не тогда, когда смерть грозит мучительная, причём от полукровки, который благодаря ненависти к тебе же стал Императором трёх миров. Сомнительная роль-утешение для лишённого конечностей и прочего…
— Обещаю сильно не горевать.
«Злится», — справедливое замечание. Есть большая разница между «Шэнь Цинцю, поддерживающий статус гадюки» и «гадюка-Цинцю». Хорошо, что в любой из жизней Юань весьма отходчивый.
Слабо бьёт Шэнь Цинцю по предплечью сложенным веером, сразу же его распахивая и двигая кистью машинально, — не потому что предночная духота выматывает. Шэнь Юань всегда был интровертом, но не затворником и абсолютным одиночкой. На самом деле ему нравилось узнавать новое, разговаривать с приятными людьми и простая человеческая теплота. Дозировано.
— Я привезу чай.
— Надеюсь, не ту дрянь, с которой ты приехал в прошлый раз, — смягчается Цинцю и забавно морщит нос. Чай взаправду был скверным, каким образом бы они его ни заваривали.
Путешествие в северные земли планировалось давно и растянулось бы минимум на три-четыре месяца. Шэнь Юань не изменял своим вкусам и интересовался диковинными животными (за что — снова — отдельная благодарность Братцу Самолёту). Кто же знал, что главный герой появится как раз перед отъездом?
Му Цинфан должен был сопровождать младшего Шэня в поездке вместе с талантливыми учениками, чтобы добыть редкие растения, а после вернуться на Цанцюн. Обязанности главы пика не позволяли Цинцю отлучаться надолго, да и отсутствие обоих Шэней сильно затруднило бы беспрерывное обучение юных заклинателей.
— Цинцю, я…
В меру громкий топот и радостный возглас Нин Инъин:
— Учитель! Учитель!
Шэнь Юань обмахивается веером и отчего-то не испытывает ни крохи удивления, смиряясь с неутешительным движением сюжета: рядом с любимицей брата главный герой. Смущённый и не до конца адаптировавшийся в школе он потупляет взгляд, но постоянные попытки поднять голову и «сравнить» сразу двух внешне одинаковых людей забавляют. Шэнь Юань нарочно опускает веер, открывает лицо и…
«Система, ну разве он не очарователен?»
Адская машина вольна не отвечать — не надо. В ученическом одеянии, нынче причёсанный и умытый он пуще прежнего тянет на звание Белого лотоса или приземлённого «щеночек». Какое там зверьё, если пока не почернел душой и не вздумал мстить?
Ещё не за что.
Глаза Ло Бинхэ — две монеты. Мальчик переводит внимание то на учителя, то на неканонного близнеца, сжимает и разжимает ладони, но всякий раз останавливается на Шэнь Юане.
Неужто не знал о двух Шэнях? Или поражён, что отличить трудно, когда оба стоят перед тобой?
— Учитель, — короткий поклон, — уважаемый Старейшина.
Занятно. Ло Бинхэ выражает бо́льшую почтительность, если не принимать к сведению никак не спавшее удивление и растерянность. Чтобы вывести главного героя из равновесия, надо показать ему
двух главных злодеев?
— Отчего столько шума?
— Простите, — девочка застенчиво мнётся, фактически игнорируя справедливую придирку. Если бы её прожгло стыдом, расплакалась бы тотчас. — Я подумала, что А-Ло устал и ему надо было показать комнату, но в одиночку он бы не справился. Когда я увидела вас, обрадовалась.
Замечание похвально. Доколе главный герой не сорвал демоническую печатать и не стал в открытую неуязвимым, доколе щенок не вырос в громадного волка, он был значительно слабее. Шэнь Юань с неприязнью вспоминал, как с неделю вычищал из-под ногтей землю, лечил пальцы мазью, взятой с пика целителей, и слушал фырканье брата об его изнеженной душонке.
И что с того, если Шэнь Юань родился с серебряной ложкой во рту? Между прочим, он был не меньшей жертвой, потому что однажды умер.
— А-Ло, ну и лицо у тебя! — ласково журит соученика Нин Инъин. — Я ведь говорила, что учитель и Старейшина Шэнь, то есть младший учитель, — братья.
Согласно правилам, если отбрасывать поблажки от Юэ Цинъюаня, учителем может быть один человек — кому приносят клятву. Однако Цинцю был склонен к частому искажению ци, вследствие чего пропадал на недели или месяц, занимался активным самосовершенствованием, невзирая на наличие будто незримой стены (вероятно, у всех имелся свой потолок). Потому, когда Шэнь Цинцю отлучался «по делам», ученики обращались к Юаню либо с почтительным «учитель», подразумевая приставку «младший» и помня, что после возращения Цинцю это мгновенно прекращалось, либо называли Старейшиной.
Шэнь Юаню не нравится, как Нин Инъин принимает на себя ту самую роль первой причины всеобщей ненависти к Ло Бинхэ. Но с другой стороны, если у антагониста в настоящем нет повода методично портить жизнь Бинхэ, переживать не стоит? Тем более, если на Цинцзин Бинхэ попал из-за него.
«Не было в оригинале — минус проблема», — рассуждает Юань и помахивает веером. Отчасти мило, что Шэнь Цинцю поступился принципами ради брата, а не из корыстных побуждений.
Следовательно, терроризировать Ло Бинхэ не за что, да?
Цинцю в лице не меняется ни на цунь — ни отвращения, ни расположения, ни щекочущей язык колкости, что грозится выйти наружу. Брат молчит пару секунд, а затем жестом приказывает ученикам удалиться и даже не ругает за быстрый спуск по лестнице.
— Переломают ноги и шеи — сами виноваты, — поясняет главный злодей, стоит столкнуться взглядами.
Шэнь Юань кивает:
— Справедливо.
— Не выражайся так при нашем Боге красоты, иначе он возненавидит и тебя.
— Мы не особо близки с Лю-шиди, — замечает младший и по-стариковски неторопливо спускается —
опять — в ногу с Цинцю. Пожалуй, разные характеры не отменяли схожих привычек: Шэнь Цинцю не растрачивал впустую энергию и также любил комфорт, чай пил вкусный, а дрянной, ничуть не жалея, выливал. — Но я желаю узнать, что поменялось за последние пару лет? Обмениваться «любезностями» для вас обычное дело, а вот в открытую шипеть… Не знаю, не знаю.
Вот она — огромная сюжетная дыра. Шэнь Цинцю особо не жаловали из-за скверного нрава, но с Лю Цингэ их связывала обоюдная ненависть. И до какой степени она оказалась сильна, что антагонист подло избавился от противника, когда тот впал в искажение ци не мог за себя постоять?
— Я не единожды объяснял, — парирует Цинцю. — Лорд Лю умеет разве что махать мечом и заставлять дев истекать слезами из-за своей красоты и недосягаемости. В остальном он непроходимый идиот, что крайне печально с таким-то личиком…
Печально?
Шэнь Цинцю — истинная гадюка, особенно когда произносит подобное с притворным сочувствием. Но не согласиться невозможно, потому как методы совершенствования на пике Байчжань предельно бесхитростны: «Бей сильнее, пока не победишь». Процесс обучения — драки, а дать себя поколотить непобеждённому Богу войны мечтали все ученики-мазохисты.
…И недосягаемость здесь — Шэнь Цинцю. Отрицать привлекательность вкупе с холодностью к окружающим бессмысленно.
— Надеюсь, за период моего отсутствия ничего не произойдёт.
— Беспокоишься за зверёныша?
— А? Почему? — Шэнь Юань замирает, отчего близнец оказывается на две ступени ниже. По телу пробегает неприятная дрожь — как последствия от кошмаров с Ло Бинхэ.
— Щенок глазел на тебя, как на лакомую кость, — того гляди облизал бы целиком.
Шэнь Юань брезгливо ведёт плечами.
Такое «счастье» и даром никому не сдалось. Если бы Шэнь Цинцю знал, каким безжалостным и злопамятным был лютый волк, не разбрасывался бы такими выражениями. Отрубленные конечности, влияние демонической крови, что не позволяла наконец-то испустить дух, — разогрев.
— Очевидно, узнал меня, потому что я был с Нин Инъин в первую встречу. А на тебя отказался смотреть, потому что ты его напугал.
— Пугливые нам ни к чему, — ожидаемо заключает Цинцю и, помолчав, добавляет чуть тише. — Будь осторожен.
— Не волнуйся, этот Шэнь не убьётся.
— Постарайся.
Юань не погружался в депрессию, каким бы тяжёлым и кровавым ни маячило будущее. А подставлять себя или близнеца — категорическое «нет», что за уловки ни использовала бы проклятая Система. За десятилетия вместе, за пережитые трудности Цинцю, если не прекратил быть ублюдком и убийцей, всё равно оставался самым близким в этом мире. Близким, но не слетевшим с катушек антагонистом, который тоже дышал, мечтал и испытывал боль.
— Если зовёшь Ло Бинхэ зверёнышем, можешь сделать для меня кое-что? — хитрости не запрещены Системой, так?
— Не проси посматривать за своей псиной. У меня скверное предчувствие на его счёт.
«Проверь, оно тебя не обманывает», — хочет яростно подтвердить, хохоча из-за того, как метко целится главный злодей. Чутьё Шэнь Цинцю не раз спасало их на улицах от побоев и голодных собак, готовых полакомиться человечиной.
— Не желаешь отдать его Лю Цингэ?
[Внимание!
Вам грозит штраф в размере двух тысяч очков в случае, если Ло Бинхэ покинет пик Цинцзин. Просим хоста следовать сюжету!]
Шэнь Юань скалится на невидимое для персонажей табло, прикрываясь веером, и про себя матерится так, что едва не закипает от злости. Иногда закрадывается мысль типа той, что подлая Система вовсе не помогает, а лишь играет на нервах и творит с событиями всё, что ей взбредёт.
— Обойдётся.
Юань нервно смеётся.
«Успокоилась?»
***
Бинхэ идёт позади шицзе и часто оборачивается — украдкой, словно его могут заметить и отругать. Если Нин Инъин не было совестно за шум, то ему — молчавшему — стыдом прожгло грудь. Всё же показаться в дурном свете перед учителем худо, как и не менее худо сесть в лужу из-за собственной недальновидности.
Ну конечно! Как можно было не понять, что учитель и мужчина, который разрешил вступить на пик Цинцзин в качестве ученика, являлись
всего лишь близнецами!
Ло Бинхэ сжимает ладони и корит себя за поспешные выводы. Великодушный учитель заметил его, возможно, потом специально переговорил с главой Цинцзин, кто впоследствии позволил закончить испытание. Именно учитель, увидев его раны, отдал бутылёк с исцеляющей мазью и не стал задавать вопросов, ибо понимал, как важно не бередить душу неприятными воспоминаниями.
Благодарность пускает корни в сердце мальчика. Ло Бинхэ видел мало чего хорошего, мало встречал поистине светлых людей, потому трепетно относился к тем, кто разводил серые тучи из людских пороков над его головой. Нефритовая подвеска старой прачки — единственное, что прежде напоминало о добре.
— А-Ло! А-Ло! — соученица легонько трясёт за предплечье. — Ты меня слышишь?
— А?
Бинхэ столь крепко задумался об учителе, старательно подбирал в уме извинения, что попросту не услышал Инъин. Соученица обеспокоенно всматривается в лицо и спрашивает, когда до хижины, где спят обучающиеся пика Цинцзин, остаётся рукой подать:
— Тебя что-то тревожит?
— Этот Ло просит шицзе рассказать ему об учителе.
Нин Инъин улыбается, после задумчиво постукивает по нижней губе подушечкой указательного пальца. Бинхэ успел выучить, что к ней по-особенному относятся все без исключения, а недобрый взгляд Мин Фаня после того, как за столом шицзе села возле него, вовсе убедил.
Подружиться с остальными будет сложно. Бинхэ догадывается,
что о нём говорят и
почему заранее недолюбливают, — бедность. Ему нечего было преподнести учителю в качестве дара, одежда его после выданной ученической отправилась на тряпки, а болезненный вид и растрёпанные волосы точно не впечатлили ребят. Удивительно, как Нин Инъин, будучи нежным человеком, не побрезговала подойти и познакомиться.
— Учитель Шэнь и Старейшина Шэнь, как ты заметил, одно лицо. Старейшина Шэнь заменяет учителя, когда тот отлучается по важным делам, а ещё ведёт некоторые уроки. Учитель довольно строг, но он великий мастер!
Бинхэ осознаёт, что упускает нечто важное, поэтому робко уточняет:
— Учитель — в одежде светлее?
— Нет, глупый. Учитель — Шэнь Цинцю, старший из братьев и глава нашего пика, а младшего зовут Шэнь Юань. Скажу по секрету, — Нин Инъин наклоняется к уху, готовясь раскрыть тайну, — учитель никому не улыбается, кроме младшего брата.
Ло Бинхэ кивает.
Если для всех ребят Шэнь Цинцю — глава пика Цинцзин и учитель, то для него, получается, наставник? Ло Бинхэ помнил наставления матушки: «Нужно быть верным слову». Оттого он считал неправильным называть учителем кого-либо помимо человека, коему дал клятву верно служить. Ведь Шэнь Юань заметил его, придал сил своим появлением и поделился целебной мазью.
Бинхэ опускает голову, невольно дотрагивается до рукава, скрывающего наполовину заживший синяк, и легко улыбается. Ученикам по прошествии определённого количества времени выдавали немного денег на личные нужды — об этом сказал глава школы Юэ Цинъюань.
Добро возвращается? Разумеется, учителю не понадобится лекарство, но как верный ученик Ло Бинхэ обязан сделать достойный подарок. Что придётся по нраву: веер или подвеска?..
— Ты такой рассеянный, — смеётся Нин Инъин. — Иди спать, пожалуй. Занятия начинаются рано — учитель наказывает опоздавших, и его лучше не злить. К тому же, если Старейшина покинет нас утром, настроение его ухудшится.
— Что?
— Что «что», А-Ло?
Радость смывает неприятной новостью об отъезде учителя. Бинхэ переспрашивает у шицзе, веря в «почудилось», но Нин Инъин разрушает надежды на корню: «Старейшина отправляется в далёкие земли вместе с мастером Му Цинфаном и несколькими учениками за редкими растениями. Путешествие может занять не один месяц, поэтому немудрено, что учитель будет грустить».
У Ло Бинхэ никогда не было братьев или сестёр, как и полноценной семьи, о которой мечтал. Но, кажется, он способен понять тоску главы пика, волнение. Он где-то слышал, что близнецы имели тесную связь не столько из-за близкого кровного родства, сколько из-за ментальной связи.
— Спасибо, шицзе.
— Мы обязаны помогать друг другу! — торжественно заявляет девочка.
После расставания, лёжа в выделенной кровати у окна, Бинхэ долго не может уснуть. Слышит, как постепенно подтягиваются соученики и в голос, как будто их не заботит, что он может давно видеть сны, обсуждают заклинателей с пика Байчжань. Е Чжиюй — из ближайших товарищей Мин Фаня — клятвенно обещает в следующем поединке одержать победу и порадовать учителя.
Через одну сгоревшую палочку благовоний наступает блаженная тишина, нарушаемая сверчками. Бинхэ ставит локоть на подоконник и взирает на огромную полную луну. Недавно жил на улице и вкушал какие-то объедки да отданные сочувствующими людьми кушанья, а сейчас был учеником знаменитой школы бессмертных. Воодушевляющая речь главы Юэ до сих пор звучала эхом в ушах.
Матушка бы им гордилась.
Отныне важно, чтобы и гордился учитель.
