[Поздравляем! В сумме начислено пятьдесят очков: мудрость — двадцать пять, забота — двадцать пять. Продолжайте в том же духе!]
«Мне-то всё равно, за что и почему ты щедрая и радостная. Но не вздумай потом списывать очки, если вскроется баг не в мою сторону. Ясно тебе?»[Хост желает выполнить новое необязательное задание? Вознаграждение: сто очков.]
«А если откажусь?»[Будет списано двести очков крутости главного героя, в том числе триста очков дополнительно — как штраф.]
«Ты ненормальная?! Система, это не предложение, а принуждение!»[Ничего не поделать.]
«Валяй. Запускай своё задание, но будь уверена, что я тебе всё припомню.» На самом деле, если судить по принципу «могу/хочу», адской машине угрожать бесполезно. Лишь благодаря знанию романа и поиску лазеек методом проб и ошибок получалось избегать некоторых штрафных санкций и сохранять заветные баллы. Дыры никуда не делись, многое оставалось тайным, поэтому маниакальное накопительство очков при данном раскладе было логичным. До самых важных событий куча времени. Но Шэнь Юань не позволяет себе расслабиться полностью и вновь совершать фатальные ошибки, как с отъездом из школы ради редких растений и помощи людям. На горизонте маячило предательство Лорда пика Аньдин, собрание Союза бессмертных и падение Бинхэ в Бесконечную Бездну — не шутки. Шан Цинхуа своим видом напоминал мышь или хомяка. Первое время, когда тот стал главой пика, Юань приглядывался к этому засланцу из демонического мира и гадал, отчего характер Цинхуа отличался от оригинального? Будь проклят Самолёт со своим скудным описанием интересных второстепенных персонажей, не состоящих в цветнике Ло Бинхэ! Очевидно, Шан Цинхуа ещё не спелся с представителем демонической расы, потому как Сян Тянь Да Фэйцзи скупо расписал то, что всё началось незадолго до самого Собрания. Шэнь Юань приглядывался к хомяку, анализировал его поведение и замечал: высокомерия в этом мелком заклинательском тельце набралось бы едва ли с горсть. Шан Цинхуа добросовестно занимался расчётами, утопал в бумагах и выполнял обязанности достаточно хорошо… И временами странно косился на обоих близнецов. Было бы странно, конечно, если бы мышиная личность вдруг воспела любовью к гадюке — так прозвали Цинцю — и отражению змеи. Переминающийся с ноги на ногу юноша отвлекает от глубоких и отнюдь нелестных раздумий о Системе и о Самолёте — сладкая парочка, если и не связана между собой, удостоена вечных званий мучителей. Взять в пример Ло Бинхэ и щедро навалять автору за то, что сделал судьбу протагониста до скрежета в зубах клишированной. Клишированной в самом жестоком смысле. — Что, Бинхэ? — Учитель, — короткая пауза, — вы скоро уйдёте в медитацию. Я слышал, что вам и уважаемому главе пика потребуется много времени. — Для бессмертных несколько лет в уединении — ничто. Ло Бинхэ размыкает губы, чтобы что-то вымолвить, но вскоре бросает затею. Кислое выражение лица и опущенные плечи — не таким должен выглядеть будущий Император трёх миров. Поразмыслив, Шэнь Юань решает сжалиться над учеником. Как справедливо заметил брат, «зверёныш сам не горит жаждой заводить с кем-то дружбу» — и это тоже неправильно. Ло Бинхэ не нужно подмазываться к соученикам, но, как считает Юань, если силы станут равны, получится настроить их взаимоотношения до уровня приятельских. — Ло Бинхэ, откуда в тебе это? — строго интересуется Шэнь Юань и, нахмурившись (уподобляясь Цинцю, если откровенно), поднимается с камня. — Что за вздор? — Учитель?.. Неужто опять подумает, что его собираются выгнать с пика? Что за болезненный тон, как если бы овечку некогда добрый хозяин вёл на живодерню? Обходит юношу со спины, но тот начинает вертеться из стороны в сторону, словно боится нарушить зрительный контакт и вообще ожидает чего-то плохого от учителя. Без всяких сомнений, недоверчивый ко всем и вся Гордый Бессмертный Демон ни за что не повернулся бы к врагу спиной, открывая великолепный шанс для рокового действа. Однако с чего бы сейчас Ло Бинхэ переживать? — Не вертись ты, — слабый хлопок сложенным веером по макушке. Ло Бинхэ резко замирает, напрягается весь и становится похожим на статую. — Что за дурная привычка опускать голову и сутулиться? Ты кто: заклинатель уважаемой школы или необразованная и ни на что негодная бестолочь, которой стыдно за своё существование? В школе Цанцюн растут великие заклинатели, а не пугливые горбуны. Соберись-ка! «Разминать мышцы главного героя дóлжно сестричкам из гарема, а не старому учителю. Ло Бинхэ, что ж ты зажатый?» — Учитель, пожалуйста, прекратите, — жалобно блеет Бинхэ, однако сдвинуться не смеет. — Если я прекращу, перестанешь сгибаться в три погибели? — Этот ученик обещает последовать совету учителя. Пожалуйста. Шэнь Юань делает шаг назад и слабо отталкивает юношу. Но каково его удивление, когда прежде розовощёкий Бинхэ отныне напоминает по цвету спелый нектарин? Так рьяно тренировался, что весь вспотел, а теперь засмущался от нравоучений учителя? Ну что за очаровательный Белый лотос! — Вы правда покинете меня? Наперво Юань теряется от «меня», а затем вспоминает истину, что лежит на поверхности: Ло Бинхэ его первый личный ученик. — Я и горячо любимый брат пришли к согласию о том, что разумнее уйти поочерёдно. Этот учитель будет последним. Он не лукавит, когда называет Шэнь Цинцю горячо любимым братом, не позволяет сказанному перетечь во что-то наигранное и брошенное с укором. Близнецовая связь, будь она и искусственно созданной, образовалась возле горячих источников, морским узлом завязалась вокруг запястья в обветшалом заброшенном доме. И всё-таки хотелось бы, чтобы Ло Бинхэ принял к сведению. Шэнь Юань не желает умирать во второй раз, тем более столь мучительно. Ло Бинхэ растягивал свою месть долго, наслаждался ею со вкусом. Но ежели финал предрешён, а информация от Системы не что иное, как подачка из жалости, Шэнь Юань готов поменяться. Быть может, когда выбор припрёт к стене своей неотвратимостью, а милая овечка по имени Ло Бинхэ обнажит волчью сущность. Если иного выхода нет, кроме как покориться, опорой станут детские воспоминания — о шрамах на теле антагониста, проявленной вперемешку с грубостью заботе, воровстве и рабстве. С рабами, известно, не церемонятся — хлещут нещадно, как плешивый скот. Попрощавшись, Шэнь Юань направляется обратно — в бамбуковую хижину. В спокойные дни не грех расслабиться и заняться чтением с чашкой ароматного чая. Но заслышав невнятное бормотание, Юань оборачивается, чтобы увидеть окрылённого юношу, прижимающего к груди сборник с описанием правильных техник. — Что он там бормочет? О чём думает?.. — вслух рассуждает младший Шэнь. — Ладно, моя совесть чиста.[Плюс пятьдесят баллов крутости главного героя. Плюс сто очков за выполнение задания.]
Система безнадёжна.***
— Мне не нравится твоё состояние. — А мне не нравится, что все вокруг ведут себя так, словно искажение ци у них. — Тебя кто-то расстроил, А-Цзю? «Расстроил», — можно и не отвечать. Шэнь Юань со вздохом присаживается позади брата и берёт гребень, зубчики коего смазаны специальным маслом. Волосы у Цинцю, если приглядеться, были немногим длиннее и темнее, но остальные словно ничего не замечали. Конечно, окружающие куда больше ориентировались на поведение и выражение лица. …Это давнишний ритуал: после посещения городов или поселений привозить что-то в подарок, разделять на двоих каждый приём пищи (ждать другого, чтобы поесть вместе), обсуждать недавно прочитанную книгу. Шэнь Юань настолько привык к существованию брата-близнеца, что не мог мысленно соединять А-Цзю с ублюдком-мучителем. (или в прошлом его не поняли?) — Почему у нас странно пахнет на пороге? Или мне померещилось? — Луцзы плохо оттёр кровь той твари? — профиль Цинцю излучает недовольство, и Юань издаёт короткий смешок, продолжая расчёсывать пряди, чуть отросшими ногтями массируя кожу головы. — Напомни мне наказать этого лентяя — десять кругов вокруг пика творят чудеса. Младший Шэнь без тени злобы и укора произносит: — Опять твои наказания… — Если будешь баловать, ничего хорошего не вырастет. Они обязаны знать, что с ними не станет никто сюсюкаться и подтирать сопли. Справедливо. В прошлой жизни Шэнь Юань не задумывался о будущем и знал наверняка, что даже если он всю жизнь только и будет делать, что не делать ничего и влачить бессмысленное существование за компьютером и составлением рецензий на третьесортные романчики типа чтива Братца Самолёта, без средств никогда не останется. Обеспеченная семья, два старших брата, которым предстоит отстаивать честь семейного бизнеса и заниматься всеми делами. Духа соревновательности и амбиций, само собой, у него не было. Зачем? И нынче это невероятно досадно. Говорят, у близнецов всегда есть ведущий и ведомый. Роли распределены — Шэнь Цзю прилагал усилия если не за двоих, то за одного и отнимал половину забот у Юаня. — Мне жаль, что я не могу забрать твою боль. Молчание длится мучительно долго. Заметно, как Цинцю деревенеет. — И не обязан, не неси чушь. — Ты никогда не рассказывал о том, что случилось, Цинцю. Может, пришло время? — Что ты хочешь узнать? Что я и кое-кто знакомы с детства, но кто-то сбежал раньше, чем я, но не помог? Система не напоминает о себе — хороший знак. Шэнь Юань останавливается, чтобы обдумать сказанное не впервые, зато под совершенно другим углом. Поведение Юэ Цинъюаня вполне может расцениваться как запоздалое чувство вины — бесспорно. Но кто такой Шэнь Юань, чтобы судить некогда сбежавших рабов? Его расположение заведомо настроено на близнеца, а незнание многих фактов не играет на руку. Завтра Шэнь Цинцю уходит в пещеры Линси, чтобы заняться медитацией. Внутренних ходов в пещере было много, поэтому пребывание там не в одиночестве не мешало. Если разойтись по углам — идеально. — Прости, я переживаю. — Ты неисправим, — неодобрительно качает головой Цинцю и обмахивается веером так, чтобы воздух попадал на брата. Вот как после этого можно считать его бесчувственным мерзавцем, заботящимся исключительно о себе? — Как и ты. — Твоей добротой, А-Юань, пользуются и будут пользоваться. Взять того же щенка… — кривится — незачем гадать. — Безродная псина в будущем откусит руку по локоть, уверяю. Зверёныш уже показывает зубы. — Откуда предрассудки на счёт Ло Бинхэ? — Я видел, как тупоголовые бараны Лю Цингэ дрались с нашими учениками. — И ты ничего не сделал?! В Бездну взаимосвязь полукровки и предрассудков — потом. Важнее, что, невзирая на неприязнь к Лю-шиди и байчжановцам в целом, Шэнь Цинцю не вмешался. Сделай он это, подверг бы заклинателей с пика Цинцзин дополнительной порции насмешек, однако наблюдение и ничего боле — тоже не есть хорошо. — Зачем? Согласились вступить в бой — пусть отвечают сами. Теплилась надежда, что наши ученики не были безнадёжны. Увы, Бог войны, — прозвище Лю Цингэ чуть ли не выплёвывает, — колотит своих достаточно. — А Бинхэ здесь при чём? Шэнь Цинцю хмыкает: — Когда зверёныша задевают за живое, оказывается, он обнажает свою сущность. Я повторяю вновь: будь аккуратным. Сам знаешь, как безобидно, бывает, выглядит псина, а потом вцепляется в тебя и не отпускает. Трудно оспаривать истину, волочащуюся из оригинального романа. Тот Ло Бинхэ — озлобленный, кровожадный и мстительный — откусывал не по локоть, а целиком. Если стал его врагом, лучше было бы умереть раньше, чем Гордый Бессмертный Демон добрался бы до тебя. — …Что там не отмыл Луцзы? — «Подарок» от Лю Цингэ. После того, как стало известно, что у одного из наших учеников перелом ноги, совесть замучила. Неожиданно. Нельзя утверждать, что не обошлось без вмешательства извечно внимательного и заботливого главы школы. Вряд ли Юэ Цинъюань сумел подействовать на Бога войны до такой степени, но взаимодействия между пиковыми лордами — непобеждённым мастером меча и гадюкой — разгорались. Неизвестно доподлинно: благо или нет? Трёхглазого кролика с редкой белоснежной шерстью, отливающей голубоватым цветом, и тёмно-синим языком словить нелегко. — Он что, оставил добычу на пороге? — Разбиватель женских сердец в своей манере сделал это молча — прилетел на мече, свалил тушку и отправился на Байчжань, — перечисляет близнец, кажется, не держа зла до высшей отметки. — Чему удивляться, А-Юань? «Меня не удивляет, а пугает происходящее. Учитывая, что однажды не мой Шэнь Цинцю воспользуется моментом и убьёт Лю-шиди, когда у последнего случится тяжелейшее искажение ци. Пожалуй, смерть Лю Цингэ от рук собственного шисюна поставила точку в убеждении о том, что мастера Сюя необходимо было судить за грехи по всей строгости законов». — Ты прав, Лю Цингэ не меняется. Он бы бросил кролика под ноги, если бы ты вышел на порог. Цинцю парирует: — Стал бы тратить время, чтобы встречать кого-то. Я был занят. — Чем? — Музицированием.***
Привыкать к одиночеству трудно. Шэнь Юань вздыхает, глядя в окно, — чай пить не хочется. Тонкую близнецовую нить, натянув донельзя и скрыв средь тумана близ пещеры Линси, как несправедливо обозвали огромную гору, дёрнули и вместе с ней сердце. Тоской наполняется грудь, стены бамбукового дома сдавливают виски. Это явление временное, однако само нутро призывает вырваться отсюда. Не отвести ли учеников в ближайший город? Заклинателем полезно узнавать новости от простых смертных, чтобы не слыть горными гордецами и затворниками. Вдруг появится на горизонте простенькое дельце. Время в пустых раздумьях утекает сквозь пальцы. Когда солнце начинает садиться, а одной свечи не хватает, Юань лениво поднимается из-за столика и, сцепив ладони в замок за спиной, неспешно выходит на улицу. Аромат Бамбукового леса необычно приятен — вот бы вдыхать вечность. Заклинатель, смежив веки, делает глубокий вдох, губы трогает лёгкая улыбка. Для перерождения весьма неплохо. Да, пришлось испытать многое на пути к званию Старейшины Шэнь Юаня, но доселе всяко приятнее забвения. Хотя будущее пугало, вера в успех и надежда на концовку не в качестве человека-палки крепки. — Старе… Учитель! — быстро исправляется ученик. Открыв глаза, Шэнь Юань кивает Мин Фаню, склонившемуся в почтительном поклоне. — Вам что-нибудь нужно? — Подойди. Ло Бинхэ перевели из сырого сарая для дров в старый крохотный домик, где когда-то давно отлёживались захворавшие ученики при предыдущем мастере пика Цинцзин. По сравнению с близнецом здоровье Юаня можно было бы называть слабым. В силе духа ли суть? Вероятно, но и при таком раскладе Цинцю беззастенчиво показывался в окне и, не скупясь в выражениях и хмурясь, насильно заталкивал края тёплого одеяла под тело младшего брата, чтобы не поддувал ветер. Начинающие заклинатели не могли использовать ци для лечения собственных болезней в столь широких масштабах, а учитель заставлял привыкать к истине: «Не надо ждать спасения и помощи, прежде всего совершенствующийся обязан надеяться на себя». Шэнь Юань прочищает горло и старается — да, подлый приём — подражать манере речи близнеца: — Завтра отправимся в город на ярмарку, поэтому подъём ранний. Предупреди всех, чтобы хорошенько выспались. — Как прикажете! Мин Фань важной походкой покидает зону видимости; лучи алого цвета нынче на уровне живота. Шэнь Юань накрепко убеждается: вовек и до завершения сна иль смерти для него нет ничего милее и краше, чем школа Цанцюн.