— Ох…
Ло Бинхэ тотчас сокращает расстояние и борется с непреодолимой жаждой коснуться предплечья учителя — насилу не осуществляет задуманное, ибо прикосновения без повода опасны. Это непростительная вольность, после коей Шэнь Юань может разгневаться и — в худшем случае, как в самом кошмарном сне, — прислушаться к своему ядовитому близнецу. Вариантов бессчетное количество, и худшие выстраиваются в ряд: изгнание на пик Байчжань, приятие стороны Шэнь Цинцю…
Эта обида сидит занозой и разрастается денно и нощно.
— Учитель?
— Разумнее нам было бы отправиться на мечах.
Конечно.
Ну конечно, конечно!
Бинхэ злится на собственную неосмотрительность, на глупость, что ехидным смехом циновой гадюки разносится в голове и шепчет: «Видишь? Ты жалок настолько, что не в состоянии угадать желания возлюбленного. Право, ты — псина, что годна валяться у ног да голодно облизываться».
«Возлюбленного».
Бинхэ встаёт как вкопанный, успев ухватиться за эту мысль, и невольно косится на младшего брата главы пика. Словно учитель может узнать, забраться в голову и
услышать. В таком случае ни на какую взаимность рассчитывать не придётся, ведь Бинхэ слишком юн и слаб, не прославил имя учителя и не прославился сам, чтобы хоть на цунь иметь право стоять не позади, а подле него. Дотрагиваться до него и без утайки смотреть в глаза…
Можно сколь угодно себя убеждать, что одного поклонения, безропотного исполнения желаний учителя будет достаточно. Но в глубине души Ло Бинхэ понимает: сложно взирать на своё Божество, иметь шанс вдыхать его запах и довольствоваться ласкающим слух голосом, однако не мечтать о большем. И так позволил себе чересчур многое той лунной ночью, когда наутро случившееся показалось не более, чем больной фантазией воспалённого ядом разума.
И имя ему — любовь.
— Этот ученик готов…
Что?
Нести учителя на спине или руках? Взять на себя возмутительную смелость предложить нечто подобное, чтобы окончательно потерять разум от любви к собственному учителю?
Ло Бинхэ по-особенному относился к нему всегда. К восхищению прибавилась нежность, к ним — глубокая привязанность, притянувшая вслед за собой горячее, сладостно-ревностное и всепоглощающее. Просыпаться с мыслями о нём, засыпать, представляя, как в один день будет дозволено назвать его «мой». Крепко бы обнять, уткнуться бы носом в изящную шею и опалить бы дыханием идеальное ушко, чуть прикусив мочку зубами…
Бинхэ сжимает кулаки, рдея.
А-Юань не должен был ни за что узнать, как его единственный ученик, зарывшись носом туда, где учитель касался постели, предавался бесстыдным — коротким, сквозь помутневший рассудок! — фантазиям. Мерещился всюду запах душистого чая, сладких специй и ни с чем несравнимый естественный аромат учителя, и прежде бессонница не была столь сладка, а переполох в мыслях не творил нечто невообразимое.
Он принял подарок. Учитель — замечательный, великодушный и талантливейший из заклинателей, — не искривился в отвращении, а забрал скромное подношение ученика и носил это прямо сейчас. Ло Бинхэ наперво счёл увиденное бредом сумасшедшего, ведь помутиться рассудком было легко, если маленькая мечта сбылась, но всякий раз бросал взгляд на аккуратно скреплённые пряди, струящиеся по изящным плечам и спине.
«Перед любовью склоняются рано или поздно все без исключения. Если она не калечит души, никому не чинит зла, не стоит называть её неправильной. Мужчина ли сходится с мужчиной, женщина ли пылает от любви к женщине… Кому решать, что правильно, а что неправильно, если мы говорим о любви?».
Любил ли когда-нибудь учитель? Женщиной ли была та (проклятая) счастливица или мужчина (заслуживающий кары в виде смерти)? Страдал ли учитель, ежели не состоял в браке и, казалось, ни с кем не заводил любовных отношений? Бинхэ мог поклясться, что не пропустил бы мимо глаз подобное, если только…
Лорд Аньдин.
Шан Цинхуа, на чьих бёдрах в тот злополучный лень восседал учитель, — мелкий, вечно занятый многочисленными бумагами и расчётами заклинатель, по скромному мнению Ло Бинхэ, не обладал выдающейся внешностью.
— Полно, — кончик веера прижимается к губам, и сердце юноши замирает, — не нужно волноваться. Твой учитель в состоянии преодолеть это незначительное расстояние. Я лишь хочу сказать, что меня беспокоит твоя рука и твоё состояние. Как ты?
Ло Бинхэ стыдливо закусывает изнутри щёку, опустив подбородок, чтобы не выдавать стыда, опаляющего лицо. Сердце заполошно стучит.
— Вам не стоит тревожиться, учитель.
— Если причина в нашем разговоре, — начинает Шэнь Юань и раскрывает веер, медленно покачивая его и открывая обзор на необычайно тонкое, нежное запястье с чуть выступающей боковой косточкой. — В первую очередь, я не желаю, чтобы ты…
«Они совсем не похожи, — отчаянно думает Ло Бинхэ, когда замечает складочку на лбу мужчины, и грудь сдавливает от боли, — они такие разные, что перепутать их невозможно. Они — как пасмурный и солнечный день, как мутное болото и чистая родниковая вода, как грязь и снежная белизна, сияющая подобно кристаллам».
Учитель злится? Полагает, что ученик ничего понял, оттого затаил… обиду? Безродный и неблагодарный щенок, псина, сволочь, Зверьё — эти и многие другие прозвища он готов сносить на протяжении всей жизни, дабы не видеть учителя расстроенным, разочарованным. Непослушные руки сами тянутся к нему, как подсолнухи на бескрайнем поле к своему небесному светилу, мажут кончиками пальцев по светло-зелёным одеяниям и застывают.
Аккуратные брови Шэнь Юаня поднимаются в удивлении. Учитель слегка отшатывается и прячет губы за изображением бамбука и красивыми мазками нарисованных гор.
— Причина, — Бинхэ опускает взгляд, что-то сбивчиво бормочет и едва не падает в обморок от ужаса. Потому что если в сию секунду прочтёт в чистейшей зелени нечто вроде страха иль отвращения, сбросится с пика. — Причина, учитель… В этом ученике.
Глупое, горячо любящее сердце вот-вот само пробьёт рёбра и напросится к учителю — можно и под ноги, только бы поближе к нему.
Ло Бинхэ осознавал, что зарождение этих чувств было неизбежным:
Он предстал перед взором — и жизнь приобрела смысл. Пускай приходилось до встречи с А-Юанем и после (молитвами гадюки) сносить побои по делу и без, пускай приходилось бороться за жалкую миску пресной похлёбки, оно стоило каждой секунды.
Веер опять закрывается с характерным щелчком. Шэнь Юань делает шаг навстречу — боле не отстраняется, как от прокаженного, и приподнимает подбородок юноши. Вынуждает смотреть на себя, словно отрезая пути для отступления, а свободную ладонь сжимает на плече.
Кожа через ученические одеяния вспыхивает огнём.
— В чём ты виновен? В том, что увидел своего учителя с неприглядной стороны? Разве мой ученик где-то оплошал?
— Этот ученик непозволительно дерзок…
— Что ты имеешь в виду? — когда А-Юань склоняет так голову, его волосы шёлком переливаются, обнажая длинную шею с крохотной родинкой на кадыке. — Что же ты натворил, что всю дорогу был сам не свой? Неужто вновь сцепились с адептами Байчжань?..
Учитель привычно вздыхает и очаровательно ворчит по поводу неуёмной жажды учеников другого пика соревноваться без предупреждений и правил. Тактильный контакт заканчивается — Бинхэ с трудом проглатывает горечь, как и желание бездомной собакой ластиться к учителю. Вымолить кроху внимания.
«Он собирался пойти к Лорду Аньдин», — услужливо напоминает внутренний голос с ноткой ревности. Не было повода не верить речам Шэнь Юаня, однако главе пика снабжения — да. Разве не могли окружающие не замечать, как красив, изящен и образован учитель?
— Думаю, этому ученику нездоровится из-за плохого сна.
— Потому что нечего упрямиться! —
А-Юань бьёт по лбу веером слабо и
приятно. — Сейчас отправимся к лекарям, дабы тебя повторно осмотрели, а лучше отвести к Му-шишу. И чтобы сегодня перебрался в Бамбуковую хижину!
Ло Бинхэ стыдно до одури за свою ложь, но.
Половина его ликует.
Жаль, что рано.
***
Ло Бинхэ опасливо озирается по сторонам, прислушиваясь, когда проходит в комнату учителя. Словно может наткнуться там на циновую гадюку или немногим хуже — Мин Фаня, кого-нибудь из его приспешников и по совместительству любимчиков Шэнь Цинцю.
Любимчиков в издевательствах.
«Учитель наверняка сильно устаёт, поэтому нет ничего удивительного, что ему не хватает сил и времени должным образом заправить постель. Если я сделаю это сейчас и потом, если учитель не будет против, помогу расстелить её?..» — метания съедают изнутри, но Бинхэ решается на подобную вольность.
Шэнь Юань не равнодушен к страданиям ученика, да?
Юноша сжимает кулак и обессилено опускает руку, негодуя. Если бы только был старше или хотя бы одного возраста с Шэнь Юанем, мог бы ухаживать за ним открыто — со всей страстностью, честностью.
Мысль безумная, навеянная воспалённым мозгом из-за доброго жеста и беспокойства учителя, но она донельзя сладка.
Ибо к тому времени Ло Бинхэ перестал бы считаться неопытным юнцом, добился бы успехов на заклинательском пути и разбогател бы. Чтобы учитель не стыдился и одаривал своей нежной улыбкой, принимая щедрые подарки. Впрочем, и те меркли бы перед сияющими сочной зеленью глазами, великолепными чертами лица и очаровательными, совершенно очаровательными привычками, что дороже любых драгоценностей, — такие коллекционировать бы.
Учитель крайне брезглив, но никогда не фыркает с отвращением, как старший брат, предпочитая сохранять дистанцию или прятаться за веером.
Учитель любит помечтать. Ло Бинхэ замечал, как иногда мужчина глядит куда-то вдаль, иногда хмурит свои тонкие брови, и порою выражение лица его приобретает сытое удовлетворение. Он может тихо посмеяться, скорее всего, вспоминая нечто уморительное, отчего его смех, доносящийся перезвоном колокольчиков, ласкает слух.
Учитель любит сладости. С каким удовольствием он ест Бороду дракона! Бинхэ полагает, что следующие накопления не зазорно потратить на книгу с рецептами вкуснейших блюд, чтобы при любом удобном случае кормить
А-Юаня, наблюдая за его неподдельным блаженством.
…Или если бы пришли на Цанцюн вместе. Бинхэ было трудно представить, как фарфоровые пальчики младшего близнеца разрывали землю с корнями, камешками, но и это не стало бы проблемой — тогда Бинхэ уверенно бы доказал, что мог бы выполнить работу за двоих. Вероятно, даже Шэнь Цинцю оттаял бы.
Ежели Лорд Цинцзин не любит ни одну душу, кроме младшего брата, почему бы не благословить А-Юаня и того, кто лучше остальных сумел бы о нём позаботиться?
Ло Бинхэ ощущает, как жар опаляет щёки и спешно отходит подальше от постели, с ужасом замечая, что рука его сжимает ночную рубашку учителя. Мысли путаются, тяжесть заполняет грудь, а глупое сердце вновь бешено бьётся, как если бы заставили бежать двадцать или тридцать кругов вокруг пика.
Какой вздор.
Несусветная глупость.
Какая дерзость — полагать, что дозволено и мечтать о подобном. Ещё солнце не село, ночь не завладела миром, обещая забрать самые бесстыжие фантазии и сны, оставляя их в строжайшей тайне.
На холодных городских улицах случалось всякое. Бинхэ становился невольным и непрямым, однако свидетелем бесстыдства, творящегося в темноте или средь белого дня в «укромных» уголках, где шастать и утром бывало опасно. Матушка заболела, поэтому он, как благодарный и понимающий сын, брал большую часть поручений господина, на которого они работали. Увы, полностью избегать жутких мест, как и не исполнять совершенно глупые приказы отпрыска господина, было нереально.
И однажды один из голосов во тьме не принадлежал женщине. Точнее — оба голоса принадлежали мужчинам, поддавшихся порыву страсти в глухом переулке, где пахло сыростью и немного плесенью от стен домов. Бинхэ был мал и неопытен, потому жутко смутился и поспешил ретироваться, покуда любовники не обнаружили
практически соглядатая, но запомнил отлично.
Любил ли учитель кого-нибудь? Может, он сумел бы полюбить мужчину? Полюбить в будущем
бывшего ученика?
Ло Бинхэ недолго топчется на пороге, крепко зажмуривается и решает сделать для учителя что-нибудь вкусное на ужин, пока представляется возможность. Циновая гадюка в хижину без надобности не позволит войти, будет шипеть и истекать ядом, а приготовленное Зверьём блюдо вышвырнет в раскрытое около и не забудет добавить, какой Ло Бинхэ жалкий, если полагает, что имеет право «свою убогую стряпню подкладывать Старейшине».
«В прошлый раз учителю понравилась питательная каша. Приготовлю её», — рассуждает Бинхэ, чтобы заглушить поток невесёлых мыслей и сосредоточиться на чём-нибудь, что не является плодом взыгравшего воображения из-за ревности.
Если Шэнь Юань заставил выпить горячий чай, показал, где теперь находилась спальня ученика (далеко от комнаты учителя), но всё равно отправился по делам к Лорду Аньдин — что это означало? Какова вероятность, что глава пика и уважаемый Старейшина состояли ранее в романтических отношениях или испытывали друг к другу нечто схожее, что заставило их позабыть про приличия и сойтись в схватке?
В пылу ссоры любовники?..
Бинхэ рад, что в данный момент неаккуратно проводит ножом по указательному пальцу, тем самым отвлекаясь на боль из-за пореза. Нет, разумеется, учитель не лгал, когда утверждал, что между ним и Шан-шишу не было ничего. Однако нутро скребёт, отрицает светлые помыслы Шан Цинхуа, и относится к нему с опаской.
Пустые ли наветы?
Что касаемо внешности, Ло Бинхэ не преподносил себя, уподобляясь жуткому нарциссу, как и не принижал беспочвенно, памятуя, что его бедность и слабость, неумение угодить правильно выступали причиной для насмешек, но не лик. Юноша считал себя вполне привлекательным.
С другой стороны, разве столь великолепному заклинателю не под силу воспылать светлыми чувствами к внешне дурному? Воистину Шэнь Юань как небожитель, спустившийся с небес, чьей милости не достоин никто, но вместе с тем все жаждут её получить.
Капелька крови на разделочной доске вызывает отвращение. Нет, не бывать — учитель не попробует это, пока Бинхэ всё не исправит.
***
Шэнь Юань «просыпается» в месте, состоящем из серо-коричневого то ли дыма, то ли песка, где не видно не зги и воздух в разы тяжелее. На нём одежды характерного для пика Цинцзин цвета, волосы аккуратно собраны, а на поясе висит повседневный атрибут — веер.
Хорошо, что писанину Сян Тянь Да Фэйцзи он знал как свои пять пальцев, чтобы в любой момент ткнуть носом горе-автора в логическую дыру, несостыковку с предыдущим описанием или с сюжетом в принципе. Очевидно, что это — пространство Царства снов, что не помогает ничуть, учитывая значительное отклонение от оригинала. Мелочи мелочами, но не до такой же степени перекраивать писанину Самолёта!
«Система, что за дела?»
[Загрузка…
Просим Вас подождать. Задание обновляется.]
«Солнышко, давай поскорее. Я люблю сны, но не люблю, когда они грозятся превратиться в кошмар или созданы кем-то. Мне когда-нибудь дадут отдохнуть? Потрудись объяснить, что я здесь делаю?»
Шэнь Юань раскрывает веер и в меру терпеливо (насколько подобное возможно) обмахивается им, шагая из стороны в сторону по бескрайней пустоте.
Разговор с пугливой душонкой Шан Цинхуа оказался весьма содержательным по теме невезения обоих, а все нужные карты раскрыть не удалось. Будучи запертыми в чужих телах героев романа, написанного будто бы на коленке нынче Лорда пика Аньдин, оба не знали, что должны были предпринимать в дальнейшем, а главное — чем роман закончился бы. Самолёт обожал на угоду непривередливой публике строчить дополнительные главы по полсотни страниц, где реальных событий кот наплакал. Но даже автор романа признавал: «Я не в силах ничего изменить, Братец Огурец! Представляешь, как самому тяжко?..».
Как ни крути, его-то участь грозилась быть менее печальной, потому как оригинальный персонаж (с чужой душой внутри) имеет высокие шансы на успех, если опираться на ранее выложенное в сеть. В отличие от напрочь нового персонажа, который выглядит точь-в-точь как главный злодей, а заодно является его братом и младшим пиковым Лордом. Это если не брать в расчёт факт, что будущий Император трёх миров в данной версии его ученик, а не Шэнь Цинцю.
Да, Сян Тянь Да Фэйцзи также пришлось начинать путь становления с нуля — совершенствоваться, встретиться по чистой случайности со священным демоном Северных земель и погрязть в бесконечной череде отчётов, вычислений. Зато не ему была уготована судьба превратиться в человека-палку и испытывать мучения на протяжении десятилетия!
[Задание обновлено. Запущена арка «Царство снов», хост находится во сне Ло Бинхэ.]
«Я без тебя знаю, прелестная же ты машина, любящая издеваться над несчастными людьми, — бросает Шэнь Юань, а потом добавляет чуть мягче. — Спрашиваю о другом: что
я здесь делаю? Нин Инъин обязана помочь главному герою побороть страхи и стать сильнее, а сама покрепче уцепиться на возможность стать одной из первых его жёнушек. Меня не проведёшь — я знаю, что сюда «засасывает» только самого дорогого человека, а не будущего подопытного для особо изощрённых пыток. Будь умницей и проверь, пожалуйста, нет ли ошибки?»
На самом деле, Шэнь Юань не видел в поведении полукровки чего-то действительно опасного для жизни.
Пока что. Скорее наоборот, жажда помочь главному герою и выяснить, отчего он выглядел подавленным, если ни о каких издевательствах не могло быть и речи, превалировала. Да и вряд ли, храня жгучую обиду из-за поединка с демоном и после нечаянно увиденного (позор!), Белый лотос стал бы готовить столь великолепное блюдо.
Идеально приготовленный рис с мелко порубленным зелёным луком, гармония специй и нежное мясо, что тает во рту… Неудивительно, что красавицы (из тех, что не бросались мгновенно в объятия полукровке) готовы были после первого же угощения собрать вещички и заявиться в гарем Императора.
[Ошибок не выявлено.
Просим Вас следовать сюжету.]
«Как «не выявлено»? Какой сюжет, если такового нет — чистая импровизация и относительная успешность выполнения заданий из-за осведомлённости?!»
Шэнь Юань устало потирает переносицу и вздыхает. Угораздило попасть в эту дыру, где по объективным причинам категорически противопоказано находиться близнецу антагониста. Однозначно — какой-то баг в Системе или её создатель имеет скверное чувство юмора.
— Учитель?.. — раздаётся знакомый голос. Туман понемногу рассеивается, позволяя главному герою проявить свою ауру, что буквально сияет, ровно как и его чистые глаза. — Учитель!
[Поздравляем! Уровень крутости главного героя плюс пятнадцать очков.
Желаем удачи!]
«Тупая бесчувственная машина!»
[Предупреждение❗️❗️❗️]
