Луна, став полной, пойдёт на убыль

Шан Цинхуа не мог спокойно спать, зная, что теоретически поджидало группу заклинателей в Равнинной пещере сотни душ. Проблема заключалась в том, что количество черновиков, где затрагивались те ли иные темы, куда были вписаны те или иные персонажи, переваливало за несколько десятков, — как автор бы угадал? Система проявляла поразительную жестокость и жёсткость не к одному Братцу Огурцу, но и к нему! Каково же было несчастному создателю данного мира — отцу всех и вся, — чьи пальцы насиловали компьютерную клавиатуру минимум по десять часов в день? Это всё равно что угодить в собственную ловушку и поджидать в глубокой яме непонятно кого: хищника или спасителя! Шан Цинхуа планировал прожить тихую, незаметную жизнь рядового заклинателя на пике Аньдин. Его мало кто уважал до становления Лордом, большинство старших заклинателей и вовсе потешалось, сбрасывая неприятную, муторную работёнку на попаданца. Но посмел бы Шан Цинхуа жаловаться? Если сел верхом на тигра, слезть очень трудно. Как бы ни жаловался главный критик романа, пожалуй, судьба автора-переселенца была немногим краше. Работать на два фронта, находиться в постоянном стрессе и быть уверенным, что одна из сторон — Мобэй-цзюнь или главы пиков Хребта Цанцюн — за предательство предадут смерти? Это прямой путь к потери рассудка! Бесспорно, что выступать в роли человека-палки никто не захочет. Сюжет пока что не имел тенденции колоссально меняться, однако. Брат Шэнь Цинцю — это раз. Два — не просто переселение в чужое тело, а перерождение в ребёнка под именем будущего Лорда пика Аньдин, взросление и долгий путь к самосовершенствованию через измывательства, пренебрежение со стороны собратьев (ну, право — вылитый буллинг из современного мира!) и испытываемый ужас при встрече с любимым персонажем. Три — живой Лю Цингэ. Это не вершина айсберга, как подсказывает писательское и обыкновенное чутьё. По крайней мере, хватило ужина с учениками из Дворца Хуаньхуа и с обладателем кучи сестричек, коих почему-то на сегодняшний день у Ло Бинхэ не наблюдалось. Складывалось впечатление, что ко всем жёнушкам, с которыми оригинальный главный герой вступил в интимную близость до падения в Бездну, он был равнодушен. Взять хотя бы Чун Цзыи или соученицу. А есть ли прок упоминать первую красавицу ПГБД? Система предупреждала, что попаданец за своё пребывание в романе имел шанс выжить в грядущей мясорубке, устроенной Бинхэ в теоретическом будущем, но и перекроить сюжет так, чтобы мясорубка не запустилась вообще. И если бы не чёртовы ограничения Системы, благодаря чему не представлялось возможным обсуждать с Братцем многие вещи, жизнь стала бы чуточку слаще. Право, когда-нибудь (в скором времени, такими-то бешенными темпами) Лорд Аньдин поседеет и станет бояться любого шороха. Прямо как сейчас. Ибо появление вечно собранного и с горящим ледяным взглядом повелителя Северных земель Царства демонов ознаменовывалось понижением температуры. Шан Цинхуа не единожды приходилось после визита Мобэй-цзюня искать дополнительное одеяло, использовать согревающий амулет. На окне образовался причудливый узор, а при дыхании пар изо рта — значит, не сон. — М-мой король… — Цинхуа кланяется, нечаянно задевая локтем уголок купленной на базаре книжки, и заливается румянцем. Вот зачем надо было объедаться пирожками, пельменями и жирной уткой, чтобы потом испытывать тяжесть и мучиться от боли? Нервные клетки не восстанавливаются, а фантазии порой смешиваются с реальностью. Что удивительно, Шэнь-младший презрительно обозвал товарища по несчастью симулянтом и, презрительно фыркнув, чинно удалился с Ло Бинхэ. Не зря отчасти образ Шэнь Цинцю был списан с самого критикующего пользователя на сайте, где выкладывались новые части романа. Непревзойдённый Огурец что в сети, что вне был острым на язык и не стеснялся высказывать мнение, порой переходя на личности. Ясно, почему Циновая гадюка рьяно оберегал брата; почему Цинцю и Юань заслуживали зваться близнецами, даже если бы не делили одну внешность на двоих. — Где ты был? — непоколебимо требовательным тоном вопрошает священный демон и рассматривает комнату. Шан Цинхуа поднимает указательный палец, чтобы сделать замечание в духе: «Вам должно было быть известно, где я находился, потому что вы обновляли метку через луну». Но передумывает, съёжившись под пронзительным взором Мобэй-цзюня и скукоживаясь, — голова чуть ли не сливается с плечами без «помощи» шеи. Метка в виде подобия причудливой снежинки на груди приятно холодила кожу в жаркие дни, но в целом не доставляла неудобств. Не зря ледяной демон отличался от сородичей не столько удовлетворением всех эстетических вкусов автора, считаясь идеальным воплощением холодного благородства, сколько силой. Способность контролировать лёд — это вам не классика жанра! — М-мой король, ваш покорный слуга занимался делами, связанными с пиком. Не более. Глухие шаги мужчины приближаются, и Шан Цинхуа с замиранием ожидает, как его привычно стукнут по макушке или ударят в плечо. Мобэй-цзюнь частенько распускал руки, хмурился и словно ждал, что помилованный им когда-то заклинатель, впоследствии ставший Лордом пика, нанёс бы предательский удар в спину. И не ошибается — шлепок по макушке тяжёлой холодной рукой. В меру болючий, но обидный от несправедливости. Как бы сильно демонесса Ша Хуалин ни скрывала позорное поражение при осаде школы, мир слухами полнился. Повелитель Северных земель Царства демонов боролся за власть с родным дядюшкой и старался заполучить власть, уважение, что никогда не давались как по щелчку (если ты не Ло Бинхэ после «перерождения», разумеется). Оттого немудрено, что Мобэй жаждал знать многое об юных дарованиях среди людей. В том числе следил за учеником с Цинцзин, кто, не поранившись о шипастые доспехи Старейшины Тяньчуя, заинтересовал дочь Цзючжун-цзюня и вызвал уважение у её подчинённых. К слову, ещё несостыковочка. Ло Бинхэ был выдвинут в качестве третьего представителя от мира людей на заключительный бой, но после победы попытался защитить учителя? Никакой каноничной ненависти? Никаких обид? Отличные взаимоотношения, и это милое воссоединение неоригинального учителя и ученика, завершившего задание и направившегося не обратно в школу к будущим жёнушкам, а к Шэнь Юаню? — Ты обязан предупреждать о своих перемещениях. — Слушаюсь, мой король. Напрасно Огурец зовёт «подлая мышь» и «тупой хомяк». У них роли разные, зато цель едина: выжить, то есть не умереть окончательно. Шан Цинхуа питал к морозному демону восхищение и непреодолимую тягу, но понимал: для него не было трудностью обратить надоедливого, частенько заикающегося заклинателя в скульптуру, покрытую толстым слоем векового льда. Клятва клятвой, а за годы службы, казалось, Мобэй ни капли не проникся стремлением Шан Цинхуа угодить, как и безоговорочной верностью. Чем автор заслужил пасть жертвой личного творения? Шан Цинхуа не желал зла никакому из придуманных персонажей, ибо у всех имелась история — логичная, полная трагизма и объяснений. Пусть жажда денег из-за вечного недостатка финансов и страх вновь стать тем писателем, коего читали два-три человека, а также неудобное обстоятельство в виде смерти не позволили добавить желаемое в роман, автор не был так уж глуп. Иногда промелькали мысли, что Братец Огурец выступал тем самым трезвым читателем. Который читает не исключительно клишированную порнуху, где лучшие женщины мира принадлежат тому, кто отомстил своим обидчикам и стал бессмертным. Который придирается к деталям и которому важна причинно-следственная связь. Страх Шэнь Юаня оправдан, но разве не он с искренней гордостью представлял ученика? Разве не Ло Бинхэ смотрел на учителя и ни на кого кроме, предлагая вкуснейшие блюда? Ни крохи интереса к Чун Цзыи, к дочери владельца закусочной и к двум встреченным у гостиницы красавицам. Не сломал ли часом Братец Огурец главного героя? Занятно, занятно…

***

Начиная читать роман Сян Тянь Да Фэйцзи, Юань не мог не обратить внимание на внешность Императора трёх миров. Особое внимание уделялось сияющим чистым глазам Ло Бинхэ, его густым волнистым волосам и нежному, пока что детскому личику. В будущем полукровка не утратил своего очарования, но очарование то было жёсткое, по-дьявольски чарующее. Представлял ли Шэнь Юань когда-нибудь, что оказался бы на месте одной из счастливиц-любовниц Священного демона? Если он и проникся глубоким восхищением к главному герою за типичную, однако не менее волнующую стойкость, всё равно не заходил дальше коллекционирования удачных иллюстраций Ло Бинхэ на рабочем столе компьютера. Да и с чего бы гетеросексуальному молодому мужчине думать о чём-то бессовестном, уподобляясь тем идиотам в комментариях под каждой частью романа и строча глупые, постыдные для сильного пола вещи? Шэнь Юань уж точно не отдался бы главному герою на поляне, в Чистой пещере горечи, в ученической постели или в Бамбуковом лесу, покуда учитель и соученики были заняты. …Сумел ли он, учитывая здесь и сейчас, хотя бы временно стать кем-то важным для Ло Бинхэ? Как ни крути, с вероятностью в девяносто девять и девять (самообман и жалкая доля процента помогают держаться на плаву, не поддаваться панике раньше срока), Белый лотос после падения в Бесконечную бездну возненавидит мастера меча Куаньхуа. Возненавидит справедливо. Но этот Ло Бинхэ до блаженной дрожи нежен, искренен. — Отпустите, прошу вас, — между ними меньше цуня, и по напряженному лицу полудемона понятно, каких усилий стоит не уткнуться носом в шею учителя. «Позвольте мне выйти за пределы барьера», — будто озвучивает, но, скорее всего, младший близнец Шэнь верно додумывает. — Этот мастер не… Не цепляется сам?.. Какая пошлость, беспрецедентная пошлость уровня Самолёта — самая что ни на есть чистая! Руки не слушаются, и самое паршивое и до истерики смешное, что какая-то часть Шэнь Юаня категорически отказывается разжать в пальцах ученические одежды. Бёдра живут отдельной жизнью — притираются к чужим бёдрам, бесстыдно расходятся в стороны и жаждут прикосновений. «Самолёт, отправляйся в Диюй ты и твоя книжонка! Совратитель малолетних! Извращенец высшей марки!» Демонический яд, несомненно, способен действовать на любого заклинателя — по крайней мере, на уже достигшего бессмертия и обладающего мощным золотым ядром. Стоило быть менее самонадеянным и перестать подсознательно уповать на брата, в конце концов, на проклятую Систему и на внутреннюю установку, что в грядущем человек-палка обязан был дожить до арки Бездны. Плюсом запас в несколько лет, покуда Император трёх миров не вернулся и не отомстил. Бинхэ приподнимает голову, дабы посмотреть в глаза, и склоняется столь низко, что его тёплое свежее дыхание с ароматом вечернего чая будоражит. (Не) нечаянное движение — и нога учителя протиснута меж ног ученика, а твёрдая плоть вжимается в согнутое колено. Одурманенный ядом Шэнь Юань невольно испускает короткий стон. Этого хватило, чтобы зрачки Бинхэ готовились вот-вот затопить радужку. — Учитель, убейте меня или позвольте уйти… Учитель, вы не виноваты, что вы такой красивый. Учитель. Учитель. Учитель. На выдохе, горячечное и вместе с тем по-юношески смущённое. В глотке стоит ком, но «услужливое» напоминание от долбанной Системы не отрезвляет. Не заставляет злиться или исторгаться ругательствами, вопреки жажде импульсивно совершить самоубийство, то есть пойти против машины и создателя. Шэнь Юань задыхается ложными признаниями.

«Им и без нас вполне славно…» «Тьфу-тьфу, парочка обрезанных рукавов! Тошнит!» «Сожрать бы их — поделом развратникам!»

Демонические цветы, выходило, завлекали несчастных, одурманивали ядом и буквально выматывали жертв сочным «па-па-па», чтобы после волки нападали на утомлённых и потерявших бдительность. Конечно, чего стоило бы ожидать от писаки порнушных романов? Его методы, клишированные приёмчики настолько предсказуемы, что, когда веришь в развитие его писательского таланта и отступ от давным-давно протоптанного, разочаровываешься донельзя. Но по правде, а в чём был виноват Ло Бинхэ? В том, что возжелал помочь непутёвому учителю и по глупости мастера попался в ловушку? В том, что собою облегчил падение? Или тем, что был готов вспороть себя, лишь бы не нарушить ученический обет и не сотворить ничего омерзительного с учителем, подвергаясь смертельной опасности (не в счёт, что в программе Системы прописана неубиваемость протагониста)? Никто не виноват, кроме попаданца. И нового Шан Цинхуа вместе с ним. Брат Циновой гадюки рассуждает так трезво, как позволяет ситуация. Система говорит, что хосту угрожает опасность, и просит принять меры: но какие? Опасность рискует заключаться в действии и бездействии, да и крутость главного героя всё-таки зависит частично от Шэнь Юаня. Следовательно, роль у брата главного злодея если не второстепенная, то третьестепенная. Если позволить Бинхэ уйти раненым, не будучи на пределе безграничных возможностей, в будущем он припомнит и это. А ежели вместе достигнуть разрядки и развеять дурман, чтобы после истребить демонов, в будущем Бинхэ воспылает отвращением и вдоволь отыграется на человеке-свинье — на том, кто заперт в огромном сосуде без конечностей и не покидает бренный мир по велению палача. Менять шило на мыло? «Возраста согласия Ло Бинхэ достиг», — сомнительное утешение, когда половина разума отчаянно сопротивляется, а другая заставляет ладони скользить от плеч до лопаток юноши. Когда спина выгибается, как у кошки (пожалейте кости этого старика!), и с языка слетает полушёпотом: — Всё в порядке, Бинхэ, — юноша с восхищением стонет на лживое утешение и, не удержавшись, мажет горячими сухими губами по щеке, задерживается у уголка рта. — Ты ни в чём не виноват. Не переживай. Шэнь Юань знает, что по прошествии всего либо вскроется, либо совершит нечто не менее логичное. После такого не орать чайкой или не копировать того, кто находится в Водяной тюрьме и испытывает на собственной шкуре полёт фантазии Ло Бинхэ? Да никогда! Нынче Юань сожалел, что не состоял в отношениях серьёзных и несерьёзных. Если проще — не встречался, не целовался и тем более не занимался «па-па-па» ни с кем. По мнению родственников, Юань был достаточно привлекательным и очаровывал бы людей куда проще, если бы не замыкался, не носил бы безразмерную одежду и не прятался бы за очками, предпочитая прогулкам и вечеринкам домашнее времяпровождение за ноутбуком. Если бы не был немного хмурым и антисоциальным; и ленивым. Как Шэнь Юань, чистокровно гетеросексуальный молодой мужчина, посмел бы называться мастером секса? Полученные знания через видео или напечатанный текст — бред. Поэтому действовать должен был по наитию, беря за основу исключительно (какая жестокая шутка судьбы) писанину такого же девственника, однако сущего извращенца и латентного гомосексуалиста Братца Самолёта. Поцелуй целомудренный, ничего пошлого и — гейского! — не подразумевающий. Бинхэ каменеет, а ладонь его, доселе покоящаяся на талии, вдруг превращается в стальные тиски. Шэнь Юань терпит, ибо виновен и обязан брать ответственность. — Ляг на спину. Учитель знает, как сбросить дурман. Но сперва я обязан спросить: готов ли ты?.. — мучительная секунда на размышление рассыпается миллионами осколков: — Что угодно, учитель. Что угодно ради вас. Звучит, признаться, жутковато. Но кто посмеет жаловаться? Мозг превращается в рисовую жидкую кашу. — Перевернись на спину, — мягко толкает Ло Бинхэ, используя нужное количество практически полностью запечатанных ядом духовных сил, чтобы не навредить ни себе ни ему. — Позволь этому Шэню помочь нам. — Да, учитель. Покорность поражает. Блеск больших ясных глаз завораживает, а преданность раскалёнными углями валится на внутренности, принося боль из-за всепоглощающей вины. Позже — спустя годы — Ло Бинхэ отплатит пленнику сполна, припомнит данный инцидент. Шэнь Юань опускается на горячее юное тело — садится чуть выше тазовых косточек, притирается задницей к колом стоящему члену и вздрагивает. Чёрт бы побрал Самолёта и его одержимость вечно указывать на размер достоинства Гордого Бессмертного Демона. Такого детального и красочного описания не знал ни один половой орган на Земле, ибо в памяти до сих пор всплывали пошлые фразочки, причём целыми абзацами. Такой кошмар не забыть. Бинхэ, как и обещал, подчинился и ждал. Влажные короткие пряди закучерявились, но и в целом волосы пушились, выбились из причёски. А самым животрепещущим, колыхнувшим нутро сквозь дикий стыд и вопли внутреннего голоса, являлось то, как очаровательный розовый румянец украшал скулы и расползался дальше — на его щёки, шею. Как жестоко и одновременно с тем отрадно, что перед взором предстаёт не щеночек, перепачканный в земле; не маленьких хвостик, готовый следовать за учителем куда угодно. Пусть последнее не переменилось с течением лет, Шэнь Юань осознавал: подсознательно держась за образ невинного Белого лотоса, однако ж замечал взросление Ло Бинхэ. Замечал, как девы глядели на него с бешеным восхищением, восхищался им невольно сам. Гарем из трёх сотен, шести сотен или трёх тысяч цветочков? Самый большой цветник в мире? Ло Бинхэ заслуживал каждую деву в своей бесчисленной коллекции, потому что по красоте и силе ему не было равных. Двигаться не то чтобы удобно — не тогда, когда наличие одежды спасает от участи быть пронзённым небесным столпом и морально уничтоженным. Шэнь Юань слышал про дружескую совместную мастурбацию у парней, но в его планах на жизнь (плевать, что фактически — загробную) не было пункта или неразрешённого вопроса «Как правильно объезжать своего невероятно красивого ученика, если ты — ворчливый младший брат и по совместительству близнец Шэнь Цинцю?». — Учитель, я… — Т-с-с, — Шэнь Юань готов поклясться, что жар внутри него выливается наружу. — Не надо слов. Этот учитель понимает Бинхэ. Как жутко в сию секунду выглядит Многоуважаемый мастер? Как раскрасневшееся и растрёпанное нечто, которое столь слабо, что единственным способом не стать пропитанием для него было проклятое «па-па-па» с главным героем? — Учитель действительно… — пауза, — понимает? — Да. Тотчас Бинхэ обхватывает узкую ладонь заклинателя — и нервно, резковато прижимается губами к костяшкам, грея дыханием покрывшуюся мурашками кожу. Если бы не надобность поскорее закончить всё это из-за гигантских волков-людоедов, будьте уверены, Шэнь Юань давно бы убежал, сверкая пятками похлеще, чем в детстве, когда бегал от бродячих собак и злых людей. «Что, если главный герой представляет на месте учителя одну из сестричек в гареме? Что ж, это имеет смысл…», — утешает себя Шэнь Юань и мягко высвобождается от захвата, неуклюже проделывая то же самое с кистью ученика. Для успокоения. Гадкие смешки демонический растений, язвительные комментарии и обвинения в нетрадиционной ориентации — мимо. Очевидно же, что ни младший брат Шэнь Цинцю, ни великий собиратель красавиц в свой цветник-гарем не являлись обрезанными рукавами. Первое движение неуклюжее, странное. Это не так противно, если честно; если позабыть, что скользишь, как распутная девица или одна из жёнушек, по чужому возбуждению. Но много ли нужно тому, кто разгорячён донельзя? Да, разум Ло Бинхэ наверняка отчаянно борется с развернувшимся бесстыдством, ведь чтобы подчинить целиком волю главного героя, кем надо быть? Но пока… Пока что Шэнь Юань, ведомый идентичной дрянью, позволяет рукам ученика опуститься на талию, сжать её до синюшных следов от пальцев, а естеству толкаться в скрытую тканью ложбинку ягодиц. Через одеяния, намокшие от пота и предэякулята; через крохи сопротивления разума, который, увы, сопротивление-то оказывает совсем хилое. Для вида будто. — Учитель, — зовёт Бинхэ невозможно хриплым, «непременно горячим шёпотом, из-за коего внизу живота буйствовали бабочки, а нутро дрожало, предвкушая нечто волнующее и, без сомнений, приятное». «Чтоб тебя катком переехало, Самолёт! Убью, сволочь, при встрече!» — Молчи, — злится Шэнь Юань — на Сян Тянь Да Фэйцзи, на Систему вкупе с творцом, на самого себя. Двигается яростнее, а когда ученик принимает сидячее положение, всё ещё не ослабляя объятий, впивается в податливые припухшие губы поцелуем.

«Ох, а барьер силён…» «Слышите? Волки! Волки идут пировать!» «А что, если эти двое… того? У нас ведь получится ими полакомиться, да?»

Ха! Держите карман шире. Не получится убить Шэнь Юаня поганым представителям демонической флоры и их помощникам? Не беда — вынужденная пародия на «па-па-па» с главным героем перечеркнёт любые старания! Сведёт к нулю попытки закончить на счастливой ноте! Потому что: Цинцю его убьёт (метафорически). Совесть его убьёт (морально), сожрав с потрохами. Или Ло Бинхэ его покромсает на кусочки (физически; что предпочтительнее, чем смерть брата) после возвращения из Бездны или после того, как действие яда сойдёт на нет. Однако необязательно сразу убивать. Как известно, Гордый Бессмертный Демон обожал пытки со вкусом, а по отношению к учителю отдавал волю фантазии, мучил и во снах. Но в последний вариант прямо сейчас — на грани яви и дурмана — не верится вопреки. Ибо находясь на волоске, ученик всё равно стремился оказать помощь. Верно, что из трёх зол второе и третье не исключить, но брата расстраивать недопустимо — это предательство чистой воды. Что-то подсказывает, что проницательный и умный (поумнее некоторых под фамилией Шэнь) А-Цзю до правды докопается. Видят все существующие и несуществующие Боги, что тогда настанет апокалипсис — мир узрит оригинального антагониста. Значит, придётся действовать радикально. Стать тем Шэнем, которым не стал брат.