Привкус горечи

      Как бы Лазари не старалась, уснуть у неё не получалось. Она ворочалась на диване перед телевизором, играла в бильярд, заварила чай и даже посмотрела запасы алкоголя в мини-баре дяди. Её не покидали мысли о великом шоколатье. Девушка ещё к своему шестнадцатилетию знала, что в мире существует множество фанаток загадочного кондитера и все как одна говорили, что он жестокий и красивый. Первое определение они взяли, основываясь на отзывы детей и их родителей, вышедших из фабрики. Чарли потом рассказал Ли, что и дети, и родители были сами виноваты в том, что с ними случилось, а вот хозин фабрики был совершенно ни при чём. «Да и кому понравятся тираны?» — думала тогда Лазари, но его шоколад был всё равно самым вкусным. И без разницы какой он там: жестокий или не жестокий, красивый или не красивый, главное — продукция. В любом случае она бы никогда не подумала, что встретится с ним лично.       Несмотря на то, что прошлую ночь Лазари и Чарли спали всего час, сейчас, в 03:28AM, спать не хотелось. В этот момент она пожалела, что не взяла подушку-зефир. Кто знает, может сейчас она бы заснула.       Девушка томно ходила по дому в поисках занятий, пока не поняла, что была во всех комнатах кроме комнаты супругов Бианчи. Уже не раз он замечала, что иногда в ней просыпался какой-то животный интерес к исследованиям разных помещений. Почти везде, где бы она не находилась, она тайком, если там были люди, осматривала помещения. Ей это давало чувство спокойствия. Часто она даже осматривала шкафы, ящики и заглядывала под подушки, чтобы только удовлетворить свою потребность. Такое не раз повторялось даже в её собственной комнате. В голове разноглазой присутствовала навязчивая идея, что мало ли что могло случиться за тот промежуток, когда её не было.       Дверь в комнату супругов оказалась не заперта. Что же там можно было скрывать? Всё, что имело для них какую-то ценность, хранилось в сейфе, пароль которого не знал никто кроме супругов. Даже Лазари не знала. Только, вот незадача: Лазари и в детстве пользовалась услугами своей Госпожи Удачи, а поэтому всегда умудрялась угадать пароль от сейфа. Супруги Бианчи списывали это на обычную случайность, меняли пароль, а когда девочка ещё раз угадывала, то ещё раз меняли. Всё дошло до того, что Лазари просто не стала говорить опекунам, что угадала пароль снова.       Маленькой Мимингер было не понять, какие тайны хранились в сейфе, а потому она просто закрывала его, совершенно не разглядывая содержимое. Но сейчас, когда девочка выросла, вырос и её интерес. Зверский интерес. Именно этот интерес Лазари в себе и не нравился. Иногда он поглощал её, не давая заняться ни чем другим, лишь бы узнать что-то. Сейчас это чувство опять настигло её, но подавлять она его не стала, хотя обычно прибегала к этому. В её же доме её никто не застанет врасплох, не спугнёт и не прогонит. Тем более, сейчас она одна одинешенька.       Стоя посередине комнаты, ощущался аромат Бианчи — сладковатый запах каких-то ягод и пряностей. Конечно с запахом фабрики он не сравнится, но он был родной. Лазари долго рассматривала фотографии на стенах в рамках. Там была она вместе с супругами. Маргарита и Пакуло её любили, ни капли себя не жалели, когда растили девочку, ставили её на ноги после катастрофы и комы.       Когда Лазари вспоминала беспомощную себя, то слезы тут же наворачивались на глаза. Она не хотела становиться такой. Такой — без воспоминаний о жизни до аварии.       Всё осталось на тех же местах и совершенно не запылённое. В доме, казалось, вообще никогда не было пыли. Или, может, Лазари её не замечала. Пройдя к большому шкафу, она отварила стенки, где до сих пор оставались висеть давние наряды Маргариты и пиджаки Пакуло. Среди этой одежды и таился сейф. Сейф этот был ни чем не примечательный, обычный, с кодовым механическим замком.       В моменты, когда разноглазая хотела «призвать» в место себя Госпожу Удачу, она обычно слаживала руки в замок, подносила к губам и несколько раз шептала призыв. Призыв этот, в прочем, состоял из лёгкого, как считалось, «проклятого» стишка: «Госпожа Удача, приди, и меня замени. Я тебе в попечительство тело даю, а вместе с ним и душу мою». После этого девушка еле-еле прикасалась губами к костяшкам и осторожно рассоединяла руки. В этот раз в её действиях ничего не изменилось, только слова звучали громко и чётко, словно она хотела, нет, жаждала привлечь больше удачи, чем требовалось. Она знала этот ритуал ещё с самого детства, а вернее, она нашла чьи-то старые-старые записки. Звучали они так:       «Госпожа Удача — некий дух или же просто вера? Что есть удача? Неужели это просто удачно сложившиеся обстоятельства? Или что-то более? Как по мне, удача — вера в себя. Очень сильная вера в себя.       Госпожа Удача чем-то похожа на веру в Бога. Вот только я атеист. Хотя, я верю в Госпожу Удачу…       Считается, что Госпожа Удача — ангел, спустившаяся к людям, чтобы помогать им. А в замен она брала часть души. Как по мне, больше на демона смахивает. Но не буду об этом.       Как я уже упомянул ранее, Госпожа Удача — никакое не Божество, а просто вера в себя. Как известно, люди, когда верят, то упоминают имя Господа, что подкрепляет их веру. Они надеются на Бога, на кого-то из вне, кто поможет им. Госпожа Удача работает чуть иначе. Чтобы она действительно сработала, нужно призвать её, поверив в её силу и в то, что ТЫ сможешь использовать эти возможности. Если тебе не хватает уверенности в себе, то просто не трать попусту силы Госпожи Удачи.       Тот, кто действительно верит в себя, должен произнести следующее: «Госпожа Удача, приди, и меня замени. Я тебе в попечительство тело даю, а вместе с ним и душу мою». Считается, что эти слова называют на тебя проклятие и сами прокляты людьми, у которых Госпожа забрала всё, но будет ли божество забирать всё, верно?..       Следует помнить, что эту самую силу (веру в себя) нельзя использовать слишком часто. Не знаю почему, но меня стало мучить невероятное любопытство во многих аспектах. Я часто проверяю комнаты и слежу за людьми с силами Госпожи Удачи, конечно. Не знаю самовнушение ли это. Если говорить о Госпоже Удаче, как о реальном существе, которое поглощает душу, то она меня искушает. Не поддавайся искушению…»       Этот самый текст маленькая Лазари нашла у себя в шкафу в одном из платьев, когда ей исполнилось четырнадцать. По началу ничего не работало, но затем, когда дело дошло до открывания замков и обыгрывания Пакуло Бианчи в карты, она действительно уверовала в себя и в ту удачу, которая давала выдуманная Госпожа Удача.       Свой зверский интерес Мимингер списывала на обычную черту характера. Она и в раннем возрасте очень интересовалась всем. Обычная вера в себя не станет вести на опрометчивые поступки.       Аккуратно дотронувшись до лимба, она несколько раз, интуитивно прокрутила его. Иногда она прокручивала с закрытыми глазами, или, смотря вверх, словно кто-то иной управлял её телом, а не она сама. Наконец замки щёлкнули и тяжёлая дверца отварилась сама собой.       — Благодарю, — ухмыльнувшись, сказала Лазари и адресовано это было только Госпоже Удаче.       При свете фонарика рассматривать многочисленные договора было даже интереснее, чем при свете дня. Время давно перевалило за четыре часа, а Лазари, перетащив абсолютно все бумаги в гостинную, ювелирно изучала каждую пропечатавшуюся буковку. В мелком шрифте некоторых документов она нашла даже пару помарок, но это бумаги всё равно уже не имели веса. Тогда зачем Бианчи их хранят?       Среди всей своры макулатуры был свёрток, который заинтересовал Лазари более всего: свёрток пожелтевший и тяжёлый. Там томились отнюдь не деньги. Наверняка какая-то книжечка. Девушка снова вспомнила Госпожу Удачу, когда обнаружила на этом свёртке бечёвку. Это значило, что она легко, без особых усилий, могла бы снова перевязать как было, словно не брала ничего. Она вела себя, как маленький ребёнок, который боится, что его поймают за поеданием конфет, припасённых для гостей. Но непонятные чувства какого-то торжества переполняли её, будто бы сейчас она раскрывает какой-то секрет, а на деле найдёт всего пару личных дневников Пакуло или Маргариты. Она конечно же их прочтёт, чего уж скрывать.       Как ни странно, по поводу дневников Лазари удачно угадала, а вот по поводу персоны, которая писала дневник, нет. На чёрной, словно ночное небо, обложке, томилась аккуратно выведенная надпись: «Мимингер. В.» точно таким же шрифтом, каким писалась бумага о Госпоже Удаче. От этого Лазари передёрнуло. Она сглотнула огромный ком слюней, скопившийся в горле. Ни дядя, ни тётя никогда не говорили, что у них есть дневник её отца.       В свёртке так же томилась бумага, которая, видимо, прилагалась к дневнику и было на ней написано следующее:       «Я, Ветос Мимингер, находясь в здравом уме, заявляю, что погибну через пару часов. Этот дневник я отдаю Лазари Мимингер, т.е. своей дочери и хочу, чтобы она прочитала его по совершению своего восемнадцатилетия.       Я предугадываю, что ты, Пакуло Бианчи, будешь хранить эту книжонку в тайне от неё, но поверь, ни к чему хорошему это не приведёт. Поэтому, отдай его Лазари по совершению вышеуказанного возраста.       Вторая часть дневника находится у W.W. Он не станет его читать, я в этом уверен.       Я и моя супруга вынуждены умереть, потому что, если останемся, то разделим участь и с дорогими нашему сердцу Бианчи. Ни мне, ни Лиссе этого не хочется.       Ты, Лазари, прости, что почти погубили тебя, но я уверен, что благодаря моей удаче и, конечно, своей ты выживешь. Отделаешься парой шрамов.       Дорогая Лазари, читая это, ты наверняка догадываешься обо всём, но не уверен, что в этой писанине ты найдёшь хоть что-то стоящее. Тут есть и заметки Жанны. Подумать только, но она даже догадывалась как её убьют. Внутри есть некоторые подробности, и, может, тебе подвернётся удача и ты избежишь смерти.       Я худший отец. Прости. Я тебя люблю»       Прочитав это, у Лазари не только как будто бы желудок провалился, но и появилось сто, как минимум, вопросов. Почему дядя не отдал эй эту вещь после её восемнадцатилетия? Почему скрывал? Почему утаивал от неё? Почему тётя ничего не сказала? Кто такой W.W? Почему именно у него есть вторая часть дневника? Почему отец так много всего знал? Откуда он мог знать, что Пакуло не отдаст Лазари дневник? И кто такая, наконец, эта Жанна?       Забегая вперёд, в планы Ветоса вообще не входил расклад, что его дочь лишится памяти. Максимум, он думал, что она просто впадёт в кому, лет так на пять. Но и шанс этого так же был невероятно мал. Мимингер был уверен, что всё с его дочерью будет хорошо, а уверенность в удаче намного лучше, чем просто удача и неуверенность.       Но как бы там не думал Ветос, сколько бы волшебной удачи не пожелал дочери, она лишилась памяти и совершенно не представляла ни своего отца, ни мать. Теперь она даже не была уверена в подлинности всех личностей, которые представились ей кем-то после пробуждения.       Лазари уставилась в стену, перекинула дневник с бумагами на диван, сжала руки в замок, облокотившись локтями на колени. Пальцы, сплетённые вместе, твёрдо подпирали её подбородок. Хоть на глаза и упала пара светлых прядей, она их и вовсе не замечала. Какой-то проходимец мог бы подумать, что Лазари спит с открытыми глазами. Зрелище было жутким. Но девушка не спала. Она думала. Напряжённо и безостановочно. И плевать, что после этой бессонной ночи она могла спать следующие два или три дня. Ну и пусть. Она докопается до правды. А может она и не Лазари вовсе? Вдруг всё, что она знает о себе и о семье Бианчи выдумка? Бакетов девушка в расчёт не брала. Они были слишком невинны.       А что, если она знала кого-то, кого сейчас просто не может вспомнить? Это навело на неё паранойю. Вдруг её отец пообещал за кого-то её выдать? Почему она вообще должна умереть? А что если она должна была умереть ещё в восемнадцать? Это значило, что её запас удачи непомерно иссекал с каждым часом. Вдруг прямо сейчас в доме её нещадно зарежут, расстреляют, нашинкуют, изнасилуют? Да что угодно.       Лазари сидела в задумчивости час. Не понятно было только о чём же она конкретном всё-таки думала. Сначала она думала о смерти, но затем как-то легко перешагнула на косы, затем на сено, которое этими самыми косами скашивают, а затем на хлеб, на французскую выпечку. Она думала про Жанну. В её жизни встречался Жанн. Это был отличный шеф-повар в каком-то ресторане. Она не помнила точно в каком, но судя по имени это точно было где-то во франции. Наверняка в Париже.       Лазари в целом не привыкла сильно волноваться, а поэтому её мозг воспринимал слово «смерть», как что-то не серьёзное. И вообще, почему она сразу восприняла какие-то бумажки, словно это был настоящий артефакт? Вдруг это неудачная шутка Маргариты. Вот ей шутки не свойственны. Да и Пакуло тоже.       Лазари выключила фонарик, но её глаза давным давно привыкли к темноте. Она кинула взгляд на книжицу. Сам предмет она не разглядела, уж слишком он сливался с тьмой, но зато увидела отблески золотых букв: «Мимингер.В.». Светловолосая молниеносно схватила дневник и открыла на случайной странице. В этот момент оттуда вывалилось что-то круглое, угодив прямо на ковёр под ногами. Включив фонарик, кольцо отразило его свет, подчеркнув своё местонахождение под ногой Лазари бликом.       Лазари взяла колечко с двумя маленькими, но острыми шипами. Она нашла на его внутренней стороне 750 пробу. Белое золото. Ни одна девушка, питающая хоть малую часть к красоте украшений, не могла не надеть колечко, так удачно подвернувшееся под руку. Так поступила и светловолосая. Она надела кольцо на безымянный палец, но, поняв, что оно слегка большое, переодела на средний шипами вверх. Разглядывая украшение, ей показалось, будто бы между этих шипов должно находиться ещё что-то.       Удачно Лазари попался под руку лист, торчащий прямо из-под обложки дневника. На нём крупным шрифтом было написано: «Костяное кольцо», а шрифт под ним гласил:       «Костяное кольцо, приносящее удачу в основном в крэпсе (я редко в него играю). Колечко досталось мне от Жанны, которая постоянно выигрывала в крэпс. Она надевала кольцо на средний палец, целовала руку с костями и кидала. Ей всегда выпадал крэпс или поинт. Как она это делала? Я долго задавался этим вопросом. И при чём тут это колечко с двумя шипами? Оказывается, кольцо надевается шипами во внутрь, а не на ружу. Она наловчилась кидать кости так, что они вдвоём проходили через эти, как она называла «ворота». Кидала она кубики всегда с одной силой и только правой рукой, обязательно опуская средний палец ниже остальных под одним углом и на определённом расстоянии от поля.       Я долго ломал голову над тем, как она кидала, что постоянно выпадал поинт. Она играла не абы когда, а только тогда, когда видела удачный поинт или, когда кубики отлично лежали для крэпса. Я долго выпытывал в чём же её секрет. Она мне его так и не рассказал, разумеется. Давала только тонкие намёки, но я примерно понял как это всё работало. Наблюдая за ней, я заметил, что она всегда берёт кубики с определёнными числами вверх и делает имитацию, будто трясёт их в руке. На самом деле она с помощью движения руки незаметно двигала эти самые кубики, помещая в нужное положение, а затем кидала с постоянной силой. Кубики замедляются и на них выпадает текущий поинт или крэпс.       Называла она это кольцо удачливым, потому что попросту не хотела раскрывать свою тайну. За все эти года её так никто и не поймал за мошенничеством в крэпс. Тем не менее, играла она не постоянно, а шулерство вообще презирала. В сумме она за двенадцать лет, как у неё имелось кольцо, сыграла 34 раза и проиграла всего 3.»       Отбросив лист в сторону, Лазари ещё раз осмотрела Костяное кольцо. На нём были выгравированы замысловатые узоры, в которых Лазари усмотрела точки от одной до шести. Или это было совпадение, или эта вещь и вправду разрабатывалась для того, чтобы играть в крэпс.       Надев кольцо на палец шипами во внутрь, девушка поняла, что при неаккуратном ношении можно повредить что-нибудь, а само кольцо идеально подходило, чтобы вскрывать конверты.       Лазари обратила взор на страницу, которую открыла ранее:       «…из этого следует, что я уйду с мероприятия, чтобы не доставлять Ветосу никаких хлопот. Если Фер не сойдёт с ума, то он поймёт, что Мимингер тут ни в чём не виноват. Я должна была это сделать, иначе бы эта мафия достала и Ганр. Я лишь слегка утолила их интерес, а так же навела на ложный след. Ни одного из детей они не получат, чтобы ни пытались сделать. Я и Ветос приложим к этому все усилия» — гласила вклеенная бумага, а ниже было написано другим почерком, почерком Ветоса:       «Это писала Жанна Ганра перед своей смертью. Она передала мне этот лист, который я был готов тут же выбросить. И как эта старуха, кандидат ёбаных исторических наук, может быть такой… Я её уважаю. Она вколола себе несколько обезболивающих, но всё равно кричала.       Пытки и их краткое описание:       1. Пытка водой.       На протяжении нескольких дней на её лоб капала вода. Сначала она пыталась медитировать и быть спокойной, но по истечению одного дня уже начинала подрагивать. Мышцы её лица начинали сокращаться от капель воды. К концу второго дня она содрогалась всем телом.       Когда это прекратилось, она только говорила, что хочет есть. До чего же была сильная старушка. Я бы не выдержал.       Ей так и не дали поесть.       Жанна знала, что рано или поздно, её начнут пытать по-настоящему. Даже после пытки водой она прибывала в сознании. Бабка открыла зуб со смертельной дозой сюрприза и умерла. Даже я не знаю сколько у неё было разных зубов с отравами внутри и наркотиками. Кажется, весь рот у неё был в них. Мерзость. Тем не менее я посмотрел всё видео, как ёё мёртвый труп свежевали. Убить бы этих тварей, содрать с них шкуру ЗАЖИВО… "       Страницы с продолжением описания пыток были нещадно вырваны. Торчали только остатки, где виднелось чёрканье ручкой.       Девушка выдохнула. Теперь она знала, что какая-то бабка носила в зубе сюрприз, а после смерти её освежевали. «Неплохое утро», — подумалось тогда Лазари. Она узнала столько нового. Но эти нововведения в её, и так загруженный мозг, посылали ещё больше вопросов. Половина из них касалась Мимингер, другая половина Бианчи. Сейчас разноглазая походила на какого-то детектива. Ей всё ещё не верилось, что это реальность. Тем не менее, как бы она не задумывалась, чтобы прилечь, спать совершенно не хотелось.       Лазари ещё раз проверила закрыта ли квартира. Для большей уверенности она все три раза провернула ключ в верхнем замке и столько же в нижнем. Постояла пару минут рядом с дверью, чтобы удостовериться, что за ней точно никто не дышит. Так же она зашторила окна вообще везде. Непонятно только было зачем она так пряталась. От кого? Себе на этот вопрос она не могла ответить. Ей просто было страшно, что кто-то застанет её за разглядыванием чужого дневника. Хотя по-факту он ведь был её… Не хотела она так же, чтобы даже птицы, пролетая рядом, смогли своими мелкими блестящими глазами, увидеть хоть что-то. Девушка всех «наблюдателей» переиграла и уничтожила.       Разноглазая неспеша сварила какао, достала их запасов печенье, пару шоколадок, фруктов и орехов. Нет, есть в первый же час она это не собиралась. Она собиралась съесть это за день, но по итогу растянула это всё на три дня. Кто же знал, что ей будет так интересно, что на еду даже не захочется отвлекаться.       За прошедшую неделю, Чарли, словно мамочка, готов был обзвонить все близ лежащие морги и больницы. Отговаривали его только умпа-лумпы. Лазари не звонила и не писала ему ничего. Она даже не читала его сообщения. Она даже не прислала ему никакую записку, что о ней беспокоиться не надо, что она будет работать. Парень невольно стал думать, что она опять слегла в кому, или ей настолько плохо в одиночестве без тётушки и дядюшки, что её посетила глубочайшая депрессия.       Жаль, что он не знал, что всю эту неделю его дорогая сестра копается в одном только дневнике, заведя для себя новый, чтобы выписывать из дневника отца всё, что казалось ей подозрительным или давало хоть какую-то крупицу воспоминаний о ней. С помощью записей она пыталась восстановить память себе, а за одно узнать и о папе с мамой.       Чарли всего вышеупомянутого не знал, просто не мог знать. Да, Бакеты знали, что девушка когда-то потеряла память. И Чарли знал, но не в деталях. Из-за незнания того, чем же занимается его сестра, он связал её поведение с презрительным отношением мистера Вонки. Хоть на первый взгляд светловолосая могла показаться остроумной девушкой, она могла близко принять на свой счёт какую-то грубость. Особенно, если надеялась от человека на проявление более позитивных эмоций. Чарли рассказывал ей почти всё о своём учителе, поэтому не позитивной картинки сложиться не могло. А тут РАЗ и сложилась. Ни одного слова кондитер не произнёс, чтобы хоть немного поладить со старшей сестрой. Это донельзя возмущало парня. Ну не мог мужчина отнестись так к той, кто дорог в первую очередь не ему, а Чарли. Чарли — его ученику, в котором он души не чает.       Размышляя, Чарли пришёл к двум вариантам: его учителю не понравилась Лазари и он её ненавидит или учителю ну уж очень понравилась Лазари и от смущения он не мог произнести ни слова.       Чарли так же заметил схожесть с Лазари в поведении учителя. За всю неделю он всего-то присылал ему записки с заданиями, а затем умпа-лумпы докладывали ему об успехе ученика. Работники говорили Чарли, что мистера Вонку завалили бумагами. На деле же кондитер пребывал в апатии такой, что целыми днями только лежал в горячих ваннах, читал книги и спал по несколько часов в сутки. Это совершенно было ему не свойственно. Он и сам это понимал, но сделать ничего не мог. Ему до дрожи в теле хотелось увидеть Мимингер. Мужчине ещё хотя бы раз хотелось послушать как смеётся, увидеть как от её телодвижений колышутся волосы. Но больше всего он ждал от неё обычных извинений, объяснения своих слов, поведения. Эта мысль гложила его неделю. Ему даже один день казалось, что это он во всём виноват. Он сказал что-то не то, он повёл себя не так, а Лазари, в силу отцовского характера, не пошла бы на уступки. Но вспомнив Ветоса, Вильям понял, что как раз таки он и шёл на уступки всем время от времени.       Конфеты кондитеру казались не такими сладкими, а напротив горькими. Потому, уже на второй день апатии он перестал их есть. Магнат сказал умпа-лумпам, чтобы некоторое время они сами приглядывали за всем оборудованием.              За первые два дня Лазари настолько надоели бесконечные сообщения и звонки, что она отключила звук на телефоне, чтобы только не слышать раздражающего вибрирования под боком. «Да, я много буду спать. С неделю точно», — несколько раз мелькала у неё мысль, но сразу улетала, когда она доходила до нового абзаца в дневнике. На третий день она наконец прочла его полностью, но это только прочла. Сейчас она переписывала в свой дневник то, что интересовало её больше всего, а так же то, что могло бы помочь восстановить ей память.       Дата начала дневника начиналась с 16 февраля 1985 года с фразы «Я влюбился. Её зовут Лисса Серебрякова…»       Начинался дневник отца девочки, как очень подробное описание страстных чувств и их активного развития. Правда, активным оно было, если перевернуть десять страниц. На самом деле отношения развивались отнюдь не быстро.       «Оказывается, моя мама была непреступной мисс, — писала Лазари у себя. — Она вышла замуж за папу, — это слово она вывела особо аккуратно, — только в 1987. Какой же упрямой была моя мама. Буквально не пускала к себе отца. Выписка из дневника: «Я уже на протяжении полугода присылаю ей букет раз в неделю. А она всё не замечает. Просто сухо говорит, что очень благодарна. Я пригласил её кататься на лошадях. Она согласилась. Но когда она увидела, что я искусно катаюсь, то даже не удивилась. В место этого, она уселась на первого попавшегося скакуна и стала выделывать такие трюки, которые я видел только в цирке. Какова же чертовка. Прекрасная мисс. А её огненно-рыжий волос прекрасно дополняет её пылкую натуру. Жаль, что ко мне она так холодна…» На основе этого можно же выдумать целый роман, — продолжала писать Лазари. — Более того, чуть дальше, примерно за месяц, как он сделал ей предложение, он фантазировал, какие у них будут дети. Он хотел девочку с белыми волосами, карие глазами, веснушками, и чтобы она обладала прекрасным голосом и слухом. Но несмотря на это, он дополнял, что это всего-лишь его мечты…»       Читая фрагменты про фантазии отца, Лазари невольно задумалась, а желанная ли она дочь. Она ведь даже не помнила как он относился к ней до потери памяти. И Бианчи не рассказывали.       Семейную жизнь Ветос не описывал, а только восхищался своей женой и продолжал писать о делах. Он всё время упомянал огромные суммы денег, какие-то встречи, бесконечные фамилии, из которых больше всего фигурировали Ганры и какой-то Р.Волков. О последнем Мимингер писал, как об очень хорошем друге. Девушка узнала, что этот самый Р.Волков оказывается является ей дядей. Но про него Бианчи тоже не говорили, а сам он не объявлялся.       В своей записной книжке она завела отдельный раздел для того, чтобы выписывать всех, кто ей известен или не известен. Выписывала она именно мнение своего отца об этих людях. Так, она узнала, что к Волкову он располагает больше всего. А вот с Ганрами, судя по хронологии, произошло что-то очень неприятное. И это было связано с Жанной.       О Жанне Ветос писал, как об очень милой старушке, которая постоит за себя в любой ситуации. Он даже описал её телосложение и, судя по прочитанному, оно было достаточно хлипкое. Так же женщина являлась кандидатом исторических наук и имела недюжинный ум, разбиралась в искусстве и сама по себе обладала такой харизмой, что сносила даже Ветоса с ног.       Иногда записи о Лазари прерывались целыми страничными высказываниями о том, что мужчина не хотел смерти старушки:       «Не хотел, нет, не хотел. Она не хотела, чтобы пострадала Лазари. Нет, не хотела. Близнецы ей тоже были важны. Она не виновата, что знала больше, чем должны была. Она хранила молчание столько, сколько могла. Она увидела это СЛУЧАЙНО. Никто не знает, что она рассказала это мне. Не знает. А если и знает, то я готов убить человека снова, лишь бы никто не знал. Я запачкаю руки опять, потом не отмою, но и пусть. Я не позволю причинить вред тому, кто мне дорог. Я выращу дочь такой, чтобы она была даже лучше Жанны. Старушка бы гордилась ею с того света. Моя дочь не пострадает от руки этой псевдо-группировки…»       А затем с новой строки, как ни в чём не бывало, начинался текст:       «Лазари сегодня смогла прочитать своё первое слово. Это было настолько волнующе, что я почти расплакался…»       — Мистер Вонка! — кричал Чарли наверное уже шестой раз. — Мистер Вонка, я уже не могу это терпеть! Сегодня уже семнадцатое! Вы сидите в комнате с десятого числа. Как это понимать вообще?       Ответом мальчику служила опять тишина. Даже шагов за дверью не слышалось.       — Мистер Вонка, ну ответьте, что у вас случилось? Я помогу вам, чем смогу.       Вильям знал, что не поможет. Чарли определённо не поможет распутать комок чувств, застрявших, казалось, где-то в груди между рёбер. Нельзя было найти у этого комка ни начала, ни конца. Если конечно сам носитель не захочет потянуть за нужную ниточку. А он колебался. Стоя в гардеробной, кондитер, под настойчивые мольбы ученика, выбирал что надеть. За всё это время его кожа из нормального светло-холодного цвета приобрела болезненный вид. Он даже видел в отражении какие-то жёлтые пятна. От такого ему самому стало противно от себя же. Быстро схватив первый комплект одежды, попавшийся под руку, он поспешно натянул чёрные штаны, черную рубашку, надел чёрную с серебряными узорами жилетку, а наверх бордовый фрак с такими же вставками. В руках у него ещё остался шейный платок. Дин уж очень любил шить всё по старой моде. Закинув этот аксессуар подальше в гардеробную, он надел цилиндр, отыскал чёрное пальто.       — Мистер Вонка! — не унимался ученик за дверью. — Умпа-лумпы очень скоро начнут беспокоиться и найдут дополнительные ключи от вашей комнаты. Они вас оттуда вытянут силком. Расскажите что случилось по-хорошему.       Ученик совсем не ожидал, что двойные двери откроются. Они отворились настолько резко, что ученик не успел отпрыгнуть и повалился на пол, больно приземлившись назад.       — Где Мимингер? — совершенно серьёзно спросил магнат.       — Н-не знаю, — запнулся ученик, смотря на Вонку снизу вверх. Он видел его таким серьёзным впервые. И таким болезненным. Чарли хотел спросить про его здоровье, но мужчина перебил:       — Как не знаешь? Вы же общаетесь.       — Она, ровно так же, как и вы, на неделю пропала везде. Я ей и звонил, и писал. Ничего. А сейчас абонент вообще не доступен. Вы как будто бы сговорились.       Не успел кондитер что-то ответить, как его перебил телефонный звонок, раздавшийся у Чарли в кармане. На экране высветилось «Сестрёнка Ли».       — Стой, — учитель выхватил телефон из рук ученика. — Скажи ей, что сегодня она должна прийти в заведение, которое находится наверху того торгового центра, к девяти часам. Скажи, что хочешь… Ты хочешь ей что-то рассказать.       Ученик уставился на учителя своими зелёными глазами в полном недоумении. Он сейчас говорит, что ему делать после того, как неделю от него не было ни слуху, ни духу.       — Что это значит, мистер Вонка? — в голосе парня прозвучала явная обида. — Зачем мне её…       — Ты не пойдёшь. Пойду я. У меня к ней очень важное дело.       Пазл в голове парня никак не хотел слаживаться. Да было очевидно, что его учителю девушка понравилась, но было совершенно неожиданно видеть его в таком виде, будто бы он болел чем-то. Обычно, так на свидания не ходят.       — Мистер Вонка, чтобы идти с ней на свидание, нужно хотя бы выглядеть нормаль…       — Какое ещё свидание? — не выдержал Вильям, разбрасываясь фиалковым холодом.       Ученик потупился, сделал шаг назад. Мистер Вонка его испугал. Видимо он поспешил с выводами о свидании, но вот с выводами о внешнем виде мужчины — нет.       — Да вы выглядите так, будто болеете и уже неделю не ели.       Чарли везде был прав. Вильям Вонка болел душевно, а всю неделю ел только гречку или рис, запивая водой. Не удивительно, что его щёки стали впалыми, а взгляд такими тусклым.       — Я не хочу, чтобы моя сестра видела вас таким.       А ведь действительно. Вильяму же самому стало противно от себя. Он не мог показаться в тком отвратительно виде перед Мимингер. Нет, перед Лазари. Перед объектом, над которым он собирался взять верх и вывести девчонку на чистую воду, чтобы она наконец созналась зачем писала ему гадости, зачем поступала так и почему так холодно к нему отнеслась.       — Ты прав, — тихо сказал Вонка, снимая пальто. Ему стало жарко. — Я выгляжу отвратительно.             Чарли от таких слов даже стало больно. В эти несколько минут произошло несколько событий, которые он за все годы жизни с великим кондитером, не видел. Мистер Вонка признал, что он выглядит плохо. Даже когда он пришёл к нему с вопросом о том, что парень делает, когда ему плохо, он так не выглядел. А тут, всего за какую-то неделю, его губы потрескались, глаза потускнели, кожа опять стала превращаться в мертвенно-бледную, а круги под глазами было видно даже под тенью цилиндра.       Парочка уже давно забыла про телефонный звонок Лазари. Да и она сбросила. Они так же стояли и смотрели друг на друга.       — Вам нужна помощь, — тихо-тихо сказал Чарли, беря учителя под локти. — Вы и вправду неделю нормально не ели. Вы не спали и… Вам нужно привести себя в порядок.       Вонка встрепенулся, отдёрнул руки от Чарли. Он и сам прекрасно понял, что выглядит не лушчим образом. Мужчина ничего не мог с этим поделать. Всякий час, пока он оставался в неведение, он страдал. Внутри его буквально разрывало от переизбытка чувств. Ещё немного, и он бы проблевался этим страданием, тоской и одиночеством.       Вильям протянул парню телефон.       — Перезвони Лазари и скажи всё так, как я сказал. Пожалуйста, — чуть погодя, прибавил он.        Мальчик долго не хотел брать телефон. Он никак не знал, как сказать Лазари об этом. Чарли точно не хотел ей врать. Его сестра пропала на целую неделю, а он только скажет ей, что нужно встретиться в «Аквамарине». Чушь. Просто бред. Он любил её очень сильно. Да. Лучше он всё просто объяснит ей.       — Ладно, — выдохнул Чарли. Вильям даже никак не отреагировал.              «Ну вот, — подумала Лазари, зевая. — Когда мне нужно, никогда трубку не берёт…»       Напротив Лазари Лежал всё тот же тёмный дневник, открытый где-то в конце. Вокруг светловолосой лежало много листов бумаги с её почерком, где она выписывала свои мысли, скрепляла клочки истории, пыталась соединить все временные отрезки и имена.       Неделю девушка не выходила на улицу, заставляла себя спать по четыре часа в сутки, изнемогая свой организм, лишь бы разобраться во всей путанной жизни Ветоса Мимингер, а параллельно и выведать о своей. Она каждый раз тяжелов вздыхала, когда какой-либо клочок касался её персоны.              Лазари узнала столько всего нового о себе. Например, сейчас была открыта почти последняя страница, где говорилось следующее:       «Я её потерял. Я потерял свою дочь. Мы день назад приехали в город, находились у Бакетов, а затем девочка вышла погулять и… ИИИиииИ… Моя куколка потерялась. Я потерял ту, которую обязался оберегать перед Жанной. Я потерял ту, которую люблю больше жизни. Я потерял частичку себя…       Я не знаю где сейчас находится моё счастье, но каким-то нутром чую, что она жива. Да, по другому и быть не может. Я раз в пятнадцать минут взываю к Госпоже Удаче. Я уже не уверен, что эта самая Госпожа Бог. Она самый настоящий Дьявол. Я потерял дочь. Такова расплата за использование Госпожи. Я поведаю об этом дочь, но предостерегу, чтобы пользовалась не слишком часто. Меня уже всё равно ничего не спасёт. Я потерял свою дочурку.       Лисса плачет. Я тоже плачу. Я плакал ночью, только на эти страницы падают мои солёные слёзы. Никто их и не увидит, не позволю. Ни Лисса, ни Лазари, когда найдётся.       Я подал объявление в газету. Она должна найтись. Она найдётся. Если придётся, я привлеку к этому всех моих людей, заплачу столько, сколько надо, да хоть ТЕЛО отдам, но НАЙДУ. Я найду своё солнце, мой золотой лучик, найду свою маленькую девичью копию!»       В некоторых местах страницы чернила действительно растеклись будто от капель. Он и вправду плакал. И плакал не мало. Но затем шли завершающие страницы, которые Лазари перечитывала даже не три раза. Ушло как минимум восемнадцать попыток, чтобы понять что с ней произошло.       «Её бы сбила машина. Ещё немного и моей девочки не стало бы. Я разозлился, когда узнал об этом. Я готов был убить стоящих рядом людей, лишь бы остаться наедине с дочкой, с моим, сияющем белым золотом, солнцем. Она спала. Спала, будто умерла. Я очень испугался.       Парень, который нашёл её, — далее имя и фамилия личности были зачёркнуты, — он позвонил и сказал, что нашёл её. Признаться, я готовился услышать сумму за неё и уже готовил деньги. Для дочери ничего не жалко. Жизнь готов отдать за неё. А он ничего не потребовал. Странный какой. И выглядит он не очень. Щёки впалые, кожа загорелая. Я наугад сказал, что он прилетел из Индии, и, видимо, угадал. Лицо у него было такое забавное в этот момент.       Квартира у парня была похожа на помойку. Как там спала Лазари, не знаю. Я бы уже проснулся от вони, которая там была. Да, не так я представлял место, где будет располагаться дочь. Но, признаюсь, молодой человек, который её спас из-под колёс, очень смышлёный, имеет фиалковые глаза, высокий рост, пока что не широк в плечах. Он очень вдумчиво говорит, только вот походит на ребёнка. Я разузнаю о нём больше.       Девочка наконец очнулась в больнице, в тот же день, как мы её нашли. Признаться, я почти не скрыл слёз. Почти.       Человеку я благодарен по гроб жизни. Поделюсь с ним удачей и деньгами. Мне понравился тот парень. В целях конфиденциальности я не буду писать его имя. Лишь инициалы. Парень сперва отказался от денег. Стеснительный дурачок. Несмотря на то, что в квартире у него царил полный хаос, я заметил, что от него самого недурно пахло шоколадом и какими-то ягодами. Меня сразу натолкнуло это на мысль, что он занимается какой-то выпечкой или работает со сладостями. К слову, так и оказалось.»       Далее перечитывание Лазари перебил вибрирующий рядом телефон. Это был Чарли. Лазари ловким движением поставила звонок на громкую связь, чтобы не занимать вторую руку.       — Слушаю, — едва слышно проговорила она, сама удивляясь голосу. Она неделю ни с кем не говорила. Не удивительно, что так получилось.       — Ли, я не успел ответить тебе, извини. Где ты пропадаешь всю неделю? Я волнуюсь.       — Да, — чуть помедлив продолжила Лазари, — я как раз по-поводу этого. Я не буду отвечать ещё как минимум три-четыре дня, так что не теряй меня.       Она уже была готова бросить трубку, но Чарли спешно заговорил:       — Нужно срочно встретиться! Это ну о-о-очень срочно.       Лазари заметила, что его голос как-то изменился. Дрогнул что-ли.       — С чего такая спешка? — голос Лазари стал нормальным, а не хриплым.       — Просто очень надю нужно кое-что обсудить. Это правда срочно. Жду тебя в «Аквамарине» к девяти. Можешь опозда… — парень не договорил, а спешно бросил трубку. Лазари даже не представляла что там происходило, а творилось там следующее: Вонка, вжав парня в стену, нервно дышал ему в шею, вслушиваясь в каждое слово Мимингер. Он чувствовал, что Чарли определённо обмолвится о нём, поэтому каждую его попытку пресекал, сжимая руку выше локтя так, что готов был сломать. Чарли, не прошло и секунды с того, как он сбросил звонок, заверещал:       — Больно, больно, мистер Вонка!       Шоколатье отпустил ученика.       — Ох, вы… Мистер Вонка, — ученик схватился за руку. — И что с вами двумя такое?       — С нами двумя? — переспросил мужчина, беря ученика за локоть. — Извини, что переусердствовал. Я в последнее время… Задумчивый.       — Я заметил, — выдохнул Чарли, садясь на диван. — С вами двумя, — подтвердил парень. — У Лазари иногда тоже такое бывало. Как будто бы в трансе каком-то.       — И что это было?       — Воспоминания.       — Воспоминания?       — А разве бабушки и дедушки вам не рассказывали? — боль в руке мальчика уже прошла. На учителя он зла не держал, потому что понимал, что сейчас он был в шатком состоянии, подобно мосту, который вот-вот обвалится. Правда, он совсем никак не мог объяснить от чего же это всё шло. Неужели от девушки?       — О чём они должны были рассказать?       — Лазари, как мне рассказывала Жозефина, памяти давно лишилась. Она с родителями попала в серьёзную аварию. Они не выжили, а она отделалась годовой комой и полностью отшибленной памятью. Старики рассказывали, что она смотрела на них, как будто бы первый раз видела и поначалу даже боялась. Я этот момент застал. Смотрела она и вправду настороженно. Даже боялась. А ещё с ней стали происходить необычные вещи. Очень часто, когда она не спала пару ночей со мной, потом отключалась на несколько дней. Ничего не могло её разбудить. И выглядела она, как труп.       — Подожди, — остановил Вильям Чарли. — Лишилась памяти?       — Да, — кивнул ученик. — Лишилась. А иногда у неё такие же припадки были. Как схватит меня… От страха. Хватка у неё жутко крепкая. Она в такие моменты тяжело дышала и рот открывала безмолвно. Кстати, именно после этого она отключалась.       — Лишилась памяти, — повторял Вонка одно и то же. Казалось бы, вот он — ключ, который открыл все тайны странного поведения девушки. Почему тогда в письмах она…       — Да о чем она думает? — прошипел кондитер.       «Как она их обдурила? Лишилась памяти? Конечно! В жизни не поверю, что она лишилась памяти. Она же отсылалась на прошлое. Не могла она лишится памяти! Лгунья!»       Вонка вскочил, чем очень озадачил Чарли. Парень прижал колени к груди, уставился зелёными глазами на кондитера.       — Да она же нагло врет! — сказал он Чарли после того, как походил туда-сюда вдоль дивана.       — Врёт? — голос парня задрожал то ли от раздражения, то ли от страха. — Нет, мистер Вонка. Вы вообще меня слушали?       Мужчина сжал белоснежные зубы, оскалился на Чарли. Парень в несколько мгновений был уже за спинкой дивана.       — Мистер Вонка, хватит! — повысил ученик голос, но учитель, словно собака, сорвался с цепи.       — Потеряла память? — его голос дрожал, но определённо не от злости, а от безысходности. — Я ничего не понимаю.       Чарли открыл рот, хотел было что-то сказать, но не стал. Он наблюдал за Вонкой, который покачивался из стороны в сторону, устремив пустой фиалковый взгляд в пустоту. Что он пытался там разглядеть — не понятно.       — Мистер Вонка? — осторожно начал Чарли.       — Ничего не понимаю, — последний раз прошептал мужчина и его тело камнем полетело к полу.       Парень вовремя поймал учителя. Всё лицо шоколадного гения горело. У него был жар, который Чарли до селе не чувствовал. Мальчик мельком выругался, с большими усилиями поднял тяжёлое тело Вильяма и уложил на диван.       — Подождите, мистер Вонка, я приведу кого-нибудь.       Мальчик сделал рывок в сторону выхода, но тут же плюхнулся на диван, потому что его руку схватили.       — Не надо, — прохрипел мужчина. — Дай таблетки в прикроватной тумбе.       — Мистер Вонка, вы больны!       — Дай таблетки, Чарли, — настойчивее повторил он.       Парень устремился к тумбочке, нашёл розовые таблетки. Вонка без воды прожевал их. Жгучая горечь тут же заполонила его рот, он зжал зубы, вдохнул больше воздуха, чтобы вытерпеть эту мерзость на своём языке и в горле.       — Мистер Вонка…       — Тише, — движением руки остановил тот ученика. — Мне нужно всё обдумать.       — Мистер Вонка, — тише продолжил парень, придвигаясь к нему, — прошу, расскажите что с вами происходит? Станет легче.       — Тебе этого знать нельзя, — немного погодя, ответил учитель.       Чарли выдохнул, отвёл глаза.       — Вам нельзя встречаться с Лазари в таком виде. Вы больны и заразите её.              — Не заражу, — буркнул в ответ мужчина.       — А вот и заразите.       — А вот и не заражу.       Чарли поднял молящие глаза на кондитера.       — Мистер Вонка, мне страшно за вас, — прошептал он и глаза затуманила жидкая пелена.       — Мальчик мой…       Только сейчас Вильям понял что натворил. Он применил силу к своему мальчику, к его ученику, которого раздобыл с таким трудом. Из-за своих эмоций он совсем забыл о том, кто такая Лазари Мимингер. И как бы она себя не вела, он не может называть её вруньей. Он не мог так делать, пока во всём не разобрался, а разобраться он хотел теперь очень сильно.       — Прости меня, — дрожа выдохнул магнат, обнимая парня. Он вжался в его плечо, ощущая запах молочного шоколада.       — Мистер Вонка, — удивлённо выдохнул Чарли, сам не ожидая того, что Вильям его так резко обнимет. Учитель всего два раза обнимал его, а это был третий. Чарли за всё время был уверен, что магнат не способен на слишком бурное проявление чувств, но как же он ошибался. В последнее время чувства буквально лились через край.       — Вы можете не рассказывать что происходит, но, прошу вас, решите всё, как можно быстрее. Я не могу смотреть на вас такого больного и не радостного. Мне самому становится грустно.       Парень первым отстранился от Вильяма.       — Да. Спасибо, мой мальчик. Я и забыл, что ты склонен перенимать мои эмоциональные порывы.       Мистер Вонка наконец-то улыбнулся. Бакет за эту неделю и позабыл как выглядел его учитель, когда улыбался искренне.       — Не знаю зачем вам понадобилась Лазари, но если вся проблема в ней, то, я думаю, вы быстро всё решите. Она не любит конфликты.       — Да, — погодя, сказал Вильям, — как раз дело именно в ней.       — Ох, дело во мне! — долбила себе в голову Лазари на протяжении получаса.       Девушка разбросала половину своего гардероба по комнате, проговаривая: «Дело во мне!»       — Тот парень W.W. из его дневника. Это же Вильям Вонка! — к таким умозаключениям она пришла после того, как буквально подползла к окну и уставилась на ружу, которую не видела неделю. Эта самая ружа ослепила её. Она медленно осмотрела заснеженные высотки с какими-то грязными панорамными окнами, птиц, которые летели непонятно куда в холодный зимний вечер, несколько мелких людей в самом низу. На удивление их было чересчур много. А они ведь даже и не догадывались, что сейчас за ними наблюдали разноцветные глаза с тёмными кругами под ними.       Лазари знала, что ещё немного и она отключится, но произойдёт это только через часов пять. К этому моменту она должна сходить на резко наметившуюся встречу с Чарли.       — И чего это ему так резко что-то понадобилось? Он не мог подождать ещё неделю? — ворчала она, распыляя духи.       Время близилось к девяти, а такси только сейчас подъехало к дому девушки. В лифте, проверяя свою помаду, она пару раз зевнула. «Лишь бы не выключиться в такси или в этом… «Аквамарине», — подумала она, переступая с ноги на ногу. В лифтовом зеркале перед ней стояла почти первой свежести мисс в косухе из норки. Внизу её невысокие чёрные каблучки подчеркивали широкие штаны, а для того, чтобы точно убедиться, что её мешки под консилером никто не увидит, надела чёрные очки. Сейчас она походила на бизнес-леди, хотя, таковой и являлась. В заведении она конечно их снимет, но а пока будет в них.       Таксист, интеллигентный молодой парень, спросил в машине не темно ли девушке. Он даже умудрился рассмешить её, на что Лазари удивилась. Смотря на своё постное лицо в затонированное стекло, она, ну никак не ожидала, что кто-то её вообще сегодня сможет рассмешить. Слишком много на неё свалилось за эту неделю. Девушка ещё до конца не была уверена в своей теории по-поводу того, что тот, кто спас её из-под колёс, именно мистер Вонка, и что именно с ним она когда-то была знакома. Нет, она знакома, просто его не помнит. Но это до сих пор не объясняло его поведения. В дневнике Ветоса присутствовала такая страница:       «W.W. очень понравился дочке. Они познакомились ближе, и, думаю, Ли считает его за старшего брата или что-то типа этого. Она без ума от его продукции, но он сам понимает, что не стоит ей есть много сладкого.       Лазари и он много времени проводят вместе. Дочка даже учит его говорить на французском, хотя сама ещё ничего не понимает. Какая же моя дочь с разноцветными кукольными глазками милая.       После того случая я не хочу оставлять её одну. Мы с Лиссой уже обговорили, что ни на мгновение не оставим её, пока она маленькая…»       Лазари с особым трепетом прижала сумку, куда поместился этот дневник, её книжка и телефон с фотографиями всех заметок. Улицы сменялись одна на другую, машина поворачивала на перекрёстках, останавливалась на светофорах, а затем опять трогалась. Лазари бы хотела, чтобы так прошла вечность. Сейчас ей просто хотелось спать, а не говорить с Чарли о чём-то в девять вечера. Она и представить не могла о чём он там собрался с ней говорить. Но из-за того, что её мозг и так вполне себе напрягся за неделю, она подумала, что так и быть, уступит парню. Но она обязательно отругает его за такое время встречи.              Вильям то и дело пытался успокоить себя и не топать ногой. Но если и не топал, то начинал постукивать пальцами по столу или по свободному колену, что его раздражало. Цилиндр он снял, положив на левую ногу. Трость томилась подле него. Он облокотил её на свой стул. В общем, Вильям был самым настоящим джентльменом, светским человеком, гордо восседающим рядом с панорамным окном, откуда вид открывался на половину Дримросса. И даже на его фабрику, которая успокаивала его не меньше живой музыки, которую играли музыканты на сцене.       Мужчина постоянно осматривал новых посетителей ресторана. Среди них пока что Лазари не было. Его карманные часы показывали уже 21:18, а её всё не было. Он даже радовался. Да, ему хотелось разузнать что происходит, хотелось наконец нормально поговорить с ней. Но, а что, если она проявит холодность? Что, если она его опять пошлёт или прилюдно оскорбит? Его репутация, которую он нарабатывал годы, будет в миг потеряна и её придётся восстанавливать заново. Да плевать ему было на репутацию, плевать что подумают люди, что скажут СМИ, а он уже приметил двух репортёров за столиками, ему просто хотелось обычных объяснений. Он хотел, чтобы его муки закончились.       На данный момент температура шоколадного гения зашкаливала. Он и сам удивлялся, как вообще стоял на ногах. Обычно, когда у него было под тридцать восемь, то всё тело плыло, а сейчас, имея тридцать девять и пять, он сидит в центре города, в ресторане, с видом на его фабрику. Именно это он и «представлял» всю неделю.       Вонка надеялся, что он сидит тут в таком плачевном состоянии не зря. Он, точно так же, как и Лазари, мог в любой момент упасть лицом прямо на стол, мог слететь со стула и лишиться сознания. Перед мужскими глазами всё плыло. Ли́ца он и вовсе не видел, а мог разглядеть лишь очертания. Именно поэтому на него все так необычно оглядывались, когда он щурился, пытаясь сфокусировать зрение и узнать не девушка ли там явилась.       Лазари поблагодарила добродушного парнишку, заплатила даже сверх нормы за хороший разговор. Именно таких таксистов она и любила. Но только вот многие в комфорт классе не разговаривали, а этот молодой человек, видимо, почувствовал, что её нужно «распихать». Лазари даже захотелось послушать музыку «Queen», на что парень согласился с огромно радостью. Они вместе спели «Play the Game». Особенно водителю нравились строчки с «My game of love has just begun» до «Driving me insane». Девушка оценила музыкальный вкус парня. Но всё-таки она больше пела под «Another One Bites The Dust» и «Lover Boy».       Предвкушая долгий и эмоциональный разговор с Чарли, девушка ещё раз зашла в уборную, чтобы посмотреть на себя без чёрных очков. В этот момент она поняла, как они ей не идут. На её удивление под очками всё оказалось не так плохо, как она представляла. Видимо, хорошая музыка, как писали научные журналы, и вправду помогала телу восстановиться быстрее. Стоит ли тогда слушать музыку круглосуточно?       Народу было просто уйма. Все то и дело спешили куда-то, пока Лазари, разглядывая всё, как в первый раз, не торопилась подняться на самый верх в «Аквамарин». В воскресенье всегда было народу больше, чем в другие дни. И не просто так. Обычно, именно по воскресеньям в магазинах были недюжинные скидки, по воскресеньям бары работали на час дольше, чем обычно. А самое главное то, что именно воскресенье — последний выходной перед рабочей неделей. Люди, особенно молодежь, хотят больше отдохнуть перед учебной неделей. Для Лазари воскресенье всегда олицетворяло какой-то праздник и первый выходной. Её расписание немного отличалось от расписания других: воскресенье и понедельник — выходные. Иногда доходило и до среды, но это только в том случае, если ей сильно понравился день воскресенья. В общем, расписание она составляла себе сама. И, нет, рабочих дней у неё имелось не мало, как многие могли подумать. Просто, если она проводила выходные, то первые два дня это было громко, а далее обычный сон. Громкими они были по причине того, что отдых она себе устраивала раз в месяц, то есть, примерно четыре дня. В остальное же время она работала, не покладая рук. Но в подробности её работы мы не будем вдаваться, ведь, как известно, девушка, которая заведует винодельнями, должна ни чем не уступать мужчинам, а иногда даже и перегонять. Чтобы держаться на плаву, её партнёрам, в основном противоположного пола, приходилось доказывать, что она чего-то стоит. Она даже завладела успехом в этом деле. Не без Госпожи Удачи, разумеется. Опытная Маргарита научила ещё маленькую Лазари, как обзаводиться мужским внимаем и быть в глазах других намного выше. Харизма, передавшаяся Лазари от отца прекрасно делала свою работу и носительница отличалась весьма яркой внешностью. К этим двум критериям Маргарита всего лишь добавила знание французского, отличный вкус, чувство такта, осанку, голос, этикет, макияж и много тонн знаний в разных областях. Так Лазари и превратилась из тихой мыши, вышедшей из комы, в настоящий объект для подражания и привлечения противоположного пола. Только вот был один очень значимый нюанс: вела она себя так только на мероприятиях. В остальное время девушка была просто милой фарфоровой куколкой, улыбаясь всем и каждому. Сначала Лазари было трудно воспринимать себя такой разной, но со временем, а именно к восемнадцатилетию, она поняла, что без её шарма в высоком обществе бо́льшего не добиться. С обычным народом нельзя было вести себя так, а потому она заняла две позиции: в жизни милая девушка, похожая на ангела, а на огромных мероприятиях обольстительница мужских сердец с острым языком. Те, кто хотел, конечно узнавали её настоящую. Бывало разочаровывались, а бывало и нет.       Вход в «Аквамарин», несмотря на поздний час, кишил людьми. В основном за столиками сидели парочки. Лазари осмотрела столики, не увидела Чарли.       — Прошу прощения, — она выловила одного свободного официанта. — Вы не видели тут парня подростка с тёмно-каштановым волосом и зелеными глазами? Он должен сидеть тут где-то с девяти.       — Меня о вас предупреждали. Ваш молодой человек уже заждался вас. Он просил отвести вас к столику. И как вам удачно повезло, что именно меня вы встретили, — он снял с неё косуху, выдал номерок и повёл её вдоль стеклянного купола.       «Молодой человек? — подумала Лазари. — А мне он не кажется таким уж взрослым. Неужели я что-то проглядела?»       На месте, где должен был сидеть Чарли оказался совсем не Чарли, а его учитель.       — Принести меню? — любезно поинтересовался официант, усадив девушку напротив Вонки.       — Воды, — как-то резко сказал Вонка, сверля Лазари глазами.       — А вам, мисс?       — Мне, пожалуй, тоже.       Сейчас перед девушкой сидел никто иной, как тот, кто был её первым подозреваемым по буквам W.W. В этот момент она параллельно проклинала и восхваляла Госпожу Удачу. Она намеревалась встретиться с мистером Вонкой, но для начала хотела «попытать» Чарли по поводу того, какой он человек, как к ней отнёсся и тому подобное. А сейчас Вильям сидел перед ней вот так просто. Спрашивай — не хочу. Она совершенно не была готова к такому.       — А Чарли отошёл куда-то, да? — Лазари нервно заозиралась в поисках третьего стула, в надежде увидеть место и для брата.       — Нет, его нету.       — А вы… Что вы… Что вам нужно? — подбирала она слова, но вышло как-то не очень деликатно.       Вонка не смог справиться со своей нервозностью и всё-таки стал постукивать каблуком по полу, что Лазари заметила и сама поняла, что почему-то магнат нервничал. Она не то, чтобы нервничала, она боялась сболтнуть лишнего, потому что, если загадочный W.W. будет не мистер Вонка, то она потеряет как минимум потенциального делового партнёра. У неё появилась идея: а что, если она его заинтересовала настолько, что он пригласил её в ресторан, чтобы обсудить сотрудничество? Внушив себе эту идею, девушка стала чувствовать себя увереннее и подняла разноцветные глаза. В прочем, она тут же пожалела.       Хоть по ощущениям самого магната температура слегка спала, выглядел он так, будто бы сейчас упадёт. Разноцветные глаза Лазари отвела сразу после того, как встретилась с его фиалковыми. Она не любила смотреть на больных людей. Ей сразу становилось их жалко.       Вонка, заметя, что девушка отворачивается и называет его на «вы», ещё больше пожалел, что пришёл сюда. По-хорошему ему бы сейчас спать, а не видеться с бескультурными девчонками.       — Мне от тебя почти ничего, — спокойно, стараясь унять внутри эмоции, сказал мужчина. — Наше «знакомство», — он хохотнул, — немного не задалось, — в этот момент принесли воду, — и мне хотелось бы познакомиться чуть ближе, — он растянулся в улыбке, хоть и улыбаться совершенно не хотелось.       Лазари улыбнулась в ответ искренне, глаза её засверкали, на что Вильям очень удивился. Он не думал, что она будет так правдоподобно играть дурочку. Жаль, что он не знал, что она не играла и готова была вот-вот упасть тут, прямо как он, и заснуть на долгие три, а то и все пять дней.       — Спасибо. Как мне приятно, — её речь стала приобретать не ту повседневную стеснительность, а тот тон, когда она присутствовала на торжествах. — Я не против. Я рада, что вы выбрали время и место с прекрасным видом и неформальной обстановкой.       Каждое слово ей было всё сложнее и сложнее выговаривать. Её тело требовало сон.       Вильям терпеть не мог ложь ни в каких проявлениях. Даже мелкую. Но в угоду себе не считалось. А сейчас, смотря на такую натуральную игру собеседницы, ему стало даже интересно как далеко она сможет зайти.       — Вот только, — продолжила Лазари, — я рассчитывала, что будет Чарли, а тут вы. Может, он мне что-то не договорил?       — Нет, он сказал правильно. Я хотел устроить тебе неожиданную встречу.       Слово «тебе» очень смущало Лазари. Неужели Вонка считал себя настолько высокомерным, что позволял себе обращаться с ней на «ты»? Многие дядечки в её окружении так делали, несмотря на то, что они были партнёрами и не состояли в дружеских отношениях, по крайней мере так думала Мимингер, но она совершенно не ожидала от воспитанного, по словам бабушек, мужчины, что он будет так к ней обращаться. Уважение к Вонке у девушки сразу же упало, но не надежда на то, что он станет её партнёром.       — Я бы предпочла на «вы», мистер Вонка. Не поймите не правильно, это обычная формальность и, может, в будущем, будем общаться на «ты». Не люблю, когда меня воспринимают за маленькую девочку. — На месте Лазари появилась та самая Лазари обольстительница мужских сердец с острым языком. Именно эта черта по началу так и привлекала остальных. На вид милый ангел, но на деле бойкая девушка, но с манерами. Дело было в том, что те самые мужчины, заправляющие винокурнями или даже заводами по производству вина просто подминали под себя других. Все клевали именно на их бизнес, а потому, они могли любую девушку хоть шлюхой назвать, она бы всё равно уважала их за деньги. С Мимингер такое нельзя было провернуть. Требовательная Маргарита не позволяла так обращаться с девочкой. Потом и сама Лазари не позволила так обращаться с собой. Ещё других подкупало то, что почти все её партнеры знали её отца, поэтому и побаивались показывать свой характер и называть девушку на «ты». Они представляли, что откроется тот самый мстительный характер Ветоса Мимингер, который в порыве своей хорошо контролируемой и направленной ярости, мог во всех смыслах уничтожить и растоптать неугодного конкурента и его бизнес.       — Простите, — выдохнул Вонка, отпивая. — Я и забыл, что лучше на Вы, мисс Мимингер, — желчно сказал он. Лазари тоже заметила, что он недоволен этим.       — Этикет того требует, — без зазрения совести произнесла она, отпивая. Глоток воды комнатной температуры немного привёл её в себя, но туман в голове не рассеивался, а только прибывал.       — Да, Вы правы. Ну, так, как прошли Ваши незабываемые приключения за границей с тётей и дядей?       — Просто прекрасно. Но как бы это прекрасно не было, с шестнадцати лет я погружалась в работу, а к восемнадцати уже взяла всё в свои руки. Из-за этого бизнес дяди немного пошатнулся, но сейчас всё нормально. Я ему слегка помогаю.       Вильям вспомнил, что её дядя держал бильярдные по Европе и это приносило немалую прибыль.       — А как вам Чарли в роли ученика? Он быстро учится? — перевела Лазари тему.       — Мальчик очень способный, — без особого интереса отвечал мужчина. — Очень послушный и правильный. В общем, ничем на вас не походит.       Лазари проглотила камень, брошенный в её огород. И на что же мужчина намекнул?       — Я очень рада за братца. Вы всегда были тем, кому он стремился подражать. Даже не зная ни вашего лица, ни того, какой вы человек. Вы для него прямо-таки эталон.       Кондитеру было очень приятно слышать всё это. Лазари являлась тем человеком, кому Чарли мог доверить вообще все тайны. Если бы девушка общалась с ним, то он бы намного быстрее мог наладить контакт с учеником. Но сейчас ему хотелось наладить контакт пока что только со светловолосой, сидящей напротив.       — Чарли для меня тоже открыл много всего нового. Как минимум у меня появились люди, которых я могу называть семьёй.       — Да, — согласилась Лазари. — Бабушки, я уверена, вас вообще за внука считают. Они вас очень нахваливали перед нашей с вами встречей. Если честно, мне даже показалось, что они стали счастливее. Когда я уезжала, они, конечно, тоже не тужили, но с вами и Чарли стал говорить веселее, и миссис Бакет тоже много чего рассказывала. Старики тоже раскрепостились. Вы внесли в их жизнь что-то новое.       Вонка ничего не ответил, лишь уставился на огромную освещённую фабрику. Он заметил несколько больших красных грузовиков с белой W вдали.       — Они все очень благодарны вам, — продолжила Лазари, переведя взгляд на окно. — И я тоже, — тише добавила она.       Вильям, не ожидавший такого ответа, резко повернулся к ней, но она не заметила. Она тоже смотрела на его скромную фабрику.       «Что она имеет ввиду? Она точно притворяется? А она меня действительно не помнит?» — думал он, но в нормальную картинку мысли сложить не удавалось. Как же ему хотелось спать.       — Они отказывались от финансовой помощи, но я всё равно старалась помочь им. Дядя и тётя как-то серьёзно Бакетов не воспринимали. А мне они понравились. После моего пробуждения они всегда были со мной. Не оставляли ни на день. Дедушка Джордж круглосуточно сидел со мной у кровати, книжки читал и рассказывал разное о своей службе, — Лазари грустно улыбнулась, поддавшись воспоминаниям о былых днях. — А сейчас, — продолжила она веселее, — они счастливы. Все. И вы, я думаю, тоже.       — И, — чуть погодя, добавила она, когда поняла, что мужчина не собирался ничего говорить, — извините меня.       В этот момент у Вильяма в голове что-то щелкнуло. Если бы он стоял, он был уверен, ноги бы его подкосились или он стал больше опираться на трость. Его очень выручало то, что он сейчас сидел.       — Извините, что первая не начала общаться с вами, — поспешно докончила она. Внутри Вильяма как будто бы только что треснуло стекло. Тысячи осколков посыпались вниз, пронзая его изнутри, раня каждую его часть. За что она так с ним?       — Зачем ты это делаешь? — сквозь зубы прошипел Вонка.       — Что? — не поняла Лазари, с недоумением повернувшись на него.       — Ты прекрасно знаешь о чём я. Не притворяйся, что не поняла. Тут нет Бакетов, чтобы играть перед кем-то роль незнакомки, — его шёпот всё нарастал. Фиалковые глаза потемнели, Лазари чуть отодвинулась. Ей стало хуже. Ещё пятнадцать минут и она отключится.       «О чём он говорит… Нет! Неужели он и есть тот W.W? Где же его терпение, о котором говорил папа? Где его манеры? Да чёрт с рукописями моего отца, почему бабушки говорили, что он весь из себя хороший?», — сердце девушки забилось с новой силой. Ещё чуть-чуть и её организм выключится не от переутомления, а от испуга.       — Я… Должна идти, — Лазари вскочила с места, взяла сумку и поспешно, стуча каблучками, направилась к гардеробной.       Вонка остался сидеть один. Он до сих пор испепелял тут точку, где сейчас должны были находиться глаза Мимингер. Ему надоел этот цирк. Из него как будто бы делали главного идиота. Он тихонько захихикал, хищно улыбнулся и медленно повернул голову в направлении выхода. Он легко мог догнать её.              «Ну и что это было, Лазари? — спрашивала она у себя, прижимая сумку всё сильнее. — Сразу же понятно, что это он W.W. Если ты не понимаешь о чём он говорит, то это прекрасно понимает он. Нужно ему всё объяснить, но этот взгляд…»       Лазари в момент, когда повернулась, увидела глаза помешанного, а не того, кто её узнал. Девушка не ошибалась. Вонка последнее время помешался на том, чтобы увидеть её, чтобы разобраться во всём. Но ему попросту не удавалось побороть его эмоции. Слушать? Нет. Зачем слушать, если его эмоции хлестали через все края? Он хотел высказаться. Хотел, но не мог. Он не мог позволить перейти ту черту, которая была между ними когда-то. Но сейчас Лазари была далеко не ребёнком. Почему он не мог просто сказать ей что не так или, в крайнем случае, накричать? В очертаниях девушки Вильям постоянно видел ту маленькую беззащитную девочку, которую он, будучи подростком, спас. В ней же, в этой девочке, виднелось точное отражение Ветоса. Ветоса, такого статного, утончённого, умного и расчётливого.       Первое письмо, которое Вильям отправил Лазари, звучало так: «Я сожалею». Написаны эти два слова посередине белого листа, вокруг которых был зачёркнут весь остальной громадный текст. Отправил он ей это письмо через несколько месяцев, как умерли Мимингер старшие. Ответ не заставил себя долго ждать: «Принимаю твои соболезнования, Вилли». В ответе так же лежало и то письмо, которое он отправлял ей.       После несчастного случая с Мимингер, Вильям полностью ушёл в себя, на некоторое время закрылся от мира. Этот момент был ему даже неприятнее, чем закрытие фабрики. Он потерял человека, который вселил в него надежду. Парень, казалось, выплакал на тот момент все слёзы, что у него были, но каждый новый день солёная жидкость не переставала дорожками течь по его щекам.        «Поздравляю тебя с твоим пятнадцатым днём рождения, молодая Мимингер. Мне не верится, что тебе уже пятнадцать, хотя я знаю тебя с семи лет. Что-то мне подсказывает, что за все эти года ты очень поменялась. Но конечно это не предел твоих изменений. Твои разноцветные глаза будут постоянно сиять, показывая другим дорогу, так же, как и сверкали глаза твоего отца, указывая мне верный путь.       Долг я верну в течении пяти лет. Извини, что не писал всё это время. Я был потрясён их смертью…       Прими этот скромный подарок. Помни всегда, что удача на твоей стороне♡»       Ниже текста второго письма была нарисована подвеска с четырёхконечными звёздами, как символ того, что именно разноглазая будет освещать путь. Ответ так же пришёл почти незамедлительно:       «Благодарю вас, мистер Вонка, за подарок. Но, признаться, мне неприятно то, что вы написали именно сейчас. То есть сладости делать у вас имелось настроение, а вот соболезновать мне — нет? Вы отвратительный человек. Ваш подарок, скажу честно, я выкинула, носить не стану. Я на вас очень обижена, мистер Вонка. Не пишите мне.»       Полученный ответ очень удивил кондитера. «Мистер Вонка? Когда это я стал для неё мистером, в место обычного Вилли или хотя бы Вильяма? Что это за… Обижена? Пожалеть?..» — думал в тот момент Вильям и опять ушёл в глубокую задумчивость. Через некоторое время он написал ей письмо с извинениями, которое, в прочем, вернулось обратно, а чуть позже пришло и другое письмо с фразой: «Не пиши мне.». Такое заявление сильно озадачивало кондитера. Именно тогда он придумал конфету, которая оставляла на зубах неприятную кислую плёнку, потому что именно такое послевкусие держали в себе слова: «Не пиши мне».       Несмотря на то, что Вонка не хотел поздравлять девушку с шестнадцатилетием, он всё равно прислал ей подарок. Он состоял из нескольких пар золотых украшений и торт от кондитера по его собственному рецепту. 11.09.2006 в интернете появились фотографии с остатками его торта в мусорке, который увидели какие-то очевидцы. Заголовок гласил: «Торт с подписью Вонки несчадно выброшен. Кто мог такое совершить?». Виновного, как и ожидалось, не нашли. Он один знал кто это сделал. Только не мог понять для чего. На тот момент на фабрике жил и Чарли со своей семьёй. Они заметили, как затосковал шоколадный гений, но причину не знал никто. Да даже умпа-лумпы ходили, пожимая плечами.       Время залечивает разные вещи. Так, время залечило и обиду Вонки. Но он больше склонялся к тому, что это было всего на всего уважение к Мимингер. На семнадцатилетие девушки мужчина не сдержался и написал ей снова:       «Извините, что так глупо поздравил вас с шестнадцатым днём рождения. Сейчас я хочу наверстать упущенное. Глупо с моей стороны было обижаться на вас за ответы и действия.        Я от всей своей фабрики поздравляю вас с вашим семнадцатилетием.       Я недавно видел вас по ТВ. Мне известно, что вы сейчас учитесь во Франции. Вы очень выросли и стали красивы. Я восхищён вами. Ваши длинные волосы прекрасны. Не отрезайте их.       Вы же наверняка слышали про «Золотые билеты». Мальчик, Чарли Бакет, выиграл главный приз — мою фабрику. Хоть я и не стар, я подумал, что нужно как можно раньше завести ученика, чтобы обучить его всему, что знаю сам. Мальчик прекрасный. Он выиграл абсолютно заслуженно. Его семья тоже чудесная. Они с теплом приняли меня и теперь я часть их семьи. Очень хочу, чтобы вы вернулись в Англию и я познакомил вас с ними.       Кстати, я сделал каре. Уже довольно давно, но вы меня не видели с ним, а я не говорил. Ещё я немного отрастил чёлку. Чарли иногда смеётся надо мной из-за этого.       Последнее время так и хочется в живую увидеть ваши светлые длинные волосы и разноцветные глаза, в которых отчётливо блистает и тепло, и холод вашего отца. Вы собрали в себе все его качества. Когда вы приедете, то я ещё больше буду убеждён в этом.       Я бы очень хотел отужинать с вами, не времените с ответом.       Скоро вам придут подарки. Я надеюсь, они вам понравятся. Жду ответа. Ваш Вильям Вонка♡»       На другом листе можно было увидеть зарисовки серёжек, браслета и подвески с золотой пробой, а ниже надпись: «Мой поступок ничем не искупить. Золото вам очень идёт. Порадуйтесь. В подарке будет ещё кое-что. Это сюрприз.»       Ответ Лазари опять расстроил шоколатье:       «Мистер Вонка, набор действительно красив и утончён, подстать Франции, но француженки любят минимализм, а не это нагромождение украшений. И что за отвратительную помаду с духами вы мне прислали? Виноград, серьёзно? Я, хоть и имею винодельни по Европе, но это не значит, что мои губы и я должны пахнуть виноградом. И вообще, мне не нравится виноград.       И нет, я вас не прощаю за то, что вы нормально не поздравили меня на моё шестнадцатилетие.»       Каждое слово в письме ранило душу чувствительного Вонки. Каждое слово било по его самооценке, каждая строчка, которую писала Лазари своим отвратительным почерком с наклоном в право. Понемногу в мужчине зарождалась злость и презрение к светловолосой девушке. Только к ней, а не ко всем Мимингер, которые потчевали на небесах.       Людям свойственно наступать на одни и те же грабли. Даже гении иногда ошибаются в чём-то. Так произошло и с Вильямом. Чарли служил его отрадой, его маленьким лучиком. Он подпитывался от него радостью, которая, казалось, никогда не угасала. Особенно тогда, когда шоколаднику было плохо. Мистер Вонка каждую осень говорил, что на него просто хондра нападала. На самом деле это были маленькие депрессии и выгорание. После ответов Лазари он всегда задавал себе вопросы. Зачем и для кого он так старается? Мальчик, некогда хотевший доказать всему миру, что его шоколад лучший, не смог найти общий язык с девушкой. Не просто девушкой, а с той, которую он спас, с той, чей отец поднял его, с той, с кем раньше они находили общий язык. Его сладости нравились ей, а потом, что случилось?.. Вильям поздравил Лазари и на восемнадцатилетие:       «Вы грубо отвечаете на мои письма. Хоть я и не должен этого говорить, но я огорчён этим. Я очень хочу, чтобы вы поговорили со мной. Дни скрашивает только Чарли. Мы всегда проводим время вместе. Я не хочу даже отпускать его домой. Когда я остаюсь один, то вижу образ вашего отца. Иногда он мне даже снится…       Чарли постоянно рассказывает мне о какой-то девушке, с которой он проводил время в детстве. Говорит, что она многому его научила, и что я с ней точно полажу по её приезде. По-правде, мне хочется, чтобы по вашему прибытию, мы нашли общий язык. Я скуча       Недавно о вас напечатали статью в городской газете. Вы там очень красиво улыбались. Пускай вы никогда не перестанете так улыбаться. Да, с днём рождения вас. С вашим восемнадцатилетием. Хоть в прошлый раз вы и отвергли мои подарки, я настою на своём. Прошу, примите их, в знак того, что мы с вами когда-нибудь увидимся.       Ваше вино очень вкусное. Я скупил всё, что нашёл на прилавках. После Нового Года я закажу новую коллекцию. Мне очень понравился дизайн и новые гравировки на пробках.       Ваш Вилли Вонка»       А ответом служил тот самый лист с дальнейшей рекомендацией направления от Мимингер для Вильяма. Он мог выдержать любое отношение и пренебрежение к себе, но только не такое. С тех пор он и стал питать куда бóльшие чувства ненависти и отвращения к девушке.       Он не до конца понимал свои действия, он просто шёл к выходу, огибая людей, мешающих ему. Некоторые узнали его по цилиндру, навели камеры телефонов, но на это тоже было наплевать. Несколько, слишком уж интересующихся личностью кондитера, отправились вслед за мужчиной с отточенным, но слегка пружинистым шагом. Определённо он куда-то спешил.       Вонка, сам не замечая того, из-за высокого роста всегда быстро ходил, удивляясь Чарли, когда тот за ним не поспевал. Вот и сейчас он шёл излишне быстро.              Выйдя из торгового центра, у Лазари закружилась голова. Она остановилась, глотая воздух горлом. Он немного привёл её в себя, но в голове витал всё тот же густой туман.       «Вот бы прямо сейчас упасть тут и…»       — Лазари, стой, — громко сказал уже знакомый голос сзади.       Девушка резко обернулась, почти упав, но удержалась. Высокий мужчина в чёрном пальто и цилиндре, придававшему ещё более высокий рост, словно тень, поспешно подошёл, даже не запыхавшись.       — Что ещё? — недовольно спросила Лазари, идя дальше, ближе к дороге. Она не знала, когда уснёт, но точно осознавала, что это произойдёт в ближайшее время. Она даже подумала о том, чтобы вернуться в ТЦ, где располагался огромный отель, чтобы снять там номер на неопределённый срок, и уснуть прямо там.       — Почему ты уходишь от ответа? Чем я тебе не угодил? Чем я стал тебе так неприятен?       Лазари развернулась на каблуках, посмотрела прямо в лицо ошеломлённого мужчины.       — Я… Потеряла память, поэтому не понимаю о чём вы! — повысила голос она, наступая на магната. В прочем он даже не шелохнулся. — Я после аварии потеряла память, потеряла и… И всё! Я может и встречала вас раньше, но я не помню когда! Просто не помню... — Ветер заглушал её слова, но она старалась говорить как можно громче. От этого запас её сил несчадно заканчивался.       — Не ври! — не выдержал мужчина и перешёл на куда более громкий голос, чем у Лазари. Он тенью надвинулся на неё, от чего белая фигурка стала пятиться назад по тротуару. — Ты отвергала все мои извинения! Ты отвечала мне на мои письма! Ты своей рукой писала, как презираешь мои подарки и делала то же самое! Ты можешь врать Бакетам о памяти, но такая сказка не пройдёт со мной! Неужели, ты забыла о последнем письме, где послала меня куда подальше? — Его голос мог заглушить лишь гул машин, изредко проезжающих сзади по ночной заснеженной дороге, посыпанной солью и песком.       — Что? — опять еле слышно произнесла девушка не в состоянии говорить громче. Оба её глаза, даже тёмный, сверкнули холодом. Кондитер от этого поёжился, но она не могла этого заметить. Не могла, потому что уже ничего не видела. Её зрение расплылось, помутнело, его накрыла чёрная пелена. Она скоро упадёт без сознания.       Очень повезло, что она не видела, той ярости, которую извергал из себя Вильям. Он нависал над ней, словно вот-вот ударит (он не собирался этого делать). Лазари даже без зрения почувствовала его тело над ней, поэтому сделала то, о чём в последствии будет корить себя. Лазари, замахнув правую руку, на которой блеснуло Костяное кольцо, из последних сил ударила по, пылающей от температуры, щеке Вонки.       На мгновение, показалось, время остановилось. У Лазари на это самое мгновение вернулось зрение. Она увидела, что на левой щеке Вильяма блеснули две красные полосочки крови, сделав совершенное лицо не таким уж и совершенным, каким оно было при их первой встрече. Она прямо в эту секунду, наконец, ощутила всю свежесть зимнего воздуха. Ей захотелось прокатиться на санках с Чарли, поиграть с ним в снежки, пару раз толкнуть его, когда тот будет на коньках.       Выдохнув горячий пар, Лазари наклонилась назад, стала отступать от мужчины, чтобы тот пришёл в себя. Она не видела на сколько отступила. Зрение опять пропало, а с левого краю послышался какой-то звук. Звук, на который в прочем, было всё равно.       — Лазари! — крикнул голос перед ней и в это мгновение чьи-то руки обхватили её, зажав в крепкие объятия. Самое то, чтобы провалиться в глубокий сон.