Игра в смерть

Мотидзуки тряхнула головой, будто желая избавиться от тяжести удушающей грусти о невозвратном. В этот момент дверца Toyota Land Cruiser 80, стоявшей неподалёку открылась, и из неё вышел аккуратно одетый господин. — Сасори?! — удивлённо воскликнула Вэи, выпустив из рук половинки пояса. — Вэи, — он сдержанно кивнул в знак приветствия и решительно шагнул навстречу. — Я тоже удивлён, но не твоему присутствию здесь, — безэмоциональная усмешка сорвалась с по-аристократически тонко очерченных губ, — а твоей вопиющей безответственности по отношению к своему здоровью. На улице не настолько жарко, чтобы ходить в распахнутом пальто. Мотидзуки не нашлась с ответом. Её разум, склонный к романтическим фантазиям, оказался околдован винтажной эстетикой картины. Маслянисто-жёлтый свет зажёгшихся фонарей растёкся по капотам припаркованных машин, сереющим полосам тротуаров и дорог, а также по песочно-коричневому пальто «милого друга». С непринуждённой строгостью разлетались в стороны тяжёлые лацканы. Этот концентрированно желтеющий свет особенно аккуратно оттенял белую рубашку, едва виднеющуюся из-под ворота пальто. И тем более тёмным казался винного цвета галстук. «Точно струя крови», — Вэи стало дурно от такого меткого, но всё же излишне убийственного сравнения. Однако более смертоносным мог показаться взгляд этого одетого с иголочки господина: неподвижное, трупное безразличие застыло в карих глаз. Ещё более впечатление укреплялось благодаря фарфоровой бледности кожи. В лицедейской игре электрического света она казалась вовсе болезненной, ненормальной. И всё же в пугающем образе была своя, поистине бодлеровская эстетика, которую Мотидзуки смогла оценить не без помощи «милого друга», неизвестно каким образом сумевшего достать русский перевод сборника. «Точно с полотна сошёл… Неописуемо», — подумала Вэи и неловко повела плечами. Нужно было ответить хоть что-то, но все японские слова как назло вылетели из головы, уступив место русскому словосочетанию: «Красота то какая». — Я… эм… вот как раз… в процессе… Она взглядом указала на неловко выпущенную из руки половинку пояса. Сасори лишь покачал головой, устало прикрыв глаза. — Будь добра, заверши его в машине. Уверен, если я простою здесь ещё хотя бы минуту, меня отправят в Лимб раньше, чем я закончу свои дела в этом мире. Вэи заторопилась. Сжала в руках злосчастный пояс и обогнула капот. Невероятным образом Сасори, повторив манёвр, но со стороны багажника, оказался быстрее её. Изящная рука в тёмной кожаной перчатке легла на ручку. Раздался глухой щелчок, — Акасуна открыл перед Мотидзуки дверцу и приглашающим жестом указал на пассажирское сиденье. — Благодарю, — с довольной улыбкой произнесла Вэи, опустившись в кожаное кресло. Неприятные воспоминания возникли искрами, которые девушка тут же потушила потоком размышлений. «В его компании ощущаю себя принцессой. Так обходителен», — чуть повернув голову, взглянула на друга, решительно выруливающего с узкой дороги между парковкой и входом в бизнес-центр. — «Стоп…» Внезапно здравая мысль прорезалась из-под воздушных снегов мечт, точно первый весенний подснежник. Только сейчас Вэи поняла, что каким-то образом другу удалось попасть на закрытую шлагбаумами парковочную территорию офиса. Неловкость из-за своей невнимательности молниеносно сменилась вопросом, уже прожигающим кончик языка: так не терпелось выудить причину у Акасуны. Однако, прижав к груди портфель, она решила отложить «допрос» до того, как они выедут на широкую дорогу. Не по наслышке, но опыту знала, что Сасори терпеть не может… нет, ненавидит, когда его отвлекают на сложных поворотах. В такие моменты неудачливому собеседнику повезёт, если мужчина решит сохранить ледяное молчание, а не вздумает поразить недальновидного ядовитым замечанием. Поэтому Вэи повернула голову в сторону. С упоением воззрилась на пролетающие мимо размытые огни офисов, многоэтажек, магазинчиков и уличных фонарей. Она не спрашивала, куда они едут и зачем: безоговорочное и безграничное доверие к другу успокаивающе шептало: «Куда нужно». Однако острый взгляд полоснул по шее, точно лезвие скальпеля. Мотидзуки невольно вздрогнула: больше от неожиданности, чем страха. «Из-за этого предложения Тобирамы-сама я стала слишком часто уноситься прочь, в глубь своих мыслей. Плохо это. Так и в беду угодить можно», — она повернула голову. Сасори следил за движением. Взгляд поразительно больших карих глаз вперен в дорогу. «Вряд ли показалось… Слишком хорошо я знаю, когда он смотрит, а когда действительно нет», — ободрённая таким выводом, Вэи уже хотела было задать вопрос, но Акасуна успел «сделать ход» первым. — Куда поедем: в кафе, ресторан или на заброшенный дом? — Сейчас твоя очередь выбирать! — тихо рассмеявшись она улыбнулась. — В прошлый раз по моему желанию мы ездили в котокафе. — И я поклялся никогда не заводить кошек. — Но кто же знал, что у тебя аллергия на шерсть? Ты молчал как на допросе! — Я сам был не в курсе, — Сасори сделал краткую паузу. — До того дня. «Пора!» — ухватившись за удобный момент, Мотидзуки решила начать издалека. Пока салон, пропитанный душистой горечью кофе, был погружен в безмятежное безмолвие, она осознала, что вопрос оказался не простым, а комплексным. «Как говорилось в треклятой математике: слишком много неизвестных», — добавила приверженка гуманитарных наук. — Тебе наконец-то удалось вырваться с работы раньше полуночи! Мало операций было? — Такое было разве что в сказках, — хмыкнул. — Сократил нагрузку. Я уже забыл, когда видел дом… тебя. — Я тоже скучала, Сасори, — Вэи нежно улыбнулась другу, повернув голову в сторону его, недвижимого, сосредоточенного до побеления костяшек пальцев, сжимающих руль. — Хотела, вот, сегодня к тебе поехать, чтобы убедиться, что с тобой всё в порядке… Но ты опередил меня! — Это ненамеренно, поверь, — хрипло усмехнулся, не отводя взгляда от дороги. — Я и не думала, что ты нанял детектива с собачкой, чтобы следить за мной, — взгляд упал на проехавший мимо чёрный Mercedes явно последней модели. — Хотя… уже начинаю сомневаться. Как-то тебе удалось разузнать, во сколько я закончила работу. — Ты сама говорила, что твой рабочий день заканчивается в шесть. — Но я ведь и упоминала, что перерабатываю на полчаса или целый час. В особенности же, когда мы занимаемся новым проектом… — Вэи решила осторожно ненавязчивыми вопросами протоптать тропинку к заветной цели — истине, которую Сасори намеренно или нет не спешил открывать. — А ты подъехал так ювелирно точно… Сложно поверить, что случайно. — Твой ход мыслей мне понятен. Говори прямо, — Акасуна мазнул взглядом по её порозовевшему лицу. — Ты же знаешь, я ненавижу ждать. — Но и ты ведь знаешь, что я прямо не умею… — она пожала плечами, мол, такова правда обо мне. — Боюсь обидеть прямолинейностью. Внезапно лицо Сасори будто просветлело: мраморный мрак безразличия на долю мгновения сменился теплотой одного ему известного чувства. Впрочем, оно быстро померкло. Акасуна словно бы не мог долее нескольких секунд удержать на лице маску хотя бы одной эмоции, кроме непроницательной собранности. — Знаю. Поэтому не прерывал твой поток сознания. Я спросил у господина Кё. Вэи шарахнулась, точно от удара током. Едва не прикусила язык, уже вытянувшийся чуть вперёд, чтобы произвести на свет звуки. Однако зубы клацнули раньше. В голове пульсировало лишь одно вопросительное слово: «Откуда?!» — Я его знаю. Да, — Акасуна просигналил излишне наглому водителю, решившему обогнать его. — Никчёмные людишки… Вероятно за первой характеристикой неминуемо последовала бы вторя, куда менее лестная. Однако, бросив косой взгляд на пассажирку, Сасори решил обойтись первым вариантом. Украсил его лишь незатейливым: — Как только мозгов хватает на права сдать? Так… Прошу прощения, меня отвлекли. Господина Кё я знаю дольше, чем ты живёшь в Японии. — Хорошо, что не дольше, чем на свете живу, — пробурчала Вэи, высматривая среди непримечательных однотипных коробок девятиэтажек тот самый заброшенный дом. Его для своих встреч с Сасори они облюбовали совсем недавно. Нашла же его Мотидзуки, когда, возвращаясь со встречи с одним из журналистов, случайно села не на тот автобус. Так, перепутав похожие цифры, она потеряла время, за что получила нагоняй от Хаята-сама, но тем не менее нашла совершенно чудесный недостроенный дом. Застройщик разорился. Покупать же участок, что удивительно, никто пока не собирался. — Я стар, но умеренно, — в спокойно голосе скользнула безотчётная тень печали. Вэи стало стыдно за свою неуместную иронию. «Жаль, что язык не укусила… Может, меньше болтать бы начала», — подумала она. Заметила с искренним жаром: — И вовсе ты не стар! А, как говорил герой одного мультфильма: «Мужчина в самом расцвете сил»! — кивнула, чтобы её слова звучали убедительнее. — И я с ним соглашусь. А насчёт господина Кё… Я просто удивилась… Прости, не ожидала, что ты можешь его знать. — У хорошего хирурга связей не меньше, чем у политика или бизнесмена, — Сасори покачал головой. — Мои силы скорее увяли. Лишь сгнить осталось до полного исчезновения. Но мне приятен твой жизнерадостный, полный надежды тон… Он подбадривает, что ли… — Я знаю, что тебя ещё может подбодрить, — Вэи заговорщически подмигнула товарищу и прижала портфель к груди, практически незаметной под плотным слоем ткани пиджака. — И что же? — тонкая бровь изящно изогнулась в арочную дугу. — Не скажу, пока не ответишь, сколько знаешь господина Кё и как попал к нам на парковку! — Жёсткие требования, — лицо мужчины вновь приобрело неотчётливое выражение мрачной задумчивости. — Но ради твоего сюрприза я готов выполнить каждое из них. К тому же, мы приехали. Как раз успеем побеседовать, а после я отвезу тебя на поезд. «Как раз об этом… Думать хочется менее всего. Но нужно… договориться с господином Катсу. Иного выхода я не вижу», — Вэи постаралась укрыть растерянность за ширмой добродушной улыбки. Стоило Сасори открыть дверцу со своей стороны, как салон тут же наполнился свежестью вечера, утонувшей в мокром запахе грязи и перегнивших листьев. Кофейная пряннсть, расщеплённая этой гремучей смесью, растворилась, стала едва ощутимой. Практически неуловимой. Вэи без стеснения сжала протянутую ладонь. Это удушающее ощущение прошло спустя время, за которое она привыкла к галантным манерам «милого друга». Невольно хотелось, чтобы все мужчины были столь предупредительны. Но разве это не пустые мечты? «Каждый получает разное воспитание, растёт в разных условиях. Глупо ото всех требовать похожего поведения», — такого мнения придерживалась девушка, равно как и сейчас она придерживалась за руку в кожаной перчатке. Обманчиво хрупкую, скрыто сильную. Мотидзуки выбралась наружу, в объятия этой перегнившей свежести и Сасори. Он без особых церемоний укутал девушку в её же пальто. Заступил за ту линию, границу, что обозначает интимное расстояние между собеседниками. Хирург стоял к пиарщице практически вплотную. Его дыхание обжигало лицо, а руки талию. От него исходил аромат пьянящей хвои, постепенно сгорающей, тающей удовым дымком, оттенённым едва уловимой сладостью. Вэи даже запомнила название нового парфюма друга: «Encre Noire A L'Extreme Lalique». Однако произнести не решалась — таким завораживающе-красивым и витиевато-сложным казался ей французский язык. Она отчётливо не могла разглядеть выражение его лица, — мужчина наклонился, чтобы видеть, как его пальцы колдуют над длинной змеёй пояса. — Сасори, я бы и сама смогла… — она тихо хихикнула, находя такую заботу трогательной и очаровательной. — Заболеть? — Акасуна не поднимал головы, и его голос звучал сухо, жёстко, как хруст опалой листвы. — Уверен, без моей посильной помощи ты бы справилась. О, Вэи, ты не представляешь… Мотидзуки вздохнула, ощутив, как удавкой затянулся на талии пояс. Спустя мгновение темноту прорезал едкий взгляд карих глаз: в них обманчиво-переливчато плыл, играл неверный свет редких фонарей. Сасори был выше её на сантиметров пятнадцать — значительно. Поэтому, выпрямившись, он смотрел на неё сверху вниз. Смотрел так, будто одновременно желал обнять и придушить на этом самом месте. Девушка знала это состояние тихой злости. «Почему же так халатно относишься к собственному здоровью, а обо мне заботишься, будто родной отец?» — мысль разлилась в сердце бурлящей, кипящей грустью. Хотелось докричаться, достучаться до друга, но тот, будто не слыша, отдавал последнее время на что угодно, кроме себя самого. Смотря в его глубокие карие глаза, вобравшие мрак и свет окружающего мира, ей хотелось в своём взгляде серых, полупрозрачных глаз передать ему сообщение её истинных чувств. То, которое невозможно облачить в пространную форму слов. —… как иногда хочется приставить к тебе служанку, как в былые времена, чтобы она второй парой глаз компенсировала невнимание госпожи. — Тоже самое хочу сделать и я, чтобы твой слуга ещё одним мозгом компенсировал забывчивость твоего, — Вэи покачала головой и приподняла бровь, отчего её лицо приобрело выражение лисьей хитринки. — Ты пообедать сегодня не забыл? — Ясно… На подавление мятежа бросили основные силы, — Сасори хрипло усмехнулся. — Практически нет. — И как, позволь узнать, это понимать? — она наигранно насупилась. Сузила глаза до едва различимых в темноте прорезей, сквозь которые проглядывала светлая радужка. — Крекер был вкусным. — И это он называет обедом?! — А как ещё это можно назвать? — Смертным приговором желудку! Вот как! — Вэи кивком головы указала на висящий на спине рюкзак. — Доберёмся до заборшки, я тебя откормлю… И не вздумай сопротивляться, это бесполезно. Твоих призывов о помощи никто всё равно не услышит. А даже если и так, то меня вряд ли осудят. — Я и не намеревался, — резюмировал Сасори. Мотидзуки ощутила резкую, краткую дрожь на своей талии. До этого момента она и не замечала, что длинные, изящные, женственные пальцы лежали на её стане. Никаким движением, резким сокращением мышц не выдавал друг этой вольности. Её, впрочем, Вэи списала на усталость и задумчивость Сасори. Вне больницы именитый хирург становился рассеянным, его отстранённость обострялась до замкнутости. Мозг словно бы брал перерыв после изнуряющей работы. А чувства, притуплённые во время операций, вдруг просыпались, начинали бесчинствовать в обмен на часы забвения. «На его месте многие бы не выдержали такого темпа жизни. А Сасори умудряется при этом играть на фортепиано, ходить на оперу, балет, в театры… И читать не только медицинские справочники! В моей голове не укладывается этот факт, а в его укладываются пласт за пластом новые знания», — Вэи неподдельно восхищалась острым умом мужчины, который в этот момент… Отошёл… Даже отскочил от неё, сделав несколько широких шагов назад. Развернулся на каблуках начищенных, лакированных ботинок. Порывисто закрыл машину. Запустил ключ в карман пальто. Отрывистым жестом призвал Вэи следовать за ним. — Ты ведь интересовалась насчёт господина Кё? — голос дрожал, прерывался от частого, нервного дыхания. — А… да, до сих пор… — прошептала Мотидзуки. Её обескуражила резкая перемена в настроении друга. Впрочем, ему свойственная. Только привыкнуть к разительному переливу эмоций ей удалось лишь спустя год их общения. — Я уже около десяти лет оперирую самого господина Кё и целый выводок его родственников. Он шёл быстро, широко шагая, спешно прорезая пустынный клочок земли, точно метеор бескрайний небесный простор. Вэи, словно медленно плывущая падающая звезда, едва поспевала за ним. Треклятые каблуки так и норовили навсегда застрять в размякшей, хлюпающей грязи. «Туфли придётся чистить, а новые колготки стирать», — внутренний скупердяй, скооперировавшись с лентяем, начали обоюдно осыпать её донимающими упрёками. Мотидзуки силилась сосредоточиться на том, что говорит друг, а не этих субъектах, которые ей уже порядком осточертели. Однако, увы, выгнать их из своей души никак не получалось, — сила воли не имела достаточно власти над злобными недостатками. Сплошные препятствия! — Он не прочь оказать мне услугу гораздо более значительную, чем то, о чём я его попросил, — в каждом плавно выведенном слове слышалась лишь констатация факта и никакого личного, глубокого чувства. Мотидзуки знала, что Сасори плевать на господина Кё равно до того момента, пока его не привезут в операционную, либо же уже самому хирургу не понадобится что-то от пациента. Так случилось и на сей раз. Вэи понимала причины такого отношения друга к знакомым. Однако принять подобную позицию за эталон было выше её сил и желаний. — Я просто боюсь… Как бы господин Кё не подумал о чём-то не таком… Об иной специфике наших отношений. — Касается ли она его? — Сасори искоса взглянул на спутницу. Замедлил шаг. За этот добрый жест понимания Вэи одарила его улыбкой: в ней была выражена благодарность и нежность. Тронутый ли очарованием девушки, а, может быть, лишь лучом выглянувшей из-за туч луны, — неизвестно — мужчина неразличимо смутился. Отвернулся. — Нет, конечно… Фух… Но всё же подозрение уже зародится в его мыслях. — Предавай поменьше значения мыслям других, — отрезал Сасори, остановившись возле полуразрушенного входа в здание. — В противном случае ты устанешь от общества и себя раньше времени. Сгоришь. Растешь, как восковая свеча под гнётом слишком большого пламени. Руки в чёрных перчатках с характерным для сделанных из кожи аксессуаров скрипом сжались в кулаки. Он стоял аккурат напротив мрачного прямоугольника прохода, давно лишённого дверей. Фигура Сасори, облачённого в костюм двойку с накинутым поверх пальто, казалась особенно выпуклой, выделяющийся из-за светлого оттенка ткани. Но всё более из-за алеющих, точно безудержные языки пламени, волос. Мрачный в своей сосредоточенности, он стоял позабытой богами и людьми аттической скульптурой — неподвижной, неживой. — А я… Знаешь… Тебе то ведомо, мое милое дитя, что я не могу допустить, чтобы подобное произошло с тобой, — голос звучал сдавленно: его сковывали цепи волнения. И звуки казались застывшими, неподвижными, отзывающимися едва уловимым эхо. В её сердце будто нечто кольнуло. Боль, благодарность, бессвязные порывы помочь. Пообещать, что ей подобная участь не грозит. «Не могу… Кто я такая, чтобы смотреть в будущее? Зачем бездумно бросать слова на ветер?» — с такою мыслью, Вэи приблизилась к Сасори. Робко опустила свою ладошку на его руку. Под пальцами, не укрытыми материей, ощутила, как окаменели мышцы кисти. — «Ведь в этом мире так трудно//Быть ко всему равнодушной», — ответила последними строками танаки, зная, как нравится ему подобное. — «Что ждёт впереди//? Не ведаю…// И даже рядом с собою//Ничего разглядеть не могу», — потаённая, словно позабытая ласковость, развеяла безразличие, стёрла безэмоциональность в голосе Акасуна. Он, не смотря на свою спутницу, разжал руку и бережно обхватил её ладонь. Так тонко-осторожно, точно хрупкую фарфоровую драгоценность древнего Китая. Затем отпустил, взял её под локоть и заботливо повёл мимо разбросанных осколков и строительного мусора. На это мрачное кладбище некогда бурлящей стройки падал лунный свет. — Будь осторожна, юная Комати, иначе напорешься на грозного врага всех некачественных туфлей. — Так прямолинейно! — Вэи даже задохнулась от обуявшего душу возмущения. — Зато честно. — Вот тогда, блюститель истины и целых подошв, ответить, как ты попал на закрытую парковку? Благодаря господину Кё? Лишь обогнув угрожающе острые балки, лежащие в беспорядке на полу, Сасори ответил: — Нет. У меня есть пропуск. — Где ты его раздобыл?! — Вэи удивлённо вскинула брови. Вспомнила суровых секьюрити в фойе. «Те даже кому надо не сразу без пропуска откроют. И тот выдают только работающим в бизнес-центре… Быть может, есть отдельная категория специальных пропусков для VIP-персон?» — ей пришлось теряться в предположениях, пока они не минули по узкой бетонной лестнице первый этаж. — У застройщика, разумеется. Не стащил же я его, в самом деле, — Сасори остановился. Прислушался к пыльному безмолвию заброшенного помещения. Ни шороха. Лишь где-то в отдалении в жалостливом одиночестве каркала ворона. Вэи, так же вслушавшись в тишину, пыталась различить звуки, те, что укажут на пребывание в здании таки же любителей вечерних прогулок в необычных местах, либо бездомных. Ответом ей послужил стон гуляющих сквозняков. — Ты… имеешь ввиду девелопера, построившего офис? — она едва верила в то, что шептала. Бессознательный страх губить устрашающую прелесть одинокой тишины прошёлся холодком по позвоночнику. — Кого ещё я мог иметь ввиду под застройщиком этого бизнес-центра? — её спутник в изумлении вскинул брови, явно не понимая, чему Мотидзуки так беспрестанно удивляется. — Впрочем, и не только «Ota Plaza», если быть откровенным. За спинами рисковых путешественников зияло красновато-голубой синевой закатное небо: окно лестничной площадки было беспощадно выбито либо хулиганами, либо иными противниками порядка. В застойный запах нежилого здания вплетался дух свежести осени, дрожащей на тонкой грани между ранней "золотой" и поздней "промозглой". Вэи опасливо бросила взгляд на уплывающее солнце. У неё в запасе было не больше получаса. «Отчего время так безжалостно?» — печальная мысль потерялась в потоке других, занимавших воображение, которое уже не могло вместить в себя всё узнанное, произошедшее за день. — Эм… а… знаешь, да, мой вопрос в действительности звучал глупо для тебя, — Мотидзуки сделала шаг вперёд. Однако Сасори робко, но вместе с тем настойчиво, обхватив её ладонь, пошёл наверх первым. Он явно намеревался встретиться с возможной опасностью лицом к лицу, чтобы спиной защитить спутницу. Которой лишь оставалось смириться с гиперопекой друга. Всё же разница в двадцать лет диктовала свои условия для этих необычных отношений. — … Но у меня просто в голове не укладывается, что ты знаком со столькими важными людьми! — Вот именно, что людьми, — он сардонически усмехнулся: по спине Мотидзуки разлился колющий холодок. — Вроде как. Не твори из них кумиров, они — простые смертные с простыми желаниями и пороками. Единственное, что их отличает от живущих в этом районе рабочих — возможность реализовать свои извращенства с пышностью и размахом. — Неужели прямо все сильные мира сего так плохи? — Вэи осторожно переступила через чьи-то полуразвалившиеся ботинки, покрывшиеся белой пылью штукатурки. — Практически. Исключения можно пересчитать по пальцам кисти человека с ампутированными руками. Мотидзуки едва не вмазалась в дверь — настолько сильной была шутка и неприкрыто злым сарказм. «Обожаю юмор врачей», — подумала она, тряхнув головой. — «После таких шуток требуется бесплатная запись вне очереди к психиатру». — Запущенный случай… — заметила она. Сделав несколько шагов назад, остановилась у полуобвалившейся стены. Всё равно спорить с Акасуной бесполезно: он не позволит ему помочь в борьбе с чердачной дверью. Чернеющая пустотой дыра открывала обширный вид на пласты бетонных плит, неухоженный лабиринт стен, мрачные ямы лестниц. Вдали, будто отчуждённый изгой, зияла бездна лифтовой шахты. Её Вэи боялась больше всего в этом доме. Ей казалось, что один неосторожный шаг… и она познает закон притяжения лучше, чем яблоко, упавшее на голову Ньютона. — Если болезнь не лечить в течении ближайшего времени, — осложнения неизбежны. А если не заниматься ею столетиями… — Сасори налёг на дверь плечом. Та с возмущённым скрипом отворилась. — То она мутирует в нечто совершенно гротескное. Пойдём. Рука в кожаной перчатке мелькнула перед глазами. Вэи, не колеблясь, вложила в неё свою ладонь. Пальцы, тонкие и цепкие, хваткие, точно паучьи лапки, жадно обхватили эту бледную хрупкую бабочку. Обхватили и не отпускали, пока Сасори и Вэи не подошли к аккуратно сложенным бетонным балкам. Те так и не дождались своего часа стать частью единой, монструозной конструкции девятиэтажки, отстроенной только на шесть этажей. Бабочка мягко высвободилась из сдавливающих объятий паука. Он не сопротивлялся её своеволию. Однако Вэи ощущала на себе взгляд, пока она, водрузив рюкзак на балки, доставала из его недр о-бэнто. — Значит, Сенджу Тобирама тоже такой, заражённый мутировавшей болезнью порока? — она в задумчивости свела изящные брови к переносице. Сиплый вздох вырвался из груди, сдавленной одном лишь воспоминании о тяжёлой атмосфере кабинета, непереносимом взгляде начальника. — Вот, это твой нормальный обед для человека, работающего по двадцать пять часов в день. Она протянула ему розовый пластиковый контейнерчик. На его крышке бледно- и ярко-розовыми сочными красками расцветали рисунки вишен. Сасори не находил нужным сопротивляться и оказываться. Да и едва ли он желал того. Сняв перчатки и положив их в карман, с благодарностью принял милый подарок. — Надеюсь, тебе понравится! — с улыбкой произнесла Вэи, выуживая из рюкзака шоколадный батончик «Kit Kat». — Онигири, варенные яйца, бутерброды, морковный салат и… — И печенье! — с гордостью добавила Мотидзуки, откусив сразу половину шоколадки. — Сама испекла. — Оно… крайне необычной формы, — Акасуна поднёс к лицу пластиковую коробочку, чтобы получше разглядеть овальные орешки из теста. — Это по нашему, СССРовскому фирменному рецепту приготовлено! — подмигнув другу она вернулась к поеданию великобританской сладости. — Я, когда уезжала сюда учится, забрала с собой специальную… Даже не знаю, как назвать эту не то формочку, не то пресс своеобразный. Готовилась к нелегкой жизни одинокого волка. Сасори с интересом покрутил в руках необычную сладость. Надкусил. Тонкая, едва заметная улыбка тронула бескровные губы. — Вкусно. Причём весьма. Мне нравится это блюдо одинокого волка. Вэи искренне рассмеялась, прикрыв рот ладонью, кажущейся полупрозрачной, нежно-розовой в закатном свете, разливающимся по небосводу, словно пролитое красное вино. — Польщена-польщена! Теперь я знаю, чем тебя обрадовать. Конечно, по-хорошему, тут должна быть варенная сгущенка, но в Японии такую если и можно достать, то не в магазине для простых смертных. — Я покажу тебе несколько магазинов для «небожителей». Тебе пригодится, — Сасори с тихим треском разломил одноразовые палочки. — Вдруг какой-нибудь избалованный актёришка или ещё кто-то из того отребья, с которым тебе приходится возиться, захочет именно итальянский кофе? Такой не в каждом продуктовом магазине можно найти. — Эх, ты слишком жесток к творческим людям! — Вэи с наигранной укоризной покачала головой, украдкой смотря на мраморно-непроницаемое, стоически спокойное лицо друга. — Может быть им для вдохновения нужен вкус Италии… — Его выращивают в основном в Индии, странах Африки и Южной Америки. Какая тут к черту Италия? — с поразительной ловкостью и отточенной аккуратностью он поддел ломтики моркови и зелени. — Ну… не знаю, честно, на пачке написано обычно, что производитель — такая-то страна, — её голос стал звучать значительно тише. В его интонацию вплелось, разбивая её на дрожь смущённая неловкость. «Я совсем не знаю мира. За три года не успеваю… не могу выучить стольких вещей. Никогда даже всерьёз не задумывалась, а почему называют итальянским кофе, который вырощен, к примеру, в Эфиопии?» — мысли давили на виски, шумели в голове напряжённо-сдавленными звуками. Мотидзуки не стеснялась показаться недостаточно умной перед Сасори — нелепость! Итак понятно, что они не идут вровень в интеллектуальном соревновании. Однако, когда разговор касался таких простых, практически бытовых мелочей, которые для Вэи являлись едва ли не открытием Америки, то уже становилось стыдно. Мучительно стыдно за свою непросвещённость. И вновь острый взгляд, точно скальпель, ранил покрасневшие щёки. Вэи повернула голову в сторону Сасори, смотрящего на неё с внимательной нежностью бесконечно снисходительного учителя. За их спинами чернели развалины, впереди окрашивался розовым белый лес блоков жилых домов. Бархатно-обволакивающий голос, совсем не такой грубый, угрожающе-низкий, как у Тобирамы, привносил успокоение и ободрение в её смущенную душу. — В Италии базируется компания, которая закупает из южных стран кофейные зёрна, после перемалывает их и фасует в упаковки. Те, кто говорят, что такой кофе итальянский — правы ровно наполовину. Однако, — Сасори не отводил взгляда, горящего пламенем потухающего солнца, с лица Вэи, которая завороженно слушала старшего товарища, — настоящий итальянский кофе, мое милое дитя, ты можешь попробовать только в Италии или тематических ресторанах, кафе. Итальянским его делает способ приготовления. — Как чудесно… — на выдохе произнесла она. Она смотрела на космическое солнце, а он смотрел на неё, этого, увы, не замечавшую. — Чудесная… — прошептал Сасори, забывшись на миг. — Что? Кто? — объект его внимания начала вертеть головой во все стороны и даже заглядывать вниз, силясь отыскать эту загадочную «чудесную» вещь или женщину. Спохватившись, Акасуна уже более сдержанно произнёс: — Возможность узнать больше об итальянском кофе… Съездить в Италию. — Вот стану профессором, мы обязательно съездим в Рим! И не только, — Вэи обратила своё внимание на Сасори, вернувшегося к своему позднему обеду. — Осталось немного потерпеть… Я могу сократить время ожидания в ближайшие месяцы. Так как мне предложили перевод на работе. — Это связано с твоим вопросом о Сенджу Тобираме? Мотидзуки уловила, как изменился тон «милого друга»: в нём проклюнулась прежняя непримиримая жёсткость. — Ты кушай пока, а я постараюсь всё кратко изложить… Дело было так… Когда последнее слово растаяло туманным облачком тёплого дыхания в забвенной тиши, вдали послышалось срывающееся в скрипучий хрип карканье ворон. Сасори уже успел закончить свой импровизированный обед-ужин. Вэи убрала коробочку для о-бэнто обратно в рюкзак, вслушиваясь в перекличку могильных птиц. Единственный живой звук в неживом месте. Акасуна, словно желая слиться с ним, застыл в молчаливой неподвижности. Только во взгляде шевелились, переливались оттенки чувств. И самым ярким из них было недопонимание. Вэи не решалась прерывать мыслительный процесс друга. Ждала его вердикта, как приговора своему первому впечатлению о «большом боссе» компании. Лишь бросила печальный взгляд на часы. «Ещё пять минут…» — подумала она, и Сасори, словно услышав её мысли, поспешил ответить: — Впрочем… Можно считать, тебе повезло. Не только в отношении вознаграждения, но и начальника. Вернее, его отношения к ближайшим подчинённым. «Он имеет ввиду, что пугать помощников до потери сознания у последних — это хорошо?!» — однако нелепая мысль быстро сменилась более здравой. — «Нет, он имеет ввиду нечто совершенно иное… Не хочу спрашивать, о чем он, иначе Сасори окончательно укрепится в своём убеждении, что процесс эволюции я благополучно проспала в пещере». — Раз он лично занимается твоим переводом, вызывает тебя на допрос… кхм, беседу, — Акасуна ядовито хмыкнул, приподнял рукава многослойных одежд, чтобы взглянуть на циферблат часов. — Пойдём. Иначе я не успею тебя отвезти к вокзалу во время. — Конечно… И я понимаю, что мне придётся плотно поработать с Тобирамой-сама, — сказала Вэи, не поворачивая головы. Пока она возилась с лямками рюкзака, упустила из виду молниеносную перемену в лице друга. Выражение спокойствия, будто искажённое судорогой, растрескалось на осколки: рот сузился в тонкую полосу, а глаза, наоборот, расширились в невыразимом гневе; между бровей пролегли борозды заметных морщин, а брови, казалось, могли впиться в переносицу. — … Он бы тогда сам не занимался моим переводом, лично бы ничего не объяснял — для этого есть работники отдела или его начальник, на худой конец. К тому же Тобирама-сама обмолвился, что ему хочется понять суть этого дела, понять русских. Вэи шла впереди, вслушиваясь в тяжёлые шаги за спиной. На этот раз ей удалось первой нырнуть в проход. Сасори оказался внутри следом. Предусмотрительно затворил тяжёлую металлическую дверь, чей скрип протяжным эхо разлетелся по заброшке. Однако отходить от неё не спешил. Так и застыл, упершись в металлическую поверхность тонкокостною рукою. Девушка замерла и с волнением подбежала к другу. — Тебе плохо?... Положила мягкую ладонь на его спину. Но он резко отпрянул и покачал головой, своим обычным тоном произнес: — Проверял, чтобы была плотно закрыта. Иначе какие-нибудь не в меру активные подростки просочатся на крышу: именно благодаря таким травмпункт никогда не пустует. Насчёт Тобирамы могу посоветовать тебе следующее. Не просто посоветовать, — Сасори для большей убедительности вперил взгляд в подругу, спускавшуюся следом за ним. — Но настоятельно порекомендовать: выполняй всё точно, как он прикажет, и ни в коем случае не смей даже мыслью впутываться в подковёрные дела компании. — Думаешь, и здесь могут укрываться от налогов и скрывать кредиторскую задолженность? — Вэи невольно вжала голову в плечи, вспомнив, как в один день пятнадцать человек-сотрудников компании по варке ароматических свечей нашли себя безработными и безденежными жертвами непроходящего кризиса. — Это ничтожно мелко для «Ota Confectionary», — Сасори без обиняк пнул носком сапога камень, чтобы тот не мешал его спутнице спускаться. Послышался гулкий звук удара. — К тому же вас поддерживает правительство, какие-то субсидии в начале правления Сенджу вам выплатили гарантированно. — По программе помощи развития частного бизнеса? — По старой дружбе, — Акасуна безэмоционально усмехнулся. — Наиболее надёжная и долгосрочная программа. Под такую ты не попадешь, поэтому, дитя моё, повторяю вновь в надежде на твоё полное понимание: не пытайся разрешить задачу, непосильную тебе. Увидишь несостыковки в формулировках, цифрах — говори Тобираме. Он сам поймёт, что с этим делать. Переводи то, что велено, — не своевольничай, не пытайся помочь даже своим, пусть и осознаешь, что их откровенно нае… — Сасори прокашлялся в кулак, словно бы пытаясь вырвать изо рта так и просящийся в контекст сильный, но очень уж обсценный глагол. — Надувают. Тебя это не касается. — Противно безмолвно наблюдать за тем, как вершится обман… Но… — Мотидзуки нервно взглотнула. — Я понимала, на что соглашалась… Представляла, что всё примерно так и будет, ведь моя задача быть посредником, а не участником коммуникации. И всё же Тобирама-сама больше похож на генерала, чем барона мафии. — Не даруй ему столь значительный титул безосновательно. К тому же есть люди гораздо более опасные, чем бароны, — Сасори и Вэи вышли, оставив позади своё уютное убежище от урбанистической суматохи и шума. — Их ближайшие помощники. — Ты имеешь ввиду, что Тобирама-сама… — Вэи в с подозрением воззрилась на друга, пытаясь выискать в непроницаемом выражении лица и взгляде какой-нибудь подвох. — «Того, что говорят нам, мы не слушаем, И то подозреваем, что не сказано», — Акасуна усмехнулся. — Я имел ввиду лишь то, что сказал. Ни мыслью более. — Пожалуй, я поверю, что тебе неизвестен страшный секрет Тобирамы… — однако как её наигранно простодушные слова разнились с лукавостью, пляшущей ведьминским хороводом в глазах пиарщицы. — Смотря что считать «страшным». Тобирама скрытен, недоверчив, пунктуален, как механизм Rolex. Поэтому рекомендую сдавать работу в срок или даже несколько раньше. Большего тебе знать о нём не нужно. — А ты знаешь большее? — Вэи не могла сдержать гложащего душу любопытства. «В самом деле, лучше владеть большим объёмом информации о том, с кем предстоит работать. В особенности же, если это человек у власти… Меньше ошибок можно допустить. Непоправимых», — она с раздражением повела ногой, которая едва не лишилась туфли. Безжалостная грязь, точно опытный прожжённый вор, не намеревалась оставаться ни с чем. — Я много чего знаю, — Сасори устало разблокировал машину. — Но тебе об этом ведать не нужно. В конце концов, кто умножает познания, умножает скорбь. И вновь он галантно открыл перед Мотидзуки дверцу. Она нырнула в салон, но перед этим постаралась стряхнуть грязь с обуви и даже выудила из рюкзака салфетку, чтобы обтереть носки и борта туфлей. — Наверное ты прав… Лучше мне не прибавлять к свои печалям ещё и чужие, — прошептала она, не в силах отвести взгляда от своей туфли, чернеющей на фоне грязновато-коричневой травы. — Не нужно так переживать за салон. Я всё равно планировал отвезти её на мойку. Тебя… что-то тревожит? — Пустяки да и только, — Мотидзуки спохватилась, но поздно: Сасори слишком хорошо знал её манёвры. Поэтому контратаковал незамедлительно: — Опять пытаешься играть в Джеймса Бонда? — голос стал звучать более требовательно, вибрировать на грани раздражения и злости. — Выкладывай немедля в чём дело. Я не хочу узнавать обо всём, как в прошлый раз. — Братик Наруто несколько преувеличил тогда… — Мотидзуки не хотелось вспоминать о том инциденте с одногруппником, не хотелось вновь волновать друзей своей слабостью, безнадежным неумением скрывать чувства. — Ты же знаешь, какая я королева драмы. Да к тому же впечатлительная. Гремучая смесь… Она захлопнула дверцу машины. Грязную салфетку завернула в чистую и скрыла в пустом кармашке рюкзака, чтобы после выбросить в урну на вокзале. Послышался скрип колёс и зубов Сасори, явно желавшего высказаться едко, метко по поводу «несколько преувеличенного инцидента». Костяшки пальцев побелели от силы, с которой он сдавил рулевое колесо. — Ты — прелестное средоточие истинных, чистейших чувств и побуждений. А то недоразвитое существо, решившее, что приклеивать юбку девушки к стулу, — забавная идея — лишь идеальный образец для рекламы контрацептивов. Вэи, — он хрипло выдохнул, встретившись пронзительным взглядом с её, встревоженным. — Я сойду с ума, если вновь увижу тебя на грани нервного расстройства. Дёрнул меня знакомый в тогда слетать в Нью-Йорк на конференцию… Поэтому выкладывай суть дела. И что ей оставалось? Лишь безропотно подчиниться воле друга, расстраивать которого Мотидзуки хотелось ещё меньше, чем обременять своими «нескончаемыми проблемами». Внезапно машина остановилась рядом с одним из многочисленных отпрысков-близнецов семейства блочных девятиэтажек. Сасори резко повернулся к ней. Его лицо пылало гневом. — Я знаю, ты хочешь меня придушить, четвертовать и закопать, — Вэи, успокаивающе улыбнувшись, примирительно подняла ладони в знак капитуляции. — Однако в своё оправдание… — Такой. Глупости. Нет. Оправдания, — беспрекословным тоном Акасуна отчеканил каждое слово, не убирая рук с руля, кажется, единственной хлипкой преграды между Вэи и ожидающей её расправой. — Просить якудза провести до дома в этом вшивом притоне, где собирается самое отребье общества?!... Как ты вообще дошла до мысли такой… — В отчаянии, — Вэи сдавленно выдохнула, обратив взгляд на вышедшую из подъезда девушку. Поправив лямку лаймового цвета сумки, незнакомка уверенно зашагала по тротуару. Мерный стук каблуков отдавал в усталой голове мучительной трелью. — Я не могу потратить заработанное на хостелы. Я молчу о студиях и съёме квартиры — из-за этого и переехала на окраину Токайдо. Ты ведь знаешь, как немилосердны цены на жилье в наше время. — Знаю… — глаза мужчины внезапно загорелись пламенем азарта. — Поэтому предлагаю на время переехать ко мне. Единственное, что смогла произнести Вэи, поражённо взглянув на друга, было простое: — Что?!