Игра в смерть

— Может, лучше не стоит? — Стоит. — А если… — Никаких «если». Я не намереваюсь зря тратить время и бензин. К тому же мы уже приехали, — Сасори с невозмутимым видом заехал на платную парковку рядом с фешенебельным французским бутиком. Вэи, утомлённая длительными и бесплодными препирательствами, откинулась на спинку кресла. Про себя отсчитывала секунды до начала позорного шествия по месту, предназначенному для дам совсем иного сорта. «Нет, я не должна была сознаваться… Придумала бы байку, что, мол, с Хаята-саном поругалась вновь. Хотя… Вдруг Сасори решит поговорить с господином Кё об этом? А он ведь может», — тонкие пальцы вцепились в портфель, притянув его ещё ближе к груди. — «Тогда лучше лишний раз не упоминать наши перепалки. Не в присутствии Сасори… Который почему-то решил, что въезжать нужно обязательно сегодня! И отговорку такую очаровательно-надуманную изобрёл: «Чтобы прийти пораньше в первый день. Ты ведь сама сказала, что за десять минут до начала тебе придётся выслушать наставления Тобирамы. Следовательно, приехать тебе нужно приблизительно за двадцать минут». И хоть это верно, но!» — Мотидзуки с опаской, какой обычно смотрят больные на медицинские учреждения, взглянула на панорамные окна, каменные ступенечки под дугообразным навесом. — «Я бы просто встала на час раньше, и никто, включая его свободное время и мои нервы, не пострадал бы». Лимонно-жёлтая иллюминация, растекаясь насыщенным светом по чёрной раме, ореолом окутывала шоколадно-коричневые и песочно-золотые портьеры. Среди них зазывающе изгибаясь стояли манекены в роскошных пеньюарах. Строго, элегантно и вместе с тем непринуждённо-легко на вывеске было выведено: «Carine Gilson». Однако название бренда Вэи ни о чём не говорило. В иной ситуации она бы с наслаждением рассмотрела искусно украшенную витрину, неуклюже постаралась бы прочесть имя создателя этой марки, предалась бы мечтам о будущем, в котором она сможет спокойно заходить в подобные магазинчики. Не посмотреть, но купить. Однако сейчас ей было отнюдь не до романтических фантазий: она из последних сил выискивала аргументы, чтобы убедить друга отказаться от этой безумной затеи. Купить ей ночное платье. «Я не смогла противостоять его настойчивому приглашению… Он слишком сильно волнуется за мою безопасность. Впрочем, я тоже, но всё же в меньшей степени, так как господину Катсу, несмотря на его сомнительную должность бандита, я доверяю… Хотел бы, причинил вред давно. Он меня уже провожал однажды. Но там скорее случайно вышло: он возвращался с дела, я с работы», — утопая в своих мыслях, она, тем не менее, умудрялась держать «милого друга» в поле зрения. Непроницаемое безразличие фарфорового лица и холодная решительность в карих глазах. Нет, он отнюдь не намеревался отступаться от своей затеи. Вэи оставалось лишь вздохнуть и смириться. «А ведь началось всё с того, что я всё-таки на пятой минуте спора сдала позиции…» — Сасори, ты — знаменитейший хирург Японии! К тебе прикованы взгляды соседей, прессы, скрывающейся в кустах… Ты ведь ставишь под угрозу свою репутацию! — Позволь мне разобраться с моей репутацией, равно как и с кустарной прессой и соседями самому, — Сасори невыразимо мучительно сжимал и разжимал руки, словно таким образом переламывал некое неизвестное Мотидзуки желание. — Позволь узнать, ты кем меня считаешь? — В смысле… — Вэи растерянно моргнула. — Другом, конечно же! Но причём здесь… — Притом, что разве друзьям не доверяют? — Ты ведь знаешь, что я тебе доверяю! — нерушимая уверенность отразилась на лице сведёнными к переносице бровями и губами, поджатыми так плотно, что они казались не более чем кривой розовой линией. — Знаю. Поэтому не могу взять в толк, почему ты полагаешь, будто бы я заранее не продумал всё. И скучную ложь прессе, соседям и то, как тебя разместить? — мужчина мучинически закрыл глаза, так, будто боролся с ужаснейшей мигренью. — Думаешь, я бы стал подначивать тебя на столь серьезный шаг, не просчитав примерные последствия оного? — И вовсе нет! Я и взглядом не выразила того, о чём ты говоришь, — Вэи осторожно подобралась поближе к нему и робко коснулась его плеча кончиками пальцев. Шершавые ворсинки щекотливо огладили мягкие подушечки. — Наоборот, я отказываюсь, чтобы не стать обузой для тебя и госпожи Чиё. Ведь подпустить нового человека к очагу всегда непросто… Тем более, не родственника даже. — Как раз родственников я бы и к двери не подпустил, — выцветшее безразличие голоса привнесло в душу Мотидзуки горькое страдание, из-за того, что даже в близких её друг не может найти поддержку и опору. — Как ты можешь потеснить нас в пятикомнатной квартире? Это же нелепо. Одна комната — моя, вторая — Чиё-сан, третья, гостевая, станет твоею. У нас ещё есть целых две комнаты — гостиная, мой кабинет, — я не беру во внимание кухню и санузел, — чтобы не встречаться и не мешать друг другу. — Проблема не в количестве комнат, но в осознании хозяевами, что в их мирке поселился пришелец. Сасори открыл глаза внезапно. Повернулся резко. И до боли, до исступления, впился в овеянное печалью лицо взглядом. Взглядом, выражающим яростное непонимание. — Моё нежное дитя, сколько раз я должен тебе повторять, насколько я дорожу тобой, чтобы ты наконец-то поняла это? — Даже если повторишь тысячу миллионов миллиардов раз, я всё равно буду чувствовать себя неловко, когда ты идёшь на такие жертвы ради меня… — улыбка, которой Вэи надеялась подбодрить друга, померкла, стоило ей вглядеться в поразительно большие для японца карие глаза. Какую борьбу, какой страх, какое мучительное отчаяние она узрела в их мрачной глубине… «Он потерял в раннем детстве и отца, и мать… В юношестве он лишился единственного лучшего друга… Столько претерпел в школе из-за своих необычных и необычайно красивых волос… Он так одинок, он просто боится лишиться и меня, той глупой девчонки, которая каким-то случайным, поразительным образом стала ему дорога как новый, единственный за столько лет друг», — Мотидзуки постаралась этой мыслью затоптать гордость самостоятельной особы. Этой мыслью она силилась заглушить голос тёти, выводящий: «Хватит полагаться на меня! Прекрати наивно верить, что в этом мире кому-то есть дело до твоих бед. Сама справляйся! О, ками, как же мне стыдно порою за тебя…» Этой мыслью она выковывала свою новую реальность, странную жизнь, которая вступила в свои права сразу после того, как она вышла из опенспейса вслед за Натсуми. — Всё, ты сделал меня. Мне нечем возразить, — она вздрогнула, ощутив мягкое прикосновение ледяной кожи мужских перчаток к своей ладони. — Наконец-то ты прислушалась к голосу разума, — произнёс Сасори с таким тихим трепетом, что Вэи ощутила, как сердце пропустило удар. — Тебе, клянусь всем, хоть Юпитером Камнем, как римляне, понравится у нас… В конце концов, я смогу поработать над твоим французским более основательно, так как ты всегда… Музыкальные пальцы сомкнулись капканом на небольшой холодной ладони. — Будешь рядом. Тишина салона сплелась с освежающе-сладостным «Encre Noire A L'Extreme Lalique» и дурманящей кофейной горечью. За окнами растекалась тьма, смешивающаяся с мягким светом фонарей. Вокруг ни души. Эта тонкая интимность момента ошарашила Вэи непривычностью происходящего, его безумной неправильностью. «Он мой друг, о чем я?.. .Мерзкая! Как могу приписывать уважаемому человеку такие мысли? Как могу мнить себя такой необыкновенной личностью, чтобы Сасори подумал обо мне, как о возл…» — она не верила в то, что ей в голову пришла подобная нелепица. Не хотелось и заканчивать эту невыраженную словами речь. Будто даже этим она могла оскорбить искренние намерения «милого друга» помочь единственному человеку, кроме госпожи Чиё, которому он по-настоящему доверяет. Поэтому Вэи и сказала: — Чисто технически, не всегда, а несколько часов утром за завтраком и после работы ещё парочку… Сасори вскинул брови и отпустил руку подруги. Будто бы пристыженно отвернулся и устало прошептал: — Ты умеешь делать ремарки, как критики: едко, но не к месту. — Ты не дал мне договорить, — Вэи тихо рассмеялась. — Я ещё не упомянула выходные, там, конечно, выйдет больше… — У меня уже не выходит больше смеяться с твоих шуток, — сдержанная серьёзность Сасори выдавала душевное смятение, которое Мотидзуки не преминула заметить и запомнить. — Надоели? — Скорее я не привык так много задействовать мышцы лица, гортани, шеи, груди, живота и спины, умолчу о некоторых вариациях для отдельных случаев, чтобы производить нечленораздельные звуки, выдыхая, прошу прощения за тавтологию, воздух, который может достигать скорости ста двадцати километров в час. Слишком много усилий уходят в пустоту. Хотя такая скорость и положительно поражает. Можно в очередной раз задуматься о богатстве свойств наших тел. При этом лицо хирурга не выражало ничего, кроме обычной спокойной усталости. Он смотрел вперёд, мыслями унёсшись вдаль, едва освещённую уличными фонарями. Вэи была поражена услышанным. Она и на миг не задумывалась, как много усилий прикладывает для того, чтобы посмеяться над очередной шуткой Наруто или выходкой Осамы. — Это так по-умному можно обозвать смех? — По-занудному, — Сасори бросил мимолётный взгляд в её сторону. — Тебе понадобится ночное платье. — А… Эм… Могу я узнать, для чего? — Для сна, разумеется. Для чего же ещё оно может пригодиться? — Просто я не поняла, почему ты так резко об этом заговорил, вот и решила переспросить… — Вэи чувствовала себя ещё более нелепо, чем во время своей первой беседы с «настоящими» японцами — друзьями её тёти, у которых она жила первые полгода своей учёбы в Токио. — Потому что время делает всё, кроме того, чтобы ждать. Машина свернула с узких улиц на широкую дорожную полосу и из тьмы нырнула в неоновый свет ослепительных проспектов. Из непримечательных блочных девятиэтажек и низеньких магазинчиков выросли стеклянные гиганты небоскрёбов, каменные здания в английском стиле. — Ты переедешь ко мне сегодня. Поэтому я ку… курьерскую службу вызову завтра. Они доставят твои вещи из этого вшивого гадюшника. А сегодня я подарю тебе ночное платье. Сомневаюсь, что в твоём чудо-рюкзаке нашлось место таковому. — Зачем так спешить? Прошу, погоди гнать карету впереди передовых, — так Вэи положила начало ещё одному бесплодному, но бесспорно изматывающему спору. Итогом которого стала пластиковая карта в её руках и напутственные слова Сасори: — И не смей брать самое дешёвое. — Будто там в ходу такое понятие… — пробурчала Вэи, бросив взгляд на «бессовестного транжиру», каким она нарекла друга. Про себя, разумеется. Акасуна, опустив стекло, с индифферентным видом курил. Кольца дыма вились в воздухе. Взлетая они таяли, рассеивая по округе резкость никотиновой горечи. Кончик зажатой между пальцами сигареты тлел ярко-оранжевым. И, хоть оживлённая улица шумела совсем рядом с огороженной парковкой, однако, сила бархатного голоса подавляла излишнее звуки. Вэи отчётливо различала, что ей говорил друг: — Из предложенного, — он стряхнул пепел в пепельницу, удобно вделанную в переднюю панель. — Я бы с радостью сопроводил тебя, но, ты и сама понимаешь, чем это грозит. — Конечно, меня разорвут на кусочки твои поклонницы, — негромко рассмеявшись, Мотидзуки вложила карточку в специальный отсек своего кошелька. — Так и вижу заголовки: «Нападение русских! Одного из самых желанных холостяков Японии пленила русская баба!» — Пусть в лид укажут, что я добровольно сдался в плен. Она уловила, как уголки губ мужчины на несколько мгновений потянулись вверх. Сасори будто пытался выдавить из себя улыбку. Однако, потерпев крах, вновь вернул лицу прежнее выражение безразличной невозмутимости. «Это ведь прогресс! Прогресс! Он улыбается в три раза чаще, чем три года назад, когда мы только начали общаться», — радость этого осознания вытеснила неловкость перед походом в стан «врага» с его внушительным войском не менее внушительных цен. По крайней мере, на несколько минут Вэи позабыла об этом. — Обязательно! Так им и скажем, чтобы у читателей окончательно отбить всякое желание помиловать коварную женщину, — Вэи помахала рукой Акасуне. — Так… Я пошла… Рюкзак оставляю на твоё попечение. — Позабочусь о нём, как о своём дипломате. — Рассчитываю на это! Девушке пришлось повысить голос, чтобы её слова не утонули в грохоте колёс, перезвоне сирен и гомоне моря людских разговоров. — Не кури больше двух! Слишком вредно! Сасори сделал неопределённый жест рукой: он явно не обещал придерживаться непрошеной рекомендации. «Тем быстрее я должна выбрать что-нибудь, иначе он может выкурить хоть полпачки», — стук каблуков вторил сердцу, бьющемуся всё с большей и большей интенсивностью. — «Ками, что за привычка у человека! То не курит из-за операций днями, то после поглощает отраву пачками. Пытается наверстать упущенное… Всегда задавалась вопросом, почему врачи, утверждают, что курить вредно-плохо, но сами же, зная лучше обывателя воздействие смол и прочих химических абракадабр на организм, продолжают губить своё здоровье собственными руками?» Треплющий волосы ветер напоен неописуемой, непередаваемой смесью запахов и ароматов большого, никогда не спящего города. Мимо Вэи прошли и скрылись за прозрачными французскими дверями бутика две невысокие, но определённо привлекательные девушки. Грусть кольнула сердце, а жадность отравила мозг мыслью, во сколько премий ей пришлось бы уложиться, чтобы купить такое пальто, как у одной из них. «Красивющее… И длинное. Всегда хотела такое, чтобы полы доставали практически до пят. Неудобно, конечно. И испачкать легко, в особенности, если ходить по таким дорогам, как у нас», — витиеватый переход с мысли на мысль занимал Мотидзуки так, что она замедлила шаг, будто бы желая поспеть за бегом своих безудержных идей. Поправила своё короткое пальто, едва прикрывающее бёдра. Нервно выдохнула. — «Зато визуально я бы стала походить хотя бы на детский стульчик, а не табуреточку». Медлить больше нельзя! Сасори мог скуриться за то время, пока его подруга простаивала возле бутика. Словно могла только смотреть, но не купить. «В сущности таких и есть… Это ведь не мои деньги», — подумала Вэи и, резко вспомнив о кое о чем, опустила взгляд на ноги, стиснутые в чёрных туфлях искусственной кожи. — «Колготки вроде бы чистые… У косточки, конечно, есть пару пятнышек… Но их сейчас три не три — только время потеряю. Надеюсь, от их зоркого взора укроется столь вопиющее нарушение приличий». «Такие себе шутки», каковыми именовала она свои душевные порывы исказить реальность до нелепого абсурда, всегда защищали её от накатывающих волн страха нерушимой крепостной стеной. Всегда и сейчас, когда свет слепит глаза, а две высокие, статные девушки сканируют её взглядами, проницательными, как рентгеновское излучение, Вэи силилась вспомнить все «такие себе шутки». Иначе стена спокойствия падёт. — Чем я могу быть вам полезна, мадам? — одна из продавцов-консультантов сдержанно поклонилась в знак приветствия. Всем своим существом Мотидзуки ощутила, что этот пронзительный рентген оценивающего взгляда просветил для «Нагами Юко» ценность всего образа клиентки: от купленных на распродаже туфель, до костюма от одного из брендов масс-маркета. Вэи, сочтя вовсе не предосудительным интерес и со своей стороны, окинула встречным взглядом продавца-консультанта. Стройная, с чистой бледной кожей, овальным лицом, вытянутым подбородком, высоким хвостом прямых чёрных волос — такая элегантная и утончённая, совсем, как представленные в бутике модели одежды. — Добрый вечер. Я бы… хотела найти пеньюар. Длинный. До пят. Нагами Юко приподняла брови в явном удивлении дерзостному запросу этой убого одетой девушки. В карих глазах явно читался вопрос: «Поглазеть пришла сюда что ли?» Вэи понимала, что по мнению местных ей не хватит денег и на бюстгальтер. Что уже говорить о целом пеньюаре… И разве так уж они были неправы? «Сасори… За что ты вообще меня отправил сюда?» — подумала несчастная жертва щедрости «милого друга», явно позабывшего, каково это приходить в элитный магазин не будучи частью бомонда. — «Он просто хотел сделать приятное. А эти дамы… Они просто не верят в мою покупательскую способность. Это тоже самое, если бы бомж пришёл в фирменный магазин какого-нибудь «Rolex» и попросил бы показать ему самую последнюю модель». — Старую коллекцию распродали недавно. У нас представлены модели из новой, только недавно показанной в Париже. Однако Вэи читала между строк совсем иное, прозрачно намекающее, что «слишком дорого для такой, как ты. Не рассчитывай урвать вещицу со скидкой, как привыкла». — Меня устраивает. Надеюсь, Вы будете столь добры показать мне эти несомненно чудесные пеньюары. В своё сообщение Мотидзуки вложила следующий, едва уловимый смысл: «Выполняйте свою работу — обслуживайте клиентов, а не оценивайте их гардероб». Юко одарила её фальшивой улыбкой. — Прошу, пройдёмте, мадам. Сюда. Звонкая трель шпилек продавца-консультанта смешалась с дробными ударами низких каблуков Вэи. Кремовый мрамор пола упирался в белоснежные стены. Насыщенно-золотого цвета углубления сдержанной яркостью привлекали взгляд, обращая его внимание на вывешенные модели. Натуральный шёлк, отделанный тончайшими рюшами; пастельные тона сменяются вызывающей насыщенностью кричащих оттенков; обтекающие формы, скромность, граничащая с чувственностью, — таковы были модели женского нижнего белья «Carine Gilson». Такими их запомнила Вэи. Ей не предложили сесть на мягкий пуф. Соседние занимали эффектные девушки, которых Мотидзуки видела у входа в бутик. Возле них вертелись две работницы, наперебой восхваляющие достоинства «этого платья из натурального шёлка», «этого мягкого бюстгальтера с ручной вышивкой на чашечках». Никто из них и головы не повернул в сторону экстравагантной, по местным представлениям, посетительницы. Чему она была очень рада. Юко жестом указала на манекены, облачённые в лоснящиеся ткани. Их мягкие складки и переливы захватили внимание Мотидзуки так, что ей вдруг не стало дела до презрения консультантов. «Какой элегантный… Какой нежный… Какой невообразимо лёгкий», — серые глаза оглаживали взглядом то самое ночное платье, тот самый халат, которые Вэи бы в миг захотела приобрести, если бы у неё была возможность увидеть их раньше. Но сейчас у неё была возможность купить комплект. «Сасори ведь сказал «не самый дешевый». Сомневаюсь, что такая красота может стоит недорого… Но он разрешил… И вообще, пусть местные знают, что в мире сделок», — пальцы до боли сжали кошелёк. — «Встревают по одежке, провожают по кошельку. Я обязательно найду, чем отблагодарить моего милого друга, а пока что…» — Запакуйте вот эту модель, пожалуйста, — Вэи указала на понравившийся комплект несколько резким, из-за волнения, жестом. Нагами Юко вскинула брови так высоко, что, казалось, они прорежут ей лоб. Явно хотела возразить, подсказать «мадам» стоимость такого комплекта последней коллекции из Парижа. Однако, встретившись с решительной твёрдостью взгляда серых глаз, отступила в сторону манекена. — Я пока что… уложу аккуратно. Прошу, пройдите на кассу. Мотидзуки с волнением последовала совету. Она морально готовилась заплатить высокую цену за такую красивую мечту… — Четыре тысячи евро. Однако к такому Вэи была не готова. Пришлось из последних сил изображать на губах подобие улыбки, пока не закончится мучительная процедура расплаты за выбор. Тонкие, точно нарисованные лёгкими мазками туши брови Юко поползли вверх, когда «безумная идиотка», каковой она успела обозвать про себя невзрачную, бедно одетую клиентку, достала из кошелька платиновую карточку. Нагами в миг осознала, что бог богатства Дайкокутэн-камисама не благоволил одним лишь коллегам, которые успели прибрать к рукам готовых к покупкам светским львицам. Эта «безумная идиотка» в наряде из масс-маркета принесёт ей отличные комиссионные… А, может, она ошиблась? И эта юбка-карандаш, на самом деле, от известного бренда? И туфли вовсе не схвачены на распродаже… Встречали Мотидзуки, как нижайшую служанку, а провожали как дочь не меньше, чем Правого Министра в древности. Однако ей не льстило заискивание, не наполняло душу удовольствие видеть гордячку, в миг растерявшую былую спесь. «А ведь всегда так было, есть и будет в нашем мире: деньги поднимут в глазах человека до небывалых высот… Даже если ты и вовсе недостоин», — эту правду жизни Мотидзуки давно приняла как неизменную часть устройства общества. — «Надеюсь, что эта Юко впредь будет более уважительно относиться к клиентам. Почём знать, под какой личиной скрывается настоящий Рокфеллер». Бумажный пакет с логотипом бренда отягощал руку. Вэи вдохнула этот бурлящий, кипящий запах жизни. Жизни огромного, безжалостного, но до умопомрачения манящего чудовища — мегаполиса. Чёрные стеклянные башни искрились огнями. Неоновые вывески заливали кричаще-ярким светом улицы. Плеяды машин смешались в непрерывно движущиеся полосы цветов и горящих фар. Вертолёт с утробно-урчащим шумом пролетел над этой неподъемной громадой района Гиндза. Смотря, впитывая восприятием звуки и виды, Вэи спрашивала себя лишь об одном: «А смогу ли я выжить в этом мире?» Однако ей пришлось поспешить. По её неточным и скромным подсчётам, за это время Сасори мог спокойно выкурить около половины пачки. «Я слишком задержалась… Ух, вечно так, стоит задуматься о чем-то дольше положенного… И вот, пожалуйста, результат: забываешь, что время не ждёт», — подумала она, стыдясь ещё и потому, что совсем недавно Сасори ей напоминал об этом. К её величайшей радости, друг не губил своё и без того шаткое здоровье сигаретами, но читал, вальяжно откинувшись на спинку кресла. Однако он тут же вздрогнул, стоило ему услышать деликатное постукивание по стеклу. В тот же миг поднял голову: спокойствие его взгляда встретилось с растерянностью её. — Тук-тук, можно я вас потесню? — Мотидзуки постаралась скрыть душевное смятение за улыбкой. — Только вас и ждал, миледи, — Сасори захлопнул книгу и спрятал её бардачок. — Погодите, я сейчас выйду… — Не волнуйтесь, миледи сегодня сама заберётся в карету, — Вэи открыла дверцу и опустилась в кресло рядом с водителем, хмурым из-за того, что его пассажирка оказалась такой строптивой. — Вуалэ тут! Я правильно произнесла? — Практически, — Сасори усмехнулся. — Начала ты верно, но закончила неправильно. Вуаля ту.. Звука «э» в конце «voilà» нет и в помине. И, моё милое дитя, запомни наконец, что без гласных согласные в конце слова не читаются. Лишь в редких исключениях и при связке с последующим гласным, на которое… Акасуна приметил, что его нерадивая ученица совсем поникла от такой отповеди. Вэи было совестно вновь разочаровывать Сасори своей непроходимой способностью не запоминать фонетические правила французского языка. «Как я вообще японский и ещё даже немного китайский с такими навыками умудрилась выучить», — Вэи поспешила сгладить ситуацию неловкой улыбкой. — «Бедная тётушка… Как же ты намучилась с такой тупицей, как я». — Хорошо, что меня не слышал француз. Иначе побил бы меня багетом за такие измывательства над языком. — Это нормально. Ты ещё учишься, к тому же нерегулярно и у меня, которого преподавателем назовёт разве что безумец. — Я… Вэи смутилась ещё больше от той нежности, которая смягчила твёрдость взгляда Сасори. Поспешила протянуть ему карточку и чек с горячей благодарностью, пока окончательно не потерялась в водовороте безумных мыслей. — Зачем мне это? — мужчина покрутил в руках бумажную змею, явно не понимая что ему с ней делать дальше. — Убедиться, что всё честно, — но не успела Вэи закончить, как Сасори тут же смял чек и засунул его в карман пальто. — Я это итак знаю. — Но цена… Сасори, ты ведь не видел… Он покачал головой. И Мотидзуки замолчала в ожидании объяснений от самого зачинщика всей этой ситуации. — Неважно. Я дал тебе свободу выбора и действий. Не в моих привычках это отнимать. — Но четыре тысячи евро!.. — девушка перевела взгляд с Сасори на пакет, будто прося его взглянуть на это невероятное приобретение. — Мой пиджак стоит дороже, — он с тихим стуком захлопнул портмане. — Я умолчу о запонках и прочих прелестях гардероба джентльмена. — Я… у меня слов нет… — прошептала она. У Вэи сломался внутренний калькулятор пока она пыталась подсчитать, сколько месячных зарплат может стоить лишь верхняя часть наряда Сасори. «А после я расстраиваюсь, что меня ни во что не ставят в бутиках», — мысли развеял голос друга. — Тогда поговорим о чём-то другом. Только не молчи, прошу, — он осторожно вырулил с парковки и ловко встроился в поток транспорта, рассекающего улицы Гиндзы. — Я скучал по твоему голосу… — его собственный надрывно дрогнул. — По нашим беседам. Безмолвие невыносимо. — И я скучала по нашим разговорам, спорам, обсуждениям, — Вэи нежно улыбнулась, прижав к груди рюкзак и пакет элитного бутика. — Тебе, наверное, совсем не с кем поговорить на работе. — В этом ты права, меня окружают либо люди в отключке, либо люди-идиоты, — Сасори проводил внимательным взглядом мощный чёрный Мерседес, который в следующее мгновение обогнал несколько соседних машин. — Надеюсь, показалось… Последнее он прошептал себе под нос, слишком тихо, чтобы Вэи могла разобрать слова, не перепутав их с бранью на тех самых «людей идиотов». — Вообще я имела ввиду другое… Нехватку времени… Тебя так интерны достали? — Не все. Но парочку я бы сдал на опыты без зазрения совести и с просьбой обратно даже останки не возвращать. — Ты их там, поди, всех совсем запугал! — Их должен пугать не я, а мрачные перспективы карьерного будущего, — заметил Сасори, украдкой бросив взгляд в стекло заднего вида. Вэи не удалось связать два происшествия воедино. «Мало ли знакомого увидел… У него половину Токио, если не больше, знакомых, которые могут позволить себе такое. Я, вот, тоже испугалась, когда в поезде увидела мужчину, который мне напомнил Хаято-сана…» — к такому выводу пришла она, куда более утешительному, чем тому, который сделал Сасори. Впрочем, это внезапное происшествие никак не повлияло на тон беседы, остававшийся приподнято-веселым до самого… магазина. Вэи заставила Сасори остановиться у супермаркета. Не по наслышке, но от самого друга она знала, что о существовании кухни в своём доме он догадывался лишь тогда, когда в холодильнике загнивал позабытый им и госпожой Чиё продукт. Мотидзуки решила внести коррективы в рацион Акасуны: его бабушка улетела на симпозиум в Израиль. — Зачем тебе утруждать себя лишними заботами после работы? Рядом есть ресторан, чуть поодаль несколько кафе. Там готовят вполне недурно, а, временами, даже вкусно. — Я, временами, готовлю нечто съедобное, — Вэи взвалила на плечи рюкзак и с уверенным видом направилась к раздвижным стеклянным дверям. — Тебе обязательно стоит это попробовать! И, вообще, я намерена тебе и о-бэнто собирать, ведь ты, в самом деле, даже до доставки не дозвонишься! — Мне хватает кофе и ассортимента в снековом автомате, — Сасори шёл рядом с девушкой, не следя за дорогой, но наблюдая за каждым изменением её лица. — Чтобы заработать язву? — она с укоризной взглянула на мужчину. Он за миг «до» перевёл взгляд на зазывающе-яркую вывеску магазина. В кислотном свете невозможно разглядеть бледный румянец на не менее бледных щеках. — Несомненно, — Вэи ответила за него и шутливо пригрозила пальцем, мол, возьмусь за тебя серьезно. — Я буду раздражать тебя не только присутствием своим, но и добровольно-принудительными просьбами хотя бы пробовать то, что я приготовлю. — Моё милое дитя, я всегда снисходителен к твоим причудам. Лёгкая ирония вербализована со слишком щемящей, трогающей душу мягкостью, чтобы на неё можно было обижаться. Вэи не обижалась. А, подмигнув, произнесла: — Тогда я буду этим бессовестно пользоваться, маэстро. Однако приятную беседу прервал гомон голосов и стук колёсиков тележек. Сасори сморщился, а Вэи посеменила за корзинкой. Их горка становилась всё меньше с каждой потерянной секундой. Поэтому девушка ускорила шаг, только вот, во всеобщем оживлении, Акасуна, к ужасу своему, быстро потерял макушку подруги из вида. А, когда спустя мучительные две минуты отыскал её, то обнаружил Вэи, спорящей с каким-то американцем. Темноволосый высокий парень в куртке несоизмеримо большей, чем требуется для его роста и комплекции, весьма лаконично на английском объяснял «коротышке» простую истину: — Смотреть надо, куда прёшь, коротышка. — Ай ду нот спикъъъъ ингггришу! — Вэи даже скрестила руки для усиления своего протеста. — Оно и видно… — американец грязно ухмыльнулся. — Тогда почему продолжаешь донимать её? — холодный тон с сильным французским акцентом полоснул слух незнакомца. Он повернулся, чтобы объяснить наглому «лягушатнику», что за своей «карманной подружкой» неплохо бы и следить. Только острый давящий взгляд карих глаз запихнул это желание глубоко в душу неудачливого туриста. Было в этом лощёном фате нечто такое… Завуалировано угрожающее. Может быть, дело в выражении тёмных глаз на белом лице? — Чтобы… Э-э-э… Смотрела, куда идёт… Врезалась в меня… — Она извинилась. И не её проблема, что ты неспособен запомнить простейшие слова прощания-приветствия, — Сасори сделал шаг вперёд, а американец наоборот отступил. — Ладно-ладно, мужик, успокойся, чего ты так завёлся… — Я не позволю всяким оскорблять её, — Акасуна встал рядом с Вэи, пытающейся безрезультатно вникнуть в суть диалога. Лишь по напряжённости голосов, невербальным знакам, она угадывала враждебное настроение собеседников. Некое мрачное безумие отразилось во взгляде «психа француза». Американец почёл за благо не связываться со странной парочкой. Бросив нервное: «Ссори, мисс», ретировался к полкам с макаронными изделиями. Вэи виновато обхватила ладонь Сасори своею, поддерживающе сжала, прошептала: — Прости, втравила тебя… — Не стоит. Забудь об этом наглеце. Он недостоин упоминания. Перчатки холодили кожу. В крепкой хватке угадывалась забота, защита того старшего друга, каким Мотидзуки видела Акасуну. Она была уверена, что могла бы и сама разобраться с некстати взъевшимся на неё парнем. «Всё же непонятно, кто в кого влетел: я в него или он в меня», — подумала она и потянула мужчину за собою в овощной отдел. Не отпустила руку, зная, что тактильность его успокаивает. И лишь её прикосновения он не просто молча сносил, но получал наслаждение от них, чего, впрочем, не скрывал. Любому другому, решившему нагло нарушить личные границы, Сасори без малейшего зазрения совести мог свернуть руку. «Виной всему — одиночество. Он слишком долго был один. Поэтому и расточает скопившееся душевное тепло на меня, его единственного друга», — так Вэи объясняла себе этот феномен всегда и сейчас, когда, холодящая нежную руку стальная хватка не ослабла даже в тот момент, когда они остановились возле полок со всевозможной зеленью. — «Как мы выглядим со стороны… О, ками, уже и не думаем об осторожности». Однако Сасори будто позабыл о сказанных им же недавно словах. Ему вдруг стало безгранично безразлично мнение окружающих, которых он был готов послать прямой дорогой под землю, если бы решились прервать этот миг упоительного счастья… Который, всё же, продлился недолго, так как перед ним встала непростая задача — выбирать из широкого ассортимента продуктов. Тут то Вэи и обнаружила, что друг уже и позабыл, а как выглядит латук не в салате. Пришлось ей брать ситуацию в свои хрупкие, но сильные руки, и объяснять ему какие продукты должны быть в холодильнике, чтобы не околеть от голода. К концу Сасори так приспособился к непривычному для себя действию, что Вэи едва поспевала за ним, переходящим от полке к полке с важным видом эксперта. Чек поделили 50/50. Не без споров, но Мотидзуки отдала свою часть немаленькой суммы: Сасори решил, что неприлично быть столь настойчивым в один день. Вэи выиграла битву, а он — войну. И, вот, спустя полчаса они вошли в тёмный коридор просторной квартиры, удобно расположенной в одном из самых престижных специальных районов — Тиёда. Вэи вздрогнула, услышав звук захлопнувшейся двери. Удушающе-пряный аромат, тот самый, особый, который есть у каждого человеческого жилья, был тем не менее приятен: точно вокруг шеи затянули не грубую пеньковую веревку, но мягкую шёлковую ленту. Она вздохнула. Испуганно оглянулась. В темноте различимы лишь очертания предметов и… горячие дыхание на шее. Щекочуще мягко огладило плавный изгиб, вызывая волну дрожи в теле. «Какие несузарные мысли приходят в голову… Срочно прервать молчание. Становится жутко», — мысль одна за другой подхлёстывали её к действию. Успела разомкнуть пересохшие губы. Но не издала и звука. Слишком неожиданным было прикосновение руки к шее. Точно полоснули скальпелем. Миг и…