Горькая карамель

      Я спустилась в главный зал с десятым ударом колокола на церковной башне. Раскатистые, они эхом звучали в душе. Словно голос разума, стремительно и неумолимо угасавший.       Новое платье было не столь роскошно. Простое, без излишеств. Чуть великоватое, но даже так я ощущала, как сдавливало грудь. С каждым шагом к алтарю, к стоявшему возле него Роберту, невидимая удавка на шее затягивалась все сильнее. Я боялась потерять сознание, и одновременно желала провалиться в темноту. Чтобы все закончилось, быстро и безболезненно.       Как пуля, пущенная в висок.       Порез на шее болел. Визажисты наскоро замазали его тональным кремом. Колье решили убрать, дабы не привлекать к ранам и синякам лишнего внимания. Незаметно для них я стянула и серьги. Без украшений стало чуточку легче. Получилось на краткий миг забыть, кем я теперь являлась.       Невеста Гростенсторна, без пяти минут его законная жена.       По левую руку сидела родня Роберта. Богатая знать, разодетые вельможи. Их наряды — произведения искусства. С украшениями, баснословно дорогими. Справа же, понуро опустив головы, ожидала моя семья. Все в темном, словно пришли не на венчание, а на поминки. Мама обернулась, поймала мой рассеянный взгляд и попыталась улыбнуться. Я стиснула зубы и повыше подняла лицо, чтобы не расплакаться. Руки, затянутые в белые кожаные перчатки, сжали букет. Я ощутила, как кольнуло порез, и ладонь вновь стала влажной.       Я украдкой попыталась отыскать Чарли и печально вздохнула, когда поняла, что братик не пришел. Возможно, это было и к лучшему.       Остановившись у пьедестала, я растерянно взглянула на Роберта. Заложив руки за спину, тот изогнул бровь, не понимая, чего я хотела. Папа позади красноречиво прокашлялся, и жених, закатив глаза, протянул мне руку и помог подняться. Встав напротив, я поправила платье и опустила глаза. Священник был несколько удивлен столь траурному настроению. В зале стояла полнейшая тишина. Не дождавшись ни единой улыбки, священник прочистил горло и заговорил, немного неловко и приглушенно.       — Во имя Отца, Сына и Святого духа, — он поднял руки.       Мы с Робертом перекрестились. Он торопливо, я медленно, словно рука весила целую тонну. Священник начал зачитывать слова на латыни. Его голос эхом звучал под сводами зала. Я невольно обратила взор на распятие. Закрыла глаза и мысленно воззвала к чуду — единственному, что могло спасти меня и семью. Ведь Бог никогда не оставался слеп к своим созданиям. Бабушка Джорджина всегда говорила, что он слышал все мольбы и стремился помочь, если душа человека была чиста, а посыл не корыстен. Я молилась о спасении. Пускай хоть само небо разверзнется и обрушится на мою голову, но даже в том было желанное избавление.       — Скрепляя в таинстве ваш брачный союз, — священник подошел поближе. Организатор дал отмашку, и к Роберту подбежал мальчишка с кольцами на бархатной подушечке. — Перед лицом Бога и церкви произнесите друг другу супружеские обеты.       Рука дрожала, когда я подала её Роберту. Золотое кольцо обожгло палец, будто было раскалено добела. Я судорожно вздохнула, схватила ртом воздух и с последней мольбой взглянула на нежеланного жениха. Однако тот отрезвил меня самодовольным взглядом. Словно отвесил пощечину по лицу.       — Я, Роберт Гростенсторн, согласен взять в жены Абигейл Бакет. Невзирая на наши различия, на положение и происхождение, клянусь нести ответственность за неё. В болезни и здравии, горе и радости, — он тихо хохотнул и добавил, будто пообещал. — Пока смерть не разлучит нас.       Я содрогнулась. Тело окаменело, приросло к полу. Язык онемел, губы будто срослись, не желали размыкаться. Я растерялась, совершенно не представляя, что должна была говорить. В зале повисла неловкая тишина. Минуты тянулись мучительно долго, и даже священник не выдержал и обратился ко мне.       — Дитя моё? — он мягко коснулся моего плеча.       Я вздрогнула всем телом. Дыхание сорвалось, вырвалось из легких со свистом. Паника накатила неожиданно, захлестнула с головой. Краем глаза я видела, как папа подорвался с места, но мама схватила его и усадила обратно на скамью.       Сердце билось ужасающе быстро. Болело, истерзанное и измученное. Душа разрывалась на части. Роберт сжимал мою руку так сильно, что боль пронзила запястье. Я стиснула зубы. Истерика застыла в груди, затрясла меня, словно безвольную куклу. Священник оторопел, растерянно посмотрел на организатора, затем на Роберта. Тот уверенно кивнул, ни на миг не потеряв самообладание.       — Согласна ли ты, Абигейл Бакет, — заговорил священник вместо меня. — Взять в мужья сына Божия Роберта Гростенсторна…       В ушах зазвенело. Пальцы Роберта смыкались на руке все сильнее. Казалось, ещё миг, и он сломает мне кости. В глазах всё кружилось, зал то темнел, погружаясь во мрак, то резал глаза ослепительным светом свечей. Я сдерживала крик, как могла. Отчаянно боролась с паникой, пыталась держаться достойно. Мама с папой начали спорить за спиной. Заворчал дедушка Джордж. Со стороны семьи Гростенсторна раздался приглушенный шепот. Я была уверена, они осуждали.       Роберт женился на недостойной девчонке, да ещё и чокнутой к тому же! Просто немыслимый скандал, подарок для первой полосы желтых газетенок.       — Мисс Бакет, — мягко произнес священник. — Вы даете своё согласие?..       — Она согласна, — рявкнул Роберт, отпустил меня и сам надел на палец кольцо. — Заканчивайте представление.       Священник смерил его не по правилам церкви рассерженным взглядом.       — Дитя моё, вы сами должны дать ответ.       — Она согласна, — с нажимом повторил Роберт и попытался схватить меня за руку.       Я дернулась от него, будто от чумного, и едва не упала с пьедестала. Роберт ринулся было вперед, однако священник выставил руку, остановив наглеца.       — Перед лицом Божьим нет места принуждению и насилию! — выкрикнул он сердито. — Будьте добры, соблюдайте приличия.       Раздраженно закатив глаза, Роберт скрестил руки на груди и принялся ждать, прожигая меня ненавидящим взглядом. Я приложила руку ко лбу, покрытому ледяной испариной. Ухватилась за руку священника, чтобы удержаться на ногах. От запаха лилий кружилась голова. Зал расплывался, голоса родственников, крики неожиданно оживившихся журналистов и грохот снаружи слились в какофонию звуков. Они били по голове ударами молота. Я чувствовала, что вот-вот потеряю сознание.       — Есть ли в зале тот, кто знает причину, почему двое этих людей не могут сочетаться законными узами брака? — спросил священник, обращаясь к собравшимся.       Я ухватилась за живот, нагнулась и тихо застонала. Я могла назвать сотни причин! Но не успела. Вся семья, даже бабушка Джорджина, одновременно поднялись на ноги. Мама неуклюже перевалилась через ограждение и вскочила на пьедестал. Я рухнула ей на руки, в панике вцепилась в платье. Она обняла меня, как в детстве прижимала к себе, защищая от дурных снов. То, что творилось вокруг, было настоящим кошмаром.       В тот миг, когда мама собиралась высказать Роберту все, что о нём думала, когда дедушка Джордж и папа набрали воздуха в легкие и едва не закричали от накопившейся внутри злости, дверь церкви с грохотом распахнулась. Шум улицы ворвался в зал, защёлкали десятки объективов журналистов. Я вздрогнула всем телом, ухватилась за маму и рывком повернулась. Сердце пропустило болезненный удар, когда я увидела Чарли, бегущего к алтарю. Запыхавшегося, с покрасневшим лицом.       — Абигейл! — кричал он, громко топая ногами. — Я принял предложение… Вилли Вонки! Ты не должна… теперь можешь не…       Я торопливо спрыгнула вниз и поймала братика, заключив в объятия. Чарли отчаянно тараторил, сбивчиво пытался что-то объяснить, но от паники я почти не понимала, о чем он говорил.       — Фабрика! — Чарли пытался отдышаться. — Мы переедем… все мы! Пожалуйста, не делай этого… мы ведь успели? Мы успели… правда?       Я присела напротив него. Принялась гладить по лицу, приглаживать растрепанные волосы, поправлять свитер. Я была так рада видеть брата, что не удержалась и расплакалась от облегчения.       — Что здесь происходит?! — зарычал Роберт от негодования, но заметил журналистов, ослабил пыл, расплылся в фальшивой улыбке и помахал им.       — Милый, где твоя курточка? — эмоций оказалось слишком много, и я нервно усмехнулась, шмыгнув носом. Слезы катились по щекам, я была не в силах сдержать их. — Потерял? Ничего, купим новую. Я закутаю тебя в своё пальто, хорошо?       Я говорила сбивчиво, боялась замолчать. Боялась услышать слова Роберта, возмущавшегося позади, шипевшего свирепо на организатора.       — Он любит тебя, Аби, — продолжал тараторить Чарли, пока я гладила его по волосам. — Он тоже любит тебя!       — Кто, Чарли? — не понимала я. Руки дрожали, грудь бешено вздымалась. Меня трясло, но я предпочитала не замечать этого. — О ком ты говоришь?       — Абигейл, — раздался рядом знакомый до боли голос.       Я застыла, перевела взгляд Чарли за спину и резко вскочила на ноги. Голова закружилась, ноги подкосились. Если бы братик не поддержал, я бы упала. Сердце сорвалось, забилось, будто заведенное. Душа вмиг расцвела, зал наполнился светом. Слезы высохли на щеках, и дрожь постепенно начала проходить.       В зал вошел Вилли Вонка. Медленно, словно неуверенно. Я давно не видела его, лелея созданный образ в голове. Успела забыть, как он был красив. Какую уверенность внушал одним лишь своим видом. Я не верила собственным глазам. Сжала пальцы в кулаки, чтобы порез разошелся, и боль пробудила меня от сказочного, желанного всем сердцем сна. Но Вилли Вонка не растаял в воздухе, словно мираж. Как бы я не терзала раненую осколком зеркала руку, он не исчезал. Лишь остановился в отдалении, не решаясь подойти ближе.       Кровь просочилась сквозь швы перчатки и алой каплей упала на платье.       Все, кто был в зале, замерли от шока, в ожидании объяснений.       — Уильям, — с губ сорвался трепетный шепот. Взяв себя в руки, я прокашлялась и заговорила уверенней. — Что ты здесь делаешь?       Он собирался ответить. Раскрыл было рот, но тут по залу грохотнул голос Роберта.       — Мистер Вонка! — он спрыгнул с пьедестала и остановился возле меня. Взял под руку, негласно предъявив права. — Рад видеть вас на своей свадьбе. Проходите, присаживайтесь. Такой гость большая честь для нашей семьи.       Уильям смерил его недовольным взглядом. Чарли обхватил меня за ноги с другой стороны крепче, когда Роберт раздраженно посмотрел на него. Братик дал понять — он не был намерен меня отпускать.       — Я принял предложение Вилли Вонки, — заговорил Чарли, поняв, что я пришла в себя. — Мы можем переехать на фабрику. Все мы!       — Здорово, Чарли, — выдохнула я, попыталась отдалиться от Роберта, но тот сжал мою руку сильнее.       Я сдавленно зашипела. Уильям тут же дернулся, будто и сам испытал боль.       — Великий мистер Вонка очень щедр, раз решил повторить своё предложение, — я погладила братика по щеке. — Уверена, маме с папой там очень понравится.       — Тебе тоже, — упрямо сказал Чарли. — Ты можешь поехать вместе с нами. Аби, ты должна!       Сердце сжалось в груди, будто стиснутое тисками. Я взглянула на Уильяма со всей болью, какую испытывала за последние недели. Как же сильно я по нему тосковала! Но внутри колола обида. Совершенно неуместная, глупая в данной ситуации и поистине детская.       Я слишком многое пережила, слишком глубоко погрязла в болоте отчаяния и теперь не могла просто так выбраться. Я перестала верить в сказки. Осколки мечты слишком сильно ранили сердце.       — Все мы будем очень обязаны ему за подобное великодушие, — прошептала я надломлено.       Чарли негодующе посмотрел на меня. Он не верил собственным ушам. Почему я была не рада? Почему не ликовала, не прыгала от восторга? Ведь я так сильно любила Уильяма Вонку, так желала, чтобы он спас меня. Однако теперь, когда он стоял передо мной и был готов защитить, я начала сомневаться. между нами разверзлась огромная пропасть. В положении и происхождении, в любви к совершенно различным вещам. Ведь я никогда не смогу оценить по заслугам то, что Уильям любил больше всего. Никогда не смогу вновь попробовать его шоколад. Однажды это станет камнем преткновения. Причиной, по которой мы никогда не сможем быть вместе.       Я не хотела страдать. Не хотела вновь пережить ту невыносимую боль, какую пережила. Потому что понимала — просто не выдержу. Уильям был слишком мне дорог. Я не хотела причинять ему боль.       Сняв цилиндр и отбросив на скамейку, Уильям сделал шаг вперед. Роберт тут же оттащил меня назад. Я дернулась из его хватки. Под прицелами камер журналистов ему пришлось уступить. Фыркнув недовольно, Роберт поднялся обратно к алтарю и обернулся ко мне.       — Дорогая, — произнес он требовательно, но с издевкой.       Тяжело вздохнув, я было повернулась, когда Уильям вновь заговорил.       — Абигейл, — его голос был мягок, будто растопленный шоколад. — Прошу, послушай меня…       — Вы срываете нам церемонию, — рявкнул Роберт сердито. — Вы…       — Закрой пасть, сопляк! — закричал дедушка Джордж и ударил кулаком по перилам. — или, клянусь, я вырву твой проклятый язык и затолкаю тебе прямо в…       — Прошу вас, — взмолился священник, дрожавшей рукой указав на распятие. — Соблюдайте приличия в храме Божием!       Роберт опешил, поджал губы и отвернулся, будто обиженный ребенок. Уильям подавил улыбку, с благодарностью кивнул дедушке Джорджу.       — Не за что, — буркнул он и добавил с одобрительной улыбкой. — Выскочка.       Уильям глубоко вздохнул, расстегнул пиджак и сунул руку во внутренний карман. Я слегка непонимающе наблюдала, как он достал оттуда небольшую записную книжку в черном кожаном переплете. Потрепанную, с торчавшими наружу страницами. Было видно, как тяжело давалось Уильяму признание. Но я ничем не могла помочь ему. Лишь ожидала, следила за каждым движением.       — Я начал вести этот блокнот, когда был в твоём возрасте, дружок, — сказал Уильям, обращаясь к Чарли. — Здесь хранятся рецепты всех моих сладостей. Даже тех, какие ещё никто и никогда не пробовал.       Он ласково погладил надорванный корешок.       — Я думал, что у меня никогда не появится ничего ценнее этого блокнота. Или моей обожаемой фабрики. Или всех созданных конфет, шоколада и…       — Уильям, пожалуйста, — я склонила голову, чувствуя, как внутри разливалась предательская слабость. — Ты не понимаешь, для меня это не так легко, как кажется…       — Я знаю про диабет, — перебил меня Уильям. — Я всё знаю.       Замолчав на полуслове, я устремила на Чарли негодующий взгляд и сдавленно застонала, приложив ладонь ко лбу. Злиться не осталось никаких сил.       — Если бы ты сразу мне все рассказала, — начал было Уильям, но я перебила его.       — Это ничего бы не изменило…       — Это изменило бы всё! — воскликнул Уильям, подавшись вперед. — Если бы ты была откровенна с самого начала, то я ни за что бы тебя не оставил.       Сердце кольнула вина. Уильям был прав, я сама была во всем виновата. Слезы вновь побежали по щекам. Судорожно всхлипнув, я закрыла лицо руками. Голова закружилась, сил стоять почти не осталось. Колени подогнулись. Уильям тут же подбежал ко мне и поймал, мягко положив теплые руки на спину. Я ухватилась за воротник его пиджака. Слабо, едва чувствуя пальцы. Подняла глаза и встретилась с теплым, любящим взглядом. Сердце пропустило удар. Не выдержав, я уронила голову Уильяму на плечо. Он крепко обнял меня. Осторожно прижал к себе, будто самое дорогое сокровище. Впервые за последние несколько дней, я смогла вздохнуть полной грудью. С таким облегчением, словно целая гора рухнула с плеч.       За спиной Уильяма щелкали фотокамеры журналистов. Семья Гростенсторна начала потихоньку двигаться в сторону выхода. Когда отец Роберта попытался выйти из зала, пусть ему неожиданно перегородил высокий, крепкого сложения старик в пушистой светлой шубе.       — Уилбур Вонка! — воскликнул старший Гростенсторн и попятился в страхе. — Какими судьбами в наших краях?       — Здравствуй, приятель, — голос старика звучал тихо, но уверенно и достаточно грозно, чтобы отец Роберта трусливо спрятался за спинами родни.       — Вонка? — прошептала я хриплым голосом. — Это твой?..       — Мой папа, — с гордостью произнес Уильям и перевел благодарный взгляд на Чарли.       Братик стоял возле мамы. Та держала его за плечи и мягко улыбалась. В зале церкви больше не казалось так тесно и темно, как прежде. Несмотря на присутствие Роберта, ещё ожидавшего у алтаря.       Уильям разомкнул объятия и поднял записную книжку. Под моим любопытным взором раскрыл её и принялся листать исписанные мелким, аккуратным почерком страницы. Я держалась за его руку, боясь отпустить. Будто Вилли Вонка мог исчезнуть в любой момент. Когда он открыл последнюю страничку, почти в самом конце, я удивленно захлопала ресницами.       В блокнот был вложен маленький голубой цветочек. Сухой и плоский, но по-прежнему прекрасный.       В тот миг, когда я подняла глаза на Уильяма, то поняла, как сильно любила его. Как скучала всё это время и какую непоправимую ошибку едва не совершила. Ведь он хранил воспоминания обо мне все это время. Хранил у самого сердца.       — Абигейл Бакет, — заговорил Уильям громко, с наигранной торжественностью и кивнул в сторону алтаря. — Согласна ли ты не становиться сегодня женой Роберта Гростенсторна?       Я опешила, а потом медленно растянула губы в задорной улыбке. Такой, какую видел лишь Уильям, какая могла сиять на моём лице лишь рядом с ним.       — Да, — сказала я и тихо засмеялась. — Да, я согласна!       Уильям захлопнул блокнот и бросил Чарли. Братик ловко поймал его и бережно прижал к груди. Раскинув руки, я кинулась в объятия Уильяма. Он крепко обхватил меня, поднял над полом и закружил. Я вдыхала запах его кожи, одежды и волос. Душу окутывало тяжелое тепло, словно обволакивало горячей карамелью. Не рассчитав немного, Уильям едва не врезался в ограждения. Едва не упал, чудом удержавшись на ногах. Я запрокинула голову и звонко рассмеялась. Голос зазвучал под сводами церковного зала. Отразился эхом от ярких витражей, наполнился силой от лучей света, пробившихся сквозь цветастые стекла. На миг я забыла обо всех вокруг, даже о журналистах. Едва оказалась на ногах, хотела отойти, но Уильям удержал. Его взгляд стал тяжелым, дыхание участилось. Руки обжигали мою спину сквозь платье, сквозь кожаные перчатки.       Сердце замерло в груди в томительном ожидании. Улыбка медленно растворилась на лице. Уильям нервно сглотнул, вздохнул судорожно, набираясь смелости. Как мальчишка, который никогда в жизни не целовался. Я ласково ему улыбнулась. Погладила по щеке, по шелковистым волосам. Приподнялась на носочки, приблизилась к Уильяму и замерла в мгновении от поцелуя. Закрыла глаза, всего на миг засомневавшись, испугавшись, верно ли поступила. Правильно ли поняла его чувства, не ошиблась ли.       Уильям развеял все мои сомнения. Наклонился и мягко коснулся моих губ своими. Неуверенно, с трепетом и осторожностью. Я вспыхнула, словно спичка. Кожу обдало жаром, сердце зашлось в груди бешеным стуком. Все внутри задрожало, коленки ослабли. Если бы Уильям меня не обнимал, я бы поднялась над полом, окрыленная нахлынувшими чувствами.       Справившись с первой неловкостью, Уильям обнял меня крепче и поцеловал иначе. Не столь осторожно, с желанием и нетерпением. Его дыхание было горячим, сладким и безумно желанным. Встрепенуло все внутри меня, зацепило самые потаенные струны и рассыпалось мурашками по коже. Мир вокруг перестал существовать. Остался лишь Уильям. Его горячие, влажные губы, его ласковые прикосновения, его опьяняющий запах. Голова пошла кругом. От любви к нему сердце разрывалось на части, раскрывалось бутоном алой розы, готовое воспевать самые невероятные в моей жизни чувства.       Уильям был моей мечтой. Прижимаясь к его груди, кутаясь в тепле объятий, я ощущала настоящее счастье. Осязаемое и такое прекрасное, что слезы вновь невольно коснулись ресниц. Уильям обхватил моё лицо руками и нежно вытер непрошенную влагу. Коснулся пальцем уголка моих губ, и я улыбнулась, не в силах сдержаться. Притянув меня, он вновь коснулся губ поцелуем. Быстро, прежде чем обнять меня и прошептать самые заветные слова:       — Ты стала моим смыслом, Абигейл.