***
Чуть позже волшебная палочка целителя осторожно двигалась по её правой руке, после переместилась к левой, от неё к области сердца, ниже к рёбрам, и вновь по остальным частям тела, которые уже были проверены до этого несколько раз. Уильям Бабингтон тихо нашёптывал нужные заклинания, и после каждого все больше и больше хмурился. Теперь на крючковатом носу покоились очки с очень крупными стёклами, а рядом с ним на просторной кровати без сознания лежала девушка. И без того бледная кожа вот-вот грозила принять зеленоватый оттенок, всегда красные губы по цвету можно было сравнить с белизной чистейшего листа пергамента, а под глазами залегли тёмные тени. Длинные ресницы совсем не подрагивали, как было бы если бы она просто спала. Грудь вздымалась спокойно, но не равномерно, словно Висенье было тяжело дышать, а вены на её руках посинели, и за какие-то несколько минут слишком сильно стали проглядываться через тонкую кожу. Целительские чары отчаянно пытались выявить в хотя бы одной частичке её тела причину такого состояния, но никаких результатов не было. — Ничего не понимаю… — пожилой целитель повернул голову и обратился к наблюдающему за ним Анвеллу. — Ни одно из моих заклинаний не может найти следы тёмного проклятия, отравления, болезни, или ещё какой-нибудь причины, из-за которой это могло произойти с ней, — сухие пальцы взяли девичью руку в свою и еле касаясь прошить пальцами по выступающим венам. — Мне не известно ни одной магической болезни, из-за которой с телом может произойти что-то подобное. И вряд ли всё это является причиной проклятия, но и никаких ядов в её организме обнаружено не было. Никогда, за все годы моей практики, я не видел чего-то подобного, — волшебник поправил очки и принялся быстро листать потрепанную временем книгу. — Уидосорос, яд докси, глизня… — Так, что же делать? Неужели она не поправится? — Айрис была единственной кто помимо Уильяма сидел на кровати, с другой стороны, и как только целитель убрал свою палочку вонь взяла отпущенные пальцы кузины в свои руки, словно желала хотя бы немного согреть её собственным теплом, — Если это яд, то для него должно существовать противоядие! Старик слегка покачал головой, всё так же не отрываясь от книги, словно только что Кемпел сказала невообразимую глупость. — Существуют противоядия, способные остановить большинство из существующих ядов, но будь это тот случай, когда обычный безоар мог бы исправить дело, то я дал бы его сразу же. Если это действительно яд, то должно быть очень редкий или мало встречающийся. И к тому же медленно действующий, по всем признакам он уже успел распространиться по всему телу, а на процесс этот уходит не час, и не два. Он проник в её организм не меньше шести часов назад. Айрис прикрыла рот рукой и всхлипнула, переводя взгляд с целителя на мертвенно белое лицо Висеньи. Казалось, что девушка всё никак не могла взять себя в руки, то и дело с отчаянием в глазах смотря то на отца, то на брата, словно они могли бы хоть как-то помочь. — Выходит, вы были только втроём? — Десмонд Кемпел повернул голову и обратился к стоящему рядом сыну. Стоило ему только встретиться взглядом с такими же ярко-зелёными глазами, как тут же в них стало читаться нечто холодное и суровое. Тон его звучал так, словно в эту секунду мужчина допрашивал подозреваемого. — И больше с вами никого не было? — после короткого кивка волшебник сжал челюсть и казалось, держался из-за всех сил, чтобы не устроить прилюдную порку прямо здесь и сейчас. — И ты хочешь сказать, что Висенья во время вашей прогулки просто взяла и упала замертво?! Вот так, на ровном месте?! — стоило ему на тон повысить голос, как лицо Аластора стало каменным, в отличие от остальных он даже не дрогнул, только лишь кровь слегка прилила к острым скулам. — Молись всем богам, чтобы всё обошлось, щенок! Молись, чтобы она выжила, или я убью тебя собственными руками! Клянусь, задушу как последнего эльфа и даже не посмотрю, что собственный сын! — лицо мужчины покраснело от ярости, руки с силой схватили сына за воротник мокрой от пота рубашки и припечатали того к ближайшей стене. Один из подсвечников на столике у двери упал, и испуганная Айрис вскрикнула, вскакивая с кровати, — ты должен был её защищать! Собственной головой отвечать будешь! Аластор слегка отвернул голову, похоже опасаясь, что отец вот-вот действительно воплотит слова в жизнь, но, на счастье, на скрытое зелёной мантией плечо Десмонда легла чужая ладонь, и твёрдый голос Анвелла О’Дану ударил по ушам присутствующих: — Не делай глупостей, Десмонд. Уильям ведь сказал, что причиной всему является яд, — говорить ему удавалось с трудом. Но, похоже, что возможность еще одной смерти в стенах его поместья слегка отрезвила волшебника, помогая ему действовать рационально. — И что Висенью отравили им больше шести часов назад. Всё произошло задолго до их встречи. Аластор не при чем. Если бы не он, то мы не сумели бы хотя бы попытаться помочь ей, — но тот словно не желал слышать вразумительных слов. Яркие радужки полностью закрыла собой пелена животной ярости, и только лишь настойчивое движение на своём плече всё-таки заставило его перевести взгляд с лица сына на человека позади. — Я не потерплю рукоприкладства в своём доме. Оставь. Ровно три секунды, а после трясущиеся от гнева руки наконец отпустили воротник белой рубашки, но глаза всё так же сверлили взглядом полным презрения фигуру у каменной стены, так и говоря, что если бы не подоспевшая защита, то Аластору бы сильно не поздоровилось. Когда стало понятно, что никакой опасности больше нет, тот оттолкнулся от холодной поверхности и с невозмутимым видом, так, будто минуту назад отец не угрожал ему убийством, отошёл в тень и оперся о книжный шкаф, взглядом пытаясь сказать и без того заплаканной сестре, что с ним всё нормально. К жестокому отношению к себе от отца он привык уже давным-давно. Если дети О’Дану росли в заботе и любви всё это время, и даже после смерти Эйны между ними сохранились тёплые отношения, то в их случае к отцу Аластор относился как к человеку, которого он должен слушать. Да, он уважал его как грамотного и сильного мужчину, но порой ловил себя на мысли, что для роли отца этот человек явно не был готов, и вряд ли искренне любил их покойную мать. Всё детство его никогда не было рядом, а когда был, то все их разговоры состояли из бесконечных замечаний и нравоучений, наказаний за непослушание и бесконечных речей о неоправданных надеждах на его счёт. Как итог, Десмонд считал его глупым мальчишкой, который ни на что не способен, а Аластор по сей день отчаянно хотел доказать ему, что тот ошибается. Он и сам толком не понимал, для чего ему нужно одобрение такого человека. По какой причине Кемпел всё продолжает и продолжает оправдывать его жестокость специфическим воспитанием. «Быть может, потому что ему тоже хочется ощутить полный гордости взгляд, каким смотрит Анвелл на Идена. Почувствовать любовь, с которой он говорит о Висенье?» «Не просто так всё-таки Анвелл был выбран их негласным лидером. Не зря именно их семье дана такая безграничная сила и власть. Стань главой его отец, то от Ирландии остались бы одни только угли.» Сейчас Аластор твёрдо убедился, что решение не рассказывать никому о том, где они были на самом деле, было действительно верным. Узнай отец, что он самолично провел представительниц двух благородных семей на танцы в магловскую деревню, то должно быть посередине комнаты уже лежало бы его бездыханное тело. Не желая встречаться ни с кем взглядом, он посмотрел на единственного человека, который был не в состоянии сейчас открыть глаза. Такая энергичная и счастливая всего несколько часов назад, сейчас она лежала на постели совсем без сил. Миловидное лицо, которым он невольно залюбовался на магловской площади, сейчас выражало до крайности неспокойную эмоцию, будто бы через глубокий сон она чувствовала, что что-то не так. Пока они с Айрис доставили её сюда, Висенья успела несколько раз потерять сознание, говорила ему на ухо какой-то несусветный бред о скипетрах, Императрицах и коронах, а когда они почти достигли её комнаты забилась в крайне ужасном приступе. Айрис пришлось наложить на неё усыпляющее заклятье, от которого она, похоже, всё никак не желала проснуться. Смотреть на неё такую было до крайности больно. От одного только взгляда на вздувшиеся вены укол пронзал сердце сильнейшим импульсом, а в голове чётко звучала мысль, что Аластор меньше всего на свете хочет видеть то, как она страдает. И если вдруг произойдёт так, что даже самый опытный и одарённый лекарь Ирландии будет помочь ей не в силах, то отцу исполнять свои угрозы в жизнь точно не придётся. Он самолично утопится в море от чувства вины и горя, что обязательно придут вслед за её смертью. — Сейчас я изготовлю одно противоядие, Анвелл, — Уильям наконец перестал листать тусклую книгу и остановился на одной конкретной странице, даже с конца комнаты Кемпелу удалось рассмотреть её заголовок: «Смертельные яды». — Оно останавливает действие большинства из сильнейших ядов. В запасе есть ещё несколько часов, я думаю. Нужно чтобы кто-то был с ней всё это время и внимательно следил за изменениями в состоянии. За дыханием, в особенности. Отрава приносит ей сильнейшие муки, — тусклые радужки вдруг скользнули к тому самому углу, в котором молча наблюдал за ним Аластор, и к огромному удивлению Кемпела, старый целитель неожиданно обратился к нему. — Она что-нибудь говорила перед тем, как вы погрузили её в сон? — Говорила, что всё внутри пылает, — рука сама собой скользнула к груди и против воли хозяина повторила движение, каким Висенья отчаянно пыталась показать ему, в каком конкретно месте неизвестная зараза беспокоит её сильнее всего: совсем рядом с сердцем. — Но и до того, как всё стало совсем плохо, она выглядела неважно. Мы уже возвращались назад, когда в течение десяти минут она побелела и больше не смогла стоять на ногах. Постоянно отключалась и бредила… Аластор замолчал и вдруг понял, что для рассказа о более ужасных подробностях просто не может найти в себе сил. Перед глазами вместо иссохшего лица Уильяма вновь появились пережитые совсем недавно мгновения. Ветер снова бил в лицо, спина покрылась холодным потом от страха, а где-то впереди мелькал огонёк волшебной палочки Айрис, о своей он, поддавшись панике, успел уже давно забыть. Руки вновь почувствовали вес её тела, такого дрожащего и бессильного. Кемпел бежал и про себя молил Дану о милосердии к своему дитя. Просил и надеялся, что она его услышала. Сейчас он, как мог, старался, чтобы голос его звучал ровно. Чтобы ни одной беспокойной нотки не проникло в эти слова. Важно было сохранить здравый рассудок, держать себя в руках, не позволить страху и ужасу отключить мозги. Их паника сейчас ей мало чем поможет. — Она не могла дышать, — вдруг всхлипнула Айрис, — задыхалась, а мы не могли ничего с этим поделать, и мне пришлось… — ярко-зелёные глаза, ясные как солнечные поля, умоляюще посмотрели в измученное лицо Уильяма. — Я не знала, что делать… — Не нужно угрызений совести, — рявкнул пожилой волшебник, седые брови напряжённо свелись к переносице. — Вы всё равно не смогли бы помочь ей самостоятельно, а сделали то, что и должны были. Доставили её сюда и позаботились о том, чтобы Висенья под действием яда не навредила сама себе. Анвелл, — мужчина тяжело поднялся на ноги и забрав книгу с тумбочки быстро направился к двери, оборачивалась к О’Дану, — я расположусь в подземелье. Не будем больше терять время. Если увидите, что её состояние ухудшается, присылайте домовых эльфов. И нечего сидеть тут целым скопом, — его палец указал на все ещё сидящую на постели Айрис, и та мгновенно поднялась с места, принимаясь вытирать ладонями мокрые щеки, уже понимая, что ей предстоит делать. — За мной, девочка. С ещё одной парой рук управимся куда быстрее. Кемпел последовала к двери, неожиданно и Десмонд оттолкнулся от стены, и не бросая взгляда на непутёвого сына, зашагал к выходу из спальни. — Здесь от меня нет толку. Пойду, попробую опросить прислугу, возможно эльфы заметили что-то подозрительное или Дарина слышала что-то, что может нам помочь. В Тир на Ноге в последние дни было много гостей, — двое уже успели скрыться в тени коридора и положив одну из ладоней на ручку двери, мужчина многозначительно добавил, — и сейчас есть. Довольно-таки жирный намек на британцев не заметить было трудно, но прежде чем хозяин дома успел ответить, Аластор напряжённо проговорил, вспомнив кое-какой инцидент, на который этим утром он не обратил должного внимания. — За завтраком Висенья повздорила с Реджиной Фаррел, женой Гордена, — обращался он, в первую очередь, к Анвеллу, но краем глаза заметил, как отец слегка повернул голову в его сторону, — и судя по виду, ей это не сильно понравилось. Тот, не отрываясь, смотрел только на свою дочь и лишь слегка сузил глаза, мысли его явно были сейчас далеки от дамских интриг. — Сейчас это не так важно, — О’Дану прокашлялся и опираясь на трость подошёл к большой постели, осторожно опускаясь на её край, давая остальным понять, что личность отравителя сейчас волновала его в последнюю очередь. — Сначала нужно поставить Висенью на ноги, а уже после, решать, кто конкретно сгорит в огне за покушение на мою единственную дочь. Преступника, в любом случае, ждёт смерть. Иди, Десмонд, в первую очередь опроси тех, кто убирает в комнатах. Они знают и слышат гораздо больше чем те, кто почти не выходит из кухни. Кемпел кивнул и вышел, оставив дверь за собой открытой. Аластор же проводил взглядом его спину и замер в нерешительности. В изготовлении противоядия его помощь была бы сейчас сравнима с попытками безмозглого великана оседлать новенькую метлу. Выглядело бы это всё, как минимум, нелепо, а как максимум, своими попытками помочь он бы только мешал людям, которые действительно разбираются в искусстве зельеварения. Лично он этим ответвлением магических наук никогда слишком яро не увлекался, и в силу своих талантов мог бы сварить пару простеньких зелий, но не более того, у сестры это получалось куда лучше. Отец точно не обрадуется, если Аластор придёт сейчас к нему на подмогу, а находиться здесь сейчас он считал проявлением неуважения к человеку, чья дочь в эту минуту была на грани жизни и смерти. Кемпел понимал, что Анвеллу хочется побыть одному, и уже сделал несколько шагов к открытой двери, намереваясь дожидаться хоть каких-то новостей в коридоре, но стоило ему только подумать об этом, как его душевные терзания прервал голос хозяина дома: — Закрой дверь и подойди сюда, Аластор. Я хочу, чтобы ты остался. Губы обеспокоенно поджались, но он сделал так, как ему было велено. Сознание словно разделилось на две равные части, которые не прекращая противоречили друг другу. Одна испытала глубочайшее облегчение и радость, от того, что ему позволили остаться с ней, а другая боялась такого исхода как адского пламени и вопила, что если он останется тут ещё хотя бы на одну минуту, то голова Аластора вновь перестанет размеренно соображать и позволит где-то в груди вновь ощутить невыносимую тяжесть вины и раскаяния. Понимала, что сейчас состоится разговор, которого он так сильно ждал столько месяцев, но этим вечером ему меньше всего хотелось заниматься подобными обсуждениями. — Смотрю на неё и не могу понять, у кого могла подняться рука намеренно сделать с ней что-то подобное. Заставить нас всех мучиться в ожидании скорой беды. Алчность и жажда власти в наше время заставляет людей забыть, что все мы — один народ. Что каждый из нас чей-то сын, родитель, брат, вне зависимости от чистоты крови, — он подошёл к изголовью кровати и остановился, наблюдая как дрожащая рука осторожно, слово любое движение снова могло причинить ей боль, убрала локон чёрных волос с мокрого лба. Начиная с момента их прибытия в поместье Висенью била лихорадка. — Твой отец тоже начинает об этом забывать. Кемпел кивнул. Спорить с этим не было как смысла, так и желания. Если он слишком уж категоричных взглядов на чистоту крови не придерживался, если говорить откровенно: ему было просто плевать, то его отец, без сомнения, перерезал бы глотки всем грязнокровкам, дай ему такой шанс. Раз уж он готов собственными руками лишить жизни сына, то о несчастных простецах и говорить нечего. Но, всё-таки, одно чувство, которое вот уже много лет всё ещё и жило где-то там, глубоко, заставило его тихо проговорить: — Он строгий человек, но его работа требует твёрдого рассудка. Если ты не можешь организовать порядок в семье, то и не сможешь поддерживать тот в целой стране. Уважение подразумевает и страх. Пальцы Анвелла опустились к девичьей руке и тот накрыл её своей ладонью, как совсем недавно делала Айрис. Такое простое, и, казалось бы, обыденное движение вынудило Кемпела мгновенно замолчать и впиться в это зрелище отчаянным взглядом. Картина проявления отеческой любви завораживала. Такой уважаемый и строгий человек на его глазах позволил себе показать в присутствии чужого признаки привязанности, и ничуть этого не стыдился. Сейчас Аластор видел перед собой не лидера, с мнением которого считался далеко не один древний род Ирландии, а всего-то убитого горем отца. Голубые глаза мужчины словно потухли в темноте наступившей ночи, волшебник, казалось, за какой-то час постарел на сотни лет и явно думал сейчас только о том, чтобы не дать ещё одному человеку, которого он искренне любил, покинуть этот мир. Всё это можно было разглядеть невооружённым взглядом. Анвелл не рыдал у её постели, как Айрис, не метал проклятиями как сделал бы его отец, но всё же делал для Висеньи гораздо больше всех их вместе взятых — просто был с ней рядом. Возможно, через магический сон она в эту секунду чувствует, что её отец, её папа, где-то там ждёт, когда она откроет глаза. И Аластор был точно уверен, что такая поддержка помогла бы ей куда сильнее бестолковых попыток найти во всём виноватого. И какую бы сильную обиду на него она не держала после всего, что произошло после смерти Эйны, он прекрасно знал, что Висенья любит отца сильнее всех на свете. И хочет стоять наравне с Иденом не только потому, что тот участвует во внутренних делах политики их страны. Ей всего-то хотелось, чтобы её семья, совсем как раньше, больше не разделялась, а уж тем более добровольно. — Уважение нужно заслужить, а не пытаться добиться его с помощью розг. Взмахнуть несколько раз палочкой куда проще, чем убедить оппонента в своей правоте. Ты и сам это понимаешь. Потому я и не захотел лишать тебя всех обязанностей, за которые ты отвечал в отсутствие отца. Многое изменилось за этот год, — Анвелл посмотрел на него, и впервые Кемпел увидел в его глазах уважение. — Ты вырос достойным мужчиной. И сразу же после помолвки Идена я собираюсь обручить тебя и Висенью. Это будет правильно, — в любой другой день, вероятно, Кемпел был бы рад такой новости, даже несмотря на то, что и без этих слов всё было понятно уже давно, но он не мог сейчас выдавить из себя ничего кроме короткого кивка, даже на натянутую улыбку у него не было никаких сил. Мысль о том, что его невеста на их глазах умирает в своей постели била по внутренностям не хуже любого заклятия. — У вас будет счастливый брак, если, конечно же, всё обойдётся. — Обойдётся, — он сам не понял, откуда в его голосе появилась стальная уверенность, — всё обязательно обойдётся. Спокойную и тихую ночь вдруг наполнил звук грома и удар молнии на мгновение осветил их лица. Дождь размеренно забил крупными каплями о высокие окна, и вместе с нарастающим шумом ночного ветра на каждом из них появилась только одна чёткая эмоция: надежда. Надежда на то, что слова эти и правда окажутся пророческими. Что следующим утром Висенья действительно откроет глаза и одарит двоих, отчаянно желавших этого, мужчин своей лучезарной улыбкой. Обоим сейчас больше всего на свете хотелось увидеть только её. Впервые за всю его жизнь Кемпел чувствовал себя так разбито и плохо, впервые сердце его бешено колотилось от страха не за свою жизнь… И впервые Аластор так искренне сочувствовал человеку вроде Анвелла О’Дану. «Собственными глазами видеть то, как твоя плоть и кровь медленно и мучительно вступает в схватку со смертью. Пытки хуже невозможно придумать.» Нагнетающие звуки наступившей грозы нарушил скрип двери и последовавший за ним грохот. — Что, черт возьми, тут происходит?! — Иден ворвался в комнату, и с такой силой толкнул деревянную дверь, что та звучно ударилась ручкой прямо о каменную стену. Глаза его метали вокруг себя молнии не хуже разбушевавшейся погоды, а на лице появилась лихорадочная краснота. — Я встретил Десмонда на первом этаже, это правда, отец?! Висенью действительно отравили?! Анвелл бросил в сторону сына выразительный взгляд и тот остановился посередине комнаты, переводя полный, то ли ярости, то ли ужаса, взгляд с покрытого мелкими шрамами лица на бесчувственную сестру. — Уильям предполагает, что да… — тихим и чётким голосом проговорил глава семейства. Даже несмотря на неожиданное появление Идена его рука, по-прежнему, ласково и осторожно держала в своих пальцах холодную руку Висеньи. — И веди себя тише. Ей сейчас нужен покой. — Но как?! Кто?! — мужчина скрипнул зубами и про себя Аластор отметил, что снова видит все признаки того, что Иден вот-вот потеряет самообладание. Его пальцы уже до побеления сжимали древко волшебной палочки. — Кто посмел?! У кого хватило смелости… — Это не важно, — резко перебил его отец, — сейчас меня волнует только… — Не важно?! От этого крика все присутствующие в комнате замерли, а лежащая на кровати девушка вдруг поморщилась и глубоко вздохнула, словно услышала возглас брата даже через наложенную на неё магическую завесу. Аластор уже было метнулся в её сторону, но в следующее мгновение она вновь замерла и белое, как снег, лицо опять приняло выражение спокойное и умиротворённое. Только лишь два ярко-красных пятна на щеках всё не желали отпустить её из лап тяжёлой горячки. Напополам с беспокойством глубокого в груди засело желание вывести отсюда её идиота братца и наглядно ему объяснить, почему целитель строго-настрого запретил шуметь в этой комнате, но Анвелл решил сделать это первым: — Нет. Не важно, — в одну секунду тон его стал холодным, словно морозный лёд, и сразу же стало понятно, что в этот вечер никаких возражений, а уж тем более препираний, от Идена он терпеть точно не станет. — Её жизнь — единственное, что меня волнует прямо сейчас. И все мы должны волноваться только о том, чтобы она осталась жива. Включая тебя, Иден. Тот недовольно поджал губы, но не нашёл что ответить. Ноздри его широко раздувались, краснота от сдерживаемой злости перешла и на шею, а в ярко-голубых глазах промелькнула вспышка такого гнева, какой Кемпелу видеть ещё точно не приходилось. Только вот гнев этот был связан далеко не только с тем, что на младшую дочь О’Дану было совершено покушение. Аластор понял это сразу же, и отдал всё своё самообладание на то, чтобы его лицо невольно не скривилось в презрительной гримасе. «Идеальному принцу явно не понравилось то, что об отравлении Висеньи отец не удосужился сообщить ему лично. Узнать что-то подобное из уст всего-навсего дяди, какое, должно быть, унижение…» — Конечно же, я надеюсь, что беда обойдёт нас всех стороной, — медленно и осторожно, явно подбирая каждое слово, Иден начал говорить. — Но раз никто кроме целителя помочь ей не в силах, то я, не теряя времени, мог бы заняться поимкой преступника, если бы ты сказал мне раньше, отец. Анвелл на секунду устало прикрыл глаза. — Если действительно хочешь помочь, то спустить в подземелье. Твой дядя сам опросит всех, кто может быть причастен. Сразу же после кухни он направится, я думаю, в комнаты наших британских гостей, чтобы проинформировать их о случившемся… Ему не дал продолжить фразу холодный и высокий голос, от звука которого спина Кемпела напряглась на чистом инстинкте. — В этом нет нужды, — прямо позади Идена, укутавшись в тёмную как смоль мантию, в дверном подходе стоял человек. А если быть точнее, мужчина. Лицо его не выражало никаких ясных эмоций, тонкая линия губ плотно сжалась, а взгляд внимательно смотрел в лицо хозяина дома. Оперевшись о косяк он молча наблюдал за противостоянием отца и сына со стороны, и похоже даже не собирался вмешиваться, пока разговор не зашёл о его персоне лично. Мгновенно всем присутствующим стало ясно, что пришёл он сюда в компании Идена, но на фоне разгорающегося конфликта никто его попросту не заметил. — Мои люди уже знают о том, что произошло. Домовые эльфы разнесли новость об отравлении вашей дочери по всему поместью, — Лорд прошёл в комнату, и поравнявшись со стоящим у кровати Аластором, учтиво спросил. — Каковы шансы? Кемпел слегка повернул голову в его сторону и невольно выровнял плечи. Он конечно не знал, насколько старше его глава британского сопротивления, но на подсознательном уровне чувствовал себя вблизи от него не слишком уютно. По сей день он воспринимал Волдеморта и всю его аристократическую свиту как чужаков, и почему-то ему казалось, что Лорд ставит себя куда выше и значимее каждого в этой спальне, даже несмотря на то, что в словах его действительно можно было расслышать нотку сочувствия. Только вот непонятно, насколько искреннего. — Пока не ясно. До того момента, пока Уильям не изготовит для неё противоядие, она должна находиться под заклятьем. Он опасается, что во время приступа она может навредить себе и другим. Яд приносит ей ужасную боль, которая может заставить Висенью потерять рассудок, — волшебник прокашлялся и после недолгой паузы удрученно добавил. — Надеемся на лучшее. Цвет лица Идена поменялся с красного на салатовый, и он взмахом волшебной палочки притянул к себе одно из мягких кресел. Видимо до этой минуты он и правда не осознавал, насколько всё серьёзно, а после рассказа отца стал чувствовать себя неважно. То, шаркая ножками по полу, остановилось рядом с ним, и он тяжело опустился в него, с силой впиваясь пальцами в твёрдые подлокотники и принимаясь нервно стучать одной из ног об пол. — Позволите? — Волдеморт указал рукой в сторону кровати и Анвелл кивнул ему, давая разрешение подойти ближе. Мужчина остановился у большой постели и аккуратно коснулся запястья девичьей руки, заставляя отца её отпустить. Аластор громко сглотнул и с опаской наблюдал за каждым его движением, боясь упустить из виду что-то важное. Начиная со дня приезда и заканчивая этим вечером Кемпел был твёрдо убеждён, что Лорд уделяет Висенье слишком много, по его скромному мнению, ненужного внимания. Вокруг полно благородных дам, которые сочли бы за подарок судьбы оказать ему любую, даже непосильную, помощь. А он, словно нарочно, обращался только к ней, будто бы во всем поместье не было больше человека, который мог бы ему помочь. На общем собрании он собственными глазами видел, как Лорд любезно беседовал с ней в укромном уголке главного зала, и своими же ушами слышал рассказ Висеньи о их совместной прогулке следующим утром. И ладно бы только это. Желание изучить дракона поближе от человека, который не прожил с ними бок о бок много лет, понять искренне можно, но несколько последних дней раздражение отложилось на корке мозга Аластора от непрекращающихся:« — Висенья, подайте, пожалуйста, графин.»
« — Будьте так добры, подскажите, где находится вход в вашу семейную библиотеку.»
« — Мне посчастливилось переговорить немного с вашим учителем, защитные заклинания требуют куда более кропотливого труда?»
« — Мейла чувствует себя хорошо? Вечером я наблюдал за тем, как она охотилась из окна своей спальни. Должен признать, завораживающее зрелище.»
За завтраком, обедом, ужином, и в любое время суток, Лорд словно не мог не сказать ей хотя бы одно слово. Понятное дело, он никогда не позволял себе никаких похабных взглядов, любых прикосновений или более личных вопросов, но Кемпел всё равно ощущал где-то в груди опасный укол, который пронзал его лёгкие каждый раз, когда фигуру Висеньи провожали мужские взгляды. Стоило ему только попытаться поднять эту тему, как его сестра, Айрис, громко цокала и отказывалась в очередной раз выслушивать его жалобы, говоря, что их гость ведёт себя как порядочный джентльмен, и не более того, а раз уж Аластор стал видеть то, чего на самом деле нет, то ему в срочном порядке нужно отправиться к целителю, и по дороге засунуть свою беспочвенную ревность куда подальше. «Ревность. Смешно. Ревновать не к чему. Лорд всего-то мозолит ему глаза, как назойливая муха, не более. Да и невозможно ревновать ту, что тебе не принадлежит.» Внутренний голос, в ответ на эту мысль, довольно прошептал: «Пока не принадлежит.» — Я встречался с чем-то подобным однажды, — задумчивый голос вывел его из своих мыслей и вынудил наблюдать за тем, как пальцы Волдеморта медленно обводят вздувшиеся вены на её руке. К своему ужасу Кемпел заметил, что за каких-то жалких полчаса они стали выглядеть ещё более чёрными и нездоровыми, чем были до этого. — Ваш целитель знает что-нибудь о Болиголове? Аластор невольно сжал челюсть и изо рта вырвалось пылкое: — Конечно же, знает. Его экстракт используется в самых простых зельях. Висенья отправлена чем-то более серьёзным. Все удивлённо обернулись на него, словно только сейчас вспомнили, что неподвижная фигура у постели, вообще-то, тоже может говорить, но он смотрел только на одного человека и заметил, как губ его коснулась едва заметная ухмылка. «Неужели он думает, что самый одарённый целитель Ирландии такой неисправный идиот, что в первую же очередь не проверил симптомы отравления самых распространённых ядов? От простенького Болиголова с телом не происходит подобного.» — Я не был бы на вашем месте так уверен, мистер Кемпел, — на секунду взгляды их встретились в воздухе. Ярко-зелёные глаза смотрели смело, с вызовом, темно-синие же твёрдо и насмешливо. — Экстракт Болиголова в сочетании с некоторыми растениями даёт очень необычный эффект. Исключительный, я бы сказал… Аластор уже открыл было рот, чтобы спросить, о чем вообще идёт речь, но Иден озвучил его мысли куда быстрее: — Хотите сказать, что вы знаете, чем она отравлена? — О’Дану быстро поднялся со своего кресла и с надеждой взглянул в лицо Лорда. — Знаете, какое противоядие её вылечит? — Догадываюсь, — британец кивнул в сторону лежащей на кровати девушки и все взгляды сразу же устремились на неё. — В моей молодости в Лондоне произошёл ужасный случай: хозяйку огромного состояния и любительницу старинных артефактов нашли мёртвой в собственном доме. Изначально всё волшебное сообщество считало, что бедную женщину безжалостно убили из-за её бесчисленных сокровищ, которые она бережно хранила и категорически отказывалась продавать. Только вот всё стало на свои места, когда сотрудники министерства допросили её старого эльфа, который жил в семье женщины не одно поколение, — Волдеморт склонился над бесчувственной Висеньей и стал рассматривать что-то на её лице с таким интересом, словно пытался различить в музее редкий экспонат. — Её звали Хепзиба, Хепзиба Смитт. И умерла она от отравления собственной служанки, которая по ошибке добавила в её вечерний чай вместо сиропа Доксицид, который стоял там же, на полке кухонного буфета… Он замолчал всего на мгновение, но этого хватило, чтобы Аластор нетерпеливо спросил: — И к чему вы ведёте? Лорд взглянул на него оценивающе, а после снова улыбнулся, протягивая руку к лицу спящей. — К тому, мистер Кемпел, что фотографии бедной Хепзибы печатали во всех Лондонских газетах, её лицо знал каждый, как и то, что при жизни она крайне любила пить чай с шалфеем. Вступив в реакцию с Болиголовом, яд которого содержится в Доксициде, он вызвал ужасную реакцию организма… — длинные пальцы осторожно коснулись её щёк и переместились ниже, к губам. — Вздувшиеся вены, лихорадка, а ещё характерные пятна у рта, совсем как у Висеньи, вот тут. Он слегка отвёл руку и все присутствующие действительно увидели в уголках бледных губ что-то то ли чёрного, то ли фиолетового цвета, подозрительно похожее на… — Утренний чай… — голубые глаза Идена удивлённо расширились, он поражённо сверлил лицо сестры взглядом полным осознания, голос его звучал глухо, словно он не мог поверить в то, что говорит. — Она пьёт его только с шалфеем…***
Непонятный туман в сознании всё никак не желал рассеиваться. Лапы небытия держали её в своих объятиях необычайно крепко, не давая никакой возможности открыть глаза. То и дело до ушей долетали отрывки каких-то разговоров, отголоски окружающих звуков и запахов, но стоило только потянутся вперёд, в попытке снять с себя это странное наваждение, как то окутывало её с новой силой, не давая выбраться. Хотя, если признаться честно, в какой-то момент она просто перестала пытаться. Висенья не знала, где она находится, что с ней произошло, и почему вдруг её тело стало ощущаться так легко и свободно. Словно она была осенним листком, только что упавшим с сухой ветки. Размеренно и невесомо плыла по волнам спокойной реки, не зная, куда она приведёт. Какое ей до этого дело? Она не чувствовала боли, переживаний, сомнений и страха, просто находилась в окружении чего-то. Парила в невесомости и не думала ни о чем постороннем. О том мире, в котором она привыкла жить, о людях, что ждут её там, и таких далёких, совершенно ненужных сейчас, вещах… Лёгкие взяли в себя воздух и вдруг уже привычное блаженство нарушил тупой укол, словно кто-то только что пронзил те острым ножом. Девушка недовольно поморщилась, но исправно продолжила качаться на невидимых волнах, словно ничего необычного не случилось вовсе. Второй вздох, более глубокий и тяжёлый. Воздух почему-то обжигал горло, а тело словно начало просыпаться от глубокого сна, не сразу сообразив, что вообще с ним происходит. «Что такое? Всё же было так хорошо.» С третьим Висенья начала ощущать боль. Постепенно нарастающую, ноющую, просто адскую… «Что, черт возьми, такое происходит?!» Это было похоже на пламя внутри неё, словно кто-то разом поджог все органы и конечности. Она брала в себя спасительный воздух в отчаянии, но тот царапал горло и лёгкие осколками, причиняя только новую боль. Не было сейчас хотя бы одного участка тела, который не посылал в мозг сигнал за сигналом. Висенья не могла пошевелиться, собственные руки, казалось, стали весить целую тонну, а веки, в лучшем случае, несколько сотен. Всё смешалось в её голове цветным и шумным водоворотом, не давая сориентироваться в пространстве. В ушах гудел, в лучшем случае, огромных размеров улей, а в худшем, сразу несколько грузовых поездов. Единственное, что она знала и понимала сейчас, так это то, что она лежит на чем-то мягком, а её же собственное тело вот-вот порвёт на куски. Кости просто треснут под напором этого жара, а единственное, что от неё останется, это только угли и воспоминания. Хотелось кричать от этой невыносимой боли, хотелось рыдать и молить о милосердии, но ничего из этого она сделать сейчас не могла. Только пытаться исправно дышать и надеяться, что когда-нибудь эта пытка всё-таки закончится. «Больно. Больно. Больно. Просто невыносимо. Будто режут живьём тысячей раскалённых ножей.» И среди этого урагана шума, страданий и мук она вдруг расслышала чёткое: — Пейте, Висенья. Словно спасительные колокола этот голос прозвучал в её голове. И через мгновение она и правда ощутила на языке что-то горькое. И собрав в кулак всю ту волю, что у неё осталась, попыталась проглотить это нечто. В душе очень надеясь, что это был яд, который сможет помочь избавить её от страданий. Перед глазами вместо черноты снова появилась серая дымка. Она все приближалась и приближалась, а такой знакомый голос в ушах всё затихал и затихал. С последним вздохом Висенья подумала о том, что тепло чужих рук, которые она вдруг ощутила на своём лице, были, должно быть, руками самой смерти, а у ангела, что в последний момент пытался её спасти, ничего так и не получилось… Она и сама не поняла, в какой конкретно момент всё прекратилось. Когда вдруг в этой неестественно тёмной черноте стали появляться смутные очертания оранжевого цвета, по её собственным ощущениям прошло не больше нескольких минут. До ноздрей долетали отдалённые ароматы каких-то трав, воска и нечто похожего на нотку её любимого парфюма, который Висенья ненароком пролила сегодня утром, перед тем как покинуть свою спальню. Наконец-то гул в ушах стих и девушка отчётливо различила едва слышные звуки копошения и какой-то возни, кажется, стеклянные пузырьки передвигались с места на место. Кончики пальцев приятно покалывало от ощущения мягкой ткани под ними, боли она больше не чувствовала, только ужасную усталость и желание снова провалиться в долгий сон. «Что происходит?» Девушка прокручивала в голове свои последние воспоминания, пыталась понять, что вообще такое с ней случилось, и с каждой секундой была близка к выводу, что, должно быть, просто сошла с ума. «Городская площадь, музыка и танцы. Вкус алкоголя на губах и ощущение жара на щеках после трепетного разговора. Ударивший в нос запах дешёвых сигар и недоверие, а после… Что было после?..» Перед глазами невольно появились образы на пожелтевших от времени картах и Висенья наконец начала вспоминать всё то, что произошло после того, как значение рисунков на них было разгадано. Вспомнила как плохо ей было от страха за своё будущее, как в какой-то момент голова её начала кружиться, а пульс загудел в ушах. «С горем пополам ей удалось трансгрессировать. Она вместе с Аластором и Айрис вернулась домой, а потом упала! Потеряла сознание прямо на поляне!» От такого невероятного открытия девушка ощутила прилив душевных сил и почти сразу услышала скрип открывающегося окна, что означало, что прямо сейчас вместе с ней в комнате кто-то есть. Она резко открыла глаза, только вот, почти сразу же пожалела об этом. Те уже успели привыкнуть к темноте и любой источник света, даже такой слабый как свечи, заставил её с силой зажмуриться и глухо простонать от неприятного жжения. И, кажется, звук этот мгновенно привлёк внимание человека, находящегося сейчас в спальне. Послышалось несмелое: — Висенья?.. Девушка собралась с силами и приложила ладони к лицу, потирая пальцами пострадавшие глаза, спустя несколько минут после пробуждения тело слушалось её куда охотнее, и стоило ей сделать это, как по помещению прокатилось вновь, только вот на этот раз куда громче: — Висенья! Слава Дану, ты проснулась! — голос Дарины она узнала без труда, и уже через секунду почувствовала, как пружины матраса рядом с ней прогибаются от чужого веса. — Как ты нас всех напугала! Тир на Ног не сомкнул глаз. Все ждали, когда ты придёшь в себя, девочка моя, — тепло женской ладони коснулось её щеки и она снова открыла глаза, на этот раз куда осторожнее и медленнее. — Как ты себя чувствуешь? Перед её лицом застыло побледневшее от беспокойства лицо смотрительницы, руки женщины тряслись, прическа совсем растрепалась, а глаза покраснели. Даже сейчас в уголках их скопились горькие слезы. — Нормально, вроде бы, — Висенья невольно сглотнула и быстро сообразив, что случилось что-то куда более серьёзное обычного обморока, как она подумала в самом начале, осторожно спросила. — А что вообще произошло? Я совсем ничего не помню. Та в ответ только отрицательно покачала головой и невесть откуда достала носовой платок, принимаясь скорее вытирать брызнувшие из глаз слезы, от чего сердце О’Дану только сильнее забилось о грудную клетку. — Ничего, ничего, всё потом, — руки Дарины снова начали успокаивающе гладить её по лицу, но почему-то у девушки сложилось впечатление, что этими движениями она пыталась успокоить скорее себя. — Главное, что все обошлось. Клянусь Великой Матерью, девочка, как же ты меня напугала, — волшебница громко всхлипнула и заботливо поправила подушку над её головой. — Тебе ничего не болит? Может, хочешь воды? — Нет, нет, все хорошо, — она уже было попыталась подняться, но мгновенно заметив это, смотрительница с силой уложила её обратно, будто бы боялась, что стоит Висенье встать на ноги, то она рассыплется на осколки как хрустальная статуэтка. — Дарина, объясни мне, что случилось? Я помню, как упала, а дальше перед глазами темнота. Я, что, больна? Или в меня угодило какое-то тёмное проклятье? Но та пропускала все вопросы мимо ушей. Явно нарочно принимаясь хлопотать над ней, как над смертельно больной, и тихо приговаривала: — Позже, позже, весенняя. Отдыхай. Постарайся немного поспать, а утром мы все решим. Сейчас тебе нужны силы и покой. Спи, моя милая девочка, а я пойду и поблагодарю Дану за твоё спасение. Это она послала к нам британского Лорда, Висенья, я уверена в этом. Если бы не он, не знаю, чем бы всё могло закончиться. Как же хорошо, что он оказался рядом… Она явно хотела добавить что-то ещё, но девушка резко перебила её: — Лорда? Ты имеешь в виду того самого Лорда? — пазлы в мозгу никак не желали сложиться в полноценную картину, а еле слышные речи Дарины помочь ей в выполнении этого задания никак не могли. — Что всё это значит? Он, что, помог мне? Ни на один из её вопросов ответа О’Дану так и не получила, и когда стало понятно, что вытягивать их придётся чуть ли не под круциатусом, она не позволила укутать себя в одеяло ещё плотнее и не обращая внимания на протестующие возгласы резко села на постели, намереваясь встать. — Тише, тише, не нужно так резко! — но та уже опустила ноги на холодный пол и шатаясь направилась к выходу из своей спальни. — Непослушная девочка, куда же ты?! Твой отец сейчас страшно занят, не нужно его отвлекать! Висенья бросила через плечо: — Для меня у него найдётся несколько минут, раз уж ты говоришь, что всё поместье так переживало за мою жизнь. Рука легла на поверхность красиво отделанной ручки и когда она уже собиралась потянуть за неё, замок звучно щёлкнул, а в руках Дарины уже была волшебная палочка. Она мрачно смотрела на замеревшую в дверях девушку, и той мгновенно стало понятно, что произошло что-то ужасное. Настолько тяжёлым был этот взгляд, настолько горьким и отчаянным. — Твой отец расскажет всё утром, — чётко и раздельно, словно смотрительница крутила красной тряпкой у носа свирепого быка. — А до этого времени мне велено не выпускать тебя из спальни. Тёмные брови напряжённо нахмурились, а где-то на уровне глотки комом застыла паника. «Неужели кузены проболтались? Рассказали о том, где они, трое, были на самом деле?» — Меня посадили под домашний арест? Я правильно всё понимаю? Дарина устало вздохнула и отрицательно покачала головой. Волшебная палочка исчезала в складках её платья и женщина накинула на плечи спавшую вуаль. Говорить у неё не было и малейшего желания, и она, буквально, заставляла себя это делать, понимая, что молчание разозлит Висенью пуще прежнего. — Конечно же нет. Просто, не нужно тебе видеть того, что происходит сейчас. Тебе нужны силы, покой… — девушка всё так же продолжала сверлить её взглядом и в момент, когда волшебница ненароком взглянула ей прямо в глаза, нахмурилась только сильнее. Девушка знала её далеко не один год и теперь ей было очевидно, что смотрительница что-то скрывает. Она выглядела, мягко сказать, нервно, и это настораживало ещё больше. — Не вынуждай меня спорить с тобой, весенняя, ты же знаешь, как я этого не люблю. Пожалей моё больное сердце. Пришлось удержаться, чтобы не поднять глаза к потолку. Аргумент насчёт «больного сердца» Дарина использовала каждый раз, когда понимала, что методы убеждения не работают, а вот давить на жалость она умела всегда. — Твоему сердцу не придётся болеть, если ты просто скажешь мне, что происходит. Или хочешь оставить меня в неведении до самого утра? — глаза инстинктивно пробежались по комнате в поисках волшебной палочки. Та мирно лежала на прикроватной тумбе, по соседству с любимым подсвечником. — И я, к слову, тоже умею пользоваться палочкой, и знаю, каким заклинанием открыть эту дверь. Целая минута полная напряжённого молчания, а после Дарина приняла свое поражение. Понимая, что пытаться спорить сейчас было бы бесполезно. — Конечно же, ты знаешь. Не зря же отец отдал столько сил на твоё обучение, — женщина устало опустилась на кровать и пригласила её сесть рядом. Вид у неё был расстроенный и удрученный, Висенье казалось, что она не знает, с чего вообще начать, а главное, как сделать это. — Прежде чем я начну учти, что то, что ты услышишь, тебе не понравится, но ты не имеешь права вмешиваться. Твой отец — глава семьи и ему лучше знать, как поступить правильно. Девушка медленно опустилась на кровать и чувствуя, как её плечи сами собой напрягаться, смотрела лицо женщины, которая вырастила и любила её как мать. Женщины, к которой она была так сильно привязана. И женщины, которой предстояло открыть ей правду о прошедших в небытие часах. Словно чувствуя мрачное настроение своей хозяйки ткань полога беспокойно зашелестела от порыва ветра, окна так и остались открытыми, а пламя свеч задрожало на стенах и лицах, вынуждая пробежаться по тем тёмную тень. — Тебя отравили, Висенья, — волшебница медленно повернула голову и посмотрела ей точно в глаза, сухие губы слабо шевелились, но в комнате было настолько тихо, что О’Дану смогла расслышать эти слова без труда. — Вместо сахара в твой утренний чай был добавлен перетёртый корень Болиголова. Уильям Бабингтон не мог знать наверняка, каким ядом ты была отправлена, но Лорд уже встречался с подобным раньше и смог вовремя изготовить для тебя противоядие. Этот мужчина спас тебе жизнь, Висенья. Если бы не он, то мы не успели бы тебя спасти. В ушах вдруг прозвучал голос. Голос, который показался ей таким знакомым. Тот самый, который она приняла за последние, обращенные к ней, слова:« — Пейте, Висенья.»
— Но, — дыхание перехватило, и она закашлялась. Это просто не укладывалось в голове. Информацию мозг воспринимал как ложную, не желая принять услышанное за правду, — но, как же? Это невозможно. Столько времени прошло, я должна была давно умереть. Мне стало плохо ближе к ночи, если бы это был яд… Девушка замолчала, слова не желали складываться в более-менее связанные предложения, а было успокоившееся сердце принялось качать кровь по венам с новой силой, вспоминая ту злополучную кружку чая за завтраком. Вновь и вновь прокручивая перед глазами тот момент, когда она ощутила такой знакомый вкус на языке. «Подумать только, она выпила вместе с любимым чаем отраву, да и ещё и пирожным закусила! Если бы этой ночью спасти её не получилось, то это была бы, пожалуй, самая нелепая смерть в их семье.» Сарказм, с каким она думала о произошедшем, на самом то деле, скрывал за собой ужас и страх. Одна только мысль, что такая мерзкая и ужасная зараза была в ней весь этот день, не давала покоя. Она сбежала из дома, веселилась и танцевала в городе полным маглов и даже не подозревала, что с минуту на минуту может умереть. За всю её осознанную жизнь, которая не была лишена потенциальных опасностей, Висенья никогда ещё не чувствовала так явно, насколько близко оказалась к той самой черте, после пересечения которой обратно уже просто не возвращаются. В любой момент она могла упасть замертво и никто, разве что кроме самой Дану, уже точно не спас бы её. Она сидит здесь сейчас только благодаря удаче, не более. О Болиголове и тому, какое действие он оказывает на человека, она знала их книг и рассказов, но ни на одной из потёртых страниц точно не было написано о тех муках, которые ей посчастливилось пережить. «Разве Болиголов не считается быстродействующим ядом? Докси умирают после отравления им мгновенно.» Про себя подметив, что масса её тела явно будет побольше маленьких докси, она решила в ближайшее время подробнее прочитать об этом растении, а в особенности тот пункт, в котором говорится о его сочетании с другими экстрактами. Неожиданно её руку накрыла чужая рука, и ей пришлось отвлечься от грузных размышлений. Взгляд проследил за тем, как пальцы Дарины вдруг крепко сжались. — Это ещё не всё, — голос её дрожал, хватка на девичьей руке в мгновение стала ощущаться куда сильнее, а среди лёгкого треска в горящем камине и скрипа распахнувшегося окна раздалось тихое. — Это сделал Кири. Этим утром он чуть тебя не убил.***
Высокие колонны и потолки отражали от себя тихие всхлипы и чужую дрожь. Разноцветные стекла витражей в главном зале складывались гранями и рисовали перед присутствующими лицо красивой женщины. Нежные и мягкие черты, длинные, будто у лесной нимфы, волосы и прекрасные губы, но больше всего из всей картины выделялись, конечно же, глаза. Словно два ярких рубина они смотрели на всех свысока, будто Великая Мать знала, кто на самом деле был ответственен за страдания её дитя и была готова строго покарать преступника за такой бесчестный поступок. Подумать только, яд. Медленно действующий, выявить его с первого раза не было и возможности. Хитро и беспощадно он не оставлял своей жертве и шанса. Слишком коварный, слишком двойственный поступок для того, кто был обвинён, и вполне себе ожидаемый от того, кто стал этой ночью спасением. Но она видела всё. Видела черноту его души, видела то немногое, что от неё ещё осталось, и понимала, что на самом деле произошло. Но, к сожалению, взгляды её бренных детей были целиком покрыты пеленой гнева и ярости, что мешала им действительно видеть. Таков порок человеческий — любить. Горевать, когда любовь их уходит и ненавидеть, когда кто-то пытается её забрать. И всё что ей оставалось — наблюдать. Надеяться, что та черта, за которую она одарила именно их, всё-таки сможет пересилить жажду чужой крови, ведь любая жизнь — бесценна. Любая душа — великий дар, и отнимать её может только тот, кто ответственен за её создание. — Хозяин, прошу! — отчаянный визг эхом прокатился по большому залу, и совсем маленькая фигурка в самом его центре отчаянно забилась на натёртом до блеска полу, роняя на тот горькие слезы. — Кири не делал этого! Прошу, хозяин, Кири никогда не брал в руки тот порошок! Кири не знает, что это такое! Жалостливые мольбы и безудержные рыдания мгновенно оборвал громогласный голос: — Ты лжешь, эльф! Ты лжешь прямо в глаза своему хозяину! — трясущийся домовик мгновенно застыл на месте, так и не решаясь поднять головы, словно боялся даже самым незначительным движением обрушить на себя гнев волшебника, которому служил. — Я видел твои мысли, видел твои воспоминания! Анвелл О’Дану стоял перед ним и сверху вниз смотрел на существо в лохмотьях, которое вот уже полчаса без устали пыталось его убедить, что груз произошедшего лежит не на нём. Лицо мужчины побелело от ярости, древко волшебной палочки в руке призывно покалывало ладонь, так и умоляя запустить в эльфа зелёную вспышку. Избавить от страданий и его и себя, ведь О’Дану собственными глазами видел в его воспоминаниях как эта маленькая, иссохшая ручка рассыпала над кружкой белый, совсем как сахар, порошок. Чуть было не лишила его единственной дочери, за жизнь которой он так боялся и так бережно охранял. Он не мог и представить, что угроза придёт из его же собственного дома, от всего-то эльфа-домовика, главная цель жизни которого — заботиться о благополучии своего хозяина. И уж точно не думал, что у слуги хватит дерзости нагло врать, смотря в лицо человека, который дал ему работу и дом. Который доверил ему заботу о Висенье. Сейчас его волновало мало, как именно это произошло. Случайно, или быть может эльф решил свести с ним свои личные счеты, всё это неважно. Важно лишь то, что в эту самую минуту его дочь мучается в своей постели, а виновный должен понести за это наказание. — Хозяин...— жалобно. Домовик едва мог говорить от ужаса за свою жизнь, а быть может от раскаяния за содеянное. — Кири не помнит, как это произошло, Кири не знает… — Отвертеться не получится, эльф! — на этот раз Десмонд Кемпел решил вмешаться. Рядом с ним молча стояли его дети и наблюдали за этой картиной. Эмоции на их лицах прочитать было сложно, но одно было ясно наверняка, никто из них точно не думает, что домовик уйдёт отсюда живым. — К тебе применили легилименцию! Ты знаешь, что это такое?! Низкой фигурке в центре зала пришлось утереть слезы собственным фартуком и попытаться сказать хоть что-то в свою защиту. Слезы все никак не желали перестать бежать из огромных, будто теннисные мячики, круглых глаз, заострённые уши инстинктивно прижались к голове, а полный надежды взгляд метался от одного человека к другому, пытаясь прочитать хотя бы в одном из них нотку сочувствия, но никто ему явно не верил. Бедный домовой эльф, который служил этой семье вот уже много лет, чувствовал себя маленькой рыбкой в море полном акул. Которые всё кружили и кружили вокруг него, вот-вот готовясь сомкнуть на его шее острые зубы. — Кири не знает, как работает волшебство. Кири никогда не пользовался волшебной палочкой… — Хватит тратить наше время, — Иден всё это время стоял в тени колонны и с очередным оправданием окончательно потерял терпение. Мужчина резко оттолкнулся и убрал белокурые волосы со своего лица, ярко-голубые глаза метали вокруг себя молнии. — Он виновен, это очевидно. Он чуть не лишил сразу две семьи надежды на продолжение рода из-за своей глупости, о чем тут можно говорить? Пусть умрёт. Если никто не пожелает оказать нам такую честь — я скормлю его Нуаду. Он бросил презрительный взгляд на распластавшуюся по полу фигуру и маленькое тельце снова затрясло, как в лихорадке. Со стороны могло показаться, что домовик забился в приступе, но на самом то деле устроенные природой инстинкты не давали ему сдвинуться с места. Даже если бы он искренне желал убежать, без дозволения хозяев, которые все, как один, хотели его смерти, сделать этого он не мог. Одна лишь Айрис, мягкая сердцем, глубоко вздохнула и прикрыла глаза, не желая наблюдать за тем, что будет дальше. — Нет нужды. Всё произойдёт быстро. Десмонд вышел вперёд и его зелёные глаза впились в лицо главы дома, словно спрашивая разрешения. Анвелл несколько секунд наблюдал за залитым слезами эльфом, смотрел на то, как тот трясся в отчаянии и без слов умолял его о пощаде. На мгновение, всего на мгновение, на покрытом мелкими шрамами лице появилась эмоция жалости, но волшебник быстро спрятал ту за холодной маской, переводя взгляд в сторону. Кивок. Волшебная палочка Кемпела выпорхнула из кармана мантии и мужчина направил её прямо в лицо замеревшего от ужаса эльфа. Айрис не выдержала и отвернулась, челюсть Аластора сжалась и даже Иден, как казалось, затаил дыхание. — Авада… Двери главного зала с громким стуком распахнулись, и в помещение ворвались сразу два человека. — Нет! Стойте! Первой была девушка, всё ещё смертельно бледная, но к общему удивлению уже способная твёрдо стоять на ногах. Взгляд её глаз быстро прошёлся по открывшейся ей картине и замер на кончике волшебной палочки дяди. Следом за ней, почти задыхаясь, в дверях появилась крупная женщина с проблесками седины в неизменной причёске. Дарина схватилась руками за сердце и, переводя дыхание, принялась кричать: — Я пыталась её остановить, клянусь всеми богами, пыталась! Но никто её уже не слышал, никто из присутствующих даже не перевёл на неё взгляда. Несколько пар глаз, не отрываясь, следили за тем, как палочка из вишни взметнулась в воздух и указала в сторону Десмонда, из её кончика посыпалось несколько угрожающих искр. — Оставь его, дядя, — несмотря на то, что недавно очнувшаяся Висенья всё ещё выглядела крайне плохо и дышала так же тяжело, как и Дарина, её волшебная палочка лежала в руке на удивление твёрдо и прямо. В глазах яркими огнями горела решимость, а голос её звучал громко. Сейчас в нём нельзя было услышать и капли страха. — Кири — мой эльф. Он служит мне, и только я буду решать, что делать с ним дальше. Её неожиданное появление явно ввело всех в лёгкий ступор. В первые несколько секунд никому не нашлось, что сказать, и даже вездесущий Аластор словно проглотил собственный язык. Все смотрели на неё так, словно в эту секунду перед ними вдруг появился призрак недавно почившего родственника, и только старый домовик, в лицо которого все ещё была направлена палочка Десмонда, громко хлопнул в ладоши и завопил, будто бы не ему грозила верная смерть: — Молодая мисс, молодая мисс! — домовик кинулся к ней и упал в ногах, слезы вновь градом покатились из его огромных глаз. — Мисс Висенья жива! Мисс Висенья проснулась, какое счастье! Какая радость! — Не делай глупостей, Висенья, это существо тебя чуть не убило, — лицо дяди покраснело от ярости, он оправился от потрясения первым и с эмоцией высшей степени омерзения смотрел на рыдающего у её ног эльфа. — Он — предатель, который предал доверие своего хозяина. И умрёт он как предатель! «Хлоп!» Палочка Десмонда отлетела к ближайшей стене, и первое заклинание с её стороны заставило всех активироваться мгновенно:« — Висенья, что ты творишь?!
— Ты хоть понимаешь, что сейчас сделала?!
— Она не в себе, Дарина, быстро уведи её, пока она не наделала ещё глупостей!»
— Послушайте! Только послушайте! — ей тоже пришлось перейти на крик, чтобы рассерженные родственники точно смогли расслышать её. — Всё случившееся — ошибка! Кири служил верой и правдой нашей семье много лет! Я никогда не поверю, что он мог сделать это со мной намеренно! Она отчаянно пыталась достучаться до них. С надеждой в глазах смотрела то на отца, то на брата, но понимала, что никто из них сейчас её не слышит. Висенья отчетливо видела, что среди всех присутствующих она единственная, кто мог мыслить здраво, и знала, что против всех и сразу ей просто не выстоять. «Кири. Эльф, который служил её матери, и пообещал той на смертном одре, что будет так же верно служить её дочери. В память о хозяйке, которую сильно любил. Который приходил в её спальню каждое утро с одним и тем же: «Молодой мисс пора просыпаться!». Столько дней, минут, часов он провел рядом с ней и никогда не заставлял сомневаться в собственной верности. Так почему же всё так сильно изменилось за одно утро? Как он мог проникнуться ненавистью к ней за пару часов?» Ответ на этот вопрос пришёл к ней мгновенно, девушке даже не пришлось на этот счёт размышлять. «Потому что, это не он. Столько возможностей убить её у него уже было. Следствием обмана кто-то заставил его сделать это.» И та жестокость, с которой вся её семья отнеслась к верному домовику, заставила Висенью по-настоящему ужаснуться. Ещё приближаясь к двери, она слышала, как с уст дяди чуть не сорвалось убивающее заклятие. «Ладно, наказание или четвертование! Пусть даже дадут Кири одежду, не важно, но поднять палочку на беззащитное создание, которое при всём желании никогда не сможет защититься! Какая гнусность!» — Она спятила! — Иден раскинул руками в воздухе и в бессилии повернулся в сторону Анвелла. Он был единственным человеком в комнате, который после неожиданного появления Висеньи продолжал сохранять молчание. — Отец, она всё ещё не в себе! Эльф пытался убить её, а она выступает в его защиту! Тот ничего не ответил. Только стоял и сверлил непроницаемым взглядом лицо непутёвой дочери. Плечи его выглядели прямо, напряжённо, по выражению его лица, по каждой мимической морщинке девушка мгновенно поняла, что вот-вот её выставят отсюда прочь и поспешила вновь предпринять попытку образумить присутствующих: — Я не ставлю твои слова под сомнение, отец, но никто из вас не имеет права распоряжаться жизнью Кири без моего на то разрешения. Мама перед смертью передала его на служение мне, — она невольно перевела дыхание и опустила взгляд на бедного домовика. Его крохотные пальчики вцепились в её лодыжки с невероятной силой, грозя оставить на тонкой коже синяки. Она отчётливо ощущала его непрекращающуюся дрожь и чувство ответственности за него, за его жизнь, придавало ей сил и решительности говорить дальше. — Я была отравлена и мне решать, как поступить с виновным. Это будет справедливо. Солнце только-только принялось просыпаться ото сна. Лучи наступающего рассвета осветили высокие витражи яркими красками. Голубые глаза со смесью предвкушения и страха проследили за тем, как Анвелл слегка приподнял подбородок вверх и оценивающе выгнул бровь. Ему явно было крайне интересно, каким именно образом она собирается спасать Кири из зыбучих песков, в которые ему так не посчастливилось угодить. — И какой выход из положения ты можешь нам предложить, Висенья? — его палец размеренно бил о ручку излюбленной трости, оба смотрели только друг другу в глаза, не обращая внимания на возмущённые вздохи и недовольное цоканье Идена. — Я не позволю ему остаться здесь, предателям не место в моем доме, — где-то снизу послышался очередной всхлип. — Но и его смерти ты не хочешь, верно? — девушка быстро кивнула и болезненно сощурилась, после слов о том, что он не останется в Тир на Ноге в любом случае, пальцы Кири сжались ещё крепче. — Если ты думаешь, что поступаешь милосердно, освободив его, то ты очень ошибаешься. Увольнение для домовика хуже мучительной смерти. Ни один волшебник не возьмёт во служение выгнанного с позором эльфа. На свободе он просто не выживет. Оспорить эти слова она даже не пыталась, Анвелл был абсолютно прав. Как показывала практика эльфы, что были оторваны от дома, в котором служили много лет, мало того, что не могли найти хоть какой-то новой работы, так ещё и страдали от ужасного позора и крайне часто на свободе просто не выживали, до последнего сохраняя верность прежним хозяевам. Так что, Висенья решила пойти по иному пути. — Я найду ему новое место, — горячо вставила девушка, — найду, куда можно его пристроить, он не останется здесь. Пожалуйста, отец, — её брови умоляюще выгнулись, в носу от чего-то защипало, и она сказала то, что с первой секунды её появления здесь вертелось на языке как кровоточащая язва. — Мама очень любила его, — голубые глаза боязливо смотрели в замеревшее, словно статуя, лицо мужчины, — и не одобрила бы. В память о ней, позволь ему просто уйти. Если весь их диалог Висенья с точностью могла сказать, что её слова об невиновности Кири никого убедить не смогли, то после упоминания Эйны с покрытого мелкими шрамами лица Анвелла постепенно начала сходить та странная тень, что делала такие знакомые черты холодными, чужими. Помимо смертельной усталости, злобы, недоверия и презрения во взгляде его вдруг проступило что-то тёплое. Словно яркое солнце вдруг принялось нагревать острые ледники, вынуждая те постепенно оттаять. Краем глаза она заметила, как помрачнел взгляд Идена, и брат перевёл тот на стеклянные витражи, сквозь которых уже проглядывались чёткие очертания зелёного леса. Такая долгая и страшная ночь заканчивалась. — Хорошо, — чётко и раздельно. С души девушки словно разом упала сразу сотня тяжёлых камней. — Но это будет на твоей совести. И с последствиями, что обязательно последуют за твоим милосердием, справляться тебе самостоятельно. Если вдруг я узнаю, что эльф выдал наши тайны хотя бы одной живой душе, то в следующий раз надавить на память об Эйне у тебя не получится. Она отрывисто кивнула и обратилась к прижавшемуся к ней эльфу. Несмотря на то, что жизни его больше ничего не угрожало, дрожь всё никак не желала отпустить Кири, когда он понял, что свой дом ему придётся оставить. «Похоже, до последнего надеялся, что поместье покидать не придётся…» — Кири, жди меня в моей спальне. Тот послушно отступил и с громким хлопком исчез, оставляя после себя неприятную, нагнетающую, тишину. Все смотрели на неё. Смотрели так, словно она сбежала из отделения магических травм психологического характера. А особенно красноречивым был взгляд её дяди, в котором ясно читалось, что милосердие, которое она проявила сегодня к такому, по его мнению, низкосортному существу вроде какого-то эльфа это, всего-навсего глупость и слабость, но сейчас девушке было абсолютно плевать на его мнение. Она любила его. Правда любила, даже несмотря на то, что со своими правилами, напоминаниями и бесконечными нравоучениями Кири порой раздражал её до зубного скрежета. Как к доброму другу Висенья была сильно к нему привязана. Всё-таки, он своими глазами наблюдал за тем, как она росла. — Спасибо, — от выброса адреналина голос её охрип, и она сделала шаг назад, намереваясь выйти из зала, — спасибо, папа. Впервые, со дня смерти Эйны, она назвала его так и чётко уловила, что Анвелл мгновенно это заметил. Стоило дубовым дверям закрыться за ней, как Висенья почти бегом направилась к лестнице, намереваясь поговорить с Кири до того момента, пока Аластор и Айрис заявятся в её комнату. А то, что кузены сделают это при первой же возможности, она даже не сомневалась. Айрис, само собой, будет говорить, что она повела себя глупо, а Аластор, наверное, в своём репертуаре выдаст какую-нибудь особенно обидную колкость о сомнении в её психическом здоровье. Девушка пересекла первый пролёт и чётко увидела, как уже почившие О’Дану принялись перебегать на портреты друг друга и шушукаться, бросая в её сторону многозначительные взгляды. «Да уж, этот поступок явно будут припоминать ей до конца жизни.» И как раз в тот момент, когда она достигла второго этажа и параллельно слушала нарочито громкие разговоры Винчеста О' Дану. Её прапрадедушки, и по совместительству до крайности надоедливого и докучного старика, со своей соседкой о том, что эльфы-домовики — сорт низший, а по-настоящему достойным волшебникам вроде О' Дану с их мнением считаться не по статусу. Не видя за тяжёлыми мыслями совсем ничего, она не заметила человека, который вдруг неожиданно появился из-за поворота и, само собой, больно впечаталась носом прямо в его чёрный галстук. После недавнего пробуждения девушка всё ещё чувствовала себя неважно, и от такого удара голова её против воли слегка закружилась, заставляя сделать ошалелый шаг назад, к лестнице. В нос вдруг ударил тонкий запах знакомого одеколона, длинные и изящные пальцы крепко схватили её за плечо и вместе с тем, как от страха девичье сердце сделало первый беспокойный удар, до ушей донеслось отчётливое: — У вас явные проблемы с координацией, Висенья. Она подняла голову и мгновенно столкнулась с оценивающим взглядом тёмно-голубых глаз Волдеморта. Утро только наступило, а он, как и всегда, вид имел человека, который и не спал вовсе. Одежда с иголочки, каждый локон тёмных волос лежит на своём месте, а лицо идеально выбрито, хотя сейчас, на секундочку, время было крайне раннее. От него приятно пахло мужским парфюмом, голос звучал мягко, бархатисто, а рука всё по-прежнему цепко держалась за острое плечо, словно британец боялся, что она вот-вот кубарем покатится с лестницы позади себя, как глупый щенок. «Тебя ещё не хватало!» Она поспешила отступить в сторону и сложила руки за спиной. В то время как в голове появилась отчетливая мысль, что она совершенно не готова к разговору с ним. Все её мысли были заняты другими беспокойствами и вновь вступать в «диалог» с Лордом у неё пока не было и малейшего желания, особенно исходя из того, какими обычно были их разговоры. Но, всё же, Дарина сказала, что это именно он изготовил для неё противоядие. И, вероятно, без его помощи прямо сейчас сюда уже шла бы похоронная процессия… — Да, я всё ещё не до конца оправилась после отравления, — голос её все ещё звучал немного хрипло, и она поспешила прочистить горло, чтобы следующие слова прозвучали куда лучше. — Мне рассказали о вашей помощи в изготовлении противоядия. Похоже, что то, что я всё ещё стою здесь, только ваша заслуга… Она старалась не смотреть ему в глаза, и вместо этого сверлила взглядом воротник его белой рубашки, словно именно предмет гардероба оказал ей такую непосильную услугу. — Стоите, только, не слишком устойчиво, — в голосе его послышались насмешливые нотки, но девушка была слишком смущена, чтобы обратить на это внимание. — Так уж вышло, что я уже сталкивался с чем-то подобными однажды, поэтому я смог оказать небольшую помощь вашему целителю. Мы изготовили для Вас противоядие общими усилиями. Волшебник вальяжно сложил руки в карманы, в то время как Висенья решительно не знала, куда ей деть свои. Его взгляд ощущался на коже как противный зуд, даже не поднимая головы она знала, что он смотрит точно в её лицо. — Но вы не обязаны… Дыхание сперло, и она замолчала. События прошедшего дня смешались в её голове огромной кашей, вынуждая затылок опасно пульсировать. Какие бы странные отношения у неё не сложились с Лордом, отрицать и без того очевидного она не могла. Этот человек спас ей жизнь, а его личные качества волновали её мало. Пусть хоть сотрёт целый Лондон с лица земли, выразить благодарность ему она обязана. — Верно, — Висенья всё ещё сверлила взглядом прекрасно выглаженный воротник мужской рубашки, снова чувствуя себя в его присутствии глупым ребёнком, не способным связать и двух слов, — но благодарности можете оставить. Вы оказали мне услугу, а я оказал её вам в ответ. Висенье подумалось, что ту прогулку в лес едва ли можно назвать равносильной услугой тому, что волшебник сделал для неё сегодня. Этот мужчина буквально вытащил её с того света. — Всё-таки я попробую, — она глубоко вздохнула, и собравшись с мыслями, тихо произнесла. — Я в неописуемом долгу перед вами, и сейчас действительно понимаю, почему ваши люди так верны вам. Вы — выдающийся волшебник… И в момент, когда она хотела закончить свою фразу долгожданной благодарностью, он вдруг вставил ироничное: — Такие хвалебные эпопеи вы моему галстуку посвящаете? — щёк коснулся стыдливый румянец, и она обиженно поджала губы. Глупо было думать, что Лорд оставит её поразительный интерес к его одежде без внимания. — Не смотреть в глаза собеседнику очень неприлично со стороны такой благородной дамы как вы, не считаете? Желание яро оспорить это заявление появилось в мозгу мгновенно, но она успешно сдержала этот порыв, как бы невзначай проговаривая: — Смотреть мужчине только в глаза считается не менее дурным тоном. Послышалось насмешливое: — Как-нибудь переживу. Висенья невольно облизнула губы и на секунду прикрыла глаза, отчётливо ощущая, как её лицо против воли хозяйки начинает покрываться бурыми пятнами. «Просто сделай это. Дай ему то, чего он так хочет, и он оставит тебя в покое.» — Спасибо вам, мой Лорд, — наконец веки её поднялись, и она посмотрела мужчине прямо в глаза. — Вы спасли мне жизнь сегодня. Я, как и мой отец, этого не забудем. Снова он смотрел на неё так, как смотрят ядовитые змеи на долгожданный ужин. Будто бы ещё минута и он кинется на неё, впиваясь острыми клыками прямо в кожу. Висенья решительно не понимала, что такого она снова успела сделать, чтобы заслужить такой взгляд. Неужели его так злит любое неповиновение в свою сторону? Или она просто не слишком уж искренне выразила благодарность? — Не сомневаюсь, — он вдруг сделал резкое движение, и девушка против воли испуганно дёрнулась, решив, что Лорд направляет на неё волшебную палочку, но это казалось не так. Вместо этого он обвил пальцами запястье одной из её рук, и сделал то, чего она ожидала меньше всего. Осторожно, еле касаясь, коснулся губами тыльной стороны её руки. — Поправляйтесь, Висенья. Очень надеюсь, что скоро вы будете чувствовать себя лучше. А после отступил от неё и направился к лестнице, уже через секунду исчезая за ближайшим поворотом. Висенья, словно громом поражённая, смотрела на то место, где только что исчез Лорд. Отчётливо ощущала, как кожа в том месте, где были его губы, пылает словно ожог. И с каждой секундой понимала, что в этом доме происходит что-то, чего она не в силах понять.