Ризанетти

Все клерки Императорской канцелярии чем-то похожи друг на друга — синева под глазами стирает рознящиеся черты. У парня за конторкой чёрный воротник и грустное лицо. Он пытается ответить улыбкой на улыбку, но справляется чуть лучше паралитика и бросает эту затею. Флавий чувствует к нему странную симпатию. Как будто они уже товарищи: пока не по работе, так хотя бы по второсортному положению. Оба отпрыски, которых на первый ярус занесло вопреки здравому смыслу. Врать стыдно. «Проблем у него не будет, — утешает себя Флавий. — А если и будут, он поймёт. Не был бы здесь, если бы не понимал». Клерк смотрит на него так, будто мысли читает. Выслушав про «оставленный пропуск», тускло усмехается: — Домине, вы же понимаете, что это обход формальностей, доступный только да Гире? Сочувствия убавляется мгновенно. Флавий строит честные глаза и понижает голос, чтобы не выдать раздражение. — А в чём противоречие, домине? — Вот в этом, — клерк касается воротника. — Таким, как мы с вами, пропуски не оставляют. — Как видите, дежурных это не смутило, — кивает Флавий в сторону лестницы. Клерк, качнув головой, смотрит ему через плечо, будто ждёт чего-то. Флавию становится жарко. — Вы хотите, чтобы я описал в подробностях… — ещё тише начинает он, но осекается, потому что сзади окликают: — Домине Зарус? У Симона Сотоса льдистые глаза и неуютный взгляд. Флавий натягивает оборонительную улыбку: — Добрый день, домине. — Ещё раз, — прохладно отзывается Сотос и складывает руки на груди. — Ты не заблудился? — Надеюсь, что нет, домине, — Флавий указывает клерку за спину, на арку, облицованную искристо-белым: — Гости домине да Гире собираются там, я же ничего не путаю? — Гости домине да Гире? — переспрашивает Сотос, наклонив голову. Виртуозно маскирует издёвку под интерес. У Флавия скулы горят, но он только пожимает плечами: — Верно. И для компании, которая собирается сегодня, допустимы любые исключения. Например, позвать кого-нибудь с чёрным воротником. — То есть тебя пригласили? Флавий готов ненавидеть Сотоса: его породистые черты, прямой профиль, его белый воротник и плащ советника. Его уверенность, что долгим взглядом в упор можно заставить кого угодно раскаяться во лжи. Тянуть улыбку трудно, но стоит продолжать хотя бы Сотосу назло. — Верно, домине, — подтверждает Флавий, не моргнув. Сотос молчит пару секунд. «Выгонит, выгонит, выгонит», — скачет в голове паническая мысль. Флавий прячет руки за спину, чтобы не выдать себя дрожью в ладонях. — В таком случае, не стоит опаздывать, — говорит Сотос. Не глядя минует конторку и на ходу делает пригласительный жест: — Идём, Зарус, здесь можно заблудиться. Он выглядит бесстрастным, но что-то нехорошее мерещится в складке у поджатых губ. Флавий фыркает про себя: Сотос рассчитывает на представление. Воображает, как под недоумевающими взглядами да Гире врунишка с пятьдесят четвёртого вспомнит своё место. Сотос — надо же — хочет его проучить, а тем временем проводит через последнее препятствие. Альберт сказал: Мария Маркис будет на вечере. Мария — самый верный козырь. Она подыграет, можно быть спокойным. «Спасибо, Мастер, — мысленно благодарит Флавий. — Ты же меня ведёшь, не иначе?» В маленьком коридоре мрамор блестит, будто инеем покрытый. На светильниках дрожат хрустальные подвески. Плиты на полу отполированы до зеркального блеска — Флавий видит краем глаза, как скользит по ту сторону его тёмное отражение, но смотрит вперёд, на Сотоса. Тот не оборачивается. Сердце колотится у горла, и Флавий напрасно пытается утихомирить его усилием воли. «Нужно быть спокойным, — повторяет себе. — Уже нечего бояться». Не помогает. Флавий пригибает голову, чтобы вслед за Сотосом нырнуть в арку с неразборчивой лепниной на архивольте. Гостиная неожиданно большая. Флавий запрещает себе крутить головой, потерянно глазея по сторонам, поэтому видит лишь центр — низенький стол на витых ножках и диваны, расставленные полукругом. С трёх сторон к нему обращаются безучастно-любопытные глаза. Две белые рубашки — оба да Гире на месте. Белобрысая головка всего одна — из Моссов пока только Валерия, и тем лучше. Больше ни одного знакомого лица. Марии Маркис здесь нет. У Мастера неплохое чувство юмора. — Добрый день, — здоровается Флавий, вежливо улыбаясь в пространство. В ответ ожидает гробовой тишины — и, право, лучше бы так оно и было, потому что Валерия говорит с весёлым удивлением: — Флавий? Давно тебя не видела. Умеешь неожиданно появляться. — Не без этого, доминицелла, — смотреть на неё чуть менее страшно. Хотя бы потому, что Флавия она раздражает. — Нет-нет, здесь никаких «доминицелл» и прочего, — широко улыбается Валентин. Он без пиджака, белые рукава закатаны до локтей. — Все же свои. Кстати, не поделишься секретом неожиданных появлений? Изящный способ спросить: «Какой идиот тебя позвал?» Валентин коротко переглядывается с Сотосом. — Домине Зарус сказал, что его пригласили, — сообщает тот у Флавия из-за плеча. Флавий судорожно прикидывает, можно ли сослаться на Марию. Сообразит она ему подыграть, если появится позже? А если вообще не появится? Насмешливое внимание давит на него, не оставляя кислорода. Пауза затягивается. С каждой новой секундой — всё меньше шансов, что ему поверят. Отрывистый звук прорезает паузу: — Я п… — Кловис дрожит лицом и снова не может разомкнуть зубы. Сидящий рядом мужчина с узким лицом и глазами-щёлочками начинает, желая подсказать: — Ты?.. — но смолкает, потому что Валентин прикладывает палец к губам и, откинувшись на спинку дивана, выжидающе смотрит на кузена. — Не волнуйся, — говорит едва слышно. Флавий физически ощущает, как давление взглядов отпускает его, переключаясь на Кловиса. Губы у наследника сжаты судорогой. — Ты его пригласил? — всё же договаривает узкоглазый. Кловис кивает, глядя в пол, и со злостью суёт Валентину в руки пустой бокал. Валентин, усмехнувшись, протягивает его Флавию вместе со своим: — Хорошо. Тогда не будешь так добр? — С радостью, доми… — Флавий глотает обращение и принимает в руки тонкий хрусталь. Валентин благодушно бросает ему в спину: — Себе не забудь налить. Двигаясь, как во сне, Флавий отходит за спинки диванов. Запоздало думает: нужно было ответить Кловису. Хотя бы выдать формальность вроде «Ещё раз благодарю за честь». Впрочем, так ли уж нужно выглядеть убедительным? Если наследник врёт за тебя, это стоит дороже официального приглашения. Паника, схлынув, оставляет слабенький озноб. Флавий через плечо оглядывает гостиную. Мебель, драпировка на стенах — всё здесь жемчужно-серое, кроме вишнёвой обивки на диванах, торшеров с яркой росписью по абажурам и стойки с напитками. На полках из бордового пластика — строй прозрачных бутылок. Дрожат перламутровыми бликами цветные жидкости, тоже пластиковые на вид. Флавий наугад открывает ярко-зелёную. — Не худший выбор, — замечают слева. Узкоглазый, изящно оперевшись на стойку, улыбается, растягивая рот длинной прорезью — зубов не показывает. — Это значит, что можно выбрать получше? — уточняет Флавий. — Здесь всё на вкус да Гире — всё лучшее. Но специфическое. Начинать стоит осторожно, но зелёная тебя точно не убьёт, — подхватив со стойки два чистых бокала, узкоглазый уточняет: — Ты в деле? Предупреждение настораживает, но Флавий, улыбнувшись, кивает. Напиток искрится пузырьками, бегущими со дна. Узкоглазый дожидается, пока Флавий наполнит четыре бокала, и протягивает руку: — Доминик Райт, наследник третьего яруса. Единственный, кого здесь можно звать «домине», — поймав недоумевающий взгляд, тихо смеётся: — Доминик Райт — «домине Крайт». Если угодно. — Флавий Зарус, пятьдесят четвёртый, — он пожимает маленькую сухую ладонь. — Отпрыск, я полагаю? — Крайт смотрит неотрывно — к чему моргать с таким-то прищуром? — и Флавий уверен, что скрыть перемену в лице не успел. Приходится сделать неприятное внутреннее усилие, чтобы обратиться к нему на «ты». — Полагаешь или знаешь? — От сплетен не убежишь, — говорит Крайт. Флавию чудится, что на нём щелястая маска. А за ней прячется совсем другое лицо — очень серьёзное. — Сплетни всех забавляют. Это как читать второсортные романчики: персонажи картонные и мало кого волнуют, но сюжет забавный. Зато герой привлекает к себе внимание и может этим воспользоваться, если успеет раньше, чем всем надоест. — Я бы предпочёл привлекать внимание иначе, — фыркает Флавий. Крайт подносит к губам бокал с ядовито-зелёной жидкостью. — А не всё ли равно, если ты заинтересовал Кловиса? — потянув носом, он удовлетворённо хмыкает и делает глоток. — Заинтересовал? — Сам решай, хорошо это или плохо. Флавий качает головой: Крайт всерьёз не осознаёт, какую сказал нелепость. Неужели люди на верхних ярусах настолько оторваны от жизни? — Мы даже не говорили ни разу, — осторожно напоминает Флавий. — Только виделись один раз на пятидесятом. Крайт поводит плечом: — Ну так виделись же. Не привыкай считать себя пустым местом, — он двигает к Флавию бокалы — жидкость в них опасно плещется. — Да Гире заждались. Хочешь с ними поболтать, раз выпала возможность, да? — Раз уж выпала, — улыбается Флавий. — Забудь. Флавий приподнимает брови, глядя в бесстрастное лицо. — Извини? Крайт тянет его за рукав, заставляя обернуться. — Посмотри внимательно. Валентин прямо сейчас допытывается, с чего это Кловис расщедрился в твой адрес. Валентин и правда задаёт вопросы кузену. Закинув руку на спинку дивана у него за спиной, говорит спокойно, даже ласково, но Кловис хмурится и нервно притопывает ногой. — Ты не добьёшься толку, пока говоришь с обоими сразу. Закон первого яруса: всем понравиться не получится. — То есть с порога следует выбрать, с кем дружишь? — Это ты сказал, не я. — Но да Гире в прекрасных отношениях, разве нет? Крайт болтает напиток в бокале, покачивая головой — утвердительно или отрицательно, не поймёшь. Флавий тонко улыбается, отзеркалив его маску: — Ну а ты кому предпочитаешь нравиться? — Императору. Благо он неоспоримо один и в добром здравии, — Крайт говорит так тихо, что его едва слышно за звоном хрусталя и весёлыми голосами. — Но именно поэтому, наверное, Кловис ко мне благосклоннее, чем Валентин. — Это плохо? — Лучше всего мне было бы ровно посередине, но середины нет, как я уже сказал. Приходится выполнять маленькие поручения, — Крайт делает крошечный глоток и не опускает бокал — теперь движения его губ не прочитать со стороны. Флавий чуть наклоняется, чтобы услышать: — Если хочешь воспользоваться нынешним раскладом, подожди полчаса. Выйдешь со мной, я проведу. Поговоришь с Кловисом. — Сотос всё равно заметит. И Валентин тоже. — Конечно. Валентин уже кое-что заметил, — зрачки Крайта быстро перебегают с фигуры на фигуру. — Если тебя это пугает, проведи вечер в хорошей компании и возвращайся к себе на ярус. То есть не к себе, а… неважно. Возвращайся. Без сарказма: будешь намного счастливее, если так и поступишь. Флавий был бы рад уловить насмешку в голосе Крайта, но маска ничего не выражает, а серьёзное лицо проступает сквозь неё всё отчётливее. Крайт передаёт ему бокалы: — Главное, помни, у меня ничего личного. А пока отнеси напитки и, если хочешь, возвращайся поболтать. Ты приятный собеседник. Ковёр смягчает шаги, но жидкий пластик всё равно норовит плеснуть через край. Валентин принимает бокал, не прерывая беседы: — Просто сумасшествие… Спасибо, Зарус… И вот после того, как она приходит ко мне в четвёртый раз… Сотос слушает его, стоя у дивана, монументальный, как колонна. Кловис чуть хмурится и смотрит не на протянутый напиток, а Флавию в лицо. Флавий незаметно кивает: всё передали, всё понял. — Осторожно! — Валентин придерживает бокал, опасно наклонившийся в руках кузена, и смеётся: — Оставь зелёный цвет редемпторам, Лу. Знаешь, как эта штука красится? Из коридора доносятся высокие голоса. Один зол, другой смеётся, а слов не разобрать. Флавий оборачивается на распахнутую дверь — и не может сдержать теплой улыбки. Мария машет в пространство — крыльями разлетаются лиловые рукава: — Чудного вечера всем, кто соизволил меня подождать, — она со смехом указывает на Валентина, салютующего ей бокалом. — Точно не тебе! Мария останавливает взгляд на Флавии. Тёмные ресницы вздрагивают. — Зарус? Откуда ты здесь? — Сюрприз, — смеётся он, выступая ей навстречу, и предусмотрительно наклоняется. Мария, невесомо коснувшись его плеч, целует в щёку. От горьковатых духов кружится голова, лицо щекочут русые пряди, не то выбившиеся из причёски, не то выпущенные нарочно. — Опять вырос, — заключает она, оглядев Флавия с головы до ног. Он со смехом закатывает глаза. — Когда вам всем надоест эта шутка? — Никогда, оставь надежду, — Мария протягивает руку, чтобы стереть след помады с его щеки, но тут же, удивлённо обернувшись, отступает в сторону. Едва не оттолкнув её, перед Флавием вырастает пунцовый Альберт Мосс. Он так зол, что не может сразу выговорить ни слова, совсем как Кловис, а ещё пытается нахмуриться и выкатить глаза одновременно. Наверное, это забавно — если наблюдать со стороны, а не в полуметре перед собой. — Ты! — выкрикивает Альберт и вдруг хватает Флавия за рубашку на груди. В гостиной смолкают разговоры. — Ты взял мой пропуск, выскочка? Ты взял? Валерия отводит взгляд. Все остальные смотрят. За спиной у Альберта топчется растерянный Фабио. — Ты что себе позволяешь, дрянь? Тебе мало проблем? — кричит Мосс. Пуговицы трещат на груди. Ещё немного — и Альберт порвёт ему рубашку или ударит. Все смотрят. «Мы вдвоём здесь младше всех, — вспоминает Флавий. — Ну конечно, им весело наблюдать». Он улыбается снисходительно, как ребёнку. — Уберите руки, домине, у меня рубашка чистая. Мария смеётся, и это лучшее, чем она может помочь. Ей вторят Валентин и, кажется, Крайт — симпатии не на стороне Мосса. Альберт бледнеет, рука у него дёргается, будто для удара. Сотос оказывается рядом. Разводит их, настойчиво, но без милитской грубости упираясь каждому ладонью в грудь. Попятившись, Альберт оборачивается за поддержкой к да Гире. — Кто его вообще сюда пустил?! — Он здесь с позволения Кловиса, — говорит Валентин. — Как и все мы, так что тише. — Я отказываюсь находиться с ним в одной комнате! — Альберт наставляет на Флавия дрожащий палец. — Он… он спит со своей мачехой! У Флавия кровь отливает от лица, губы каменеют, не успев стряхнуть улыбку. Злость поднимается душным жаром. — Это ложь, — говорит он тихо и отчётливо. Флавий понимает: никто не хочет ему верить — сплетни интереснее. Он мог бы объяснить, доказать, но — нельзя. Здесь не слушают, здесь смотрят представление. По законам жанра, кто много говорит, тот оправдывается. Альберт, взглянув по сторонам, продолжает бодрее: — А вы не знали? Да бросьте! Все обо всём давно слышали, хы-хы! Флавий переводит взгляд на Фабио. Он единственный не зритель — он тоже на сцене и тоже должен играть, как бы ни пытался прикинуться декорацией. — Ничего не скажешь? — спрашивает Флавий. — Речь о твоей сестре. Фабио прячет глаза. — Ну а откуда ему знать, он что, следит за ней? — смеётся Альберт. Фабио молчит. С жалким звоном разлетается хрустальный бокал. Валерия равнодушно смотрит себе под ноги. — Ох, простите. Он был пустой. Она поднимается с дивана и, одёрнув юбку, проходит к дверям. — Валли! — дёргается Альберт. — Ты куда? Валерия не оборачивается. Смотрит перед собой, такая прямая, будто кто-то тянет её за макушку. Осколки хрустят под подошвами туфель. Фабио провожает её круглыми глазами и, помедлив, срывается следом. Альберт, хмыкнув, пожимает плечами. Не взглянув больше на Флавия, садится на диван, закинув ногу на ногу. — Идиот, — говорит ему Кловис, и на этот раз не заикается. У Флавия тоненько звенит в ушах. Нужно что-то делать, что-то говорить, хотя бы не стоять на месте. Кто-то тянет его за рукав. — Зарус, иди сюда. Это Мария. Очень кстати. Флавий позволяет утянуть себя к стойке, потому что мозг, отключившись от тела, гоняет по кругу единственную мысль. «Я сумею позаботиться о твоём счастье». Сумел, как же. — Налей розовую, — просит Мария. — И себе тоже. Флавий подчиняется машинально. Пробка скользит из хрустального горлышка, шипит ядовитая пена. Под пристальным взглядом Марии приходится пригубить фруктово-пахнущую жидкость. Ужасно хочется пить, но розовая синтетика оседает странным привкусом во рту. Крайт пристраивается рядом с ними и, обменявшись с Марией сухими кивками, мешает в бокале красную шипучую жуть с синей, не менее сомнительной. — Ты похож на удачливого любовника, — смеётся Мария. Флавий моргает, усилием воли возвращаясь к реальности. — Что? — Мятая рубашка, помада на щеке, — перечисляет она нараспев и тянется к стойке за чистой салфеткой. — Наклонись, мне неудобно. — Я сам, — Флавий мягко останавливает её руку у своего лица. — А то сделаем образ ещё правдоподобнее. — Ты о себе хорошего мнения, милый, — Мария смеётся, и жизнь на секунду кажется проще. Флавий рад её видеть, правда, рад. Она не виновата, что для болтовни момент неподходящий. — А по-моему, Зарус прав, — бормочет Крайт. Мария морщится, прерывисто выдохнув. — Тебе обязательно быть прямо здесь и прямо сейчас? — Вовсе нет, — он ловит взгляд Флавия и указывает глазами куда-то в сторону. Флавий думает, что единственный заметил это движение, ровно до тех пор, пока не слышит мягкий голос Валентина: — Домине, не гримасничай, разве я стану подслушивать чужие секреты? — не дожидаясь ответа, да Гире трогает Марию за плечо. — Скоро к нам присоединишься, Мари? — Кто знает, — отзывается она, не оборачиваясь. — Кловис собирается уходить, — Валентин переводит взгляд на Крайта. Тот прячет лицо за бокалом — отпивает гремучую смесь, оттенком напоминающую платье Марии, и сдерживает кашель. — И ты тоже, так? И Зарус? — Валентин вздыхает. — Вся надежда на тебя, Мари. Флавия не покидает чувство, что Валентин, обращаясь к Марии и Крайту, на самом деле говорит с ним. Расслабленная болтовня — лишь фон для молчаливого сигнала: «Ты можешь быть здесь, ты можешь выбирать друзей, как хочешь, но не думай, что хоть один шаг сделаешь незамеченным». — Уходите? — Мария переводит на Флавия требовательный взгляд. — Увы, — кивает Флавий. — Я подумал, ты не придёшь, иначе ни за что бы не согласился. Крайт не слишком умело строит оскорблённое лицо: — О, ну вот, значит, как? Валентин усмехается — Флавий уверен, совсем не их наигранным колкостям. «Пусть не думает, что я от него прячусь», — щёлкает в голове, где-то на уровне инстинктов. — Ладно, — Мария протягивает руку. — Напиши мне, а то снова потеряемся. И я напишу, если будет что-то интересное. — Можешь написать даже о скучном, — Флавий легко пожимает её пальцы и оборачивается к Валентину. — Благодарю за вечер. Могу я позволить себе маленькую просьбу на прощание? Валентин изгибает бровь. — В рамках Закона — всё что угодно. — Со мной сюда шёл домине Дильгос-младший… — А, Нель Дильгос. — Но на втором ярусе он задержался, случилось небольшое недоразумение… — Насколько небольшое? Валентин вклинивает фразы в мельчайшие паузы — не скажешь, что перебивает, скорее заинтересованно слушает. — Ничего серьёзного. Если бы вы… — перейти с Валентином на «ты» намного труднее, чем с Крайтом. — Если бы ты его знал… — Я составил впечатление. — …То даже не задался бы таким вопросом, — Флавий смолкает, выжидая, не найдётся ли снова комментариев. Ещё парочка вставок посреди предложения — и он начнёт заикаться не хуже Кловиса. Но Валентин только кивает, будто подбадривая: ну, что дальше? — Если это не слишком трудно, — продолжает Флавий, нарочно растягивая паузы, — можно отправить на второй ярус человека, который встретит домине Дильгоса и проводит к подъёмнику? — На второй ярус, — Валентин потирает подбородок. — А конкретнее? — Второй сектор, между второй и третьей окружностями. — Два-два-три, — почти про себя повторяет Валентин и пожимает плечами: — Не вижу проблемы. Пару секунд они соревнуются, кто шире растянет улыбку. — Нужно было просить именно Валентина? — любопытствует Крайт, когда они покидают гостиную через боковую дверь. — Нужно было уносить это с собой? — Флавий подбородком указывает на сиреневую синтетику в бокале. — Я пришёл сюда отдыхать, и мои действия соответствуют цели. А ты идёшь на аудиенцию к наследнику. Понимаешь, о чём я? — Он уже сделал столько шагов навстречу, что с порога требовать ещё одолжений было бы неловко. Я думал обратиться к Мари, но раз уж домине да Гире оказался рядом — ему проще распорядиться, верно? «К тому же пускай Валентин считает, что я не знаю о разделении сторон». Кремовый мрамор серебрится прожилками, под ногами шагают вниз головой жутковатые отражения. — Доминик, — зовёт Флавий, глядя перед собой. Крайт поднимает на него глазки-прорези. — М-м? — Что не так между младшими да Гире? Крайт рискует сделать ещё глоток. Его маска идёт трещинами от страдальческой гримасы. — Что, по-твоему, важнее для наследника: законное право или пригодность по здоровью? — Неоднозначный вопрос. — Для всех неоднозначный, включая Императора, подай ему Мастер долгих лет, — вздохнув, Крайт замедляет шаг. — Зарус, я уже говорил: меня всё это мало интересует. Я ввязался в беготню только потому, что нет шансов остаться в стороне. И я искренне желаю тебе понравиться Кловису, — остановившись у двери, он залпом допивает бокал. — Потому что начинать всё сначала, искать тебе замену — лишняя нервотрёпка. Постарайся, правда. Этой просьбы Флавий предпочёл бы не слышать — и без того слабость в коленях мешает изображать уверенную походку. Столько всего произошло, а самый сложный и неприятный этап впереди — понравиться. В начале любых отношений нужно понравиться. Крайт поворачивает ручку и первым ныряет в проём, бросив через плечо: — Заходи. «Это в любом случае не страшнее, чем экзамен у Дильгоса», — думает Флавий, прежде чем мысли на несколько секунд вышибает из головы. Комната встречает приглушённо-тёплыми тонами. Блеску коридора вторят только золотистые нити, вплетённые в ковёр. От ковра до потолка всё сплошь обито деревом. Резные панели с нишами и кручёными столбиками напоминают алтарь, раскинувшийся на четыре стены. Полочки, забитые книгами, хаотично встроены в конструкцию и пестрят, как цветные заплаты на дорогой одежде. В этой ненавязчивой, самодостаточной роскоши страшно было бы дышать, но вазочки с печеньем, пристроенные в одной из ниш, напоминают: «Здесь живут люди, почти обыкновенные люди, они даже едят иногда». Флавий останавливается от неожиданности, когда видит Кловиса. Отвернувшись от длинного зеркала, наследник кивает судорожным движением. — Домине да Гире прошёл другим путём, — поясняет Крайт, глядя в пространство. Усмехается, поймав сердитый взгляд. — Что? Ты предпочитаешь, чтобы Зарус думал, будто ты ходишь сквозь стены? — Я слышал, что в комнатах Императора нет ни одного помещения с единственным входом, — Флавий улыбается очень осторожно, только чтобы смягчить выражение лица. — Но не думал, что можно перемещаться так быстро. Кловис, дёрнув уголками губ, указывает на стол и высокие стулья, деревянные в тон отделке: — Сад… дись. Флавий опускается на край сиденья. Мебель удобная, ему по росту. Да Гире никогда не рождались коротышками. «Тётка Керония Великого была такой высокой, что причёска мешала ей проходить в двери», — подкидывает память бесполезный факт. Кловис скидывает пиджак и вешает на спинку стула. Мерещится в этом жесте подражание Валентину — неумелое и несмелое, потому что ворот застёгнут до последней пуговицы, а кружевные манжеты он прихватывает кончиками пальцев. Крайт, отвернувшись, рассматривает книжные корешки. — Я так и дум… мал, что ты п… ридёшь, — говорит Кловис. — На п… ятидесятом… в столов… ой ты на нас в… сё врем… мя см-мотрел. Я зам… метил. Напряжение, с которым он раз за разом размыкает губы, Флавий ощущает настолько, что сам задерживает дыхание. И всё же за эту минуту он слышит от Кловиса больше слов, чем за все предыдущие встречи. — Я п… одум… мал, — Кловис делает паузу, будто отдыхая после трудного слова, — если ты см… можешь доб… раться на в-вечер, то ты м… мн-не п… одходишь. — Для чего подхожу, домине? — спрашивает Флавий, приподняв подбородок. Кловис поднимает ладонь в предупреждающем жесте и выкладывает маленький конверт, до сих пор спрятанный в широком рукаве. Следом вытягивает из пены кружев канцелярский ножик. Слишком острый для канцелярского, замечает Флавий, когда берёт его в руки. Под взглядом Кловиса он неторопливо вскрывает конверт. Записка на хорошей бумаге, почерк с округлыми завитушками. Флавий воображает, как Кловис медленно выводит строчку за строчкой, а вокруг него, на столе и на полу, валяются скомканные листы. Флавий возвращает нож, направляя его лезвием к себе, и, опустив глаза, читает. «Сейчас я не знаю, кому отдам эту записку. Скорее всего, пройдёт много времени, прежде чем найдётся подходящий человек. Может быть, я даже разочаруюсь в первых нескольких вариантах. Поэтому, кто бы ты ни был, не считай себя особенным. Сегодня я выбрал тебя, но завтра могу посчитать, что лучше передать шанс кому-то другому. Если захочешь укрепить своё положение, придётся постараться. Моя откровенность — твоя первая привилегия. Считай её авансом. У меня есть планы на этот мир. Я почитаю Закон, как положено каждому, и мне особенно — по рождению. Но я не считаю, что Император должен быть слепой силой, следящей за исполнением Закона. Человек, получивший от Мастера такую власть, должен следить, чтобы Закон не отставал от жизни. Если эта мысль возмущает тебя, или пугает, или кажется кощунством — отложи записку прямо сейчас, и мы попрощаемся. Ты ничего не потеряешь и не приобретёшь. Если ты согласен со мной — прерви чтение и скажи об этом». Продолжение — на обратной стороне листа. Текст не просвечивает сквозь плотную бумагу, как Флавий ни всматривается. Это неприятно: хорошо бы сначала узнать, к чему идёт дело, а потом произносить вслух опасные вещи. Флавий отрывает взгляд от письма и в упор встречается с зеленоватыми глазами Кловиса. Вскидывает подбородок, не теряя вежливой улыбки. — Домине, здесь сказано, я ничего не потеряю в случае отказа. А в случае согласия? Кловис вспыхивает, верхняя губа у него брезгливо дёргается. Это не досада игрока, чей ход разгадали раньше времени — Кловис не пытается его подловить. Это злой страх, неподдельный и скверно замаскированный. Наследник сидит как на иголках с того момента, как протянул ему письмо. Кловис боится выглядеть смешным. Даже не так: он привык выглядеть смешным, но надеется, что перед новым человеком сможет сам установить себе роль. Пускай поверит, что у него получилось. — Я не шучу, домине, — спешит добавить Флавий. — Говорить такие вещи всегда немного опасно, вы же понимаете. Мысленно он ругает себя: стоило присмотреться раньше. Одна необдуманная усмешка может всё испортить. Или уже испортила. По лицу Кловиса пробегает асимметричная судорога. — Трус, — выдаёт он отрывисто. — Если б… оишься гов… ворить, что дум… маешь… Крайт оборачивается, сложив руки за спиной. — Это называется осторожность. Зарус следит за своими словами. Золотое качество, для твоего предложения — как на заказ. Кловис хмыкает и силится разжать губы, чтобы возразить. — Простите, если выразился невежливо, — рискует вставить Флавий. Вежливым быть недостаточно. Осторожным — тоже, что бы Крайт ни говорил. Нужна ювелирная аккуратность, не меньше. Кловис, передёрнув плечами, говорит чуть спокойнее: — В… сё остан… нется здесь. Флавий красноречиво косится на Крайта. Тот закатывает глаза: — Да я бы вас обоих с радостью заложил, если бы было, кому. — Например, Императору, чтобы добиться расположения. — Пожаловавшись на его сына? Кловис изгибает бровь. — Расп… оложения? — Зарус, ты неблагодарный проходимец, — Крайт демонстративно отворачивается. — Я передумал тебя поддерживать. Выгони его, Лу. Губы Кловиса растягиваются дрожащей усмешкой. Плечи расслабляются. — М… ожет, и в-выгоню. Пока он развеселился, нужно ловить момент. — Тогда я потороплюсь, — говорит Флавий. — Иначе не успею сказать, насколько с вами согласен. Кловис останавливает на нём пристальный взгляд. Ждёт продолжения. Ну конечно, простого «да» недостаточно. — Я мечтаю, чтобы всё было так, как вы написали. Я хочу перемен. Уже давно. Это правда, но что-то гаденько корябает внутри. Рассказать о мечте ради лести — всё равно что уронить в грязь любимую вещь. Кловис улыбается шире и рваным жестом указывает на письмо: — Перев… верни. Флавий слушается. «Я рад, что мы сошлись в убеждениях. Это значит, можно говорить о деле. Ты аристократ, такой же, как и я, но твоих сил недостаточно, чтобы добиться перемен. Зато эти силы есть у меня. А у тебя есть то немногое, чего не хватает мне. Мы виделись раньше. Скорее всего, даже общались, или, по крайней мере, ты слышал, как я говорю. В жизни я умею обходиться как можно меньшим количеством слов. Но политика заставляет много говорить. За любое новое решение приходится сражаться, и слова — главное оружие. Я обещал откровенность. Я знаю, что не могу звучать убедительно. Мне нужен человек, который сможет не только озвучить мои мысли, но и отстоять их в публичном споре. Я посчитал, что тебе это по силам. Но ты должен понимать, что до окончательного решения пока далеко. Если готов доказать свою пригодность, условия мы обсудим устно». Флавий опускает письмо на стол и накрывает ладонями. — Любые условия, домине. Вы не представляете, какой это подарок судьбы. Настороженный взгляд Кловиса проясняется. — Не судьб… бы. М… ой п… одарок, — кисти рук наконец-то показываются из кружевных манжет. — Я зн-наю о т… ебе м… ного. В… ыгнать сын-на, кот… орый ст… ал лучшим в своём вып… уске, — он делает нелогичную паузу, чтобы глотнуть воздуха, — рад-ди нов… ой жены — это несп… раведлив-во. И глуп… по. Кловис озвучивает мысли, которые Флавий позволяет себе только по ночам. Глаза привыкают к темноте, и, если сомкнуть веки, можно разглядеть самого себя изнутри. Его передёргивает от ужаса — сколько мерзости скопилось! «Все спят, — бормочет в уши противный голосок. — Даже те, кому есть до тебя дело, спят, ты сейчас один, а если перестанешь быть полезным, точно так же будешь чувствовать себя круглые сутки». Флавий с ужасом понимает, что голос принадлежит ему. «Ты правда думал о Фелиции или только о себе?» — «Какая разница, разве она о тебе подумала?» — «Она — ладно, но папа? Конечно, Фелиция стоит любого безумия, будь то подвиг или глупость, но… ты же его сын!» «Плохой сын, — возражает Флавий сам себе, но тут же что-то в нём кричит: — А он — отвратительный отец! Для такого отца ты даже слишком хороший сын, и он ни одним, ни одним самым крошечным делом тебя не заслужил». Слова Кловиса звучат отголоском ночного бреда. Хочется рассмеяться ему в лицо, чтобы наследник ощутил себя нелепым и жалким и никогда больше не пытался угадать чужие мысли. Сдержав себя, Флавий кладёт подбородок на переплетённые пальцы. — Вряд ли вы знаете о домине Зарусе достаточно, чтобы судить его. Тон слишком холодный, слова слишком резкие. Лучше было бы смолчать, не стоит оно того. Флавий ждёт, что Кловис опять ощетинится — и, возможно, попрощается с ним. Но наследник только щурится — пушистые ресницы гасят блики в зрачках. — П… росто я п… оним-маю тебя. Флавий не рискует уточнить, что он имеет в виду. Эту фразу легко будет додумать на досуге. Сейчас времени нет. — Благодарю, домине. Так или иначе, я пытался устроиться в Канцелярию до того, как поиск работы вне пятьдесят четвёртого яруса превратился в необходимость. — Зн… аю, — дёргает головой Кловис и зовёт через плечо: — Ник! Крайт, устроившись в кресле чуть поодаль, листает маленький томик со стёртым заголовком. — Увести или объяснить? — Объясн-ни. — Слава Мастеру, — заложив страницу указательным пальцем, Крайт садится ровнее. — Значит, условия, да? Сначала о приятном. Домине да Гире договорится с Сотосом — или с самим Императором, если понадобится — чтобы тебя взяли в Канцелярию. Должность та, на которую ты мог рассчитывать изначально, то есть самая низкая. Надеюсь, нет возражений? — Дальше я сам справлюсь, — улыбается Флавий, почти не выдав, как сбилось дыхание. — Кто бы сомневался, — Крайт держит книгу перед собой двумя руками и покачивает ею в такт словам. — Язык у тебя хорошо подвешен, насколько я могу судить. Ты сдал ФиФи на «десять» — значит, умеешь рассуждать и доказывать. Осталось разобраться в специфике. — Я быстро учусь. — Твоё счастье. Работать придётся много, думаю, это ты понимаешь. Флавий кивает. Крайт усмехается. — Первое испытание — разговор с Векслером, и вот тут кто угодно бессилен тебе помочь. Просто переживёшь. Дальше тебя завалят работой, и можешь попрощаться с восьмичасовым сном — хотя по тебе не скажешь, что ты вообще знаком с такой роскошью. Каждую пятидневку будешь ждать выходного, как спасения, и не дождёшься, извини. Выходные придётся уделить нашему общему делу, — Крайт вдруг смолкает, задумавшись. — Как-то страшно звучит. Надо было приврать, да? — Не надо, — фыркает Флавий. — Я понимаю, что по-другому не бывает. — Да ты находка! — Крайт опускает книгу на колени. — Тогда у меня ещё две плохие новости, — он поочерёдно разгибает пальцы. — Во-первых, ты не один такой избранный счастливец. Есть ещё двое, и домине да Гире хочет посмотреть на вас в деле, прежде чем выбирать. Флавий особой досады не чувствует. Ему и так уже слишком повезло. — По выходным вы втроём будете собираться на тренировочных дебатах — назовём это так. Поэтому — вторая плохая новость — в начале каждой пятидневки нам с тобой придётся видеться, и да, я тоже не рад. Долго разговаривать не будем. Я просто отдам тебе записку от домине да Гире. Как и твоим соперникам. Каждый получит позиции, которые должен будет отстаивать в выходной. Готовиться — в свободное от работы время. Если ты ждал момента, чтобы нервно засмеяться, это он самый. Азарт морозными иглами колется под кожей. — Сколько раз мы должны будем встретиться? Крайт всплёскивает руками: — Лу, я хотел напугать его, а теперь он пугает меня. — Чем это? — смеётся Флавий. — Непробиваемой деловитостью. Не уверен, что она тебе поможет, но впечатляет, — он задумывается, потирая ладони. — Сколько-сколько-сколько… Неизвестно. Будете собираться, пока домине да Гире не решит, что выбрал. Может, одного раза хватит. Может, пятнадцати будет мало. Но последний вариант мне совсем не нравится. — Т… ы н-не решаешь, — усмехается Кловис. — Знаю, но кто мне мешает ныть? Кловис смотрит на Флавия, подперев подбородок руками. — Согласен? Флавий наклоняет голову: — Домине, это шанс, за который словами не отблагодаришь. — Ещё од… но, — Кловис подаётся вперёд, поднимая плечи. — Теб… е нужно п… ом-мириться с М… оссам… ми. Им хв… атит в… лияния сд-делать т… ак, что з… ащищать теб… бя б… удет нев-выгод… но. — Даже вам? Кловис сминает в пальцах края манжет и нехотя кивает. — Даже м… не. — Лучше всего, — говорит Крайт, глядя в сторону, — было бы извиниться перед Альбертом. Знаю, что противно, но уж выбирай, что важнее. — Ты жив… вёшь у Д… ильгосов? — уточняет вдруг Кловис. Флавий настороженно кивает. — П… лохо. Хуже, чем с… егодн… няшний сканд… ал. Нет смысла спрашивать, что он имеет в виду. Флавий лучше многих знает, насколько это длинная и известная история — Дильгосы и Моссы. Крайт потирает подбородок. — Допустим, через пятидневку ты приступишь к работе в Канцелярии. Клеркам выделяют общие спальни прямо на втором ярусе. На сорок шестом тебе точно будет намного комфортнее, но сам понимаешь… — П… ереб… бирайся на вт… орой, — обрывает Кловис. — Так в… вернее. Он смотрит требовательно, будто ощутил, что Флавий теперь — один из тех людей, кому положено всегда отвечать: «Да, домине». И морщится, когда Флавий, наклонив голову, возражает: — Если бы не Дильгосы, я бы никогда здесь не оказался. — Тогда они всё поймут, — откинувшись на спинку кресла, Крайт открывает книгу. Всем своим видом говорит: это последнее, чем я тебе помог на сегодня. Флавий рассматривает нервное, тонкое лицо напротив. У человека, от которого теперь зависит его будущее, нет проницательного прищура, как у Трогота Дильгоса, нет грозного взгляда, которым Стефан Дильгос в один миг выбивает из собеседника всю наглость, накопленную перед разговором. Этот человек не сможет, как Нель, вдохновить на любое безрассудство молчаливой верой: «Ты-то справишься». Кловис вопросительно изгибает бровь. Вздёрнутая верхняя губа придаёт ему вечно капризное выражение, высокий воротник не скрывает, как на худой шее дёргается кадык. Дильгосы поймут, это правда. Улыбаться не хочется, но Флавий с усилием растягивает губы. — Как долго вы позволите мне повременить с переходом, домине?