Сын Нефес

Рене не была очень удивлена, обнаружив Ники на пороге своей комнаты в пятницу вечером. К счастью для него, Дэн была в доме Эбби с Мэттом, а Элисон в это время пила с Сетом. Понедельник был единственным днем, когда "Лисы" устроили настоящую драку, но вся неделя прошла под знаком токсичности. Без Ваймака или Эбби, которые могли бы вмешаться, и со свирепыми кузенами Ники, которых нигде не было видно, существовала большая вероятность того, что Ники окажется в больнице, если его застанут в общежитии. Если Ники и знал, чем он рискует, оставаясь здесь один, он не подавал никаких признаков этого: — Привет, — сказал он с широкой улыбкой. — Там, куда мы идем, будет жарко. Есть что-нибудь менее, э-э, "хорошая христианская дочь"? — У меня может быть одна или две вещи, если ты не против подождать, пока я проверю. Рене пригласила его войти, чтобы она могла хотя бы закрыть за ним дверь. Она задвинула замок большим пальцем и оставила Ники бродить по гостиной, пока сама переодевалась в серую толстовку. Она порылась в шкафу одной рукой, проверяя и отбрасывая привычные рубашки. Дэн не помнила почти ничего из того, как она провела ночь с кузенами, кроме того, что они пошли в клуб в Колумбии. Это не было гарантией того, что они поведут Рене в то же место, но крекеры и спидболлы, которыми они накормили Мэтта, было бы легче спрятать в таком месте. Рене не часто выходила в свет, но на всякий случай обычно брала с собой пару нарядных рубашек. Она нашла их в нижнем ящике комода рядом с зимней пижамой. Сначала она натянула розовую шелковую нижнюю рубашку. Х-образные бретельки через всю спину не скрывали разноцветные следы на лопатках, но она нашла черный пиджак с короткими рукавами, чтобы надеть его сверху. Вместе с нижним бельем и носками она положила кошелек с монетами, а перекладывание карточек и жвачки из сумочки не заняло много времени. Ники отложил фотоальбом, который он перелистывал, когда она снова появилась: — Все готово? — Все готово, — с улыбкой согласилась Рене. Она закрыла за собой дверь, оглядела коридор, чтобы убедиться, что двери других комнат закрыты, и последовала за Ники вниз. Его кузены ждали их на заднем дворе: Аарон прислонился к капоту, а Эндрю сидел на багажнике. Несмотря на предупреждение Ники о необходимости одеться полегче, на Эндрю была еще одна черная рубашка с длинными рукавами. Это было все, что Рене видела на нем с тех пор, как он появился — даже когда он надевал свою майку, на нем была черная нижняя рубашка. Он играл в мяч с пачкой сигарет, но сунул пачку в карманы, когда заметил Рене и Ники. — О, хорошо! Привет. — Эндрю соскользнул с багажника и поднял руку в знак приветствия. — Мы, конечно, очень рады, что ты смогла присоединиться к нам сегодня вечером. Ники не думал, что ты согласишься, видишь? Показывает, что он знает. — Спасибо, что пригласили меня, — сказала Рене. Эндрю махнул на это рукой и отвернулся: — Мы уходим! У Ники были ключи, и Эндрю занял пассажирское место, так что Рене оказалась сзади с Аароном. Аарон не потрудился пристегнуться и был еще менее заинтересован в том, чтобы ответить на ее вежливое приветствие. Он оперся локтем на подоконник, положил подбородок на руку и уставился в окно, словно не замечая ее присутствия. Рене взвесила все плюсы продолжения разговора, сочла их неудивительно малыми и решила оставить все как есть. Ники включил радио, прежде чем выехать с парковки, и послал ей извиняющуюся улыбку через плечо: — Не думаю, что в этот час показывают Евангелион. — Ничего страшного, — сказала Рене. — Я не фанатка. — Сюрприз, сюрприз, — пробормотал Аарон. — Нет? — спросил Ники. — А что же ты тогда любишь? — В наши дни — оркестровые произведения, — сказала Рене. — Инструментальные саундтреки и тому подобное, вроде тех, что можно услышать в трейлерах к фильмам. Эпическая музыка, я думаю, некоторые называют ее так? — Она задумалась на мгновение, затем слегка пожала плечами. — Мне нравится музыка, которая должна быть прочувствована. — Хм. — Ники посмотрел на свое стерео, размышляя над этим, затем перелистал каналы в поисках достойной замены. С третьей попытки он нашел трансовую станцию и увеличил громкость до едва терпимого уровня. Разговор был невозможен, но, возможно, в этом и был смысл. — Хорошо? — Спасибо, — сказала Рене. Ники усмехнулся и сосредоточился на том, чтобы вывезти их из города. Дорога до Колумбии заняла большую часть часа, и они остановились у битком набитой закусочной, как только приехали. Ники едва успел вынуть ключи из замка зажигания, как Эндрю распахнул дверь машины и высунулся наружу. Без включенной музыки было легко услышать его кашель и рвотные позывы. Ники и Аарон не выглядели ни удивленными, ни обеспокоенными этим, но вышли с другой стороны машины. Рене вылезла со своей стороны, закрыла дверь и повернулась к Эндрю. Только судорожная хватка за дверь удержала его от падения на асфальт, и Рене была достаточно близко, чтобы увидеть, как вздрогнули его плечи. Ники рассказывал ей о месте, где они остановились, восхваляя достоинства мороженого и признаваясь, что им очень повезло найти место для парковки в это время суток. Рене отвечала соответствующими поздравлениями, но основное внимание уделяла Эндрю. Эндрю сплюнул еще пару раз, чтобы убрать привкус изо рта, и наконец вышел из машины. Он захлопнул за собой дверь с такой силой, что она ожидала, что что-нибудь сломается, а когда он повернулся к ней, она уже достала и приготовила для него жвачку. Эндрю сделал паузу и перевел взгляд с фольгированной обертки на ее лицо. Сердце Рене сжалось, когда она увидела его лицо, потому что впервые с тех пор, как она его встретила, Эндрю не улыбался. — Она без сахара, — сказала Рене. — Лучше для зубов. Эндрю взял у нее жвачку, развернул ее и бросил палочку и фольгу в беспорядок у своих ног. Он не стал задерживаться, чтобы посмотреть, как она отреагирует, а прошел мимо нее к двери. Аарон подождал, пока Эндрю дойдет до тротуара, и пошел следом, а Ники притормозил, чтобы не отстать от Рене. Рене не стала спрашивать об Эндрю, а Ники не предложил объяснений. Вместо этого они говорили о лете в Южной Каролине — трагическом сезоне, к которому Рене привыкла по необходимости, но с которым Ники вырос. — Северная Дакота? — удивленно спросил Ники, когда Рене сказала ему, откуда она родом. — И что ты сделала, выбрала школу, которая была дальше всего от дома? — Мне не пришлось выбирать, — сказала Рене и кивнула в знак благодарности, когда Ники открыл перед ней дверь. — Штат Пальметто был единственным, что предложил мне контракт. Но если бы у меня был выбор, я бы все равно попросилась сюда. Я верю в то, что тренер Ваймак пытается сделать с этой командой. А вы? — Как быстро они покупаются на рекламный трюк, — сказал Эндрю, но в его насмешке не было той энергии и бодрости, которую он излучал последние две недели. Он бросил на нее взгляд, но не задержал его. Его больше отвлекали крекеры из салат-бара, которые он рвал на части. Рене не понимала, как он мог положить что-то в свой желудок так скоро после рвоты, но Эндрю успел поглотить почти шесть пачек, прежде чем хозяйка назвала его имя. — Тренер Ваймак — хороший человек, — сказала Рене, аккуратно обойдя Ники, когда они шли за Эндрю и хозяйкой к своему столику. — Он не чурается рекламных трюков, но это не один из них. Он никогда не предпочтет программу своим "Лисам". Эндрю сделал жест, словно пытался отогнать муху, и проскользнул в кабину. Рене заняла место напротив него. Она ожидала, что Ники пристроится рядом с ней, но Ники забрался рядом с Эндрю и оставил Аарона сидеть с Рене. Хозяйка раздала меню, но Ники, как только она ушла, снова собрал их и положил перед собой. Он пожал плечами на Рене, хотя она не спрашивала, и сказал: — Мы каждый раз берем одно и то же. Традиция. Традицией оказалось ванильное мороженое с пряной корицей. Официант выгрузил на стол четыре чаши с широкого подноса, затем положил перед Эндрю стопку салфеток. Как только он отвернулся, Эндрю провел рукой по стопке, раскладывая ее, как колоду карт. Свет блеснул на пластиковых упаковках, которые поначалу могли оказаться упаковками от презервативов. Рене потребовалась еще секунда, чтобы разглядеть внутри порошок другого цвета. Эндрю расхватывал пакетики так быстро, как только мог. Большинство исчезло в его карманах; последнюю он открыл и отправил в рот. Рене задумалась, должна ли она была комментировать вопиющее употребление наркотиков, происходящее прямо у нее на глазах. Это казалось слишком предсказуемым, не говоря уже о нечестности. Рене знала, что кузены имеют доступ к наркотикам, а они знали, что она знает. Она никому не помогала, изображая дискомфорт или удивление. Вместо этого она съела еще одну ложку мороженого и сказала: — Это потрясающе. — Не так ли? — сказал Ники. — Найти это место было удачей. Я работал здесь, когда пару лет назад вернулся в Колумбию. Пробовал работать официантом, но отсутствие фильтра "мозг-рот" как-то... — Ники показал жестом; Рене перевела это как "полная катастрофа". — Но менеджеру я понравился, и он позволил мне перейти на полный рабочий день в хостинг, вместо того чтобы вышвырнуть мою задницу". И вот так они вернулись к тому, с чего начали, Ники болтал о Южной Каролине и местных окрестностях, но это продолжалось недолго. Медленно, но верно Ники начал переводить разговор на жизнь Рене. Рене видела это за милю и улыбалась. Ники заколебался, возможно, почувствовав, что что-то не совсем так, но не заметил мягкого предупреждения в ее выражении. Он продолжал, а Рене аккуратно отклоняла все его попытки поинтересоваться. Ей понадобилось всего пять вопросов, чтобы повернуть разговор в нужное русло, а Ники никак не мог сменить тему, чтобы не стало ясно, что он делает. На мгновение он выглядел расстроенным, а затем крайне неловким. — Представьте себе, — сказал Эндрю, отбросив ложку в сторону и жестом пригласив Ники выйти из кабинки. — Никогда не думал, что встречу кого-то, кто сможет переговорить Ники. Рене снова улыбнулась, но в ее взгляде не было ничего приятного, когда она встретилась с жестким взглядом Эндрю: — Ты можешь просто спросить. Эндрю лишь подвинул купюру через стол к Аарону и поднялся на ноги. Ники поспешил со скамейки, чтобы выпустить Эндрю, но Аарон не встал, пока не оставил стопку двадцаток в центре стола. Наконец он подвинулся, чтобы Рене могла встать, и они вчетвером вышли из закусочной в нестройной очереди. Движение немного оживилось, но следующая остановка была недалеко. Ники притормозил у обочины перед зданием, слишком неприметным, чтобы оправдать длинную очередь, стоявшую возле него. Близнецы и Рене вышли на тротуар, и Аарон взял желтую бирку у одного из двух вышибал. Ники опустил стекло, чтобы Аарон мог перебросить ее на пассажирское сиденье. Ники притормозил, и Аарон ткнул пальцем в дверь, безмолвно требуя, чтобы Рене последовала за Эндрю внутрь. За входом, охраняемым вышибалами, был второй ряд дверей, и Рене мысленно поблагодарила того, кто установил в стенах звукоизоляцию. Она слышала лишь отдаленный гул между двумя входами, но как только вторая дверь открылась, музыка зазвучала на ее коже. Эндрю слишком мал ростом, чтобы быть заметным в такой толпе, и его темный наряд не слишком способствовал этому. Рене дважды теряла его из виду, пытаясь проследить за ним вокруг помоста, а затем снова нашла его благодаря чистой удаче. Он нашел маленький хлипкий столик, к которому был придвинут всего один стул. Он толкнул стул в сторону, не глядя, не задел ли он кого-нибудь. Как только Аарон шагнул к Рене, Эндрю отвернулся, и Аарон толкнул Рене плечом в знак молчаливого приказа следовать за ним. Проследить за Эндрю до стойки бара оказалось проще, и бармен, приветствовавший Эндрю, сделал это с нескрываемым весельем. Рене удивилась: он просто знал кузенов достаточно давно, чтобы не бояться их, или это была самоуверенная улыбка поставщика, попавшего в зависимость? В любом случае, это было многообещающе, что кто-то может выглядеть настолько комфортно рядом с таким человеком, как Эндрю. — Мы здесь ненадолго, — сказал Эндрю. — Что, вы? — пошутил бармен. Он не стал дожидаться ответа, а одарил Рене зубастой улыбкой. — Есть особые пожелания? — Что-нибудь консервированное и газированное, пожалуйста, — сказала Рене. — Примерная дочь? — догадался он, и она только улыбнулась. — Консервированное, — повторил Эндрю, когда бармен отошел, чтобы начать смешивать напитки. — Сила привычки, — сказала Рене, извиняюще пожав плечами. — Пожалуйста, не принимайте это на свой счет; есть очень мало людей, от которых я бы приняла открытую выпивку. — Полагаю, ты также не принимаешь конфеты от незнакомцев. — Перед конфетами немного сложнее устоять. Эндрю махнул на это рукой, и они молча ждали свои напитки. Бармен вернулся с полным подносом напитков — от шотов до разноцветных коктейлей — и подвинул его через стойку к Эндрю. Не выпуская его из рук, он смог взять содовую из маленького холодильника позади него. Рене взяла ее с благодарным кивком и наблюдала за тем, как Эндрю умело поднял поднос на уровень плеч. Эндрю был слишком молод даже сейчас, чтобы получить работу в "Райских сумерках ", где ему пришлось бы иметь дело с алкогольными напитками, но, возможно, он работал официантом в "У красотки" вместе с Ники. С другой стороны, Дэн не составило труда устроиться на работу в "Снежные звездочки" несколько лет назад, а она определенно была недостаточно взрослой для этого. Рене расчистила им путь к столику и обнаружила, что Ники их догнал. Ники, похоже, потерял вкус к безостановочному разговору, но Рене была рада просто наблюдать, как быстро ее товарищи по команде расправляются с двумя десятками напитков, которые им подал бармен. Они успели опустошить половину подноса, прежде чем снова появились закусочные наркотики Эндрю. Ники посмотрел на Рене, когда взял пакет, ища на ее лице реакцию или осуждение. Рене только улыбнулась. — Довольно непредвзято для христианки, — сказал Ники. — Как и ты, — заметила Рене. — Вера — мое лекарство, но я знаю, что это не для всех. Если это твое, то не мне тебя судить. Я здесь, чтобы понять и поддержать тебя. — Даже пламенную часть меня? — Он сказал это как шутку, но улыбка не коснулась его глаз. — Сердце любой веры — это любовь, — сказал Рене. — Это то, о чем должна быть религия: принятие, мир и уважение друг к другу, несмотря на наши различия и благодаря им. Почему кто-то может ненавидеть что-то столь прекрасное, как любовь, я не знаю. Страх вряд ли может служить оправданием для сегодняшнего разгула насилия и дискриминации. — Симпатичная, — сказала Ники. — Эндрю, она милая. Мы можем оставить ее себе? — Эндрю ничего не сказал, но его взгляд сказал достаточно. Ники усмехнулся и помахал пакетом Рене. — Я думаю, что ответ очевиден, но было бы невежливо не сделать хотя бы предложение. Хочешь крекеры? — Спасибо, — сказал Рене, — но пока я в порядке. Ники кивнул, и все трое вскрыли свои упаковки. Они закинулись наркотиками с легкостью, которая говорила о долгой практике, и забили пыль рюмками. Они быстро расправились с оставшимся подносом, и Аарон ушел, как только поставил последний стакан. Эндрю сложил пустые стаканы на поднос и исчез. Ники не смотрел, как он уходит, а смотрел на танцпол. Он уже барабанил пальцами в такт, но не подавал никаких признаков того, что собирается встать и бросить ее. Рене бросила случайный взгляд через плечо, чтобы убедиться, что Эндрю исчез в толпе со своей ношей, а затем положила руку на руку Ники. Ники повернулся к ней с победной улыбкой на лице. На этот раз Рене не улыбнулась, но в организме Ники было слишком много пыли и алкоголя, чтобы заметить это. — Неделю назад вы привел сюда Мэтта и дали ему спидболы, — сказала Рене. — Зачем? Улыбка Ники дрогнула, но у него не хватило благородства выглядеть виноватым: — Эндрю уже сказал это, не так ли? Это была правда, то, что он сказал в последний раз, когда ты его спросила. — Я не понимаю, как борьба Мэтта могла "беспокоить" Эндрю. — О, — сказал Ники со знающим кивком. — Это вина Аарона. Я сказал тебе! Нет, я сказал Дэн. Нет? — Ники колебался, обдумывая это, затем бросил эту мысль и продолжил. — У Аарона особый глаз на таких людей, как Мэтт. Он тоже выздоровевший наркоман, видишь? У Аарона есть пыль и Эндрю, чтобы держать его на плаву, но ты не можешь поставить его и Мэтта в одну команду и ожидать, что все получится. Какой злой спусковой крючок, когда видишь чужое отчаяние так близко. У Эндрю не хватает терпения на эти желания — да и вообще на все остальное. Она больше, чем он, понимала, каково это — сохранять здравый рассудок, наблюдая за чужой борьбой, но сейчас было не время и не место для такого разговора с Ники. Вместо этого она сказала: —Если это правда, то Эндрю искренне верит, что Мэтт справится с этим. Ники энергично кивнул: — Если Мэтт не справится, он потащит за собой Аарона. Эндрю не стал бы рисковать, если бы думал, что Мэтт проиграет. То, что Эндрю не хочет быть здесь, не означает, что Эндрю намерен в ближайшее время уйти. Это было бы неудобно. Рене некоторое время молчала, гадая о том, говорит ли Ники правду или просто передает свою версию. Верить ему означало верить в хорошее в Эндрю, когда все признаки указывали на обратное и десятки психотерапевтов якобы списали его со счетов. Даже Эндрю говорил, что не заинтересован в том, чтобы поступать правильно. Может быть, потому что он не оценивает вещи с точки зрения добра и зла, размышляла Рене. Он просто действует, не заботясь о последствиях или сопутствующем ущербе. Все неправильные вещи по правильным причинам? — Мы не можем быть святыми, — сказал Ники, когда Рене замолчала надолго. — Святым было бы скучно, если бы некого было исправлять, — сказал Рене. — Да, удачи, — сказал Ники. — Ты преуспеешь в этом деле, и я возглавлю движение за твою... э-э-э... как это называется у католиков, когда их люди становятся святыми? — Канонизация, — ответила Рене. — Ага. Это. О, привет, — сказал Ники. Рене проследила за рассеянным взглядом Ники и успела увидеть, как Эндрю снова подошел к столу. Он вернул поднос, нагруженный тем же невозможным количеством напитков. Ники благодарно присвистнул, но вместо того, чтобы потянуться за стаканом, просто хлопнул Рене по плечу в знак поддержки. Через мгновение он исчез, последовав за Аароном на танцпол. Рене оглянулась на Эндрю, который переставлял свои бокалы так, словно их нынешняя расстановка была неприемлемой. Как только закончил, он принялся за напитки. Рене потягивала содовую и считала рюмки по мере их исчезновения. После четвертой Эндрю наконец посмотрел на нее. — Любопытство сгубило кошку, — сказал Эндрю. Он предложил ей пятый бокал. Рене подумывала отказаться; она уже сказала ему, что не принимает открытые напитки от многих людей, и Эндрю, конечно, не входил в число тех немногих, кому можно доверять. Однако через мгновение она приняла коктейль и сделала аккуратный глоток. Эндрю опустошил оставшуюся рюмку, когда Рене передала бокал обратно. — Скажи мне, что у тебя действительно есть причина быть здесь. — Ты думаешь, я случайность? — спросила Рене с улыбкой. — Я думаю, что ты рыба-жаба. — О, это имеет неприятный подтекст. Он отмахнулся от такой интерпретации, сочтя это ее проблемой. Она рассматривала его, размышляя, стоит ли ей рассказать ему, обсуждая мотивы его вопроса. Он не заслужил ни ее доверия, ни ее рассказа, но, возможно, он все же заслужил это. Это было то, что она понимала — он был тем, что она понимала, Боже сохрани их обоих, если хотя бы часть слухов, окружавших его, была правдой. Их было двое, и знания этого, веры в это, было достаточно, чтобы Рене расслабилась. Она отставила содовую в сторону и указала ему на поднос. — Можно мне? Если он и был удивлен ее просьбой, то никак этого не показал. Он только сказал: — Они заряжены. То, что он признал это, еще больше расположило ее к нему: — "Крекерная пыль"? — спросила она, и когда он опрокинул свой стакан в знак подтверждения, она выбрала напиток наугад. Она не считала, сколько Эндрю уже выпил, но теперь жалела, что не обратила на это внимания. Даже если первая порция не была подмешана, невозможно было сказать, сколько крекерной пыли течет в жилах Эндрю. То, что неистовый верхний ничего не сделал с Эндрю, говорило о том, чему он подвергал свой организм в течение последних нескольких лет. Это было также интересным свидетельством того, насколько сильным был его рецепт, если он мог поднять его до небес, а эти наркотики — нет. Рене полагала, что обильное количество алкоголя помогло немного выровнять пыль, но все равно это было впечатляюще. — Тогда не о чем беспокоиться, — сказала Рене и подняла тост, после чего одним длинным глотком осушила свой бокал. Алкоголь обжег ее, в горле появилась знакомая боль, которая переросла в сырой узел в самом низу ее нутра. Она поставила пустой бокал на полпути между ними, задержала пальцы на ободке, пока не поверила, что не потянется за новой порцией, и посмотрела Эндрю прямо в лицо. — Меня зовут Натали Шилдс, я родилась в Детройте. Она рассказала ему свою историю более подробно, чем когда-либо интересовалась Дэн. Дэн никогда бы не захотела знать о ней такие вещи, а Эндрю не оценил бы, что она упускает важные детали. Эндрю слушал в полной тишине, спокойное выражение лица оставалось неизменным. Было немного жутковато иметь такую невпечатлительную аудиторию. В то же время это успокаивало. Рене не говорила так много о своем прошлом с тех пор, как наконец-то приняла искусство исповеди. Эндрю не был священником, но сейчас Рене чувствовала себя так же легко, как и тогда. Это не было очищением в монастыре; это было озвучивание своих самых темных теней в переполненной комнате, не обращая внимания на то, что никто больше не слушал. Эндрю подождал, пока она закончит, и вернулся к своим напиткам. Рене взяла свою содовую и позволила газировке и сахару окончательно сжечь с языка привкус алкоголя. Она чувствовала, как пыль гудит в ее венах, оставляя ее беспокойной и граничащей с тревогой. Она оставалась неподвижной только благодаря силе воли; она выросла с непробиваемым фронтом из-за необходимости, и это было то, к чему она прибегала всякий раз, когда чувствовала угрозу. Эндрю быстро опустошил половину подноса и отодвинул его в сторону. Рене наблюдала, как он потянулся под подол длинного рукава и достал короткий тонкий нож. Эндрю держал лезвие, протягивая его ей, и Рене осторожно взяла его за рукоять. Эндрю наблюдал за тем, как она с ним обращается, вероятно, оценивая правдивость ее рассказа по тому, насколько естественно нож выглядел в ее руке. Она проверила острие на кончиках пальцев и кивнула, заметив, как легко шелушится кожа при малейшем нажиме. — У тебя получается? — спросил он. — Не мне судить. — Без твоего смирения, Христианка, — сказал Эндрю. — Такие вещи меня утомляют. Рене полагала, что тонкость может наскучить такому человеку, как Эндрю, но было трудно сказать правду так, чтобы не показалось, что она хвастается. Она взвесила свои слова и остановилась на самом простом варианте: — Я никогда не проигрывала. — Она медленно повернула нож, наблюдая за тем, как мерцают клубные огни на лезвии. Если она наклоняла нож, то могла увидеть отражение Эндрю на металле. — А ты? — Это не самый лучший выбор. Рене протянула ему нож и подождала, пока он возьмет его, прежде чем предположить: — Ты слишком мал, чтобы иметь удобный радиус действий. Тогда это запасной вариант, когда ты не можешь закончить бой достаточно быстро против более крупного противника. Спасибо, что не использовал его на Дэн в понедельник. — Мне не нужен нож, чтобы победить ее, — ответил Миньярд. — А против тебя он бы мне понадобился? Рене знала, как правильно ответить на этот вопрос, но решила сказать правду: — Да, — сказала она, — но я не могу обещать, что это принесет тебе пользу. Эндрю улыбнулся медленной улыбкой, которой она совсем не поверила: — Покажите мне. — Боюсь, я отказалась от борьбы. — Еще одна причина, по которой религия презренна. Она порождает скучных приспешников. — Могу я спросить, какова была первая причина? — спросила Рене, но Эндрю лишь молча смотрел на нее. — Религия кажется сложным делом, не так ли? Честно говоря, организованная религия иногда кажется мне немного стесненной. Для меня важнее всего сама вера — способность верить в добро, искупление и загробную жизнь. Мне нравится верить, что мы не одиноки в этом. Эндрю наклонил голову в сторону и рассматривал ее: — Ты боишься смерти. — Да, — сказала Рене. — Я была близка к ней достаточно много раз, чтобы бояться того, что находится по ту сторону. Вера помогает мне смириться с этим, но это медленный процесс. А ты? — Какая пустая трата времени и энергии, — ответил Эндрю. — Страх или боязнь смерти? — спросила Рене. — Смерть неизбежна, — сказал Эндрю, снова засовывая лезвие под рукав. Рене смотрела, как исчезает оружие, и предполагала, что Ваймак не знал, что Эндрю носит ножны на предплечье. Ей хотелось бы думать, что Эндрю решил надеть их специально сегодня вечером, а не то, что он регулярно пристегивал их, но она чувствовала себя обязанной предупредить Ваймака. Даже если Эндрю намекнул, что практикует сдержанность в отношении того, на кого он использует нож, это был риск безопасности, который она не могла игнорировать. — Сколько ножей ты носишь с собой? — спросила Рене. — На один больше, чем у тебя, — ответил Эндрю. — Сразись со мной. — Я не могу. — Можешь, если это означает, что я не буду использовать его против твоих товарищей по команде, а? — спросил Эндрю. Рене перевела взгляд с его рукава на лицо. Эндрю взял два напитка из оставшейся на подносе партии и поставил один перед ней. Свой он взял, но пить не стал. Он наблюдал за ней, ожидая реакции, но они оба знали, какой она будет. — Не сегодня, — сказала Рене. — Я не буду драться с тобой, когда ты пьешь и пускаешь пыль в глаза. — В воскресенье, — сказал Эндрю. — В воскресенье, — согласилась Рене. — В "Лисьей башне" есть комнаты для занятий в подвале. Там ковровое покрытие, но нет ни камер, ни окон для свидетелей. Тонкий ковер, — объяснила она, когда он не был уверен в этой идее. — Грубый слой поверх бетона. Не совсем как в боях на улице, но сопоставимо, я думаю. — Сойдет, — решил Эндрю. Он опрокинул рюмку, достал из кармана сигареты и оставил ее охранять столик. Рене проводила взглядом Эндрю, пока он не скрылся в густой толпе, затем взглянула на рюмку, которую он ей оставил. Она провела языком по тыльной стороне зубов, ища намек на пыль и виски, и ничего не нашла. Через минуту она подняла стакан и нетронутым вернула его на поднос, а сама стала потягивать содовую, пока кузены не вернулись к ней.