Коллективное бессознательное

Колония далеко не дружелюбна к своим обитателям, и это подтверждают выбеленные осадками, ветром и солнцем кости, валяющиеся пусть не прямо на дороге, а на обочине — откинутые, чтобы не мешали. Или раскрошенные-раздавленные сапогами с толстой подошвой, подобными тем, какие носит Диего и в которые был обут первый, кто встретился в этом мире. Трава на склоне пожухлая. В низине виднеется лес и поблёскивает река, но они не обещают безопасность. Как раз таки здесь, рядом с Диего — с тем, кто длинный лук и колчан со стрелами явно носит не красоты ради, есть ощущение защищённости. Солнце нещадно палит. Рваная рубашка уже не так неприятно липнет к телу, только за поясом штанов мокро. Голова раскалывается — оттого, что напекло, может, это последствия перехода. Диего, откровенный вымогатель, не мытьём, так катаньем пытается выведать всё, что хочет. Он обещает поведать о колонии и её жителях, но в обмен на рассказ о себе. Можно наврать с три короба, придумать прошлое, которого не было. Знать бы, что творится во внешнем мире… Увы, воображению не позволяет раскинуться граница в виде Барьера. Диего наверняка подловит на вранье. — Часть рассказа устроит? — Хотя голос уже не так сипит, но горло саднит. — Хм-м, смотря какая! Погоди! — Диего останавливается и снимает лук с плеча, достаёт стрелу из колчана… Ошибки нет — он действительно прекрасный лучник. Большая птица с длинной шеей, огромным клювом и куцыми, не пригодными для полёта крыльями падает как подкошенная. Из длинного, покрытого светло-серым оперением торчит стрела. Едва Диего её выдрал, как из раны хлынула кровь, окрашивая землю в тёмно-красное. Слишком много красного — кровь, одежда Диего и… ягода — единственная на кусте с редкими листьями и ломаными ветками, брызнувшая красноватым соком. — Думал, все оборвали, — проговаривает Диего. Он поднимает птицу за горло, после протягивает руку. — На. Пронесёшь — так и быть, угощу ножкой, когда доберёмся до Старого лагеря. Ягода не умалила, а, напротив, усилила голод. В животе, кажется, что-то свернулось. Уж не от бессилия ли ноги подкашиваются, а перекинутая через плечо туша птицы готова придавить? — Повезло нам. Падальщик молодой! — Диего идёт впереди. — Мясо старого бугая есть можно, но… Зачем? — Он заводит руку за голову и поправляет короткий, немного вьющийся хвостик. — Хочешь знать, зачем выспрашиваю подробности? Потому что Гомез вместе с товаром получает и список тех, кого должны отправить в колонию. Ты в нём не значишься. Никто из людей, кроме женщины, не значится, но её, во-первых, увели, во-вторых, не больно-то ты похож на бабёнку. Кое-что упущено из виду, в частности женщина. Списки какие-то… — Это имеет значение? — Ещё бы! — Диего фыркает. — Некоторые здешние помнят имена тех, кто остался во внешнем мире. Вот и докладывают Гомезу, чем те могут послужить. Зачем, например, из кузнеца делать рудокопа, когда он может ковать оружие и доспехи? А ты ничего не знаешь, будто из Нодена грохнулся… Вдох-выдох, лучше успокоить сердце, чтобы не колотилось как бешеное. По лицу течёт пот, хочется пить — будто по чьей-то насмешке: воды получилось наглотаться, но всё равно горло сушит. Поддакивать Диего точно не следует. А вот приоткрыть завесу тайны, глядя в тёмные, глядящие насквозь глаза, можно: — Мне нужно поговорить с верховным магом Круга Огня. — Пока лицо Диего не вытянулось, а глаза — не вывалились из глазниц, придумывается на ходу: — У меня для него послание из внешнего мира. И это правда. Частичная, но всю ему знать не следует. — Фью! — Диего приглаживает усы. Привычка у него такая? — То есть ты гонец магов из внешнего мира. Это всё объясняет: письменные послания отправлять ненадёжно. Устные — в самый раз. В крайнем случае они погибнут с тобой, если что-то пойдёт не так. Одно неясно, — ну вот, одна ложь тянет за собой другую, — неужели тебе так паршиво жилось, что ты сиганул сюда? Или маги наобещали гору магической руды, место Гомеза и девку в подарок? Слишком много вопросов — и слишком мало ответов на них. Не хочется терять пусть и сомнительную, но дружбу. Придётся тяжко, если Диего бросит на полпути. Это пока ведущая вдоль склона горы дорога не раздваивается и не петляет, после придётся тяжелее… …несмотря на то, что внизу виднеется поселение, обнесённое высокой стеной. Шпили замка возносятся в небо, вокруг вырыты рвы. Если это Старый лагерь, то Диего проведёт внутрь. Даже если придётся ночевать на голой земле, всяко лучше, чем снаружи стать добычей хищных птиц, подобных той, чей труп перекинут через плечо. — Можно сказать и так, — придумывается на ходу ответ. Даже глаза не требуется отводить и склонять голову. Только руку хочется поднести к лицу и потеребить недлинную бородку. — Видишь ли, я верю, что выберусь отсюда, иначе бы не пришёл. — Хм-м! — Ожидалось чего-то вроде: «Дурак», — но Диего удивляет: — Значит, что-то знаешь, но разглашать то, что просили передать магам Огня, конечно, не станешь. — Само собой. — Раз есть возможность выбраться… — Диего даже остановился и вгляделся вдаль, затем сжал руку в кожаном наруче в кулак и тут же разжал, — то я не прочь её использовать. Только… — он оглядывается и ненадолго замолкает, после продолжает: — Тебе повезло, парень, что ты рассказал это мне, а не Буллиту. Маги хорошо платят своим гонцам, и если бы принёс им сведения он… — Да ну! Как бы он узнал? — Кажется, только что появился друг с первой же — почти, не считая Буллита и его отморозков — встречи. Если Диего жаждет выбраться из колонии, значит, поможет хотя бы с ночлегом и подсказкой, где взять оружие. — Ты и правда такой дурак, каким кажешься? Или маги потеряли разум, отправив тебя безоружным и во рванье? — Приходится вынырнуть из мыслей, чтобы уловить, о чём речь. — Хотя… Оно и правильно: Буллит всё равно бы всё, что надо, забрал себе. И без этого едва не раздел тебя догола. Потому и швырнул в воду, что ничего не нашёл — ни захудалого кольца, ни серьги, ни амулета. Жадный он до одури. Поверь: вытаскивать сведения он умеет. Клещами. В прямом значении. Миг, как по телу шарили чужие руки, стёрся из памяти. А вот картинка, как Буллит клещами сжимает изо всех сил палец — до хруста кости, поворачивает, тянет — до тех пор, пока фаланга не отсоединится, обнажая сустав, встаёт перед глазами. Мизинец с широким, обломанным до мяса ногтем начинает ныть. Глупости, всего лишь не стоило сжимать так сильно шею птичьей туши. — Раз уж зашла речь, — цепляется язык за первую фразу, сказанную Диего, — где можно разжиться одеждой? — Хе-хе! — Диего — в который раз — гладит пышные усы. В прищуренных глазах плещутся смешинки. — В лагере, конечно. В любом. Не бесплатно, разумеется. Он останавливается и поднимает руку. Вскоре стало ясно почему: внизу, у подножия, ошиваются двое в одеждах из шкур. — Это те, кого стоит опасаться? — Похоже, нет, судя по тому, что Диего бодро направляется к ним, поясняя на ходу: — Это Ретфорд и Дракс. Они из Нового лагеря, но меня хорошо знают. Промышляют охотой. Если их не трогать, то и они тебя не тронут. Понемногу, выясняется, что здесь вообще происходит. Людей из этого самого Нового лагеря стоит опасаться? Сомнительно, что только их. Ради кучки людей, которым вздумалось учинить здесь междоусобицу, не стоило появляться. Диего прав: охотники подстрелили птицу, развернулись и ушли, утаскивая тушу и переговариваясь между собой, оставляя после себя только бурый след на пожухлой траве. В низине легче дышится — видимо, близость нестерпимо поблёскивавшей на солнце реки дарит облегчение, а обнесённое высоким забором поселение кажется очень близким: стоит пересечь вплавь реку — и ты у цели. Однако впечатление обманчиво, иначе не было бы нужды идти по протоптанной множеством ног и изрытой колёсами телег дороге — сначала огибая пригорок, поросший сочной травой, затем следуя вдоль берега до каменного моста со стоящими на нём людьми в кроваво-красных — почему здесь так любят этот цвет? — доспехах. Внутри сжимается. Несложно догадаться, что последуют вопросы.  — Лучше помалкивай, зачем здесь, пока не доберёшься до магов, — бросает совет Диего. Несладко здесь придётся, раз уж тем, что лежит на поверхности нельзя ни с кем поделиться, кроме магов.