Коллективное бессознательное

Лучший способ побега от любопытных взглядов и ехидных словечек вроде: «Личным слугой решил обзавестись, хм, Диего?» — это заняться хоть чем-нибудь, например, розжигом костра у занавешенной шкурами, грубо сколоченной из досок хибары напротив ворот, ведущих во внутренний двор. Можно тереть трут о кресало и краем глаза приглядываться к снующим туда-сюда людям — как в кроваво-красных доспехах, так и в грубых широких штанах и обуви на толстой подошве. Руки, широкие, с обломанными до самого мяса ногтями пригодны для того, чтобы высечь искру — грубые и грязные, а не изящные ладони. Сухая кора занимается пламенем. Остаётся… О чём просил Диего? Ах, да, ощипать и разделать птицу. Работы много, у иных дичь поскрипывает на вертелах и скворчит на сковородках. Напоённый ароматом жарящегося мяса дым разносится по всему лагерю, принуждает пробудившийся после перехода аппетит наполнять рот слюной, а желудок — урчать. Голод — чувство, необходимое, чтобы напоминать раз за разом, что без пищи силы, не питаемые Ноденом, иссякнут. Есть хочется настолько сильно, что перед глазами мелькают мушки. Благо жажду удаётся утолить водой из ведра, заодно — разглядеть себя: лицо, светлое, крупноносое, потное, заросшее русой — сбрить её или оставить? — бородкой. — Здоро́во! — раздаётся над ухом — ровнёхонько тогда, когда сухие ветки — здесь явно давно не было дождя — начинают потрескивать, объятые пламенем. Бородатый незнакомец в просторных штанах не спрашивает разрешения и присаживается на скамью у сколоченной из досок хижины Диего. В его руках — миска, из которой одуряюще пахнет. — Здоро́во… — Этот тип явился, чтобы поддразнить едой? — Новенький, да? — уточняет он. «Нет, старенький, просто тебе тип по имени Буллит явно вышиб разум», — хочется ответить, но вслух выцеживается иное: — Да. — А, значит, правду болтают, что тебя даже в списках не было. Верю, иначе тебя бы приволок сюда не Диего, а Буллит. Зубы скрипят — уже от раздражения. Хочется прогнать наглеца. Но как? Он сыт, полон сил. Его тело крепкое и не дряблое, а дубинка на поясе не для красоты болтается. Разжиться бы сперва оружием, а потом выяснять, на что он способен. Покамест остаётся пялиться в поросшее тёмной бородой рыло. — Есть разница, кто приволок меня сюда? — Коль выпала возможность выведать что-то, лучше её не упускать. Собеседник пожимает плечами: — Вроде нет. Один хрен — тебя что так, что эдак отправят в шахту. Жрать харчи задарма никто не позволит. Ясно, что сидеть на шее никто не разрешит. Диего и тот согласен впустить переночевать на скамье в убогой хижине в обмен на помощь. …а вот в шахту ой как не хочется — в то время, когда врата, ведущие во внутренний двор, так близко. Через них не позволят пройти, для того и торчит стража во главе с темнокожим черноволосым типом. — Когда отправляются в шахту рудокопы? — На рассвете пойдёшь, если… — собеседник скашивает глаза в сторону, — твой благодетель не замолвит словцо перед… А, какая разница? — Значит, слово Диего много весит в этом месте. Уже неплохо! — Я Грим, кстати! Хочется задать вопрос, почему он не в шахте, но тот замирает на кончике языка — Диего возвращается. — Эй-эй, тебе что, нечем заняться? — рявкает он. Когда Грим уходит, тихо бурчит: — Ничего нового, как всегда, когда стоит только отвлечься, кто-то да сунет любопытный нос не в своё дело. Ладно, не отвлекайся. Пожрать бы, но Снаф приготовил помои, от которых блевать охота. Мяса почти не добавил, грибы и вовсе не положил… Что за дерьмо творится с ним в последнее время? Измученное переходом тело согласно и на помои, даже без грибов. Диего этого не понять. Ему никогда не доведётся побывать в Нодене. Погибнет он там, даже если каким-то чудом перейдёт через мост. Но клянчить у него или незнакомого Снафа миску «помоев» — верх глупости. Если бы не Диего, неясно, пропустила бы стража у врат в лагерь или нет. И без того пристали с вопросами вроде «Кто?», «Откуда» и «Какого хрена припёрся именно в наш лагерь?» Пока Диего лгал, дескать, за Барьером очутился его старый знакомый по внешнему миру, которого швырнули за Барьер недруги без суда, колени подрагивали от бессилия, голова кружилась. — «Мой знакомый — мне с ним и возиться», — вывели из раздумий его слова. Диего сидел на лавке у дома, ссутулившись и облокотившись о собственные колени. — Торус это заявил, а ещё просил передать, чтобы ты не смел жрать из общего котла, пока не станешь полезным. — Он зажмурился и качнул головой. — Кстати, соваться туда… — кивнул он в сторону стоявшего у врат темнокожего стража, — не советую. Можешь попробовать, но предупреждаю сразу: Торус — упрямый глорх, а ещё — недоверчивый. Его доверие заслужить ой как трудно. Туша разделана, теперь можно её зажарить. Нож заткнут за пояс. Пригодится, если Диего не затребует вернуть. Мелькает мысль — пойти после ужина и рассказать Торусу правду. Удерживает от затеи не только предупреждение Диего, но и голод. Пока туша жарится, самое время расспросить о колонии. Диего крутит вертел и охотно делится: рассказывает о людях, решивших покинуть Гомеза и основать свой собственный лагерь… — Одно жульё! — бросает затесавшийся в компанию человек в просторных штанах. — Только и способны, что обворовывать нас. Тьфу! Дрова шипят от угодившего в пламя плевка. Людей у костра прибавляется. Диего их не гонит — видимо, не впервой им собираться кучкой. — Есть ещё укурки на болотах, — это рассказывает не он. — Если прогуляешься до лавок Фиска и Декстера, увидишь лысых чудаков в забавном тряпье и с татуированными мордами. Не-ет, если хошь походить на них, никто неволить не станет! Вот это уже любопытно. Даже голод приглушается — настолько велико желание выведать, где расположены лавки Фиска и Декстера, однако здравый рассудок берёт верх, в придачу один из собеседников, лысый, с гладким лицом и отсутствующими верхними зубами принёс большую бутыль, а выпить ой как хотелось. Диего вынес кружки. Самое лучшее — черпать сведения из, казалось бы, пустых разговоров вроде: — Ворьё из Нового лагеря совсем оборзело. Этот… Мордраг мой ремень продавал, а когда я ткнул ему им в морду, выпучил зенки и заявил, что ремень изготовил скорняк из его ублюдочного лагеря! — Насовал бы по морде! Слабак, что ли? — Зенки залил, что ли? Амулета гонцов мага не заметил?! Двое рассорились и ушли выяснять отношения. Во рту осталась горечь от пива, на губах — жир, в теле — нега от сытости, голова кружилась от хмеля. Солнце давно закатилось, у костра — тепло и уютно. Оставшиеся посмеялись над очередным рассказом: — …обдолбался своей болотной травы до спячки — ну я и задрал ему подол и снял исподнее. Нечего жмотничать. От одного косяка не убыло бы — Декстер-то дерёт втридорога, а на болоте этого говна полно. Теперь представь картину: он дрыхнет с голыми яйцами и бормочет молитвы! Все загоготали неясно с чего. В рассказе не было ничего смешного. Из глупого рассказа удаётся вычленить факт: таких, как опозоренный укурок, в колонии целый лагерь. Голова кругом — теперь уже не от выпитого и перехода, а от дум, куда бы метнуться. Если во внутренний двор, к магам, путь закрыт, следует поискать лазейку, например, познакомиться с вороватым гонцом. — Ладно, давай спать, — Диего невольно разрешил внутренний спор, — только посуду вымой. Видишь, куда он пошёл? — указал он на пошатывавшегося рудокопа. — Там вода. Пришлось взять грубые глиняные кружки и деревянные миски. Если до этого костёр согревал своим теплом, то в отдалении от него познабливало. Ночь выдалась холодной, ещё и гроза назревала… Да только слишком много молний для неё. А вот вода за день прогрелась. Удалось не только вымыть посуду, но и обдать лицо, шею, плечи… — Так-так, значит, правду говорят: в лагере новенький. — Коллективное любопытство, похоже, никогда не закончится. Придётся ответить на очередной вопрос, заданный неприятным скрипучим голосом. Лица в темноте не разглядеть, а вот доспехи крепкие, различимы достаточно отчётливо. — А новеньким нужны знакомства, так? Не помешают, но уж слишком зловеще звучат слова. — Ну так. И что? — Полегче, мальчик! Ты только первый день в лагере и не знаешь, что тебе могут начистить рыло, если кому-то не понравится твой тон! — Это угроза? — Что ты? — цокнул языком собеседник. — Это дружеское предупреждение — только и всего. Лихих ребят хватает, и одна из моих задач — защищать от них. Обрадоваться бы — да не верится в его доброту. Колония зла к своим обитателям — это дал понять ещё Буллит, из-за которого больно притронуться к скуле. — Что от меня требуется? — напрашивается сам собой вопрос. — А-а-а, вот это мне нравится! — Ошибки нет: приставучему типу что-то нужно. — Мелочь — всего десять кусков руды. — Из беседы удалось узнать, что рудой здесь расплачиваются за еду, оружие и доспехи. Десять кусков — это ничтожно мало. — Каждый день. Вот же пристал, хапуга! — У меня нет руды. — Проблем не вижу: за кайло — и в шахту! Неужели Диего не объяснил, что придётся делать? Ещё и перегородил путь, ублюдок. В слабом свете луны удалось разглядеть и крупный нос, и тёмные волосы, и ухмылку. — Если не заплачу, побьёшь? — Ещё чего?! — Вымогатель отступает в сторону. Наконец-то… — Всего лишь сделаю вид, будто не вижу, как тебя убивают. Даже прощания этот жадный ублюдок, чьё имя осталось невыясненным, не заслуживает. Как назло, ещё и кружка падает, и от неё отлетает ручка. Скорее всего Диего затребует мзду. Дурной знак, дающий понять, что проблемы начались, и отнюдь не малые.