Снег на эшафоте

      Она тонула в бескрайнем синем море. Солёная вода заливалась ей в горло и заполняла всё внутри, колола нос, сковывала холодом тело. Тигровая Лилия отчаянно цеплялась за жизнь, билась, силясь обуздать волны. Но они, издеваясь, всё обрушивались и обрушивались на неё. Нахлёстывали, вертели как щепку, заставляли хрипеть, жалким голосом кого-то звать и наконец — сдаться. Сдаться и пойти ко дну.       Она видела, что вода напротив её рта становится темно-красной, а наверху — остаётся густо-голубой, как предгрозовое небо. Туда, к этому небу, она и протянула руку, молясь, чтобы кто-то из Великих Богов сжалился над ней. Сжалился даже несмотря на то, что сквозь воду не добраться до Великих Земель, где находят покой все краснокожие. И наконец…               — Должно же это подействовать.       Фраза была произнесена тихо. Кто-то осторожно приподнял её голову и поднёс к губам серебряный кубок. В кубке было что-то тёмно-золотое и… кажется, несколько маленьких звёздочек или нечто очень на них похожее. Питьё источало приятный аромат, и неожиданно для себя Тигровая Лилия подчинилась, сделала два глотка. Правда, она тут же закашлялась, почувствовав горечь и жар, и от этого резко села. А в следующий миг её мягко, но настойчиво опустили назад:        — Если рана откроется в третий раз, я выброшу вас за борт.        У широкой мягкой постели сидел сам капитан Крюк, только что отставивший бокал на стол. Взгляд пронзительных голубых глаз не отрывался от лица принцессы, и, встретившись с ним, она сделала именно то, что сделала бы любая другая дочь индейского племени. силы нашлись даже на сиплый боевой клич.        — Я тоже рад вашему возвращению, — занесённую руку удержали, бледная ладонь с лёгкостью обхватила смуглый кулак. — Пыльца фей всё-таки удивительная вещь, правда? Чертовски бодрит. А Пэн использует её, чтобы летать…        — Отпусти, — принцесса нахмурилась.       Пират склонился к ней. Он по-прежнему не улыбался, но почему-то не внушал в эту минуту привычного ужаса. Что-то в нём невольно успокаивало, будто дочь Большой Пантеры смотрела на бесконечный океан, а не в холодные глаза убийцы. Заглянув ей в лицо, Крюк негромко отметил, как будто про себя:        — Не разучилась говорить… уже хорошо.       Тигровая Лилия снова перевела взгляд на руку, по-прежнему мягко сжимавшую её кулак, и спросила:        — Где я?        — Возможно, в лучшем месте, в каком могли побывать за всю вашу жизнь. В каюте старшего помощника капитана «Весёлого Роджера». В постели из гагачьего пуха и под шерстяным пледом из времён моих почтенных предков. Не бойтесь, Сми здесь никогда не спал, он предпочитает кубрик, чтобы быть от меня подальше.       Теперь Тигровая Лилия наконец осмотрелась вокруг. Потолок был довольно высокий, кровать — непривычно удобная: при желании в ней можно было утонуть. Три подушки, не меньше. В небольшом круглом окошке темнело ночное небо. Зацепиться взглядом было не за что — комната казалась совсем нежилой. И тем более странным казалось здесь очнуться. Принцесса опустила голову и, не глядя на Крюка, глухо спросила:        — Почему ты не дал мне умереть?       С каждой минутой воспоминания о бойне в поселении индейцев вставали перед ней всё отчётливее. Каждый крик, каждый звук удара лезвия о плоть или кости, каждый барабанный удар. Тиканье часов Крокодила, неумолимого, как сама смерть. Торжествующие кличи Варана. Тихий шёпот: «Отомсти».        — Почему? — повторила она громче.       Тошнота подкатывала к горлу, дрожь охватывала всё тело. Сейчас, в этой чужой комнате, на этом чужом корабле, дочь индейцев осознала с безжалостной остротой: она осталась совсем одна. Если бы выжил хоть кто-то из друзей отца — её бы уже отбили, забрали, вернули, и…       Под взглядом капитана принцесса гордо вздёрнула подбородок, чуть прикусила губу. В эту минуту Тигровая Лилия готова была попытаться ударить его и второй рукой, но она была неподвижна и болела. Как унизительно... Крюк по-прежнему не отстранялся, будто ища что-то в её заполненных с трудом удерживаемыми слезами глазах. Его ответ прозвучал неожиданно просто:        — Потому что кто-то этого не захотел.        — Ты? — в упор спросила она, смаргивая слёзы.       Странно, но на миг в его лице мелькнуло замешательство, сомнение и что-то, чему она не подобрала названия. Но тут же он покачал головой:        — Не я. Тот, кто всё это время возился с вами. Неужели вы думаете, что я похож на любителя выхаживать больных зверушек?       Она снова дёрнула рукой, и пальцы сжались крепче, не давая ударить. Джеймс Крюк улыбнулся:        — И всё же сейчас с вами сижу я, и на вашем месте я был бы себе крайне благодарен.        — Я благодарна, — сухо отозвалась Тигровая Лилия. — Я убью тебя быстро.        — Великодушная леди, — он церемонно склонил голову. — Просто подарок для моего скромного корабля. А если говорить о благодарностях… за вас вступился Красный Буйвол, и первые четыре ночи и дня с вами был он.        — Что?!       Слова эти заставили вздрогнуть и снова попытаться сесть. Крюк настойчиво прижал её к подушке — и впервые на лице его отразилось некоторое непонимание. Тигровая Лилия, пылая гневом, воззрилась на него:        — И ты позволил ему ко мне прикоснуться? Ты?        — Юная леди… — капитан пиратов слегка поморщился, — беда в том, что я не ваша мать и не ваш отец, чтобы решать, кому к вам прикасаться, а кому — нет. Мне не хотелось, чтобы рядом с моим кораблём в море всё же плавало ваше тело — в трюме мы трупов не держим. Поэтому я препоручил вас заботам вашего соплеменника и пригрозил ему реей, если вы умрёте. И как видите, он справился. Вам не пришлось отрезать руку, ваши раны почти зажили, и даже пневмония, которую вы подхватили, полежав на снегу, сходит на нет, хотя за последнее вам стоило бы благодарить меня и мои запасы рома…       Всю эту речь принцесса выслушала молча, потом тихо ответила:        — Ты не понял. Он — мой брат. И он не просто так изгнан из нашей семьи.       От неожиданности мужчина отпустил её, но больше она уже не пыталась его ударить. Где-то секунд десять Крюк молчал, потом снова взял кубок и поднёс ко рту принцессы со словами:        — Вам нужно это допить. Тогда завтра будете чувствовать себя лучше.       Помогая ей приподняться, он развернул плашмя железный крюк, заменявший правую руку, — и прохладный металл коснулся разгорячённой головы. Тигровая Лилия подумала о том, с какой лёгкостью капитан пиратов может прямо сейчас перерезать ей горло. А потом подумала о том, что почему-то он ещё этого не сделал. И отпила немного золотистого напитка — теперь она поняла, что это всего лишь подогретый ром с пыльцой фей. Разливавшееся по жилам тепло впервые было приятным, а не болезненным, и она улыбнулась со всей благодарностью, на какую была способна.        — Почему вы изгнали его? — неожиданно спросил капитан, отстраняясь и убирая пустой кубок.        — А он не говорил? — Тигровая Лилия удобнее устроила на подушке голову.        — Он ничего мне не говорил, — Крюк прищурился. — Он вас предал?        — Индейцы не предают! — запальчиво отозвалась принцесса.       И тут же замолчала, понимая, что это было самым глупым и наивным из её заблуждений. Но неожиданно её мысль не озвучили. Капитан с каким-то тоскливым выражением посмотрел на свою здоровую руку и мягко подал голос:        — И всё же?        — Он просто не хотел быть как мы, — Тигровая Лилия прикрыла глаза. — Он хотел уйти. С острова. Он верил не во всех наших богов, он не желал искать гармонии с природой, он всё время спрашивал…        — Что же? — Крюк снова подался вперёд, и, почувствовав это, она посмотрела на него:        — Что там, за второй звездой…        — Здравый вопрос.        — Не для нас, — отрезала Тигровая Лилия. — Он должен был стать опорой отца, заменить его, если его убьют, но и этого он не желал, он хотел улететь! И…        — И ваши соплеменники выкинули его, потому что он думал не так, как они? — капитан пиратов вдруг тихо засмеялся. — Что ж… одним разочарованием больше.        — Что ты имеешь в виду? — она вскинулась.       Крюк уже поднялся, но так и не отвёл от неё взгляда. Странно… но в глазах его, до того синих, блеснули две маленькие алые искорки. Если бы принцесса знала его чуть ближе, она помнила бы, что это — знак с трудом сдерживаемого гнева. Тем не менее… ровный голос обманул уставшую от слишком долгого разговора краснокожую:        — Ничего, о чём вам стоило бы тревожиться. Спите.       Она покорно прикрыла глаза. Слабость накатывала мягкими, но настойчивыми волнами, путая мысли. И Тигровая Лилия отдалась в её власть. Последний вопрос, долетевший до её слуха, показался лишь частью подступающей дрёмы:        — А вам не хотелось бы знать, что там, за второй звездой?       Принцесса улыбнулась. Конечно же, ей хотелось… ведь не только глупые дети мечтают об этом. Но она никогда, никогда в этом не признается… даже если её племени больше нет. Племя погибло, а его законы остались. И она не пойдёт против них. Ни за что.       *       Ночь — грустное время для страны Нет-и-Не-Будет. Ночь всегда дарила её жителям лишь плохие сны и тягостные мысли, холод одиночества и тоску по какому-то другому, сокровенному, Дому. И особенно остро это ощущалось сейчас, когда даже звонкий смех Питера Пэна не звучал над побережьем.        Мальчишка научил летать всю свою банду, и теперь они пропадали где-то далеко, возвращаясь лишь на редкие часы и опять исчезая. За второй звездой. Искал ли Питер себе новую Вэнди?.. Может быть… а может быть, просто надеялся убежать от самого себя. И странно, но… в этом капитан пиратов мог понять своего заклятого врага. Мужчина не верил в вечную юность. Он вообще не верил ни во что, что звалось вечностью.       Сейчас Джеймс Крюк мерил шагами палубу и смотрел на силуэт Билли Джукса в вороньем гнезде. Билли не спал, он смотрел то на звёзды над головой, то на темнеющую впереди громадину острова. Билли был горд нести вахту. Капитан улыбнулся, скользнув по нему взглядом. Мальчишка. Так не похож на Пэна. И так похож на…               — Джеймс, мы готовы.       Его лучший друг, Питер B., принадлежащий к слишком хорошо известной в Англии семье, чтобы даже сейчас назвать его фамилию, младше Джеймса всего лишь на пару лет. У Питера открытое честное лицо, тёмные волосы и синие глаза. С Джеймсом они похожи почти как братья, с той лишь разницей, что один — врач, а другой — мятежник. Но сегодня оба они верят в то, что бунт окончится победой. Сначала падёт славный город Бриджуотер. А потом король Яков II будет свергнут. У Англии будет новый правитель, и с ним она наконец поднимется на самую вершину мира, станет полновластной королевой морей, а народ её обретёт счастье.        — Хорошо, — впервые за сегодняшний день Джеймс Скотт, герцог Монмутт, улыбается. — Выступаем.       Питер хмурится, пристально глядя на него:        — Тебе не стоит быть впереди. Они сразу откроют огонь.       В голосе тревога, такая знакомая и привычная. Друг знает, что его слова бесполезны, и всё равно говорит их. За это Джеймс благодарен. И всё же, седлая коня, он твёрдо отвечает:        — Только впереди. И никак иначе. И я хочу, чтобы ты шёл рядом, Питер. Если ты не боишься.        — Нет, Джеймс, — ответная улыбка сверкает лёгким безумием, на какое способен лишь этот обманчиво тихий юноша. — Не боюсь.              Питер… стоило вспомнить, что мерзкий мальчишка Пэн тоже носит это имя, как внутри всё сворачивалось и отзывалось тупой пульсирующей болью. Джеймс Скотт слишком ясно видел, как благороднейшего из самопровозглашённых лордов, Питера B. A., капитана второго фрегата, уводили. И как он крикнул, что обязательно найдёт его снова. Крикнул, зная, что лжёт. Лжёт в последний раз.        — С ней всё в порядке?       Вздрогнув, Джеймс Крюк обернулся. Красный Буйвол смотрел на него, стоя у мачты. Капитан «Весёлого Роджера», всё ещё не до конца очнувшийся от воспоминаний, плавно приблизился к нему:        — Да. Всё такая же дерзкая и грубая дикарка.       Краснокожий усмехнулся. В то же мгновение мужчина подцепил крюком ткань его рубахи и подтянул к себе ближе:        — А ещё она мне кое-что поведала о тебе, Красный Буйвол. То, что ты скрыл от своей… — произнося это, Джеймс Крюк с удовольствием ощущал, как от вида чужого страха отступают горькие мысли и меркнут родные лица, — новой дружной и любящей семьи. Ты понимаешь меня?       Индеец кивнул. Секундный страх стёрся с его скуластого лица. Оно приняло упрямое, замкнутое выражение… которое бывало и у принцессы. Теперь их сходство казалось очевидным.        — Есть чем оправдаться? — коротко спросил капитан, перехватывая здоровой рукой горло Красного Буйвола и незначительно его сдавливая.        — Я подумал…        — … уже хорошо, — ледяным тоном откликнулся Крюк и сжал пальцы посильнее.        — … что для новой семьи не важны прежние ошибки.        — Неплохо… — и ещё чуть меньше воздуха.       Но Красный Буйвол упрямо не сдавался:        — Ты принял меня, и теперь тебя я зову Отцом, пусть и только в мыслях. Этого тебе не достаточно?       Мысленно капитан Джеймс Крюк уже застонал, понимая, что логика индейцев останется для него такой же тайной, как и наличие хоть капельки ума у подруг Питера Пэна — русалок. Но вслух он произнёс твёрдо и решительно:        — Да, Буйвол. Этого НЕ достаточно. Следующую свою тайну ты будешь рассказывать Крокодилу.        — Я понял.       Рука разжалась. Индеец отступил на шаг. Вздохнув и подумав несколько секунд, Джеймс Крюк приказал:        — За этот сюрприз будешь драить палубу, пока не кончится вахта Джукса. Спокойной ночи.       Уже оказавшись у себя, Джеймс Крюк устало прислонился к запертой двери и расстегнул несколько пуговиц на воротнике. Ему было до странности тяжело дышать, и он не ощущал сквозняка, который обычно пробирался в капитанскую каюту и, играя, задувал свечи. Сейчас горело лишь две из них. И пламя резало усталые глаза.        Конечно, виной всему была память... и её не удавалось задушить ни ромом, ни крепкими сигарами, ни ором на команду, ни проливаемой кровью. Воспоминания жили, и Крюк не мог перестать просыпаться от собственного глухого воя или крика. Почему? Почему, черт возьми, у него не отшибает память так же, как у этого ничтожества, Пэна? Который летает, хохочет, притаскивает на остров детей из Англии… Интересно… он хотя бы может представить себе, как мечется в клетке его заклятый враг? Хотя… теперь — может. Не потому ли стало так снежно и ветрено?       На этой мысли он выпрямился и прислушался. За стеной спала девчонка. Тигровая Лилия, последняя из индейских принцесс. Пожалуй… несколько лет назад, когда вражда с Потерянными Детьми ещё казалась ему имеющей смысл, он торжествовал бы. А теперь... теперь он многое понял, и о Пэне в том числе. Придётся объяснить это и краснокожей, если спросит… а ведь она спросит. Потому что больше ей спросить не о ком. С невольным удивлением Крюк поймал себя на мысли: у дочери вождя удивительно верное сердце. Совсем как у…               Люси Уолтер звонко смеётся. У Люси Уолтер яркие голубые глаза. И она всегда готова была идти вперёд, не опуская своей гордой головы, — на бал, в ссылку, в подземелья Тауэра. Таким же она растит сына в обманчивом спокойствии Роттердама. Джеймс любит свою мать за это. И ещё больше любит за её веру:        — Однажды ты станешь королём, милый.       Совсем ещё маленький, он боится этих слов. Король — это что-то большое и важное. А ещё он кое-что помнит и потому спрашивает:        — А если меня тоже свергнут?       Ласковые руки касаются его чёрных спутавшихся кудрей:        — Для меня ты уже король и всегда им будешь.       Потом пройдёт несколько лет — и люди Стюартов заберут его в Париж, а потом и в Итон. Они увидятся лишь несколько раз — перед первым его сражением на стороне Англии, перед венчанием с Энни и пред тем, как три корабля отплывут в Бриджуотер. Но она будет верить в него до самой последней минуты. Пока его голова не скатится с эшафота к её ногам. И даже после этого.