* * *
Гермиона сидела в замёрзшем саду в одиночестве и допивала начатую бутылку джина. В порыве ярости она пропустила мысль о пальто или одеяле. Вместо этого она наложила согревающие чары на свою одежду. Не так эффективно, но сойдёт. На ней всё ещё была униформа: чёрные армейские ботинки до колен, узкие тёмные джинсы и соответствующая кожаная куртка. Многочисленные ножи и запасные волшебные палочки она закрепила на бедре и к армейским гильзам на руках. Её сумка валялась на полу рядом с ней, увеличенная заклинанием незримого расширения. Она была почти до отказа забита зельями, картами, большим выбором оружия и готовыми бомбами. Всегда готова. Она выглядела совсем не так, как в Хогвартсе. Все следы той невинной девочки, уткнувшейся носом в книгу, исчезли. Она была закалена в боях. Все они были. Война затронула всех по-разному, но Гермиона чувствовала себя совершенно иначе. Теперь она была солдатом. Ни больше, ни меньше. Она лежала на спине и крутила палочку между пальцами, глядя на падающий снег. Она то превращала снежинки в маленьких птичек, то меняла их цвет на яркие оттенки розового и фиолетового одним движением кисти. Раньше она любила этот сад. Ей когда-то нравилось сидеть здесь в одиночестве, вдыхая аромат тысячи различных растений и цветов, которые росли здесь. Наблюдать за тем, как цветы распускаются, обнажая свои души перед солнцем, было как-то по-домашнему уютно. Этот сад раньше был её убежищем, успокаивающим, дающим обещание новой жизни. Жаль, что больше это место таковым не являлось. Все растения засохли, и годами здесь ничего не прорастало. Ещё одна вещь, которую забрала война. — Знал, что найду тебя здесь, — сказал Гарри, когда дверь в сад со скрипом открылась. Гермиона промолчала. Она сосредоточила свою магию на скоплении падающих снежинок и превращении их в форму медведя. Она смотрела, как снежный медведь с тихим рёвом поднимается в воздух, его тело становилось всё шире с каждой снежинкой, которая примыкала к нему. — Я принёс одеяло, — тихо сказал Гарри, нарушая неловкое молчание, — и сигареты, — взгляд Гермионы наконец пересёкся с его. На лице Гарри проскользнула ухмылка, когда он сел рядом с ней. Накинув тонкое одеяло на их ноги, он протянул ей уже зажжённую сигарету. — Подумал, что это может привлечь твоё внимание. Гермиона усмехнулась и, отставив бутылку с джином, взяла сигарету у Гарри. Она глубоко затянулась, чувствуя, как никотин приятно обжигает лёгкие. Давно она этого не делала. — Как тебе удалось достать их? — спросила она, выдыхая дым. — Я думала, фабрики перестали производить их после эвакуации? — Так и есть, но я Избранный, — пошутил Гарри, подмигнув, — у меня есть свои способы. Забыла? — Конечно, — Гермиона не смогла сдержать улыбку, — как я могла забыть. Раньше с Гарри было так легко. Они могли поговорить обо всём на свете. Раньше не было такой темы, которая казалась бы слишком глупой или слишком личной, не было нерешаемой проблемы. Вместе они могли справиться с любыми трудностями. Сейчас же она даже не знала, как с ним заговорить. Не было тем для разговоров. Она не знала, как заполнить неловкое молчание, воцарившееся между ними. — Сегодня ты была на волоске от смерти, — наконец сказал Гарри, его голос был мягким, но в нём чувствовалось напряжение. — Верно. — Рон опасается, что ты не вернёшься в следующий раз, когда отправишься на задание, — он сделал большой глоток джина, его лицо сморщилось от отвращения. — Требует, чтобы Кингсли отстранил тебя. По крайней мере на несколько недель. Взгляд Гермионы моментально метнулся к Гарри. Между бровей залегла глубокая морщинка. — Ты серьёзно? Гарри просто кивнул. — Это... это абсурд! Об этом не может быть и речи! — ярость прошлась по её телу, проникая в вены, как кислота. — Он не может!.. Если он думает, что я собираюсь отсиживаться здесь, пока другие... — Расслабься, — быстро сказал он, схватив её за плечо и потянув обратно вниз, когда та начала вставать. — Я уже сходил к Кингсли и сказал, что так не пойдёт. Ты слишком ценна на поле, Гермиона, он не подвергнет остальных риску твоим отстранением. Её накрыла волна облегчения. Будто тяжёлый груз свалился с её плеч. Она ненавидела сражаться. Ненавидела и то, что ей приходилось убивать каждый раз, когда она выходила из этих стен. Но это было лучше, чем оставаться запертой в них. Для Гермионы не было ничего хуже этого. Ничего. — Спасибо, — она выхватила бутылку и осушила её до дна. Её гнев рассеивался по мере того, как алкоголь разливался по венам, притупляя ощущения. Она пожалела, что не захватила с собой ещё одну бутылку. — Не стоит благодарности,— повисла ещё одна неловкая пауза, прежде чем Гарри заговорил снова. Он не умел хранить молчание, всегда можно было рассчитывать на то, что он нарушит тишину первым. — Невилл намекнул, что тебе пришлось сегодня убить. Исключая моменты, когда разговор принимал такие обороты. Таким разговорам она предпочла бы тишину и неловкое молчание, если бы это означало, что им не придётся затрагивать эту тему. Опять. Гермиона молчала. Она наблюдала за падающим снегом в ожидании, что он несомненно начнёт её осуждать. Все они ненавидели убивать, и Гермиона — не исключение, но шла война и удача была не на их стороне. Совсем не на их. Нельзя использовать несмертельные заклинания в надежде, что враг поступит так же. Особенно когда враг стал таким же сильным, как они. Она надеялась, что Гарри поймёт. Надеялась, что он увидит, что иногда светлой магии недостаточно. В некоторых случаях убийство было меньшим из двух зол. Разве не лучше убить несколько сотен Пожирателей смерти или несколько тысяч чудовищ, если это спасёт жизни миллионам невинных? Гарри же думал немного иначе. Он так не считал даже тогда, когда они смотрели на полуразрушенную часть Лондона, который их окружал. И, несмотря на разрушенные здания, почерневшие окна и отсутствие всяких признаков жизни, он всё равно не изменил своего мнения. После возвращения он всегда произносил какую-то вдохновляющую речь. Что-то вроде о поиске цветка, пробивающегося сквозь пепел, или о том, что даже в самые сложные времена надо обращаться к свету. С каждым днём он всё больше и больше напоминал ей Дамблдора. Она задавалась вопросом: «Каково быть Гарри?» Ощущал ли он себя так же обыденно, как и она, окружённый таким количеством руин и обломков? А желудок больше не сжимался в отвращении, видя, во что превратилась маггловская столица? В глубине души она знала, что для них теперь это норма. Как раз это и выводило её из себя. За последние четыре года Гарри нечасто бывал на поле боя, как раз после первых взрывов. Совсем недавно Орден начал сотрудничество с оставшейся частью маггловской армии. Сочетание магии и маггловских технологий на какое-то время приостановило продвижение Волдеморта. Его армия, состоящая преимущественно из чистокровных ведьм, волшебников, а также множества магических существ, понятия не имела о маггловских танках, вертолётах или бомбах. И какое-то время всё было хорошо, пока не были сброшены первые боеголовки. Гарри, Гермиона и команда были посланы исследовать место взрыва и заниматься поиском возможных выживших и потенциальных заложников. Тогда-то Гарри и увидел последствия взрыва, сотни обугленных тел Пожирателей смерти. Их братская могила. При виде этого внутри него что-то оборвалось. Он впал в ярость, сказал, что такие действия ставят Орден в ряд с Волдемортом и что убийство не является решением. Он умолял совет прекратить использование бомб, позволить ему найти способ победить Волдеморта, избежать геноцида. Это была точка невозврата. После этого Гарри нечасто появлялся на миссиях. Несмотря на просьбы Избранного, Кингсли и маггловский премьер-министр всё же работали вместе. В конце концов их союз на какое-то время дал Ордену небольшое преимущество. Но Волдеморт быстро учился. — Невилл также сказал, что ты использовала ещё одно Непростительное? — Да, использовала, — просто ответила она, — и, поступи я иначе, мы бы сжигали тела двух наших друзей, а не одного! Гермиона чувствовала его взгляд, прожигающий в ней дыру. Она решила проигнорировать его, отвлекаясь на очередную порцию никотина и ощущение лёгкого гула в голове. — Это не твоя вина, Гермиона. Ты сделала всё, что могла. Я уверен, Колин... Она застонала, зажмурив глаза, будто это могло каким-то образом заглушить голос Гарри. — Не надо, Гарри. — Что? — Притворяться, что это не моя вина. Заклятие предназначалось мне, — огрызнулась она, ещё более раздражённая тем, что сигарета истлела. Она бросила окурок на землю и раздавила его каблуком, — я должна быть мертва. Ты должен был сжечь сегодня моё тело, а не его. — Не говори так! Если бы с тобой что-то случилось, это была бы чёртова катастрофа... — А с Колином, значит, нет? — Ты знаешь, я не это имел в виду, — его губы сложились в тонкую линию, а глаза прищурились. Пытаясь занять чем-то свои руки, Гермиона нащупала палочку и снова начала играть со снежинками. — Это я, это должна была быть я, — прошептала она. — Лучше бы он не пошёл на эту миссию. — Он знал на что идёт. И он погиб, защищая одного из своих друзей. Именно так он и хотел бы умереть. Гермиона презрительно фыркнула, в её голосе прозвучали ирония и чувство вины: — И как это должно помочь мне? — Полагаю, что никак. Слова сорвались с её губ, как признание самой себе, возможно, ей нужно было избавиться от этой тяжести на душе: — Я практически позволила ему умереть той ночью. Гарри промолчал; достав сигарету из пачки, прикурил и протянул ей. Он не курил, но с недавних пор пачка всегда лежала у него в кармане. Он хорошо осознавал, насколько сильно солдаты и пленные нуждались в них и не могли прожить без них и дня. Гермиона не была исключением из правила. Она с радостью приняла её и сделала глубокую затяжку, чувствуя, как приятное ощущение распространяется в её голове. — В какой-то момент его поймали, три пожирателя против нас двоих. Один охранял артефакт, второй нацелил палочку на меня, а третий – на глотку Колина, — глубокая затяжка, чтобы собраться с мыслями и продолжить. — Я понимала, что обезоружить всех троих не выйдет. У меня был выбор: Колин или артефакт. — Нет, ты бы этого не сделала. Его брови сомкнулись, выражая поддержку. Так демонстрировать свою веру в неё мог только Гарри. Грудь Гермионы сжималась всё сильнее. — И на секунду, блять, на долю секунды, я позволила закрасться мысли о том, чтобы пожертвовать им и забрать артефакт. Кингсли уверял, что это повернёт ход войны в нашу пользу. — Ты бы этого не сделала, — повторил Гарри, но его голос звучал уже тише и не так уверенно, — я тебя знаю, ты бы не поступила так. Ты бы спасла Колина. — В том-то и дело, я больше не знаю, как бы поступила. Я больше не узнаю себя. Гарри, ты не видел, что происходит там, снаружи, за пределами этих стен. А я видела. — Я знаю, знаю, что всё изменилось. Чёрт, поверь мне, я знаю. Но, Гермиона, эти мысли... Ты не можешь позволить им завладеть тобой. Это та причина, по которой я не хочу, чтобы кто-либо использовал тёмную магию. Она меняет тебя. Что ж, она и сама осознавала это. Поняла тогда ещё, много лет назад, когда впервые применила убивающее проклятие. В тот момент новая мерзкая магия просочилась ей в кровь. Тогда ей едва исполнилось девятнадцать. Гермиона не хотела этого. Это была всего лишь самооборона. Во время эвакуации на неё напал Пожиратель смерти. Пришлось принять решение: либо Авада в Пожирателя смерти, направившего палочку прямо ей в грудь, либо двадцать детей, которых она пыталась вывести из подземелий Хогвартса. Выбор был очевиден. Тело подчинялось инстинктам. Проклятие слетело с губ ещё до того, как Гермиона осознала произошедшее. Однажды она уже потеряла небольшую группу, потому что проявила милосердие и пощадила Пожирателя Смерти. Перед глазами Гермионы промелькнул образ мёртвой молодой девушки. Элис Фостер. Результат её милосердия. Её убил тот самый Пожиратель Смерти, которого пощадила Гермиона. А после была ещё одна, а потом ещё… Она твёрдо решила, что не даст этому повториться, даже если убийство травмировало её, было причиной череды преследующих её ночных кошмаров, панических атак, а чувство вины давило настолько сильно, что не давало возможности вдохнуть. В такие моменты Рон был рядом. Был её поддержкой и опорой. Она могла спрятать своё лицо в его утешающих объятиях, подолгу слушать о том, что всё будет хорошо. Впрочем, Рон и сам был не в силах столько выдержать. Её коматозное состояние, безучастный взгляд и отсутствие интереса фактически привели его в тёплые, наполненные уютом, объятия Ромильды Вейн. Или по крайней мере это было его оправданием – в принципе, неважно. Итог: убивать стало намного легче. Просто военные действия. Тактика битвы. Она почувствовала себя отчуждённой от акта убийства, и с течением времени это больше не нарушало её сна ни на мгновение. Она предпочитала успокаивать себя мыслями о спасённых жизнях, отправляя ещё одну тёмную душу прямиком в ад. Скорее всего, она попадёт туда сама, как только всё закончится. — Я переживаю за тебя, Гермиона. Мы все переживаем, — Гарри взял её за руку и ободряюще сжал. Обнадёживающе. — Тебе не нужно переживать за меня, я могу позаботиться о себе. — Знаю, что можешь. Ты годами заботилась обо мне и Роне, честно говоря, я не уверен, смогли бы мы пережить первый год без тебя. Они оба тихо рассмеялись. Как в старые добрые времена. Вроде бы. — Я знаю, насколько сильно ты зациклена на контроле, но я думаю, тебе нужно как-то отвлечься. Делать что-то ещё, помимо размышлений о войне. — У меня больше ничего нет, Гарри. Ничего не осталось. — Возможно, если бы ты нашла кого-то, всё бы изменилось. — Это твой совет? — фыркнула она, покачав головой. — Найти парня? Выйти замуж? Завести с ним ребёнка или двоих? Ты правда считаешь, что это придало бы моей жизни смысл? Мы в самом разгаре войны, и наши дела плохи, Гарри. Впустить ребёнка в этот мир было бы крайне эгоистично и... — слова сорвались с её губ раньше, чем она осмыслила сказанное. — Безответственно? — хмыкнул Гарри. — Да, я думал точно так же, когда Джинни сообщила, что беременна Роуз. Но это поменяет тебя, Гермиона. Знаешь, нет прекраснее чувства в мире, чем быть родителем. — Это точно изменило Рона, — едко отметила она, втянув очередную порцию никотина, — я перестала его узнавать с тех пор, как Ромильда узнала, что ждёт ребёнка.* * *
В конце концов снегопад усилился, температура воздуха упала, и они вынуждены были ретироваться в дом. Они больше не могли откладывать неизбежное – необходимо было подготовиться к похоронам Колина. Орден давно принял решение отказаться от стандартных похорон. Это занимало много времени и ресурсов. Кингсли считал, что кладбища слишком открыты и было бы рискованно собирать снаружи всех желающих проститься. «Слишком лёгкая мишень», — говорил он. Выбор пал на погребальные костры. Совет старшин Ордена считал кремацию лучшим вариантом. Они могли бы собраться на нижних уровнях штаба и отдать дань уважения своим погибшим друзьям. Вентиляционные отсеки вытягивали гарь и смог из закрытого пространства, а запах был скрыт за несколькими слоями магии. Честно говоря, помогало так себе. Запах жжёной плоти, казалось, оставался в воздухе навсегда. Всеобъемлющий. Мерзкий. Ни у кого кусок в горло не лез ещё пару дней после кремации. Гермиона разглядывала свои руки, пока клубы пара заполняли ванную комнату. Багровые. Всё ещё пропитанные кровью Колина. Не от смертельного заклятия, предназначенного ей. Нет, это была кровь от глубокого пореза на его ноге, вероятно, появившегося ещё до того, как она обнаружила их с Симусом. Как бы ни было, это была его кровь. Она быстро разделась, бросив окровавленную одежду в корзину, и шагнула под обжигающие струи воды. Она начала яростно оттирать кожу на руках, в попытке избавиться от крови Колина. Единственного свидетеля её провала. Но кровь не смывалась. «Почему?» «Почему, блять, она не смывается?!» Ничего не помогало. Ей казалось, что её кожа вот-вот облезет, если она будет тереть с такой силой. Как бы она ни старалась, кровь Колина, казалось, въелась в её кожу. Гермиона прислонилась к стене и медленно сползла вниз. Она была больше не в силах сдерживать рыдания и крики, вырывающиеся из неё. Она кричала и плакала. До момента, пока её горло не охрипло, а конечности не онемели. Её тело била мелкая дрожь, а лёгкие горели, и тогда она позволила себе отпустить. Почувствовать. Ей так редко удавалось что-то почувствовать. Она была свидетелем стольких смертей. Видела столько сожжённых, разорванных на куски до неузнаваемости тел, что ей просто жизненно необходимо было давать волю всему этому. Пусть горе захлестнёт её, избавит от этих эмоций, вытеснит их слезами и криками. Пока в конце концов не останется слёз. И она вновь встретит пустоту, словно старого знакомого.* * *
На похороны Колина пришли все до единого. Каждый выживший член Ордена Феникса отложил все свои дела, чтобы почтить память умершего, за исключением Кингсли и нескольких других из совета старшин. По всей видимости, они были слишком заняты, холя и лелея добытый ими артефакт. Им пришлось наложить расширяющие чары, чтобы вместить всех в довольно тесном подвале. Но после начала похорон все будто бы плотнее прижались друг к другу, ища утешения и поддержки. Несмотря на то, что Колин был на пару месяцев младше Гарри, он выглядел намного моложе. Он выглядел таким маленьким. Невинным. Возможно, его светлые кудри или по-юношески розовые округлые щёки придавали ему больше детских черт. Ему сложно было дать больше шестнадцати, хотя ему уже было далеко за двадцать. Особенно сейчас. Он выглядел ещё моложе теперь, когда румянец сошёл с его щёк. Гарри произнёс речь. Небольшую хвалебную речь о жизни Колина, его достижениях, его безмерной преданности и заразительной улыбке, которая, казалось, поднимала настроение всем вокруг. — Светлая память, — сказал Гарри. — Один из лучших. Послышались приглушённые рыдания, когда несколько человек наложили огненные чары на костёр. Большинство покинули зал ещё до начала кремации, слишком опечаленные для того, чтобы наблюдать, как тело одного из твоих друзей обращается в пепел. Гермиона осталась. Всегда оставалась. Ещё Гарри, Симус, Рон, Луна и Невилл. Они стояли бок о бок в тишине, наблюдая, как языки пламени охватывали тело, оставляя от него одни лишь воспоминания. Почувствовав знакомый запах горящего тела, Гермиона стала молиться всем богам, которых она могла припомнить, маггловским или из мира волшебников, чтобы смерть Колина не была напрасной.