Секреты и Маски | Secrets and Masks

2 февраля

      — Сначала дамы.       Малфой протянул руку в дверной проем, не сводя глаз с Гермионы, а его губы изогнулись в жестокой ухмылке, которую она презирала.       Ее брови взлетели выше.       — С каких это пор ты стал гребаным джентльменом?       У него хватило наглости фыркнуть.       — Я был джентльменом задолго до того, как стал Пожирателем Смерти, Грейнджер.       Его ухмылка превратилась в хмурый взгляд, когда она не стала переступать порог.       — Ты ведь знаешь, что я мог бы просто заставить тебя пройти, не так ли?       Гермиона скрестила руки на груди, сердито смотря, ее ноздри раздувались, чтобы показать ее отвращение. Она планировала это в течение нескольких дней, тщательно просматривая свои воспоминания и перестраивая двери в своем отеле, чтобы убедиться, что он увидит это воспоминание следующим.       Если это сработает, ей нужно будет сделать так, чтобы это выглядело убедительно, что она не хотела, чтобы он видел это воспоминание, как и все остальные.       Если это сработает, он может ослабить бдительность. Ей нужно было, чтобы он был дерзким, высокомерным, достаточно высокомерным, чтобы он вошел в комнату с торжеством, затуманившим его глаза, временно не осознавая, в какую комнату он входит, — и тогда она могла бы заточить его там. Посадить его в клетку так же, как он поступил с ней.       Она отлично расставила ловушки, теперь ей оставалось только надеяться — встать на колени и молиться, черт возьми, — чтобы он заглотил наживку.       Она раздраженно фыркнула в последний раз и помчалась мимо него в дверной проем, убедившись, что при этом ткнула его локтем в ребра.       — Хорошая девочка. — Она услышала, как он усмехнулся у нее за спиной.       Как только они вошли в комнату, холодная дрожь пробежала по спине Гермионы. Она заставила себя сохранить невозмутимое выражение лица, несмотря на ужас, который, как она чувствовала, пронизывал ее до костей.       Ему нужно было это увидеть.       Если какое-то из ее воспоминаний могло сильно навредить Малфою, она была уверена, что это было то самое. Это было одно из таких воспоминаний, которое раскололо бы его на части, заставило истекать кровью, изобьет его так, как она хотела. Ей просто нужно было продержать его здесь достаточно долго, чтобы оно причинило боль.       Она продолжала идти, пока они не оказались в середине тускло освещенной комнаты — по крайней мере, в двадцати пяти футах от двери, которая привела ее сюда, — и он следовал за ней вплотную, почти бок о бок, как он всегда делал.       Она нервно постукивала ногой по темному деревянному полу, когда комната материализовалась вокруг нее. Это была гостиная, темная гостиная с показушно выглядящей люстрой, висящей над головой, которая, вероятно, стоила больше, чем дом ее родителей.       В комнате были высокие потолки с гладкими каменными колоннами, которые скрепляли конструкцию, и большой камин, сделанный из того же камня. Несколько предметов разбросанной мебели в комнате были минимальными и такими же темными и убогими на вид, как и пол.       Она сделала глубокий вдох, чтобы успокоиться, успокоить то, как ее живот скрутило, и то, как ее тошнило, когда она осматривала комнату вокруг нее. Это была комната, которую она хорошо знала. Комната, которую она презирала, боялась, ненавидела и никогда не хотела видеть снова, но которая годами преследовала ее в кошмарах.       В комнате появились девять призрачных фигур.       Два похитителя.       Рон.       Гарри.       Младшая версия Гермионы.       Три фигуры с ледяными светлыми волосами.       И одна с густыми, дикими кудрями и взглядом убийцы.       Как только Малфой понял, где они, он побледнел, и у него перехватило дыхание, когда он увидел свою мать.       Он застыл на мгновение, и Гермиона увидела, как та же самая маленькая эмоция вспыхнула в его глазах, единственная искра на фоне серого неба. Это длилось всего секунду, крошечный миг, прежде чем он снова захлопнул свои окклюменционные стенки. Мерцание исчезло так же быстро, как и появилось, но она увидела его. Знала, что он что-то почувствовал. Знала даже больше, что она была права, это воспоминание причинит ему боль — ей просто нужно было удержать его здесь.       — Ну и что? — спросила Беллатрикс, вцепившись когтями в волосы Гарри и поднимая его лицо вверх. — Это он?       Младшая версия Малфоя нервно сглотнула. Он переминался с ноги на ногу, его нежелание было ясно по тому, как его глаза перебегали с пола на Гарри и обратно.       — Я... Я не могу быть уверен.       — Драко. — Голос Люциуса был шипящим, чуть громче шёпота, настойчивым, придирчивым. Он встал позади своего сына, обхватил рукой затылок Драко и сжал. Стакан в другой руке дрожал, кольца звенели о стекло дрожащими пальцами. Было что-то странно приятное в том, что когда-то гордый человек, когда-то дико пугающий и уважаемый Люциус Малфой дошел до такого. Дрожащая, полусумасшедшая оболочка прежнего образа элегантности и утонченности, которым он когда-то был.       Гермиона солгала бы, если бы сказала, что ей не понравилось, как его зубы тряслись на его челюсти, солгала бы, если бы сказала, что она не улыбнулась, увидев, каким призраком стал Люциус после своего приговора в Азкабане.       — Посмотри внимательно, сынок.       То, как он нависал над Малфоем, крепкая хватка на его шее, ужасно напомнили Гермионе демона. Она предположила, что в некотором смысле он действительно был дьяволом на плече Драко. Наполняя голову своего сына ядовитым шепотом, пытаясь подчинить и исказить волю Драко, соблазнить его к тьме, к богатству и власти, которые могли дать только самые злые поступки и рабство.       — Если мы те, кто передаст Поттера Темному Лорду, все будет прощено. Все… все будет так, как было. Ты понимаешь?       — Надеюсь, теперь мы не будем забывать, кто на самом деле его поймал. — Люциус вздрогнул, когда один из похитителей прервал его. — Мистер Малфой?       — Ты смеешь так разговаривать со мной В МОЕМ СОБСТВЕННОМ ДОМЕ?!       Голос Нарциссы был нежным шепотом, когда она скользнула вперед и обхватила руки Люциуса.       — Люциус, дорогой. — Она оторвала его от своего сына, с беспокойством глядя на Драко, и направила его к камину. — Этого достаточно.       Если Люциус был дьяволом на плече Драко, то Нарцисса была ангелом. Миссис Малфой, казалось, излучала тепло и понимание, даже если через несколько мгновений она направила палочку на горло Рона и Гарри. Гермиона всегда считала Нарциссу сострадательной, — в некотором смысле — милосердной. Все, что она когда-либо делала, было сделано в интересах защиты ее семьи, чтобы они были в безопасности.       Гермиона могла это понять. Не было ничего, чего бы она не сделала, чтобы обезопасить свою семью. Ни единой вещи.       Да, Гермиона всегда испытывала какую-то искорку симпатии к Нарциссе Малфой, и именно поэтому ее смерть так сильно встревожила ее. В конце концов, Нарцисса сохранила Гарри жизнь, солгала Темному Лорду и объявила его мертвым в запретном лесу. Если бы не Нарцисса, Гарри был бы давным-давно мертв. Если бы не Нарцисса, Волдеморт выиграл бы эту войну много лет назад.       Орден был в неоплатном долгу перед Нарциссой.       Вот почему Гермионе было невыносимо думать о том, какой болезненной Волдеморт, должно быть, сделал ее смерть, как долго он, должно быть, мучил ее за непростительное предательство.       И именно из-за этого она знала, что это воспоминание убьет Малфоя, когда снова оживит его в памяти.       Она услышала, как у Малфоя перехватило дыхание, когда его мать схватила его двойника за руку и увела его так же, как своего мужа. И когда Нарцисса взяла его лицо в ладони, предположительно, шепча успокаивающие заверения, Малфой достиг своего предела.       — Я не буду это смотреть! — Она почувствовала, как его бесчувственный взгляд метнулся по комнате, он резко развернулся и направился обратно к двери, его мантия Пожирателя смерти яростно развевалась вокруг него, когда он убегал.       Но Гермиона не собиралась позволять ему уйти.       Если это воспоминание заставило его чувствовать себя некомфортно, то она намеревалась заставить его смотреть каждую гребаную секунду. Намеревалась заставить его заново переживать каждое болезненное тиканье часов и терпеть каждый крик, точно так же, как это сделала она.       Она глубоко вздохнула и зажмурилась. Когда шаги Малфоя стали тише, Гермиона сосредоточилась. У нее не было магии, но это все еще был ее разум.       Она представила дверь, представила ее высоту, размер рамы и коридор с другой стороны. А потом она представила, как он исчезает, испаряется в никуда.       Позади нее раздался мягкий свистящий звук, а затем Малфой практически взревел.       — Нет!!! — Он резко остановился. — Что, черт возьми, ты сделала?!       Облегчение затопило ее, согревая грудь и немного растворяло часть страха в ее венах.       Она сделала это.       Он попался на это. Слепо бросился головой вперед в бойню, которую она приготовила.       — Верни дверь, Грейнджер! — он кипел, тон низкий, ядовитый. — Сейчас же!       — Нет.       — Верни. Чёртову. Дверь. Назад! — проревел он, все еще отвернувшись от нее. Его плечи были напряжены, вибрируя от ярости. — Сейчас же!       — Нет!       Он развернулся и бросился к ней, серо-голубые глаза горели так же, как тогда, когда его дракон был ранен, когда он был на задании. В отчаянии. Она почувствовала, как дрожат его пальцы, когда он схватил воротник ее футболки.       Что-то в Малфое изменилось. Что-то светилось в его глазах. Не ярость, что-то более сильное, более первобытное. Только когда он приблизил ее лицо к своему, почти соприкасаясь носами, она поняла, что это было.       Страх.       Слепой, леденящий кровь страх.       — ВЕРНИ ЕЕ!       — Нет! — закричала она, злоба в ее тоне идеально соответствовала его. — То, что здесь произошло, — твоя вина! Ты мог бы остановить это! Так что ты будешь стоять здесь и смотреть на это!       Она оттолкнула его руки, заставив его отпустить ее, в то время как ее память превратилась в хаос вокруг них. Как бы сильно мысль о просмотре этого конкретного воспоминания ни вызывала у нее болезненного ощущения, если это причинило Малфою боль — даже если это причинило самую малость боли — тогда это того стоило.       — Цисса, отведи мальчиков в подвал! — высокий голос Беллатрикс звенел в воздухе, настоящий или нет, от него у Гермионы все равно волосы встали дыбом. — Я хочу немного поговорить с этой. Как девочка с девочкой.       При упоминании ее имени голова Малфоя дернулась к матери, как будто он не мог остановиться. Его глаза были прикованы к ней, когда она вела Гарри и Рона к подземельям. Он потянул за воротник своей мантии, ослабляя его дрожащими пальцами.       — Это должно быть в моем хранилище в Гринготтсе. — Беллатрикс зашипела на заднем плане. — Как ты это получила?       Гермиона услышала, как ее младшее «я» закричало, услышала хлопок, стук, который сказал ей, что Беллатрикс сбила ее с ног, но она не повернулась, чтобы посмотреть. Вместо этого обнаружила, что наблюдает за Малфоем.       — Что ты и твои друзья ВЗЯЛИ ИЗ МОЕГО ХРАНИЛИЩА?!       — Я ничего не брала! — Гермиона взвизгнула, и она не пропустила, как Малфой поморщился рядом с ней. — Пожалуйста, пожалуйста, я ничего не брала!       — Я тебе не верю!       Следующие несколько минут казалось, словно длились часами.       Ее младшая версия кричала, билась и плакала на полу, когда Беллатрикс резала ее руку клинком. Она поклялась, что ее шрам ожил, поклялась, что чувствовала каждый разрыв и разрыв кинжала, когда Беллатрикс вонзала его в ее кожу снова, и снова, и снова.       — Ты знаешь, что я звала тебя, не так ли? — Гермиона поймала себя на том, что признается, сама не зная почему.       Маска Демона рядом с ней хранил гробовое молчание. Он старался, чтобы его глаза оставались пустыми, но она заметила в них мерцание. Она пошатнула его контроль, когда поймала его здесь. Она расколола его, и теперь он изо всех сил пытался возвести вокруг себя стены.       — Я пыталась попросить тебя о помощи. — Гермиона выдавила слова сквозь комок в горле, выдавив признание в попытке заглушить крики своей младшей версии. — Я кричала тебе, чтобы ты спас меня, помог мне, просто сделал что-нибудь.       Послышался шаркающий звук. Гермиона помнила, что Беллатрикс поднялась на ноги. Проклятия Круциатуса могут начаться в любую секунду.       — Но я не могла произнести ни слова. — Она тихо продолжила. Ее руки сжались в кулаки, ногти впились в ладони, когда Беллатрикс бросила первое непростительное проклятие в ее дрожащее тело. — И ты… ты просто… закрыл голову ладонями и… отвернулся.       Еще одно красное проклятие окрасило коридор. Еще один яростный крик эхом отразился от стен.       — Что именно ты надеялась получить от этого, Грейнджер?! — Малфой зарычал сквозь стиснутые зубы. — Это было какое-то упражнение в контроле? Чтобы показать мне, что у тебя есть какая-то власть надо мной?! Ну, ты не знаешь! У тебя нет контроля, и ты, блядь…       Гермиона подошла ближе, повернувшись спиной к ужасной сцене позади нее, чтобы посмотреть на Пожирателя Смерти.       — Я подумала, тебе нужно напомнить о последствиях твоих действий.       Он зажмурился, она слабо слышала, как он скрежещет зубами из-за ее криков, но она не могла быть уверена, ее крики были слишком громкими, чтобы быть уверенной.       — Все это твоя вина! — продолжила она, не сочувствуя его дискомфорту. — Ты привел все в движение, когда убил Дамблдора!       Его глаза снова открылись.       — О, ради Салазара, это снова?! Я не убивал старого ублюдка! — прорычал он, повысив голос на октаву, когда она закричала. — Снейп был тем, кто наложил смертельное проклятие…       — Нет, ты убил его! Возможно, ты и не выпустил пулю, но пистолет был в твоей руке…       — Снейп убил его…       — …то, что ты опустил свою палочку, не отменяет того факта, что он мертв по твоей вине! Ты впустил пожирателей смерти в замок! — она обеими руками толкнула его в грудь. — Ты загнал Дамблдора в угол в Астрономической башне! Ты обезоружил его!       Она подчеркивала каждое «ты», которое произносила, толкая его в грудь, с каждым разом все сильнее, отбрасывая его на несколько шагов назад. Его взгляд усилился.       — Снейп не убил бы его, если бы ты не подстроил все идеально!       Он крепче сжал челюсти, раздувая ноздри.       — Ты причина, по которой Снейп наложил проклятие! Ты причина смерти Дамблдора! И из-за тебя погибли тысячи людей!       Крики ее двойников усилились, но Малфой перед ней молчал, такой же жестоко неслышимый, такой же безмолвный, каким он был, когда она звала его на помощь в первый раз, когда это воспоминание разыгралось.       Гермиона подняла руки, чтобы снова толкнуть его, намереваясь отправить его в стену позади него, но она недооценила его рост из-за своего гнева. Ее руки неожиданно опустились на его шею, и когда ее ладони коснулись его обнаженной кожи, произошло нечто неожиданное.       Гермиона почувствовала трещину, странное покалывание охватило ее руку. Ее кровь, казалось, загудела, как будто ее ударило током, а затем гостиная и ее крики стихли.       Комната быстро превратилась в саму себя, мебель изгибалась и искривлялась, прежде чем была яркая вспышка света, и пол исчез под ней.       Гермиона приземлилась посреди каменной дорожки с болезненным стуком. От удара у нее перехватило дыхание, вокруг черепа образовалось то же слишком знакомое головокружительное давление. Она поднялась на ноги, крепко прижав ладонь к виску, пытаясь облегчить боль, и огляделась.       Она была посреди улицы, в том, что выглядело как город. По обе стороны дороги стояли высокие здания, все с окнами до пола на каждом уровне, которые тянулись высоко в небо. Большая часть стекла была разбита, осколки прилипли к полу и вросли в бетон, как слой сосулек, покрывающий тротуар.       Было темно, она догадалась, что это раннее утро, из-за пронизывающего холода, который окутал ее, и того, как ее дыхание материализовалось с каждым выдохом. Но над ее головой не было ни звезд, ни луны, на которую можно было бы смотреть, пытаясь определить время под ее углом.       На первый взгляд она не узнала город, была уверена, что когда-либо бывала здесь раньше. Как это возможно?       Малфоя нигде не было видно. Она подождала несколько мгновений, ожидая, что его низкий, хриплый голос заревет рядом с ней, отругает ее, накричит на нее за то, что она имела наглость прикоснуться к нему.       Две минуты спустя Малфой все еще не материализовался, и Гермиона начала беспокоиться, ей стало не по себе.       Она отвлекла себя, еще раз оглядевшись вокруг, ее ноги автоматически несли ее по мощеным улицам. Линии высоких зданий, казалось, тянулись все дальше и дальше, и чем дальше она шла по незнакомой тропе, тем больше она понимала, что определенно не была здесь раньше.       Она остановилась, когда подошла к табличке с обгоревшими краями. На металле были выгравированы слова «Ноттингем-сквер» и стрелка, указывающая влево.       То, как у нее скрутило живот, когда она уставилась на табличку, подтвердило то, что ее инстинкты кричали с тех пор, как она материализовалась здесь.       Она никогда не была в Ноттингеме.       И ее не было в ее воспоминаниях. Она была у Малфоя.       Как это было возможно?!       У нее не было магии, она месяцами даже не чувствовала ее слабого биения в своих венах. С момента своего пленения она пробовала бесчисленное количество раз — все, от простых отпирающих чар до согревающих проклятий, — но ничего не помогало. Малфой позаботился об этом. Антимагическое зелье, которым он ежедневно опаивал ее, лишило ее этого. Так как, черт возьми, она здесь оказалась?!       Могла ли она со временем выработать толерантность к зелью? Ее тело естественным образом привыкло к дозировке и ослабило желаемый эффект?       Гермиона никогда раньше не читала ни о чем подобном, но опять же, она сомневалась, что было много исследований на эту тему. Это может быть возможно.       Разве это не так?       Шум в крайнем правом ряду напугал ее, и она резко обернулась, ожидая увидеть Малфоя, стоящего там, с желанием убить ее в его глазах, прежде чем он вытащит ее из своего разума, брыкающуюся и кричащую.       Но его там не было. Она все еще была одна, и она намеревалась в полной мере использовать это замечательное гребаное преимущество.       Она продолжала идти по улице быстрым шагом, она не была уверена, сколько ей осталось до того, как он найдет ее, и она отказалась уходить отсюда с пустыми руками. Это была возможность, о которой она молилась, ее шанс узнать что-то о своем похитителе, найти скрытое преимущество или слабое место, которое она могла бы использовать.       Через несколько минут поисков что-то привлекло ее внимание в дальнем конце улицы. В ста, может быть, в двухстах футах отсюда. Это было совсем немного, единственное пламя одинокого фонаря. Она последовала за ним.       Конец улицы привел к открытой поляне, рыночной площади, и только когда она завернула за последний угол, она поняла, что фонарь был не таким одиноким, как она думала, их были десятки, может быть, сотня крошечных огоньков, собранных вместе. И она поняла, что на самом деле это были вовсе не фонари, а факелы, которые держали фигуры в плащах.       Ее первой реакцией было вытащить палочку, она ничего не могла с собой поделать. Годы послания могущественных проклятий на фигуры в плащах, годы бегства от них пробудили в ней этот инстинкт.       Она заставила себя двигаться, заставила себя выйти вперед и встать позади толпы. Это было одно из воспоминаний Малфоя, и, возможно, был способ, которым она могла использовать это против него.       Здание, вокруг которого собрались фигуры в плащах, было высоким и величественным, с девятью маленькими арками и каменными колоннами наверху. Здание напомнило ей римскую архитектуру, треугольный потолок с десятками фигур, вырезанных в камне.       Две скульптуры львов, повернутые лицом друг к другу, охраняли ступени, ведущие в дом совета. На крыше здания была башня с часами, хотя Гермиона подозревала, что она давно перестала работать.       Все фигуры в плащах стояли лицом к дому совета, все были скрыты масками из черного и золотого металла. Волдеморт стоял перед большими двойными дверями, на верхней площадке лестницы, и все шепотки смолкли, когда он поднял руки — и старшую палочку — в воздух.       — Добро пожаловать, друзья мои. — Волдеморт проворковал: — Спасибо, что присоединились ко мне в этот прекрасный вечер.       Гермиона пробиралась сквозь призрачные фигуры в толпе, не обращая внимания на то, как ее сердце колотилось в груди от их близости.       — Они ненастоящие, — повторяла она нараспев. — На самом деле их здесь нет. Они не настоящие.       — Я уверен, что вы все очень хотите узнать, почему я позвал вас всех сюда сегодня вечером.       Ей стало немного легче дышать, когда она вышла с другой стороны толпы. Ее охваченные паникой нервы ослабли, когда она вырвалась из моря Пожирателей Смерти и встала перед собравшимися.       У подножия ступеней стояли четыре фигуры, справа от статуй львов. Они стояли в тесной шеренге, единственный присутствующий здесь без масок.       Астория была ближе всех к Гермионе. Она выглядела точно так, как она помнила ее по Хогвартсу, с длинными каштановыми волосами, вьющимися по спине. Она беззвучно рыдала, черные слезы текли по ее лицу. Ее плечи дрожали так же сильно, как и нижняя губа.       — Хотя мы выигрываем эту войну, хотя силы Поттера истощаются, и мы обнаруживаем, что становимся сильнее с каждым новым восходом солнца.       Малфой стоял справа от Астории. Его руки были крепко сжаты в кулаки по бокам, челюсти сжаты еще сильнее.       — Должен признаться, я нахожу себя… разочарованным.       Тео стоял слева от Астории, и каким-то образом выражение его лица обеспокоило Гермиону больше, чем когда-либо могла Астория. Выражение его лица было отсутствующим, отстраненным. Как будто его душа покинула его тело, и остался мешок из костей и плоти. Его лицо было совершенно бесстрастным, резко контрастируя с заплывшими и разбитыми глазами девушки рядом с ним.       — Я не прошу от вас многого, не так ли? — продолжил Волдеморт, заработав хор «Нет, мой лорд» от своих верных последователей. — Я хорошо к вам отношусь, не так ли? Я щедро вознаграждаю вас, когда вы мне угождаете? Я даю вам силу, власть, защиту от тех, кто посмеет причинить вам вред, не так ли?       — Да, милорд.       К удивлению Гермионы, Блейз стоял дальше всех от Астории. Он выглядел так, как будто его может стошнить в любой момент. Его кожа выглядела немного позеленевшей, и он крепко прижимал руку к животу, как будто пытался удержаться от падения.       — Это то, чего я боялся. — Волдеморт вздохнул, его похожие на когти пальцы постукивали по краю палочки. — Вот почему мне так больно, меня очень тревожит, когда один из вас не может выполнить несколько простых приказов и сделать то, что я прошу в обмен на награды и защиту, которые я вам предоставляю.       Волдеморт указал налево, и из потайного дверного проема появились две Золотые маски, таща женщину к Темному Лорду.       Как только Гермиона увидела Дафну Гринграсс, ей стало плохо.       Ее лицо и шея были покрыты синяками, верхняя губа разбита, а в темно-русых волосах запеклась густая капля крови. На ней была ее форма Пожирателя Смерти, хотя она была порвана и разорвана повсюду, вероятно, чтобы продемонстрировать десятки синяков и ожогов, украшавших ее кожу.       Она была связана толстыми металлическими цепями, которые волочились за ней, как гвозди на доске. Они обернулись вокруг ее тела и крепко связали запястья, сделав побег невозможным.       Гермионы не должно быть здесь.       Она определенно не должна быть здесь, черт возьми.       Когда два Пожирателя Смерти, две неопознанные Золотые маски, начали поднимать Дафну по ступенькам, Астория наклонилась вперед и начала кричать.       Драко был быстр, как стрела, вылетающая из лука. Он схватил Асторию до того, как рыдание вырвалось на свободу, вероятно, ожидая этого, и обнял брюнетку. Он прижал ее спиной к своей груди, заглушая ее крики одной рукой, в то время, как другая обвилась вокруг ее ребер и удерживала ее на месте.       Дафна развернулась и поймала его взгляд, умоляющее выражение появилось на ее оскорблённом лице, прежде чем Золотые Маски резко развернули ее и заставили подняться по ступенькам.       Астория извивалась в руках Малфоя, извиваясь и дергаясь, чтобы вырваться, в то время, как черные слезы собирались на руке, прикрывающей ее рот. Блейз и Тео были неподвижны, безжизненны, наблюдая, как Дафну подвели к Волдеморту и повернули лицом к толпе.       — Эта девушка, — прошипел Волдеморт, скручивая пальцы и указывая на Дафну. — Предала нас. Она стала мягче относиться к маглам. Она заботится об их жизнях и их дворнягах больше, чем о себе подобных.       Несмотря на злобные обвинения Волдеморта, на протяжении всей симфонии свиста и шипения фигур в плащах, Дафна оставалась сильной.       Она высоко подняла подбородок, расправила плечи, в ее яростных карих глазах горел огонь. Она не выглядела испуганной. Она не дрожала. Она не показала ни капли слабости.       Тео начал двигаться, медленно, выглядело так, как будто он полез в карман, чтобы что-то схватить, но Дафна заметила движение. Она мягко покачала головой в его сторону и поджала губы. Они долго смотрели друг другу в глаза. Все остальные, казалось, ничего не замечали, слишком занятые наблюдением за корчащейся и дергающейся Асторией или слишком увлеченные унизительной речью Волдеморта, чтобы осознавать.       Казалось, жизнь снова вспыхнула в Тео, пока он смотрел на Дафну. Гермиона клялась, что видела, как его челюсть слегка дрожала, клялась, что видела, как его глаза мерцали, а в уголках собирались слезы.       Еще раз покачав головой Дафне, Тео опустил руку и обмяк. Он сглотнул, и холод, пустота вернулись в его глаза.       Дафна отвела взгляд.       Пока речь Волдеморта продолжалась и продолжалась, Гермиона была ошеломлена, загипнотизирована тем, как Малфой обращался с Асторией. Она наблюдала, как рука, закрывающая ее рот, медленно опускается, чтобы обхватить ее плечо. Малфой прижал Асторию к груди, защищая, пока она дрожала в его руках. Его рот переместился к раковине ее уха, и только когда она подошла немного ближе, она заметила, как его губы настойчиво двигались, шепча сквозь хор приветствий из речи Волдеморта.       Гермиона быстро подошла и встала рядом с ними.       — Дыши, Тори, — прошептала младшая версия Малфоя, голос дрожал почти так же сильно, как у Астории. — Тебе нужно дышать.       — Я… я не могу… — Она тихо всхлипывала, слезы продолжали течь по ее лицу и капать с подбородка. — Я… я не могу… он собирается... Я не могу смотреть…       — Тебе нужно. Ты не можешь отвести взгляд, пока он делает это. — Малфой замолчал, крепче обнимая ее. — Если Темный Лорд подумает, что ты сочувствуешь своей сестре, он убьет тебя прямо здесь, вместе с ней.       Астория захныкала, когда Дафну поставили на колени перед толпой.       — Эта девушка предала нас самым худшим из возможных способов, — Волдеморт кипел. — Если она так сильно любит своих маглов, то она умрет, как одна из них.       Колени Астории подогнулись, когда вокруг запястий Дафны были наколдованы веревки и привязаны к противоположным подиумам, заставляя ее широко раскинуть руки, оставляя ее открытой для убийства. Рука Малфоя снова напряглась, скрывая, как дрожали плечи Астории, насколько он мог.       — Тебе нужно успокоиться.       Астория яростно покачала головой. Слезы потекли по ее лицу быстрее.       — Я не могу… Это… Я не могу смотреть на это… — Еще один всхлип сорвался с губ брюнетки, и рука Малфоя снова взлетела к ее рту. Несколько пожирателей смерти повернулись, чтобы посмотреть на нее, и Малфой пристально смотрел на них, пока они не отвернулись.       Гермиона не видела столько эмоций у Малфоя с тех пор, как его дракон был ранен. Его глаза были безумными, пальцы дрожали у рта Астории, а его голос был более эмоциональным, более паническим, чем Гермиона когда-либо слышала. Он выглядел отчаявшимся. Безнадежно.       — Тори, пожалуйста, успокойся, — он снова прошептал. Она заметила, как его глаза продолжали мерцать, меняясь со стоических и холодных на горящие и страдающие. Это было так, как если бы он отчаянно пытался построить свои окклюменционные стены, но не мог. Как будто он пытался поднять их и защитить себя, но только для того, чтобы они мгновенно рассыпались. — Он убьет тебя, если подумает, что ты сочувствуешь. Дафна не хочет, чтобы ты умерла.       То, как обычно сильный голос Малфоя сломался ближе к концу, заставило грудь Гермионы сжаться.       — Пожалуйста, успокойся, Астория, — он прошептал. — Я не могу потерять и тебя тоже.       Астория содрогнулась, когда Волдеморт сотворил клинок, серебро которого отразило свет факелов, прежде чем он наклонился и использовал его, чтобы разрезать заднюю часть униформы Дафны. Две Золотые Маски сдвинули два куска разорванной ткани вниз, обнажив ее спину, плечи и ребра.       Не было никаких сомнений, если бы Малфой не поддерживал Асторию, она бы рухнула на пол.       — Я обещал Дафне, что буду охранять тебя, — отчаянно прошептал он. — Я буду охранять тебя. Я собираюсь обеспечить всем безопасность. Мне все равно, что мне придется делать, я позабочусь о нашей безопасности. Ты понимаешь?       Астория кивнула, но прежде чем Малфой смог продолжить, она протянула руку слева от нее.       Стоическое выражение лица Тео сломалось, когда она схватила его за руку. Он резко повернул голову, чтобы посмотреть на Асторию, и на секунду, всего на секунду, его глаза были разбиты. Тео крепко сжал ее руку в своей, прежде чем все трое глубоко вздохнули и повернулись, чтобы посмотреть на казнь.       Гермиона больше не могла смотреть. Она просто… не могла.       Когда одна из Золотых масок встала позади Дафны, высоко подняв топор, она повернулась и пробилась обратно сквозь фигуры в плащах. С другой стороны толпы появилась дверь, и Гермиона слишком быстро бросилась вперед и схватилась за ручку.       Ей было все равно, куда это ее приведет. Ей было все равно, даже если это приведет ее обратно в гостиную Малфоя, и ей придется снова и снова наблюдать, как его тетя мучает ее, потому что это было бы лучше, чем это. Все было бы лучше, чем это!       Гермиона распахнула дверь и вошла внутрь, только чтобы столкнуться лицом к лицу с парой смертоносных, призрачных глаз. Ее сердце подскочило к горлу при виде Волдеморта, и она была настолько отвлечена страхом, который пронзил ее, что ей потребовалось несколько мгновений, чтобы понять, что она вернулась прямо в Малфой-Мэнор.       Только когда она заметила те знакомые каменные колонны, которые теперь были раскрашены яркими красными пятнами, она поняла, куда привела ее эта дверь.       Красные глаза Волдеморта скользнули в ее сторону, что-то шепча и посмеиваясь своему верному змею на полу. Он наклонился, чтобы позволить змее обвиться вокруг его руки, прежде чем аппарировать, и рука Гермионы взлетела ко рту, чтобы ее не вырвало.       За эти годы она повидала много полей сражений, ей был знаком запах гниющей плоти и застойного разложения, но это воспоминание — черт возьми, воспоминание Малфоя — было одной из самых ужасных сцен, которые она когда-либо видела.       Запах ударил ее первым, врезавшись в ее чувства, как кувалда. Отвратительный, затхлый запах плоти на самых ранних стадиях разложения нельзя было спутать ни с чем другим. В комнате воняло кровью, темный пол был липким от нее, ее ботинки прилипали к полу с каждым неуверенным шагом, который она делала внутри.       Запах, однако, был ничем по сравнению с тем, что она обнаружила в комнате.       Части тела Люциуса Малфоя были разбросаны по гостиной, все в багровых пятнах и плоти, неровно разорванной по краям. Одна рука лежала у окна, другая — у входа. Его туловище было распростерто поперек обеденного стола, ноги раздроблены и вмяты в металл люстры, а его отрубленная голова лежала рядом с камином.       Он выглядел так, как будто был таким уже несколько дней. Его кожа приобрела тот безошибочно узнаваемый серо-голубой оттенок трупа, а плоть раздулась, готовая к следующей стадии разложения.       Самой тревожной частью его внешности было выражение его лица. Хотя его глаза были стеклянными и пустыми, его лицо было искажено вечным криком, застывшим, чтобы никогда больше не двигаться.       А потом был сам Малфой.       Черт возьми, она поклялась никогда не испытывать к нему ни капли сочувствия. Поклялась, что никогда не проявит к нему ни капли сострадания. Но как она могла этого не сделать? Как она могла не пожалеть его, как она могла остановить свое сердце от болезненного скручивания, когда она увидела его скрюченным, сгорбленным на полу, с изломанным телом его матери на руках.       Грудь Нарциссы вздымалась с каждым неглубоким вздохом, который она делала. Она выглядела так, как будто цеплялась за последние нити своей жизни. Казалось, каждый дюйм ее тела был покрыт кровью — ее ли это или ее мужа, Гермиона не была уверена. Хотя она осталась в основном нетронутой, отсутствовали небольшие части ее тела.       Пара пальцев.       Большой кусок плоти с ее плеча.       Ее левая нога.       Гермиона присела на корточки рядом с Малфоем, чтобы получше рассмотреть повреждения, и именно тогда она заметила, каким молодым он выглядел.       Ему было всего шестнадцать, может быть, семнадцать. Черты его лица все еще были резкими и угловатыми, как сейчас, но юношеская округлость, которую помнила Гермиона, была на месте.       Она подумала, что это воспоминание не могло быть больше, чем через несколько месяцев после битвы за Хогвартс, но потом она заметила его костюм. Это был тот же черный сшитый на заказ костюм, который он носил в тот день в Выручай комнате, и Гермиона поняла, что она ошибалась.       Прошло не несколько месяцев после битвы, а всего несколько дней.       Все его тело дрожало, когда он держал свою мать на руках. По его лицу текли слезы. Его дыхание сотрясалось при каждом низком всхлипе.       — Все в порядке, — Нарцисса замолчала. Одна из ее костлявых рук поднялась и обхватила лицо Малфоя. Она вытерла слезы с его щек, слабо улыбаясь своему сыну, пока он тихо всхлипывал над ней. — Все в порядке, милый. Пришло м-мое… время.       — Нет! Нет, я могу это исправить! — заикался юный Малфой, голос срывался с каждым слогом. Грудь Гермионы сжалась, когда он поднял голову. Он был в бешенстве, глаза наполнились слезами, когда они метались по комнате — Я… Я-я могу это исправить… просто держись. Я возьму свою палочку и…       — Шшшш, — прошептала его мать, снова взяв его за лицо и заставив посмотреть на нее. Ее дыхание становилось затруднённым, когда она выдавливала каждое слово, как будто ей становилось больно даже говорить. — Слишком… поздно.       Малфой подавился очередным всхлипом.       — Э-это все моя вина… Я-я сожалею… Я-я…       — Нет! — она прервала его, изнуряя себя, чтобы придать своему голосу силу, несмотря на то, что в уголках ее рта начали собираться капельки крови. — Это… не так… твоя вина… Н-никогда этого не делай… думаю, что…       После этого Нарцисса несколько мгновений молчала. Она пристально смотрела на Малфоя, лаская его лицо, как будто впитывала каждый последний момент с ним, прежде чем в последний раз закрыть глаза.       — Драко, ты должен выслушать… м-меня о-очень внимательно… Ты понимаешь?       Малфой фыркнул и кивнул головой.       — Если ты… собираешься пережить правление Волдеморта… тебе нужно быть сильным… и никогда не позволяй ему узнать… о чем ты думаешь.       Нарцисса сделала паузу, она ничего не могла с собой поделать. Сухой кашель прорвался к ее горлу, окрасив бледные губы еще большим количеством красных пятен. Малфой дрожащими пальцами вытер капли с ее подбородка.       — Ты… помнишь, чему я тебя учила… насчет окклюменции?       Он слабо кивнул в ответ.       Рука Нарциссы убрала лицо Драко, и Гермиона наблюдала, как она слабо положила ее на сердце своего сына.       — Мы… сделаем это вместе. хорошо?       И снова Малфой кивнул, лишь одним резким движением подбородка.       — Просто прислушайся… к моему голосу. — Голос Нарциссы слабел, ее конец становился все ближе. — Закрой глаза.       Малфой зажмурился, и это только сделало его более уязвимым. Еще больше сломанным.       — Здесь больше ничего нет… вокруг нас ничего не происходит… Это всего лишь я… и ты.       Рука Гермионы взлетела ко рту, когда рыдание вырвалось на свободу. Она никогда не видела Малфоя таким уязвимым. Он был так бесспорно беспомощен, что у нее защемило в груди.       — Теперь сделай… глубокий вдох.       Они оба вместе глубоко вдохнули.       — Я хочу, чтобы ты… сделал это м-медленно, ты можешь с-сделать это?       Малфой кивнул, и его дрожь, казалось, немного ослабла, когда он перевел дыхание, все еще с плотно закрытыми глазами.       — Теперь представь себе м-маленький кусочек… стекла… подержи этот стакан… в твоей руке..... П-представь вес… этого.       Нарцисса сделала еще один вдох, и Гермиона могла поклясться, что услышала, как захрипели ее легкие.       — Теперь я хочу, чтобы ты представил… как этот осколок стекла расширяется… П-представь, как он тянется к тебе. — Еще одна пауза, чтобы откашляться. — П-прикрывает твое тело… как щит.       Малфой кивнул, между его бровями образовалась глубокая складка, когда Нарцисса снова поперхнулась.       — Н-ничто не может проникнуть, хорошо?.. Ничего… Нет, если ты… не хочешь… этого.       Когда Малфой не ответил ей, Нарцисса пошевелилась в его объятиях, и ее рука вернулась к его щеке.       Он медленно открыл глаза и глубоко вздохнул. Гермиона не думала, что когда-нибудь сможет выкинуть из головы то отчаяние, с которым он рыдал, произнося следующее слово. Они будут похоронены там навсегда.       — Не оставляй меня, мама… п-пожалуйста… Пожалуйста, не оставляй меня…       Внезапно ногти впились в руку Гермионы, и она обернулась как раз вовремя, чтобы поймать пару знакомых убийственных серо-голубых глаз, прежде чем комната вокруг нее померкла.       Малфой впечатал Гермиону спиной в стену в ту же секунду, как они снова появились в ее спальне, маленькой неуверенности, к которой она привыкла, нигде не было видно.       Малфой кипел, вжимая ее в стену, ноздри его пылали.       — КАК ТЫ ДУМАЕШЬ, ЧТО ТЫ ДЕЛАЕШЬ?!       Выражение его глаз заставило Гермиону забыть, как составить связное предложение.       — Я… Я не знаю… Малфой, я… даже не знаю, как я…       Его пальцы оставили ее руки, только для того, чтобы болезненно сжаться вокруг ее горла. Тяжело.       — ЕСЛИ ТЫ СДЕЛАЕШЬ ЭТО ЕЩЕ РАЗ, Я УБЬЮ ТЕБЯ! — Он взревел, весь в гневе. — ТЫ МЕНЯ СЛЫШИШЬ?!       Ее руки инстинктивно метнулись к его запястьям, пытаясь оторвать его от себя, когда он сжал их. Он толкнул ее к стене, совершенно не чувствуя сочувствия, когда от этого движения ее череп ударился о штукатурку.       — ПРИКАЗ ТЕМНОГО ЛОРДА ИЛИ НЕТ, ЕСЛИ ТЫ КОГДА-НИБУДЬ СДЕЛАЕШЬ ЭТО СНОВА, Я УБЬЮ ТЕБЯ, ЧЕРТ ВОЗЬМИ!       У Гермионы не было возможности поспорить с ним, не было возможности указать на тонкую струйку крови, которая вытекла из его левой ноздри. Прежде чем она что-то поняла, прежде чем она смогла произнести один слог, Малфой отпустил ее и выскочил из комнаты.       Стены задрожали, когда он захлопнул за собой дверь, и Гермиона сползла по стене на пол. Ее разум наполнился знакомыми криками, пылающими факелами и надломленным голосом кого-то, о ком она и не подозревала, что возможно быть настолько сломленным под пропитанными кровью одеждами.