Секреты и Маски | Secrets and Masks

16 мая Когда Гермиона открыла глаза, первое, что она увидела, было лицо Малфоя, и по какой-то причине она не могла отвести от него взгляд. За годы войны она бывала в огромном количестве сражений и повидала многое, но она никогда не видела, чтобы кто-то выглядел настолько отчаявшимся, безнадёжно потерянным и уязвимым. От этого у неё скрутило живот, а в груди образовалась дыра. Она никогда не видела, чтобы он выглядел столь... искренним. От одного его вида становилось страшно. Видеть, как трясётся его рука, скомкав одежду на груди. Видеть смятение на его лице. Видеть его глаза такими чистыми и голубым, такими, какими они ещё никогда не были. Его ментальные стены пали, и от этого он выглядел намного моложе. В воздухе повисло напряжение. Оно окутывало спальню, словно туман, и долгое время все молчали. Пожиратели смерти тупо уставились на развернувшуюся картину, их взгляды перебегали с Гермионы на девушку, покоящуюся у неё на коленях, а затем снова на Гермиону. — Астория?.. — прошептал Блейз, и звук его сорвавшегося голоса заставил Гермиону на мгновение отвлечься от Малфоя. — Она... Хотя Блейз обращался к Гермионе, его взор был обращён к жене, он высматривал, поднимается ли её грудь, дрожат ли ресницы. Он отчаянно пытался уловить в ней хоть малейшие признаки жизни. Из них троих Блейз, по понятным причинам, выглядел хуже всех, почти обезумевшим от чувства вины. Он был похож на человека, который с радостью распахнул бы балконные двери и выбросился бы наружу, если бы Гермиона не дала ему столь желанный ответ. — С ней всё в порядке, — быстро ответила она, её голос охрип от усталости. — Мне удалось замедлить кровотечение и привести её в стабильное состояние вскоре после того, как Роми и Квинзел ушли за вами троими. Как только Гермиона произнесла это вслух, по комнате прокатилась волна облегчения. Тео выдохнул так резко, словно его ударили в живот. Он прислонился к дверному косяку. Казалось, что облегчение, которое он испытал, превратило его кости в желе и он больше не может стоять на ногах. Чтобы подавить возглас облегчения, Блейз прикрыл рот рукой, и его глаза заблестели от слёз. Малфой стоял в дверях и наблюдал за Гермионой не шевелясь. Его неподвижность напоминала статичные фигуры героев на художественных полотнах эпохи Возрождения, с которыми Гермиона часто сравнивала его. — Ей нужны покой и крововосполняющие зелья, но после нескольких исцеляющих чар она будет в порядке. — Как тебе удалось?.. — прошептал Блейз, делая осторожный шаг навстречу. — Ты ведь сейчас без магии... — Маггловским способом. При падении она раскроила себе затылок. Мне не удалось зашить рану: это нужно делать с помощью магии и как можно скорее, но я остановила кровотечение, оторвав кусок платья и использовав его в качестве бинта. — Гермиона опустила взгляд на белокурую голову, лежащую у неё на коленях, и принялась выводить круги на её спине, стараясь не смотреть на Блейза. — Но она потеряла сознание, и её кожа на ощупь была словно ледышка. Она бы, несомненно, умерла от потери крови, если бы я её не согрела. Я догадывалась, что на случай непредвиденных обстоятельств у вас в комнате было запасное зелье, восполняющее кровь, — она кивнула в сторону пустой бутылки на полу, подтверждая свою правоту. — Я не могла использовать магию, поэтому и отлевитировать её сюда у меня бы не получилось. Но я не решилась оставить её одну, пока мне нужно было сходить за одеялом и проверить вашу комнату на наличие зелий, так что мне пришлось тащить её сюда. Блейз резко вздохнул, и она вздрогнула, ожидая, что сейчас он примется бранить её за то, что она не была достаточно деликатна с его женой. — Полагаю, у неё останутся небольшие синяки и царапины на спине, — Гермиона торопилась закончить свой рассказ, желая донести до Блейза, что все её действия были на благо Астории, — и, возможно, на всякий случай стоит наложить на них лечебные чары, когда будете зашивать рану на её голове. Мне очень жаль, но я никак не могла этого избежать... — Конечно, я всё понимаю, — сказал Блейз, его голос был приглушён, потому что он всё ещё прикрывал рот рукой, но в нём не было той злобы, которую Гермиона ожидала услышать. — Что бы ты ни сделала, мне плевать, главное, что моя жена жива, и всё благодаря тебе. Чёрт возьми. Этого она точно не ожидала. Блейз медленно, с опаской подошёл к кровати, так человек подходит к раненому животному. Приблизившись к стороне кровати, где лежала Гермиона, он упал на колени. Слёзы, которые он так мужественно сдерживал, хлынули по щекам. Он обхватил левую руку Астории и принялся целовать её обручальное кольцо, костяшки, пальцы, каждый сантиметр её кожи, до которого мог дотянуться. — Спасибо, — произнёс Блейз со всхлипом. Он сжимал руку Астории так, словно она была драгоценнейшим сокровищем. — Спасибо, Гермиона. — Он ещё раз поцеловал костяшки пальцев жены. — Спасибо, что спасла её. — Поцелуй в безымянный палец. — Не знаю, что бы со мной было, если бы она... Очередной тихий всхлип не дал ему договорить. Он поднял взгляд на Гермиону, и в нём уже не было того злобного выражения, возникающего каждый раз, когда он смотрел на неё. Не было и отвращения, с которым он обычно кривил губы. Теперь в его взгляде, наполненного слезами, читалась только искренняя благодарность. Гермиона улыбнулась ему в ответ и, приподняв голову Астории обеими руками, осторожно положила её на подушку рядом с собой. Блейз занял место рядом с женой, а когда Гермиона поднялась на ноги, Малфой и Тео вышли из комнаты. Гермиона не знала, что заставило её последовать за ними. Оба Пожирателя смерти, казалось, не заметили её. Они не разговаривали, даже не обратили друг на друга внимания, когда Тео свернул в сторону кухни, а Малфой направился в своё крыло поместья. Гермиона шла за Малфоем по лабиринту коридоров через всё поместье, до самой его спальни. Она остановилась только перед дверью. Он оставил её распахнутой, чего никогда раньше не делал, и Гермиона, заглянув внутрь, задержалась на пороге. Она не удивилась тому, что его комната была самой большой в поместье. Её не удивили ни тёмно-изумрудный цвет стен, ни большая кровать из тёмного дуба с балдахином, ни даже два огромных стрельчатых окна, обрамляющих комнату по обе стороны. Но что её действительно удивило, так это Малфой. Сгорбившись, одной рукой он вцепился в столбик кровати, а другой нервно перебирал волосы. — Твою мать... Прости меня, — бормотал он сквозь стиснутые зубы, почти шипя. Даже голос его звучал по-другому. — Мне так жаль, Даф. Она почти... блять! Он внезапно выпрямился, позволяя рассмотреть его во весь рост. Из дверного проёма она наблюдала, как он стянул через голову мантию с рубашкой и отбросил их в сторону. Всё его тело дрожало. В окно пробивались тонкие золотые лучи угасающего солнца, отбрасывая любопытные тени на его спину, подсвечивая кинжал, пристёгнутый к поясу. Это был тот самый кинжал, спрятанный в его полотенце в ночь, когда она его поцеловала. Тот самый, которым она пыталась его зарезать. — Чего тебе, Грейнджер? Она едва не подпрыгнула, удивившись резкости в его голосе. Она вскинула голову и увидела, что он наблюдает за ней через отражение в окне. «Я хотела узнать, всё ли с тобой в порядке», — хотела она сказать, но не смогла. Проглотив слова, она затолкала их обратно вместе со странным комком, образовавшимся в горле, и просто уставилась на него. — Мне показалось, что ты не в себе. Ты выглядел растерянным, — солгала она, переведя взгляд на кинжал у него за спиной. — Я подумала, что могу воспользоваться этим. Ударила бы тебя в спину, пока ты, скажем так, думаешь о другом. — Меньшего я от тебя не ожидал, — несмотря на кристальную голубизну его глаз, тон его был злобным и натянутым. — Наверное, глупо было думать, что львица пожалеет отвлёкшуюся добычу. В отношении меня ты всегда придерживалась правила «падающего – толкни». — Может быть и так, но, готова поспорить, что у львицы всё же больше сострадания, чем у демона, — сказала она, шагнув в его комнату, всё ещё не разрывая зрительный контакт. В отражении Гермиона увидела, как его брови поползли вверх. — Ты не можешь входить в мою комнату. — Знаю. Я попросила Роми и Квинзел снять защиту с каждой спальни, прежде чем они ушли за вами. Я подумала, что в одной из ваших комнат может быть что-то, что поможет спасти Асторию. Я хотела, чтобы у меня в наличии были все имеющиеся средства. На всякий случай. Малфой ещё мгновение смотрел на неё, потом покачал головой и наколдовал бутылку виски. Взмахнув палочкой, он вынул пробку и сделал большой глоток. Он даже не вздохнул, прежде чем глотнуть снова, а затем ещё раз. И ещё. Пока Гермиона наблюдала, как он напивается до беспамятства, сквозь его отражение в окне она рассмотрела, что Тео пронёсся через двор и скрылся на кладбище. — Та безымянная могила, которую всегда посещает Нотт, это ведь там похоронена Дафна Гринграсс, я права? — Нет. Его ответ застал Гермиону врасплох, и она снова присмотрелась к его отражению. — Я знаю, что это могила Дафны, я выяснила это несколько недель назад, так что нет смысла врать мне. — Ты права, надгробие предназначено Дафне, — Малфой сделал небольшую паузу, чтобы ещё раз глотнуть виски. — Но там нет её тела. — Что ты... — А что, по-твоему, происходит, когда ты предаёшь Тёмного Лорда? — Малфой повернулся к ней, и выражение его лица заставило Гермиону слегка вздрогнуть. — Думаешь, просто по ручкам пошлёпают и пригрозят пальцем? Или, может, публично казнят, и на этом всё? Неужели ты думаешь, что он позволяет близким хоронить тела своих родственников-предателей? Он сделал ещё один медленный шаг к ней, угрожающе оскалив зубы, но глаза выдавали его, потому что без окклюменции, за которой он обычно прятался, она видела в них страх, видела маленького испуганного мальчика, который укрылся за этими чёртовыми рогами. Он пытался напугать её, отпугнуть и заставить уйти до того, как он скажет что-то лишнее, поэтому Гермиона, разумеется, твёрдо решила остаться. — Что Волдеморт сделал с телом Дафны? Малфой вздрогнул, когда она задала этот вопрос. Он попытался скрыть это, стряхнуть с себя напряжение и замаскировать его, проведя языком по внутренней стороне щеки, но она уже заметила эту борьбу. Она видела его внутреннее противостояние, необходимость оставаться холодным и жестоким боролась с его желанием дать себе волю. — Малфой, после того как Волдеморт убил Дафну, — медленно повторила Гермиона, не сводя с него глаз и втайне надеясь, что хотя бы сейчас он позволит себе быть честным и уязвимым, — что он сделал с её телом? — После казни, после того как он искромсал её и вытащил все её грёбаные... — Он зажмурился и стиснул зубы, пытаясь сдержать себя. — Он отдал её тело своре Сивого. Точно так же он поступил с телом моего отца после казни. — Малфой прикрыл лицо руками, словно не мог поверить в то, что говорит. Он ещё сильнее зажмурился и впился ногтями в виски, отчего бледная кожа покраснела. Серебряные кольца стукнулись о бутылку виски из-за дрожи его пальцев. — И точно так же он поступил с телом моей матери. У Гермионы защемило в груди. К горлу подступила желчь. Малфой сделал глубокий вдох, пытаясь успокоиться, и запустил руку в волосы. В такой позе он открыл глаза. Его челюсть была плотно сжата, но в уголках глаз блестели слёзы, он отчаянно цеплялся за остатки самоконтроля. — Если ты предаёшь Тёмного Лорда, то это конец. Второго шанса не будет. Он любит доносить до своих последователей послание, и знаешь какое? Предатели для него ничего не стоят, и, если кто-то окажется настолько глуп, что захочет попробовать, он скормит этого человека грёбаным волкам. — Малфой, я... — шепнула Гермиона, но внезапно язык её подвёл. Она не знала, что сказать, ведь ничто не могло выразить её чувств. Каждая её мысль была омрачена воплями и оборотнями, борющимися за изувеченное тело девушки с русыми волосами. Волдеморт же не мог заставить Малфоя смотреть и на это тоже. Или мог? — Я служил ему, потому что думал, что таким образом у меня получится защитить остальных членов моей семьи, — хрипло, почти со всхлипом, прошептал Малфой. — Перед казнью я навестил Дафну в её камере, и она заставила меня поклясться хранить верность Волдеморту и присматривать за остальными. И я подумал, что если сделаю всё, что он попросит, если убью всех, кого он попросит убить, то он никогда не допустит, чтобы с ними случилось что-то плохое... — Он снова уткнулся лицом в ладони, и Гермионе потребовалось собрать всю свою выдержку в кулак, чтобы не притянуть его к себе. — А сегодня, когда Роми рассказал нам о том, что случилось с Асторией, я думал только о Дафне, о том, что подвёл её и не смог... — Он отвернулся от Гермионы в попытке спрятаться и уставился в окно, но она всё равно могла видеть его в отражении. От его сломленного выражения лица у неё что-то болезненно сжалось в груди. — Он не давал нам уйти, и я ничего не мог с этим поделать. Он не позволил бы... Я не мог... — Мне жаль, Драко, — прошептала Гермиона, её голос уже не был таким уверенным, как несколько минут назад. — Мне так жаль, что он не позволил вам уйти. Наверное, это было ужасно: не знать, жива Астория или нет. Она потянулась к нему, намереваясь утешить, но, как только её рука коснулась прохладной кожи его обнажённой спины, Малфой резко развернулся и швырнул бутылку виски в стену. От удара бутылка разбилась, оставив в стене вмятину, и по комнате распространился запах горечи. — Отъебись, Грейнджер! Просто отъебись! — прорычал он, оскалив зубы в гневе. — Почему ты не можешь просто оставить меня в покое? Почему ты всегда оказываешься рядом? — Отъебаться? Да пошёл ты на хер! — Она отстранилась от него и прижалась спиной к стене. — Тебе больно, и я попыталась помочь тебе, ты, самовлюблённый мудак! — С чего это ты решила, что знаешь меня?! — он прижал её к стене, преградив ей путь обеими руками. — Думаешь, раз ты раздвинула ноги, раз я побывал в тебе, то теперь ты меня знаешь?! Она инстинктивно занесла руку для пощёчины, но он поймал её за запястье. Гермиона хотела ударить его свободной рукой снова, но он поймал и её, а затем поднял обе её руки над головой и прижал к стене. — Отпусти меня, Малфой! — О, мы снова вернулись к «Малфою», да? Определись уже, грязнокровка. — Вот так всегда! Почему всякий раз, когда я думаю, что в тебе есть что-то хорошее, хоть капелька ранимости и доброты, ты поступаешь именно так? — Гермиона с трудом освободила запястья и подняла на него глаза. — Почему ты такой жестокий? — Я должен быть таким жестоким! Потому что это единственный известный мне способ обеспечить безопасность моей семьи! Хочешь узнать, почему я такой? Хочешь увидеть моих демонов, Грейнджер? Ладно! Будь по-твоему! И тогда, злобно зашипев, буквально вибрируя от ярости, Малфой схватил Гермиону за лицо, произнёс заклинание, которое она никогда раньше не слышала, – что-то вроде обратной легилименции, – и погрузил её в своё сознание. Вокруг них закружился воздух, и пол под ногами исчез. Последовала вспышка яркого света, настолько ослепительного, что Гермионе пришлось зажмуриться, а когда она снова открыла глаза, то очутилась уже в другом месте. Она стояла возле мэнора. Они материализовались в восточной части его поместья. Она поняла это по высоким кустам цветущих роз, которые были зачарованы немного менять свой оттенок. — Зачем ты перенёс меня сюда? — спросила она. Он перевёл на неё свой взгляд, но вместо ответа прозвучал иной голос. — Тебе нужно дышать, — голос прозвучал с другой стороны цветущих роз. Она сразу же узнала его. Это был голос Малфоя, но более непринуждённый, молодой. В нём не было того хрипа и ожесточения, которые он приобрёл с годами. — Придурок! — прошипел женский голос. — Мерлин, как же больно! — Я знаю. Гермиона, не раздумывая, последовала за голосами. Малфой шёл следом за ней, но далеко идти не пришлось. Девушка резко остановилась, когда обошла кусты. Потому что на скамейке, той самой любимой скамейке Гермионы, сидела Дафна Гринграсс, сжимая левое предплечье, а перед ней стоял более молодой Малфой. Они оба выглядели совсем юными, на семнадцать, максимум восемнадцать лет. Несмотря на то, что Дафна зажмурилась и скорчила страдальческую гримасу, она выглядела в точности как Астория. — Больно! Это... а-а-ай! — Дафна ударила кулаком по ножке скамейки, пытаясь отвлечься от боли в руке. — Как ты это терпишь? Более молодая версия Малфоя усмехнулась. На его плече свернулся крошечный дракончик с чёрной чешуёй. Размером он был не больше маленькой кошки, он скалил на Дафну свои едва заметные клыки. — Терпение и практика. Дафна приоткрыла один глаз, чтобы посмотреть на них обоих. — Ты издеваешься надо мной, да? — Нет, — обе версии Малфоя улыбнулись. — Терпение, чтобы привыкнуть к тёмной магии, и практика, чтобы справляться с болью. Несмотря на то, что в её карих глазах стояли слёзы, Дафна улыбалась, демонстрируя те самые ямочки на щеках, которые часто появлялись и у её младшей сестры. — Ты же знаешь, что ни то, ни другое не является моей сильной стороной? — Да. Знаю. — Значит, ты хочешь сказать, что я в полной заднице? — Несомненно. Приятно было познакомиться. И тут Дафна рассмеялась. Нелепым, подхрюкивающим смехом, который заставил молодого Малфоя засмеяться в ответ. Нынешний Малфой рядом с ней тоже тихо усмехнулся, и Гермиона невольно улыбнулась. — Спасибо, мне было это нужно, — Дафна улыбнулась и, наконец, убрала руку с предплечья, чтобы показать Тёмную метку, гноящуюся на её коже, настолько свежую, что казалось, будто змея всё ещё шевелится. — Кажется, я давно так не смеялась. В последнее время я была невероятно скверной сучкой. — Правда? А я и не заметил! — поддразнил молодой Малфой, и Дафна со смехом дёрнула ногой, пытаясь пнуть его. Несмотря на то, что он легко увернулся от её удара, Нарцисса приняла это за личное оскорбление. Крошечный зверёк зашипел и принялся яростно хлопать своими маленькими крылышками. Она откинула назад свою мордочку и угрожающе разинула пасть, но при выдохе из неё вырвались только маленькие искорки огня, а затем они зашипели и погасли совсем. Малфой и Дафна в недоумении смотрели на маленького дракончика. Нарцисса слегка покачала головой, будто немного ошарашенная, и наступила короткая секунда изумлённого молчания, но затем молодая пара разразилась хохотом. От одного вида такого беззаботного, хохочущего Малфоя в груди у Гермионы разлилось необъяснимое тепло. Она никогда не видела его таким спокойным. Ни с Блейзом, ни с Крэббом, ни с Гойлом во времена их учёбы в Хогвартсе. Ни даже с Тео или Асторией, которые, как поняла Гермиона, были его самыми близкими друзьями. Она всегда считала его отношения с Асторией братско-сестринскими, но его дружба с Дафной казалась даже более глубокой. Более близкой. Между ними не было романтического влечения, это было очевидно, но с Дафной он мог позволить себе куда больше шалостей, чем с Асторией. С ней Малфой чувствовал себя совершенно спокойно. Расслабленно. Он не оберегал Дафну, не следил за каждым её шагом как чрезмерно заботливый старший брат. Он не смотрел на неё так, словно она могла рассыпаться от малейшего дуновения ветерка. Нет, они с Дафной были на равных. Лучшие друзья во всех смыслах этого слова. — Маленькая засранка! — завыла Дафна. — Она и правда пыталась меня сжечь! — Не принимай это на свой счёт, Даф, — сквозь смех выдавил из себя Малфой. — Ей никто не нравится. Вчера она укусила Тео и чуть не откусила ему палец. Дафна ахнула. — Правда? Он мне этого не говорил! — Ну конечно же не говорил, — усмехнулся молодой Малфой. — Ему хочется казаться мужественным защитником в твоих глазах, а не мальчишкой, чуть не лишившимся чёртового пальца из-за крошечной рептилии. — Осторожнее, маленькая мисс, — Дафна пригрозила Нарциссе пальцем, отчего та вновь зашипела на неё, угрожающе виляя хвостом вокруг шеи Малфоя, в любой момент готовая кинуться на его защиту. — В данный момент я всё ещё больше тебя, и у меня уже давно чешутся руки купить себе новые туфельки из драконьей кожи. Нарцисса хоть и вылупилась совсем недавно, была уже весьма сообразительной, так что она предприняла попытку снова зарычать и извергнуть огонь, но у неё получился скорее писк, наполненный дымом, что ещё больше рассмешило Малфоя с Дафной. — Я никогда не видела тебя таким, — сказала Гермиона стоящему рядом с ней взрослому Малфою. — Каким? — Таким... — Нелепым? Ребяческим? Гермиона посмотрела на него краем глаза. — Счастливым. Он сглотнул, и она заметила, как Малфой поправляет кольцо на мизинце. Он насмешливо покачал головой, устремив взгляд на Дафну и его молодую версию. Спустя ещё несколько секунд Гермиона сделала то же самое и увидела, как молодой Малфой поднёс руку к шее, позволяя крошечному дракончику взобраться на его ладонь. Он нежно погладил её, а затем трансфигурировал ближайший розовый куст в крысу, побуждая её поупражняться в охоте и погоняться за добычей. — На твоём месте я бы прекратил высказываться о туфлях из драконьей кожи, — сказал Малфой. — Через девять месяцев она будет достаточно большой, чтобы съесть тебя за один присест. Дафна высоко подняла подбородок и изобразила шекспировский акцент. — Тогда я принесу ей свои извинения и принесу столько коз и коров, сколько она захочет, чтобы избежать участи быть съеденной. Молодой Малфой рассмеялся снова, но по мере того как он следил, куда полетел его дракон, лицо его постепенно становилось мрачным. Заметив это, Дафна опустила глаза, увидев что-то непонятное для Гермионы. — Ты в порядке, белобрысик? — спросила она. Ямочки исчезли, а на месте улыбки появились опущенные уголки губ. — О да, подруга, всё охренеть как прекрасно, — раздражённо выдал Малфой и покачал головой, внезапно став гораздо более похожим на своего старшего двойника. — Прошло всего несколько чёртовых недель после битвы за Хогвартс, и за это время обоих моих родителей казнили, нас принудили вступить в войну, в которой мы ни черта не смыслим, а почти всех наших друзей заставили принять Тёмную метку. Так что да, у меня всё просто прекрасно, спасибо, что спросила. Дафна несколько мгновений смотрела на него, а потом вздохнула и похлопала по свободному месту на скамейке рядом с собой. — Просто мысли в слух, Даф. Я не хочу об этом говорить. — Так-так, сопля, — огрызнулась она, постукивая накрашенными ногтями по скамейке так грозно, что с ней невозможно было спорить. — А ну садись, тощая задница. Сейчас же. Он пробубнил пару ругательств себе под нос, но выполнил её требование и сел на скамейку рядом с ней, хотя и смотрел в сторону поместья, недовольно сложив руки на груди. Он закрылся. Готовился защищаться. — Тёмный Лорд всё равно потребовал бы от Блейза и Тео принять метку, — Дафна пыталась его успокоить, — Уговорить их самостоятельно принять её было блестящей идеей. Это показывает их «преданность». Надеюсь, он проникнется к ним симпатией, ведь они так охотно присягнули ему. Это дополнительно защитит нас, мы не можем упустить такую возможность. — Они вообще не должны принимать метку! — скрежеща зубами, прорычала молодая версия Малфоя. — Если бы я лучше справился со своей задачей и убил Дамблдора, то мы бы не оказались в такой ситуации... Дафна подняла руку, призывая его успокоиться. — Это не твоя вина, и я не позволю тебе снова винить себя. Я приняла метку, чтобы защитить Асторию. Я знала, что, если я добровольно предложу ему свою руку, он не станет просить Асторию принять метку. Молодой Малфой принялся нервно отбивать ногой ритм, но всё-таки он кивнул. — Блейз принимает метку по той же причине, — продолжила Дафна. — А также он надеется, что, если будет достаточно верен Тёмному Лорду, тот даст ему доступ к свиткам в своём хранилище, и, может быть, там он найдёт что-то, что поможет излечить Асторию. — А как же Тео? — Я просила его не принимать метку, но он меня не послушал. — И всё это он делает ради тебя. Ты ведь понимаешь? — Знаю. Но он... он не создан для этого, Драко. Он недостаточно... силён для этого, — Дафна слегка дрогнула. — Он не годится в убийцы так, как мы с тобой. Вчера Тёмный Лорд приказал ему пытать Олливандера, но Тео едва справился. — Тео приспособится. Он привыкнет к этому... — Нет, не думаю, — голос Дафны внезапно охрип. — Тебя там не было, Драко. Ему потребовалось полчаса, чтобы собраться с силами и наложить даже слабое режущее заклятие, и его вырвало сразу же, стоило Тёмному Лорду уйти. Ты же знаешь Тео. Он мягкий. Нежный. Он ведь и пикси не обидел бы, даже если бы Тёмный Лорд дал ему такой приказ, так что Салазар знает, как он собирается наложить Аваду на кого-то, кого знает лично. Гермиона нахмурила брови. Они же не могли говорить об одном и том же Тео? Когда они учились в школе, Тео был тихим мальчиком. Он был из тех студентов, которые на уроках с головой погружаются в книги и не поднимают глаз, но сейчас он стал беспощадным, хладнокровным убийцей. В некотором смысле он был даже более опасен, чем Малфой. Гермиона предполагала, что Тео изменился, когда началась война, что, убив однажды, он открыл ящик Пандоры, выпустил оттуда убийцу и с тех пор пребывал в кровавом угаре. Но то, как дрожали губы Дафны, как на её глаза навернулись слёзы, указывало, что всё было иначе. Ошибалась ли Гермиона? Было ли что-то ещё, что толкнуло его на путь беспощадных убийств? Но что могло заставить кого-то за одну ночь стать таким жестоким и опасным? Что могло сломить человека так сильно, что в один день даже мысль о причинении вреда другому существу вызывает у него рвоту, а на следующий он уже играет с отрубленными головами, будто это не часть трупа, а его личная игрушка? Дафна закрыла глаза и сделала глубокий, прерывистый вдох. — Защищать остальных – наша работа, Драко. Я самая старшая из нас, но ты самый сильный. Громкий возглас боли прорезал тишину. Дафна подскочила на ноги, распахнув глаза в панике, но Малфой поймал её за запястье прежде, чем она успела что-то сделать. — Так должно быть, Дафна. Ты не можешь вмешиваться, пока Тео принимает Тёмную метку. — Но он... — Дафна вздрогнула, когда Тео снова взвыл от боли. Она уставилась на поместье и растёрла грудь ладонью. — Ему больно. Я нужна ему. Ему нужно... — Что ему действительно нужно, — сказал Малфой строго, притягивая её за запястье, — так это твоё спокойствие, а ещё, чтобы ты не путалась под ногами, пока он ставит свою метку. Просто будь рядом с ним, когда всё закончится. Медленно и неохотно Дафна позволила Малфою усадить себя обратно на скамейку. Он обнял её за плечи, и Дафна положила голову ему на грудь, упираясь лицом в шею, в то время как Малфой разместил подбородок у неё на макушке. — Мы должны быть сильными и держаться вместе. Это единственный способ выжить в этой войне, — прошептал Малфой Дафне в волосы. — Что бы ни случилось, это наша работа. Быть рядом с остальными и обеспечить им безопасность. Дафна кивнула, но ещё сильнее уткнулась Драко в шею, когда Тео снова закричал. — Мы – те, кто должен делать трудный выбор. Выбор, который другим не под силу. То, как они слились воедино, обхватив друг друга руками, как они вздрагивали каждый раз, когда Тео кричал, являло собой одну из самых душераздирающих сцен, которую Гермиона когда-либо видела. Оба были слишком напуганы, слишком молоды, чтобы взваливать на свои плечи такой груз. И всё же они это делали. Семнадцатилетние дети, которым больше не на кого было опереться, кроме как друг на друга. Больше некому было их защитить, поэтому они несли это бремя сами. — Если Волдеморт попросит нас отрубить кому-нибудь голову, — Дафна пыталась говорить спокойно, но её голос сорвался, — ты будешь держать ублюдка, а я занесу над ним топор. Малфой кивнул, и его руки обхватили её ещё крепче. — Если он попросит нас затопить деревню, мы спросим, какую именно. Тео закричал громче, и Гермиона почувствовала, как у неё самой что-то сжалось в груди. — Мы сделаем всё, о чём он нас попросит. Ещё один крик. Дафна и Малфой снова вздрогнули. Ещё один удар в сердце Гермионы. — Убьём любого, кого бы он ни попросил нас убить. Последовала ещё одна вспышка света, воздух завихрился, и следующее, что увидела Гермиона, был Малфой. Но это снова была его более молодая версия по сравнению с той, которую она знала. Ему было двадцать, может быть, двадцать один год, и он стоял рядом с Блейзом, Тео и Асторией в центре Ноттингема. Волосы Астории были каштановыми. Мягкие, шоколадно-коричневые, они доходили ей до пояса и спутывались в руках Малфоя, который пытался удержать её на месте... И тут Гермиона поняла, где она находится и что именно Малфой сейчас ей покажет. — Нет! Нет! Я не хочу видеть это снова, — зашипела Гермиона и повернулась к Малфою лицом, оказавшись спиной к сцене, которая разыгрывалась позади. — Забери меня отсюда. Даже если она не видела, что происходит сзади неё, она могла слышать каждый звук. Каждый взмах топора, который заколачивали в спину Дафны. Слышала, как хрустнули её рёбра и как сдавленно она завыла в агонии. И ещё приглушённые рыдания Астории, вынужденно наблюдавшей, как калечат её сестру. Но голубые глаза смотрели сквозь Гермиону на то место, где убивали Дафну. — Ты хочешь узнать меня получше, Грейнджер? — его голос дрожал так же сильно, как и челюсть. — Ты хочешь знать, что мною движет? Что побуждает меня ежедневно совершать жуткие, грязные поступки? Что ж, тогда смотри и впитывай. Вместо этого она не сводила с Малфоя глаз, наблюдала за каждой эмоцией, промелькнувшей в его голубых глазах. Горе. Боль. Опустошение. Воспоминание закрутилось вихрем, и ещё одна вспышка света превратила центр города в комнату, которую Гермиона никак не могла узнать. Было похоже, что она находится в поместье Малфоя. По размеру и форме комната напоминала многие другие в его доме. Она была оформлена в том же стиле, окна имели такую же форму, а планировка представляла собой зеркальное отражение спальни Блейза и Астории, но в комнате царил беспорядок. Всё выглядело так, словно её перерыли до основания. Простыни были отброшены в сторону, а разбитые рамки для фотографий раскиданы по полу. Внезапно Астория забежала в комнату. Слёзы и размазанная тушь исказили её лицо, а длинные каштановые волосы словно превратились в один комок, напоминающий гнездо. На ней было то же самое чёрное платье, в котором она была на казни Дафны. Это воспоминание, должно быть, принадлежало вечеру того же дня. То, что случилось после. Рыдая, она заметалась по комнате. Когда она добралась до больших дверей гардероба и распахнула их, её пальцы страшно дрожали, но, когда она увидела, что внутри ничего нет, кроме нескольких свободных вешалок, Астория упала на колени и закричала. Младшие версии Малфоя, Тео и Блейза забежали в комнату, и Блейз немедленно подлетел к Астории, опустился на колени и притянул её в свои объятия. — Всё в порядке, — ласково повторял Блейз, поглаживая её по голове в попытке успокоить. — Всё в порядке, моя милая. Всё в порядке... — Н-нет. Ничего не в порядке... — всхлипнула Астория. — Они забрали... в-всё. Н-ничего больше... н-нет. — Что... — Гермиона замолчала, чтобы проглотить комок в горле. — Что она имеет в виду? Малфой рядом с ней стиснул зубы. — Именно то, что она сказала. Когда Дафна умерла, они забрали вообще всё. На самом деле Гермионе не хотелось смотреть на развернувшуюся сцену, но она не могла сдвинуться с места. Она оглядела комнату, пытаясь разобраться. Её взгляд остановился на рамках для фотографий. Они были пусты. Серебряные рамки сломаны, стекло разбито вдребезги. Тот, кто разгромил эту комнату, забрал их с собой. Странно было такое воровать. В этом не было никакого смысла, поэтому Гермиона собрала всё вместе ещё раз. В этой комнате не было занавесок. Не было ни простыней, ни абажуров, ни свечей. Ничего, что делало бы спальню уютной, ни намёка на личность того, кто здесь жил. Пока Астория рыдала, Тео в замешательстве оглядывал комнату. Он взял одну из пустых рамок для фотографий, присел на край кровати и уставился на неё. Он выглядел невероятно опустошённым. Поверженным. — Ш-ш-ш, — успокаивал Блейз. — Всё хорошо. Всё хорошо... — Нет, не хорошо! — Астория оттолкнула Блейза и, пошатываясь, поднялась на ноги. — Ты не понимаешь! Они забрали всё! Её одежду! Её драгоценности! И так во всех комнатах! Они забрали всё! Даже простыни, которые пахнут ею! — А ещё они забрали её фотографии, — прошептал Тео, мёртвыми глазами уставившись на пустую рамку в своей руке. — Фотографии Дафны исчезли, все до единой. Выражение на юных лицах Блейза и Малфоя изменилось. — Что можно сказать про Тёмного Лорда наверняка, так это то, что он скрупулёзный, — добавил взрослый Малфой рядом с Гермионой. — Пока он казнил Дафну, другие генералы пожаловали к нам домой и забрали все её вещи, — он избегал её взгляда, пока говорил – Гермиона же не могла отвести от него глаз. В его глазах было столько боли, что она могла поклясться, что заметила, как в уголках его глаз собираются слёзы. — Всё, чем она когда-либо владела. Всё, к чему когда-либо прикасалась, исчезло, — прошептал Малфой, наблюдая, как напрочь разбитая Астория снова всхлипывает. — Нам не разрешили похоронить её останки, даже хранить отдельные напоминания о ней было запрещено. Он хотел, чтобы всё выглядело так, словно её никогда и не было. Из всех мыслимых и немыслимых наказаний Волдеморта это было самым ужасным. Он не просто казнил Дафну, не просто заставил её ближайших друзей и членов семьи смотреть, как ей наносят увечья, нет, он полностью вычеркнул её из их жизни. Безделушки, хранившие память о погибших, были важны. Для тех, кто остался жить дальше, они были священны. Как можно было их забрать? Даже для Волдеморта это было слишком жестоко. Ещё до того, как Гермиона попала в плен, в те дни, когда она скучала по своим родителям, единственное, что помогало ей пережить горе, – завернуться в один из старых папиных свитеров или нанести на запястье капельку маминых духов. Ей хотелось окутать себя воспоминаниями о родителях, ведь сами они больше не могли её обнять. Потеря человека – это одно, но когда из твоей жизни крадут всё, что напоминает о нём? Когда ты скучаешь по близкому человеку, но от него не осталось даже фотографий, это особенно ужасно. Думать об этом было невыносимо. Неудивительно, что Малфой был готов на всё, лишь бы защитить остальных от необходимости проходить через подобное вновь. — А что, если я забуду, как она выглядит?! — Астория всхлипнула и схватилась за живот. — У меня больше нет её фотографий! Что, если однажды я проснусь и забуду, как выглядит моя собственная сестра?! Внезапно Астория схватила большой осколок стекла из рамки для фотографий и направилась в ванную. Она уставилась на своё отражение в зеркале, и суровая решимость мелькнула на её лице, прежде чем она схватила пучок волос свободной рукой, приставила острый край стекла к волосам и принялась отрезать их. Когда она смотрела на себя в зеркало, слёзы стекали по её щекам. Она крепко сжала осколок, даже слишком крепко, разбитое стекло впилось ей в руку, пока она грубыми движениями обрезала свои длинные волосы так, чтобы они стали такой же длины, как и у Дафны во время казни – до плеч. Кровь собралась в ладони и потекла по запястьям Астории. Большие пряди каштановых волос падали на пол и в раковину. И пока Астория плакала, истекала кровью и отрезала себе волосы, Малфой был единственным, кого страх не парализовал. Он пытался остановить её, пытался вырвать осколок из её руки, в то время как Блейз застыл и в ужасе наблюдал за происходящим, а Тео тупо уставился на пустую рамку для фотографий в своих руках. Но Асторию было не остановить. — Нет! Дай мне закончить! — кричала она снова и снова, пока Малфой пытался вытащить её из ванной. — Дай мне закончить! Мне нужно... мне нужно увидеть... В конце концов Малфой дал ей закончить, но только под его присмотром. Он навис над ней, следил за мельчайшими движениями её руки и придвигался ближе каждый раз, когда лезвие оказывалось в районе её горла. Достаточно близко, чтобы выхватить стекло из её рук на случай, если она решит навредить себе. Только когда она закончила, когда её каштановые волосы падали на плечи неровным каскадом, Астория отпустила осколок и взялась за свою палочку. Сквозь рыдания она произнесла заклинание и стукнула кончиком палочки по виску. Бледное свечение окутало её волосы, а затем из шоколадно-каштановых они превратились в светло-русые. Астория тихо ахнула, увидев своё отражение. Это был не совсем тот оттенок, что у Дафны (должно быть, со временем она усовершенствовала заклинание), но очень похожий. Астория глубоко вздохнула и посмотрела на себя в зеркало. Она пробежалась пальцами по своим новым светлым волосам, и, несмотря на слёзы, стекавшие по лицу, и красные круги под глазами, сходство с Дафной было поразительным. И тогда Гермиона, наконец, поняла. Воздух завертелся в последний раз, и после яркой вспышки она вернулась в спальню Малфоя. Она уставилась на него в безмолвном ужасе. Она не могла поверить в то, что сейчас увидела. Груз, который он нёс на своих плечах после гибели его родителей, был неподъёмен, и после смерти Дафны он увеличился в десятки раз. — Теперь ты понимаешь, почему я должен делать то, что я делаю?! Это всё ради них! — раздражённо прошептал Малфой, всё ещё обхватывая её лицо дрожащими руками. — Потому что мы с Дафной были единственными, кто мог с этим справиться! Мы были единственными, у кого хватало сил защищать остальных, а потом она умерла, и теперь всё зависит только от меня! Сердце Гермионы бешено колотилось в груди, угрожая разбиться вдребезги с каждым болезненным ударом. — Хотя Блейз умён и хитёр, он так одержим попытками найти для Астории лекарство, которого, чёрт возьми, не существует, что допускает ошибки! Он становится небрежным, пропускает встречи и рейды, и, если бы меня не было рядом, чтобы его контролировать, Тёмный Лорд давно бы перерезал ему глотку за его чёртову несостоятельность! Гермиона не могла вымолвить ни слова, её дыхание перехватило. Она могла только слушать и наблюдать, как эмоции Малфоя вырываются наружу с такой силой, которой она и не ожидала. — Астория так занята погоней за призраком сестры в собственном отражении, что ей всё равно, останется ли она сама в живых! Так что это я должен следить, чтобы Тёмный Лорд не узнал о её проклятье! — взревел он, всё ещё прожигая Гермиону взглядом. — И, хотя Тео всё-таки стал самым безжалостным убийцей из всех, кого я знал, он настолько поглощён своим горем, что больше ни о чём не думает! Он никого не слушает! Ни меня, ни кого-либо другого! Он просто слоняется без дела и убивает всех, кто на него косо посмотрит, потому что только так он что-то да чувствует! А ведь достаточно одного проигнорированного приказа Тёмного Лорда, один раз ему не повиноваться, и он убьёт Тео! Если бы я не прикрывал его спину, это бы уже давно случилось! Если бы я не взобрался по служебной лестнице достаточно высоко, чтобы скрывать его грёбаные ошибки и надеяться, что Тёмный Лорд не поймёт, что Тео вышел из-под контроля! В глазах Малфоя было столько боли. Его руки тряслись, голос дрожал и прерывался, как будто он едва удерживал себя от слёз. Его ноша была слишком тяжёлой. — Ты думаешь, я не чувствую вины за тех, кого убил? Ты, блять, думаешь, меня не разрывает на части сама мысль о том, что я сделал со всеми остальными? С тобой?! — его тело, казалось, завибрировало, когда смесь гнева и боли, которых он никогда не позволял себе испытывать, скрутила его мышцы. — А меня разрывает! Без окклюменции я всё чувствую! Да, львёнок, я утопаю в чувстве вины, и это всё из-за тебя! Ты пришла и растоптала мои стены, разрушила их, и теперь я не могу возвести их вновь! Я не могу отгораживаться от своих чувств как раньше! И это. Всё. Твоя. Вина! Его руки обхватили её лицо ещё крепче, но она не почувствовала боли. Казалось, он хотел причинить ей боль, но не мог себя заставить. — Засыпая, я вижу, как головы тех, кого я убил, катятся по грёбаному полу. Я слышу, как люди, которых я пытал, кричат и умоляют меня сохранить им жизнь. Я всё это слышу. Снова и снова, — он прижался своим лбом к её и зажмурился так, словно ему было больно. — Но всё это не имеет значения. Я не могу перестать убивать, потому что, если я остановлюсь, он заменит меня, и тогда кто будет заботиться о моей семье?! У Дафны это получалось куда лучше, чем у меня, но теперь её нет, так что у меня нет выбора! — Внезапно Малфой взял обе её руки в свои и обернул их вокруг своей шеи. — Так что давай, Грейнджер, скажи мне, что всё это ничего не меняет! Скажи мне, что это никак не оправдывает те ужасные поступки, которые я совершил, и что завтра ты всё равно попытаешься меня убить! Он надавил на её руки, заставляя пальцы Гермионы сжаться вокруг его глотки, придушить его. — Попробуй убить меня снова! Давай! Попробуй! Я, блять, бросаю тебе вызов! Потому что, клянусь, пока я нужен своей семье, ты никогда, слышишь, никогда не сможешь меня убить! Я сделаю всё, что потребуется, чтобы они были в безопасности! Мне всё равно, если я буду гореть в Аду, мне всё равно, если моя душа раскрошится на грёбаные кусочки, я всегда буду их оберегать! Всегда! Гермиона словно примёрзла к месту. Её пальцы обхватили его горло, ногти впились в шею самого жестокого убийцы в армии Волдеморта, а она, чёрт возьми, не могла сжать руки. Не могла заставить свои мышцы сокращаться, двигаться и сдавить его трахею, хотя ей определённо следовало бы так поступить. Потому что перед ней уже не было Маски Демона. Это был уже не тот человек, который убивал тысячами и сжигал целые города без малейших угрызений совести. Она смотрела на Драко, доктора Джекилла. На того, чьи глаза были столь ясными и голубыми, что в каждой чёрточке его радужной оболочки она могла видеть его боль и вину. Она смотрела на того, кто пожертвовал всем, продал свою душу, чтобы уберечь любимых, кто доказал, что они с Гермионой похожи куда больше, чем она могла предположить. Она ведь тоже совершала немыслимые поступки, чтобы защитить свою семью. В первый раз она убила, чтобы защитить тех, о ком она заботилась. В первый раз она потеряла контроль над своей яростью и пустилась в кровавый запой, когда ей в руки попались убийцы её родителей. Она убивала, пытала и приговаривала себя к адскому пламени, чтобы сохранить Орден в безопасности – точно так же, как это сделал Малфой. Несколько месяцев назад он сказал, что они похожи, и он оказался прав. Он защищал своих родных так же, как и она, вот только Гермиона постоянно испытывала муки совести. Она носила это чувство как шрам, и, как оказалось, Малфой чувствовал то же самое. Они сильно отличались и по крови, и воспитанию, они находились буквально по разные стороны одной и той же войны, они смотрели в противоположные стороны, но всё же у них оказалось куда больше общего, чем можно было ожидать. Поэтому, вместо того, чтобы напасть на него, она сделала то, о чём не могла и помыслить. Она потянулась вперёд и поцеловала его. Это можно было назвать инстинктом или минутной слабостью. Или же её кровоточащее гриффиндорское сердце не выносило видеть кого-то столь разбитым. Всё это было не важно. Но важным было то, что ему больно, а она не знала другого способа, как ему помочь. То был всего лишь пластырь, временное средство, пускай. Всё же это было лучше, чем ничего. Сначала он отстранился, вероятно ожидая, что она ударит его снова, подумал, что это очередная уловка, ожидал, что она достанет кинжал из-за пояса и попытается ударить. Снова. Её руки всё ещё покоились на его шее, поэтому она притянула его ближе. Она осторожно прижалась своими губами к его и медленно, Мерлин, как же медленно, его лёд всё-таки растаял, и он поцеловал её в ответ. Он обнял её и прижал к своей груди. Он целовал её нежно, трепетно, неуверенно, лишь слегка прижавшись к её губам. Он целовал её снова, и снова, и снова, но он не пытался зайти дальше. Он не блуждал по её телу руками, не пытался её раздеть. Он просто прижал Гермиону к своей груди так, словно хотел её поглотить. Этот поцелуй был абсолютно не похож на предыдущие. Здесь не было синяков, укусов и царапин. Сейчас всё происходило медленно, мягко и ощущалось в тысячу раз интимнее. В конце концов, когда её лёгкие уже горели, а щёки заныли, она отстранилась, но продолжала держать руки на его шее, пока ещё не желая его отпускать. — Зачем ты это сделала? — тихо выдохнул он и прижался к её лбу. — Ты выглядел так, будто тебе это может помочь. — Я думал, ты всё ещё хочешь меня убить? — спросил он, обдавая её лицо своим холодным дыханием, в то время как руками он обнял её ещё крепче и притянул поближе. — Да, но мечтать о том, как я втыкаю нож тебе в сердце, гораздо труднее, когда я только что увидела причину, по которой это сердце разбито.