Unholyverse

      Когда он проснулся утром, то чувствовал себя так, словно его дважды переехал грузовик. Фрэнк прокатился по кровати до тумбочки, чтобы взять телефон и посмотреть время, но тут он затрезвонил, оповещая о пришедшем голосовом сообщении.       Фрэнку не нужно было открывать его, чтобы понять, что оно от Брайана.       Блять. Он так чертовски опаздывал, и голова грозилась отвалиться, запястья буквально кричали, и он даже не мог моргнуть без ощущения подступающей тошноты. Он реально страдал от похмелья. Он опоздает и толку от него не будет весь день, и тогда Брайан надерёт ему задницу.       Фрэнк очень хотел в душ, но он не мог даже настроить древний кран на нужную температуру без подступающих к глазам слёз. Было ощущение, словно все его кости перемолоты вместе с плотью, хрящи стёрлись, а вместо них появились острые лезвия, раздирающие кожу и распространяющие боль по определённым участкам тела.       Он сумел снять половину одежды, в которой заснул, но вскоре ему пришлось сесть и схватиться двумя руками за голову, потому что комната поскакала галопом у него перед глазами, словно человек на карусели. Посреди океана. Во время шторма.       Кофе мог помочь, если бы только Фрэнк сумел добраться до кухни. Он не помнил, когда в последний раз ел что-нибудь, но его желудок всё равно испуганно скручивался от мыслей о еде.       Телефон зазвонил, и его пронзительный звук послал новые волны агонии в голову Фрэнка, из-за чего ему пришлось повернуться, чтобы посмотреть на экран.       Брайан. Снова. Блять. Теперь он опаздывал на работу уже на два часа.       К чёрту эти грёбаные запястья. Ему нужно было принять душ, иначе он никогда не выберется из квартиры. Он с трудом добрёл до ванной и попытался отрегулировать воду с помощью локтей и полотенца, и уже начал приседать вниз, чтобы снять джинсы, как красная капля упала на его руку.       «Что?» — удивился Фрэнк. Он потрогал свой лоб и посмотрел на пальцы — они были тёмно-красными, и тогда Фрэнк поднялся, чтобы взглянуть на себя в зеркало. Его раны открылись вновь, и теперь из них сочилась кровь, быстрыми струйками сбегая по лицу.       «Мои раны вскрылись», — сказал он своему отражению. Внезапно, его ноги подкосились, и он рухнул на пол, раскинув руки в стороны и пялясь в потолок ванной.       «Что?» — вновь повторил Фрэнк, и тогда он почувствовал нечто широкое, холодное и острое, входящее в его запястья.       Он не кричал. Он не кричал, потому что не мог дышать, боль была такой обширной и подавляющей, что не могла бы присниться Фрэнку даже в кошмарах. Она напрочь отняла у него возможность использовать лёгкие, глаза, или вообще делать что-либо, заставляя беспомощно корчиться на полу.       Его прибивали, прибивали к полу, он чувствовал, как гвозди ритмично вгонялись в него, а кости были вынуждены уступить им место, пока сами не начали разрывать кожу с другой стороны.       Перед его глазами мелькали белые вспышки, и дикие животные звуки вырывались из его груди с каждым тяжёлым металлическим стуком гвоздей, вбивающихся в его руки. Его тело ослабевало, Фрэнк чувствовал это, пока пытался свернуться клубком внутри себя, оставляя плоть страдать саму по себе, прячась где-то в уголках своего сознания. Фрэнк сконцентрировался на этом спокойном одиноком месте внутри себя, где никто не смог бы помочь, но и не смог ранить ещё больше, и он забился туда, и тогда звуки начали отдаляться, оставляя его в тишине и темноте.       Фрэнк уже чувствовал это, что можно, наконец, покончить с этим, убраться подальше от шума и боли. Он был готов к этому, готов к тому, чтобы это закончилось. Он не мог выиграть. Воздух медленно выходил из лёгких, напряжённые мышцы сдавались и расслаблялись. Всё уже почти закончено, почти решено, он уже почти там.       «Я умру», — думал он. Лицо матери промелькнуло перед ним. Она стояла где-то далеко, обливаясь слезами, и волна сильного горя, сожаления и грусти накатила на Фрэнка так, что это было даже сладко в какой-то мере.       Он какое-то время лавировал в темноте, не ощущая течения времени и зная, что это всё уже совсем скоро закончится.       Но кроме этого было ещё что-то. Какое-то касание, какой-то шум, нечто, призывающее его к жизни. Фрэнк лишь отмахнулся — он не хотел возвращаться туда, где было ярко и громко, где всё бесконечно сильно болело. Он хотел следовать за этой успокаивающей вечной темнотой, но это вытягивающее напоминание о том, каково это — быть живым, повторилось вновь.       — Фрэнк… — едва услышал он, словно источник звука был на расстоянии нескольких миль от него. — Фрэнк.       Он знал этот голос.       — Фрэнк, — послышалось снова, на этот раз уже громче. Затем последовали ещё несколько слов, которые смутно просачивались в сознание. — Фрэнк… не умирай тут… открой глаза… давай же.       Парень засмеялся, и это действие вернуло его обратно в собственное тело, окатив потоком сильной раздирающей боли, когда воздух вновь проник в лёгкие.       — Ладно, Фрэнк, — это был Брайан, придерживающий его голову. — Фрэнк, расслабься, это я, это я.       — Брайан… — парень попытался что-то сказать, но звуки, вылетевшие из его горла, больше были похожи на какое-то грязное и неразборчивое карканье.       — Тшш… — прошептал Брайан, прижимая Фрэнка ещё ближе к себе. — Всё в порядке, всё в порядке, скорая уже едет. Просто подожди ещё пару минут, ладно? Будь здесь, не отключайся.       Фрэнк посмотрел вниз. Брайан держал его запястья плотно прижатыми друг к другу в своих руках, и полотенце, обёрнутое вокруг них, успело стать тёмно-красного цвета.       — Ох…       — Не пытайся говорить, — сказал мужчина строго, крепче сжимая руки парня, лежащего у него на коленях. Он пытался зажать раны, Фрэнк знал, как это всегда делали в кино. — Просто кивни, если слышишь меня.       Айеро кивнул, изо всех сил пытаясь повернуть голову, чтобы взглянуть на лицо Брайана.       Брайан хмурился так же, как когда он составлял расписание дежурства или, когда вёл переговоры о возобновлении страховки на магазин. Губы были сжаты в плотную линию, а лицо стало отчасти белым, но когда он вновь заговорил, его голос звучал вполне ровно и уверенно.       — Всё будет хорошо. Мы отвезём тебя в больницу, подлатаем. Ты будешь в порядке.       Фрэнк не особо поверил в эти слова, и это сомнение, вероятно, отразилось на его лице, потому что лицо Брайана немного смягчилось и подобрело.       — Мы поможем тебе, не бойся, — заверил его Шектер, начиная заново обматывать запястья Фрэнка полотенцем. — Мы исправим это. Ты не должен так себя чувствовать. Нужно придумать что-то, какие-нибудь таблетки, процедуры, всё, что тебе будет нужно.       — Ох, Брайан, я не…       — Тихо, не говори ничего, — прервал его мужчина, его голос был спокойным, но также отрицающим любое несогласие. Он подтянул Фрэнка так, чтобы голова парня оказалась на его плече, и оставил его в этом положении.       Фрэнк мог чувствовать отчаянное биение сердца Брайана, его неровные вздохи. Они просидели так до самого приезда скорой помощи. *       — Я не пытался убить себя, — повторил Айеро в девятнадцатый раз, но врач не хотела его слушать.       — Смотри, — обратилась она к медсестре, помогающей зашивать ей раны Фрэнка. — Он больше не кровоточит. И чёрт, до артерии оставалось меньше сантиметра!       Медсестра наклонилась поближе, чтобы лучше рассмотреть раны.       — Точно, и они абсолютно идентичны по форме и размеру с обеих сторон. Я не знаю, как он сделал это.       — Хватит говорить «он», — раздражительно кинул Фрэнк. — Я вам сколько раз сказал, я не делал этого.       — Чем ты занимаешься, Фрэнк? — спросила доктор, аккуратно вставляя изогнутую иглу в кожу парня.       — Я боди-пирсер.       — Оу, — её глаза резко взметнулись к лицу парня. — Так ты, наверняка, должен хорошо знать анатомию для этого, да? Ты не задел ничего важного?       Айеро закатил глаза.       — Где доктор Дарнинг? — спросил Айеро.       — У тебя много стресса в жизни, Фрэнк?       — В целом мире не достаточно стресса, чтобы сделать из меня самоубийцу, леди. Вы не знаете меня.       — Ты знаешь, — начала женщина, отрезая остатки нитки, — раны, нанесённые самому себе, обычно бывают следствием…       — Ничего я, блять, себе не наносил! — закричал Фрэнк, заставляя доктора немного дёрнуться. — Я не могу вам рассказать о произошедшем, потому что я не знаю, что произошло, так что зашивайте меня уже быстрее, чтобы я мог убраться отсюда нахуй.       — Ты должен остаться здесь, как минимум на одну ночь для наблюдений, — сказала доктор спокойно. — И я бы хотела, чтобы ты поговорил кое с кем из псих…       — Нет, — отрезал Фрэнк. — Мне не нужен психиатр, мне нужен кто-нибудь вроде экзорциста.       — Твои друзья, кажется, тоже так считают.       — Что?       Доктор встала и стянула маску, что после сделала и медсестра. Они обе оказались симпатичными, кстати говоря.       — Я отлучусь на пару минут, Фрэнк, а ты не вздумай сбежать в это время, понял?       Они ушли, и спустя несколько секунд в проёме появился Брайан, сзади которого теснился Майки Уэй. Они оба зашли, а после них — ох…       — Ты должен был позвонить мне, — воскликнул Джерард, отодвигая стул рядом с больничной койкой и садясь на него. Он обернулся назад и кинул взгляд на Майки и Брайана. — Ребят, вы не могли бы оставить нас ненадолго?       Глаза Брайана, казалось, скоро вылезут из орбит. Он был единственным в комнате, кто знал, что нужно делать и кто видел всё своими глазами, но кто может попросить священника отвалить?       — Я не уверен…       — Мне нужно поговорить с Фрэнком, — настаивал Джерард.       Майки обменялся рядом сложных немых мимических реплик с братом – Фрэнк тоже иногда общался так с младшим Уэем, но у братьев это было как по Олимпийскому стандарту — и потянул Брайана за рукав.       — Пойдём, — сказал Майк. — Позвоним в магазин, узнаем, как там Рэй и Боб, всё ли хорошо.       — Я хочу остаться с ним, — упрямо сказал Брайан, делая ещё один шаг ближе к кровати. — Он не должен оставаться наедине с незнакомцем.       — Но это не незнакомец, это Джерард, — сказал Майки, глядя на Шектера так, словно он был сумасшедшим.       — Да, — ответил мужчина. — И это очень круто, что вы такие классные приятели, но мы не знаем его.       — Хах, да, – Майки прокрутил это у себя в голове. — Ну да, я понял.       — Всё в порядке, Брайан, — вмешался Фрэнк.       Шектер неохотно вышел вслед за Майки из палаты, и Джерард повернулся к Айеро.       — Как ты себя чувствуешь?       — У меня, блять, дырки в запястьях, — ответил Фрэнк. — Бывало и лучше, знаешь.       Джерард наконец-то закончил снимать миллион шарфов со своей шеи и повесил их на стул вместе со своей курткой.       — Ты уверен? — он наклонился поближе, чтобы внимательнее рассмотреть запястья парня.       — Сам проверь, — пожал плечами Фрэнк.       Каким-то чудом ему удалось сохранить свой голос спокойным, но правда была в том, что он с усилием сжимал пальцы на ногах, только бы не потакать своему желанию просто схватиться за рубашку Джерарда и прижаться к нему как можно ближе. Ему было уже легче от того, что они просто сидели рядом, как в квартире Фрэнка, но желание прильнуть к нему и получить глоток блаженного облегчения было подавляющим. Пальцы Джерарда поглаживали его запястья, чуть приподнимая повязки, но этого не было достаточно.       — Так странно, — сказал Джерард. Он перевернул ладонь Фрэнка и начал рассматривать другую сторону. — Я никогда прежде не видел, чтобы это происходило именно таким образом.       — Чтобы что происходило? — спросил Айеро, дёргая пальцами в попытке прикоснуться к ладони Джерарда. — Что за хрень со мной?       Уэй обернулся в свои шарфы, вышел и через некоторое время вернулся с небольшой камерой в руках.       — Ты не возражаешь. — И это прозвучало не как вопрос, а как утверждение, поэтому, не дождавшись ответа Фрэнка, он начал снимать.       — Если в скором времени это станет чьим-нибудь фетишем…       — А я смотрю, твоё чувство юмора не пострадало, — сказал Джерард, убирая волосы со лба Фрэнка и делая ещё несколько снимков. — Ты когда-нибудь слышал о стигматах?       — Конечно. — Фрэнк не пытался понюхать ладонь Уэя, но он, возможно, совсем чуть-чуть подался вперёд к ней навстречу. Ну и ладно, он же всего лишь человек. — Раны на ладонях, да? Как… — о, нет, нет, блять, ни за что. — Да ты, должно быть, шутишь.       Джерард продолжал молчать, аккуратно ставя камеру на стул.       — Нет, я же не верю в Бога, — начал слабо протестовать Фрэнк.       — Я знаю! — вспылил Джерард, всплеснув руками. — И вот почему это так странно.       — О да, а какие-то невидимые мудаки, сдиравшие с меня кожу утром в ванной — это абсолютно обыденно, — ответил Фрэнк. — В любом случае, я думал, стигматы бывают только на руках и ногах, но не на запястьях и лбу.       Джерард кивнул.       — Они проявляются у людей по-разному, обычно там, где они себе их представляли.       — Но я не представлял…       — Я знаю, — Джерард уже полностью наклонился вперёд, обоими локтями опираясь на кровать. — Люди со стигматами всегда очень набожные, Фрэнк. Они любят Иисуса так сильно, чувствуют такое великое горе из-за Его боли, что эти страдания отражаются физически в их собственной плоти. У атеистов не бывает стигмат. Просто не бывает.       — Тогда ты не сможешь мне помочь, — обречённо сказал парень, закрывая глаза, но вскоре вновь открывая их, почувствовав руку Джерарда на своей. Сладкое облегчение.       — Всё когда-то бывает впервые, да? — легонько улыбнулся ему Уэй.       Превозмогая себя, Фрэнк улыбнулся в ответ.       — Хорошо, — Джерард достал из сумки диктофон и положил его на одеяло Фрэнка, ближе к ногам. — Я хочу, чтобы ты рассказал мне абсолютно всё. Постарайся не пропустить ни одной детали, рассказывай конкретнее. Я не считаю тебя сумасшедшим или парнем с суицидальными наклонностями. Хорошо?       — Хорошо.       — Просто расскажи мне всё, что сможешь вспомнить, — Джерард ободряюще сжал его локоть. Лучшее обезболивающие в мире, подумал Фрэнк. — Не нужно торопиться.       И Айеро рассказал ему всё, начиная со странной боли в запястьях, плавно переходя к невидимому нападению и причудливому исцелению со скоростью Росомахи, к внезапному сдиранию скальпа на аллее возле клуба и заканчивая утренним происшествием, из-за которого он здесь и оказался.       — Самое худшее — это даже не боль, — продолжал он, смотря на Джерарда, который хмурился и делал какие-то наброски в своём блокноте с единорогом на обложке. — Это…       Он запнулся, не зная, как описать те эмоции, что сопровождали его с того момента, как это всё началось.       Джерард ещё какое-то время корябал что-то, а затем взметнул свой взгляд к парню.       — Продолжай, — мягко подтолкнул он. — Что самое худшее, Фрэнк?       — Это ощущение всеобщей ненависти ко мне, — наконец признался он, глядя в потолок. После своих слов он закрыл глаза, чтобы не видеть реакции Джерарда на своё заявление. — Как будто… Я не знаю. Мне очень грустно от этого, я чувствую себя абсолютно одиноким. Ещё никогда такого не было со мной. Это ужасно. Словно ты совсем беспомощный. Или безнадёжный. Всё сразу.       Джерард молчал, и только скрежет его карандаша по бумаге и приглушённый гул голосов в коридоре нарушали эту тишину. Через некоторое время Фрэнк вновь почувствовал руку парня на своей и открыл глаза, чтобы увидеть, как Джерард рассматривает его татуировку с ангелом.       — Это Серафим, я же говорил тебе, да? — Уэй легонько поглаживал безучастное лицо ангела. — Он предстал перед Святым Франциском в его видении. Ты знаешь эту историю?       Фрэнк отрицательно покачал головой.       — Святой Франциск Ассизский, — пояснил Джерард. — Он был первым человеком, получившим стигматы.       — Франциск? Это что, шутка?*       — Нет, — парень рассмеялся и покачал головой. — Он был невероятно развязным, абсолютным гедонистом**, правда, и вот, когда ему было двадцать три…       — Мне двадцать шесть, — напомнил Фрэнк, успевая прервать Джерарда прежде, чем тот успеет сказать, что он является реинкарнацией этого святого.       — У него был некоторый кризис, потеря веры, взглядов на мир, всего. И Бог призывал его на мессу***.       — И тогда к нему явился ангел?       — Нет, это случилось только к его сорока годам, за совсем недолгое время до смерти, — Джерард начал гладить тату всей ладонью, и Фрэнк вцепился пальцами на ногах в простыни от того, насколько это было приятно. — Он отправился поститься в горы, и тогда пред ним предстал Серафим. Некоторые легенды говорят, что это был измученный Серафим.       — Как тот, что на моей руке, — предположил Фрэнк.       Джерард кивнул.       — Прямо как он. И вот, когда он явился, то одарил Франциска ранами Христа.       — Хороший подарочек.       — Фрэнк, Святой Франциск был просто одержим страданиями Иисуса. Он хотел причинять себе боль, нечто вроде епитимий****, чтобы, знаешь, показать своё раскаяние физически. Получение ран Христа было для него невероятным благословением, потому что это, как бы, приближало его к пониманию того, через что Он прошёл.       Фрэнк прокрутил всё это у себя в голове. Он, конечно, не имел ничего против Иисуса, но ему, определённо, не хотелось побывать в Его шкуре.       — Так, у него было нечто, похожее на мою ситуацию?       — Нет, — ответил Джерард, подумав некоторое время. — У него было только Пять Ран: по одной на каждый колышек, благодаря которым, Иисус был приколочен к кресту, и одна рана от копья под рёбрами.       — Копьё, — повторил Фрэнк. — Потрясающе.       — Могу ли я… — Джерард кинул на Фрэнка странный робкий взгляд, откладывая свой блокнот в сторону. — Можно я осмотрю твою спину?       Айеро развернулся так, что теперь сидел на самом краю кровати, спиной к Джерарду. Он чувствовал, как парень сзади аккуратно развязывает лямки идиотской больничной рубахи, спуская её и оставляя Фрэнка обнажённым.       — Классные татуировки, — сказал Уэй, находясь поразительно близко к уху парня.       — Были, — вздохнул Фрэнк, упиваясь наслаждением от прикосновений Джерарда. — Все подпорчены, как ты видишь.       — Что это?.. Keep The Faith? — спросил Джерард, поглаживая заднюю часть шеи Фрэнка.       — Bon Jovi, — ответил парень. — Не Библия.       — Да знаю я, — цокнул языком Уэй. — Ты думаешь, я в своей машине псалмы слушаю?       — А разве нет? — усмехнулся Фрэнк, вперевшись взглядом в свои коленки.       — Нет, — руки Джерарда обосновались между лопаток парня. — Я слушаю тяжёлый рок восьмидесятых, как и все. Почему тыква?       — Мой день рождения в Хэллоуин.       — Правда? — Джерард казался смехотворно удивлённым, и, когда Фрэнк обернулся, чтобы глянуть на него, тот ухмыльнулся. — Это круто.       — Да, я согласен с тобой, — Айеро ухмыльнулся в ответ и развернулся обратно. — Так что там с этими моими порезами?       — Бичевание, — бормотал Джерард, водя ладонями по коже Фрэнка. А он в это время нервно закусывал губу и изо всех сил впивался пальцами в собственные бёдра, чтобы не откинуться назад и полностью не отдаться этим пьянящим прикосновениям, попросить Джерарда обернуть руки вокруг него и никогда не отпускать. — Христа хлыстали довольно беспощадно, перед тем как охранники водрузили на его голову Терновый венец. Я никогда не слышал, чтобы кто-нибудь проявлял на себе эти раны.       — Я ничего не проявлял, — сказал Фрэнк. — Я не творил с собой никакого дерьма.       — Я знаю, я не это имел в виду, — взволнованно начал оправдываться Джерард. — Это просто… Я же говорил, что люди со стигматами мечтали о таких метках, чтобы выразить великое горе по поводу страданий Христа. Бичевание не является столь же культовой частью Страсти, как распятие.       — Я думал, Иисус был приколочен руками и ногами, — Фрэнк прижал подбородок к груди, когда руки Джерарда скользнули к его плечам. — Но у меня-то запястья, которые буквально убиты.       — Это не совсем точно, — Уэй отошёл, и Фрэнк услышал, как он снова включает камеру. — Руки бы просто оторвались под тяжестью тела, понимаешь? Учёные почти доказали, что при распятии гвозди вгонялись в запястья, где-то между костями.       Фрэнк посмотрел вниз на свои запястья, обмотанные опрятными белыми бинтами, скрывающими жуткие стежки.       — Ох…       — Суть в том, что распятие обычно не являлось смертной казнью, — сказал Джерард, щёлкая фотоаппаратом, отчего комната каждый раз вспыхивала. — Это было чем-то вроде наказания крайней меры, понимаешь? Часть проблемы состояла в том, что если приколачивать людей запястьями, то у них будет, эм, временная асфиксия, удушье. Скрещенные ноги поддерживали тело и снижали риск смерти от несчастного случая.       Фрэнк посмотрел на плакат человека без кожи, состоявшего только из мышц и костей, висевший на противоположной стене.       — Смерть от несчастного случая? Никогда бы не подумал, что прежде чем распять кого-то, люди внимательно изучали книги по здоровью и безопасности.       Джерард что-то невнятно промычал.       — Я же говорил, что распятие не было способом убийства людей. Иногда людям вгоняли кресты в гениталии, чтобы поддержать общее здоровье их тела.       — Что?! — Фрэнк резко развернулся, почти что вышибая камеру из рук Джерарда. — То есть ты говоришь, что я в любой момент могу очнуться с гвоздём в моём члене?       — Это крайне маловероятно, — Джерард сморщил нос. — Я бы и вовсе не волновался об этом.       — Тебе-то легко говорить, ты ведь свой вообще не используешь! — Фрэнк взобрался на кровать и обмотал вокруг себя одеяло, словно таким образом он может защититься от маньяков, косящихся с молотком и гвоздями на его промежность.       Джерард моргнул несколько раз.       — Нигде не говорилось о том, что такое случалось с Иисусом, если это тебя успокоит.       Фрэнк уткнулся лицом в вытянутые колени.       — Это намного хуже, чем я думал.       Джерард издал странный звук, и Фрэнк поднял голову, чтобы найти того негодяя, что смеялся над ним.       — Прости, — Уэй перестал хихикать, когда Айеро в ярости уставился на него. — Прости, просто… ты не думаешь, что твой пенис должен заботить тебя сейчас меньше всего?       — Я вообще не верю, что ты священник, — сказал Фрэнк самым убийственным голосом. — Священники должны быть милыми. Джерард снова засмеялся. Он уже порозовел, пытаясь сдержаться и не засмеяться во весь голос над неудачей Фрэнка. И это было бы даже раздражающе, если бы не… ой, да боже, заткнись, сказал ему Фрэнк. Священнику!       Джерард отложил свою камеру и вновь обратил внимание на татуировку ангела.       — Ты сказал, что твоя спина очень быстро зажила, — сказал он медленно. — Ты ведь сделал эту татуировку за пару дней до нашей первой встречи?       — Да, — ответил Фрэнк, скрестив руки на груди. — А что?       — Ну, — Джерард слегка наклонил голову вбок. — Я не так уж много знаю об этом, но разве обычно татуировки заживают не дольше, чем это было в этот раз?       Фрэнк кивнул.       — Я просто думал… Что те странные события, которые произошли со мной, каким-то образом поспособствовали заживлению, не знаю.       — А что заставило тебя выбрать именно такой рисунок? — Джерард глубокомысленно закусил губу.       — Не знаю, — Фрэнк глянул вниз на свою татуировку. — Она мне просто сразу же понравилась.       — Хмм… — задумчиво промычал Уэй. — Ты думаешь…       В этот момент Брайан и Майки вошли в комнату, и первый стремглав понёсся к кровати.       — Как он, Отец?       В течение минуты Фрэнк не мог понять, к кому обращается Брайан, но потом Джерард закивал и положил руку на плечо Шектера.       — Он в порядке. Это очень хорошо, что Вы нашли его вовремя. Я говорил с врачами.       Брайан провёл рукой по волосам, выглядя несчастным.       — Я ведь собирался уволить его.       — Вы спасли ему жизнь, — сказал ему Джерард. Мужчина только покачал головой.       — Почему это врачи обсуждали меня с тобой? — спросил Фрэнк, чтобы прервать эту неловкую тишину, и конечно же не для того, чтобы снова обратить внимание Джерарда на себя. — Разве конфиденциальность отношений между врачом и пациентом уже не действует?       — Всё дело в воротничке, — заговорил Майки. — Он действует на людей даже лучше, чем значок ФБР, и они сразу же разглашают все тайны.       — Не то, чтобы я злоупотребляю им, — искренне сказал Брайану Джерард. — Но иногда он, действительно, пригождается.       — Спасибо, что пришли, Отец, — Шектер пожал парню руку. — Извините меня за, ну, то, как я вёл себя до этого. Просто я беспокоился.       — Ничего страшного.       — Эй, я всё ещё здесь, вообще-то, — сказал Фрэнк, смотря на Брайана и Джерарда, которые демонстрировали друг другу их «ты-можешь-мне-верить» выражение лица.       — Я должен провести кое-какие исследования, — ответил Джерард, начиная собирать свои вещи. Он подошёл к краю кровати, взял руку Фрэнка в свои ладони и нежно сжал. — Ты позвонишь мне, если что-то ещё произойдёт, так ведь?       — Ага. Спасибо, — Фрэнк сжал руки Джерарда в ответ, пытаясь получить как можно больше приятных ощущений, словно возможно было запастись ими на будущее.       Уэй-старший улыбнулся ему и поймал руку брата на выходе из комнаты, наклоняясь к нему, чтобы поговорить о чём-то. Фрэнк наблюдал за тем, как они выходили из палаты, и отчего-то чувствовал себя покинутым и ещё как-то очень глупо. Почему он так сильно нуждался в присутствии этого парня? Это ведь совсем ничего не значило.       — Эй, — окликнул его Брайан, когда дверь закрылась. Он подошёл и сжал другую его руку. — Эй, Фрэнки.       Если бы нужно было выбрать одну единственную вещь, которую Айеро ненавидит больше всего, то это было бы чувство вины. Когда люди считали себя виноватыми из-за него. Благодаря ему. Неважно. Суть в том, что если Фрэнк сам не заставлял их почувствовать вину посредством своих щенячьих глазок или супер сильного показательного кашля, словно ему срочно требуется аппарат искусственного дыхания, то парень не желал слышать слова извинения.       — Забудь.       — Фрэнк… — Брайан как-то непонятно содрогнулся всем телом.       — Ты спас мне жизнь, — прервал его Айеро. — Так сказал Джерард. Ты же не собираешься меня теперь увольнять?       — Конечно нет, — резко оборвал его Брайан. — Но, почему ты не говорил мне, что чувствуешь себя так плохо? Мы могли бы что-нибудь придумать.       — Брайан, я тебе в последний раз говорю, — парень откинулся назад на подушки, внезапно чувствуя себя истощённым и чертовски уставшим. — Я этого не делал.       — Конечно, твои запястья сами внезапно взорвались, — сказал Брайан, скрещивая руки на груди. Он всегда злился, когда был взволнован, Фрэнк помнил это и надеялся, что его босс не решит размозжить его голову больничной уткой, стоявшей под кроватью.       Он глубоко вдохнул несколько раз и спокойно спросил:       — Я когда-нибудь казался тебе подавленным?       — Нет, — Брайан неуверенно пожал плечами.       — Я когда-нибудь давал тебе причины думать, что я могу совершить самоубийство?       — Нет, — признался Шектер. — Но…       — А если бы этого не произошло, и кто-нибудь попросил бы составить тебя список людей, у которых вероятность совершить самоубийство была бы наименьшей, моё имя было бы наверху этого списка?       — Фрэнк, — сказал Брайан раздражённо. — Это не…       — Ты видишь оружие?       — Что? — Шектер моргнул.       — Ты видишь хоть что-то, чем я мог сделать это? — Фрэнк протянул вперёд свои руки.       — Ну, нет, но…       — Тогда, что? — нетерпеливо воскликнул Айеро. — Я проткнул свои запястья, избавился от доказательств, а затем устроился на полу в собственной ванной и решил ждать, пока придёт моя смерть?!       — А разве есть другой вариант? — Брайан всплеснул руками. — Я прихожу к тебе домой, нахожу тебя всего в крови в ванной, а за день до этого у тебя произошла внезапная вспышка гнева на работе, что я должен был думать?       — Я не знаю! — закричал Фрэнк. — Я ничего, блять, не понимаю, Брайан. Я знаю только то, что Вселенная явно ненавидит меня и творит со мной какое-то дерьмо, а ты обвиняешь в этом меня!       Брайан пялился на него в течение нескольких минут, а затем рвано выдохнул и уронил голову на руки.       — А что думает Святой Отец?       — Он думает, у меня стигматы, — сказал Фрэнк, потому что он больше не мог держать это в себе, ему нужно было высказаться.       — О, конечно, — сказал Брайан, глядя на его руки. — Так и есть. *