Unholyverse

      — Дорога до церкви не должна занять у нас много времени, но мы можем быть уверены, что эти психи, которые сейчас снаружи, будут у нас на хвосте, — Брайан выглянул из окна на кухне. — Рэй оставляет Крейгу инструкции по поводу того, как разрушить заклинание-барьер, но только если он будет уверен, что они все ушли.       — Вам нужно меня связать. — Джерард вернулся из гостиной в руках с канатом, которым Боб связывал его прежде. — На случай если я озверею и попытаюсь высвободиться из фургона или ещё что-нибудь такое.       Боб кивнул.       — Ладно.       — Скорее всего, тебе ещё придётся вставить мне кляп в рот, — добавил Джерард.       Боб выглядел менее взволнованным этой новостью, однако затем сказал:       — Я найду что-нибудь, что можно использовать для этого.       Фрэнк обернул ещё один кусочек последнего рулона пластыря вокруг моста оправы очков Майки и слегка покачал ими, проверяя на прочность.       — Думаю, так должно держаться, — сказал он и вручил их Майки.       Тот надел их. Дужки держались ненадёжно, а обмотанная часть, водружённая на его переносицу, заставляла выглядеть его словно ребёнка в мультфильме, но он кивнул.       — Спасибо.       — Фрэнк поведёт, — продолжил Брайан. — И... — он остановился, взволнованно глядя на Фрэнка с Майки.       — Что? — спросил Майки.       — Просто... просто на вас двоих слишком много давления, — осторожно сказал Брайан, — со всеми остальными, такими побитыми. В противном случае я бы спланировал всё иначе.       Майки вскинул бровь.       — Ты бы вообще это планировал?       Брайан вздохнул.       — Ладно, может, и нет.       — Всё идёт так, как идёт, Брайан, теперь мы уже ничего не можем с этим поделать. — Фрэнк поднялся, когда Рэй вернулся в комнату. — Мы готовы?       Рэй кивнул.       — Думаю, как никогда раньше.       Майки сгорбился.       — Нам нужно идти, — произнёс он, взяв сумку с принадлежностями. — Кардинал ждёт.       В фургоне Фрэнк заставлял себя не смотреть в зеркало заднего вида, где Боб просил Джерарда встать на колени, чтобы он мог связать ему руки за спиной, а затем привязать его запястья к его же щиколоткам. Фрэнк знал, что это делалось во благо, что это не даст Джерарду покалечить себя или ещё что похуже, но это не значило, что Фрэнк не хотел без двух минут выцарапать глаза Бобу. Он завёл мотор и огляделся в поисках кнопки, которую Крейг нажимал, чтобы открыть дверь гаража.       — Подожди, — сказал Майки. — Заклинание. Как Джерард выберется из дома? Разве ему не нужно нарисовать символ?       — Я впечатал символ в его плоть вчера, Майки, — сказал Фрэнк, сдвигая фургон с мёртвой точки. — Если этого недостаточно, то я не знаю, чёрт возьми, что ещё нужно.       Фрэнк не заморачивался, чтобы следовать по дороге, по которой ехал Крейг в прошлый раз, вместо этого он лишь ехал по прямой к воротам. В зеркале заднего вида он углядел, как Боб завязывал суконку на затылке Джерарда, неловко держась так, чтобы не давить на раненую ногу. Он видел Брайана, бледного, потеющего и пытающегося прислониться к стенке фургона, чтобы движения автомобиля не доставляли ему столько боли, и он видел Рэя, пялящегося на свои бесполезные руки; безнадёжность и бессилие были написаны в линиях его плеч и в том, как была напряжена его челюсть. Майки сидел на пассажирском сиденье; выглядел он так, будто у него было назначено свидание с концом света, а Фрэнк просто, чёрт возьми, был не в настроении вежливо обходиться с мудаками, которые причинили им всем такую сильную боль. Теперь он мог их видеть, кружащих за воротами.       — Они могут и не уйти с дороги, — сказал Майки. Он покосился на Фрэнка. Тот услышал «Ты можешь сбить их» так ясно, будто Майки проговорил это вслух, и к тому же, это не звучало как предупреждение.       — Хорошо, — произнёс он и вдавил чёртову педаль в пол.       На этот раз ворота не были закрыты, так что и удар вышел не таким: очевидно, человеческий инстинкт самосохранения у Капюшонов глубоко внутри всё ещё был жив, потому что большинство из них ушли с дороги, хотя те, которые не ушли, попытались схватиться за фургон, и один из них зацепился за дверь со стороны Майки и проехал так где-то полдома, пока Майки не смог распахнуть дверь, и чувак улетел на тротуар.       — Они преследуют нас! — закричал он, когда выглянул из окна с головой. — Фрэнк, продолжай ехать!       — Чувак, я и не планировал останавливаться! — Фрэнк рывком дёрнул руль влево, когда Брайан сказал ему об этом, мысленно извиняясь перед всеми людьми в этом переулке, которых они едва ли не убили. — Мы ещё их не потеряли? Насколько быстро они вообще бегут?       Майки вновь выглянул из окна.       — Я больше их не вижу, — доложил он. — Но я всё ещё чувствую их. Они будут знать, где мы.       — Тогда давайте надеяться, что Кардинал работает быстро, — сказал Фрэнк, а затем прокричал: — Всем держаться! — проехав на красный и круто свернув направо.       — Иисусе, Фрэнк! — Рэй влетел сзади в сиденье Фрэнка. — Ты собираешься нас всех поубивать ещё до того, как мы доберёмся туда!       Послышался шум, а затем ужасающий, искажённый вопль, и Фрэнку даже не пришлось оглядываться, чтобы понять, что это был Джерард.       — Забудь! — сказал Рэй. — Не отрывай ноги от чёртовой педали, хорошо?       — Блять, блять, блять, — бубнил Фрэнк, резко виляя, чтобы обогнать идущую впереди машину. — Брайан, насколько мы близко?       — Должны быть на месте на следующем повороте налево, — Брайан тяжело дышал... Фрэнк не хотел знать, с чего он внезапно стал задыхаться, но он мог догадаться, что это было каким-то образом связано с глухими ударами и криками, которые он слышал. — Следующий поворот налево, Фрэнки, поторопись!       Фрэнк свернул за угол, так быстро, как только мог, не опрокинув фургон набок, и в поле зрения появилась церковь, высокая и внушительная, и ох, блять, Фрэнк ещё никогда в своей жизни не радовался, завидев парней в костюмах, выбегающих из дверей церкви, чтобы встретить их в то время, как Фрэнк с визгом тормозов останавливал фургон.       — Внутрь, внутрь! — закричал Ховард, когда Майки с Фрэнком выпрыгнули из фургона. — Где он, сзади?       Фрэнк кивнул.       — Наши друзья ранены! — сказал он, сопротивляясь, когда парень в костюме с конским хвостиком попытался отодвинуть его от фургона. — Вы должны быть осторожны!       — Они будут куда хуже ранены, если мы не заставим вас всех зайти внутрь, поверь мне, — сказал один из остальных Костюмов, когда они распахнули дверцы фургона. Сперва вылезли Боб с Рэем, а затем они вместе с Костюмами достали Джерарда, который безостановочно метался, щерился, и его лицо было... Фрэнк быстро притянул к себе Майки и развернул его в другую сторону.       — Не смотри, — сказал он, крепко удерживая его на месте, когда он стал сопротивляться. — Не смотри, Майкиуэй.       — Доставьте его Кардиналу! — наказал Ховард остальным Костюмам, и наконец Брайан вышел из фургона, с болью на лице вылезая наружу и тяжело облокачиваясь о сторону машины, хрипло и часто дыша. Ховард сказал: — Кто-то умирает в эту секунду?       Брайан покачал головой, упирая руки в боки и наклоняясь, чтобы сплюнуть кровь на землю.       — Не планирую умирать, по меньшей мере, ещё час.       — Пойдём, — Ховард побежал обратно к церкви, и они последовали за ним, ввалившись внутрь, чтобы Ховард смог закрыть высокие тяжёлые двери, не пропускающие свет, заперев их. Фрэнк немедленно обернулся и увидел Костюмов, стоящих в другом конце Церкви и удерживающих Джерарда на огромном, громоздком столе, пытаясь изо всех сил распрямить его конечности.       — Что они делают? — выкрикнул Майки, пытаясь вырваться из хватки Фрэнка. — Если они свяжут его, это не сработает. Мы уже это пробовали, и он высвободился из канатов.       — Он не освободится из этих, — сказал Ховард и побежал, чтобы присоединиться к остальным.       Кардинал стоял в конце стола и держал высоко над головой Джерарда огромное распятие.       — Спаси Ты, Бог мой, раба Твоего, — сказал он чистым уверенным голосом, — полагающегося на Тебя! Да сыщет он в Тебе, Господи, поддержку и опору в лице врага своего. Да не станется у Врагов над ним власти, и сын беззакония будет бессилен, ежели возжелает ему навредить. Господь, пошли помощь ему из своей святыни и наблюдай за ним с Сиона. Господь, прислушайся к моей молитве, и да будет услышана Тобою моя мольба.       Костюмы присоединялись во второй части каждого предложения, так что, когда Кардинал сказал «Да пребудет с вами Господь», они ответили «И с вами тоже».       Джерард дёргался, и шипел, и начал корчиться, когда Кардинал коснулся его распятием, когда он спрыснул его святой водой, когда он возложил руку на голову Джерарда и начал молиться. Среди всего, что повидал Фрэнк с тех самых пор, как началась вся заварушка, это было самое худшее, потому что с этим он ничего не мог поделать. Ему приходилось стоять там, наблюдать, ждать и верить, что какой-то засранец, которого он даже не знал, спасёт его, а люди, которые действительно любили Джерарда, ничего не могли сделать — лишь стояли и смотрели на всё это.       — Я повелеваю тобой, нечистый дух! — воззвал Кардинал, а затем послышались удары в двери; Рэй побежал к ним и склонился, чтобы посмотреть в щель.       — Это Капюшоны! — проорал он. — Они здесь!       — Двери выглядят довольно-таки массивными, не думаю, что они смогут войти внутрь, не проделав серьёзной работы, — сказал Боб, хмурясь, а затем они все подскочили, когда Джерард издал кровожадный крик, и следующее, что узнал Фрэнк, так это то, что чёртовы стены горели, огромные рычащие колоны языков пламени доставали от пола до арочных потолков церкви.       — Он пытается выгнать нас на улицу! — прокричал Ховард, и Кардинал кивнул, но не перестал говорить, не переставая сжимать голову Джерарда во время молитвы.       — Я повелеваю тебе подчиниться мне, — он заглушил голосом треск пламени. — Я, служитель Божий, вопреки своему недостоинству, велю тебе не осмеливаться вредить этому Божьему созданию каким бы то ни было образом.       Джерард кричал на него, но Фрэнк не мог его понять: в любом случае, это, казалось, был не английский. Теперь Джерард перестал двигаться: его руки обессиленно свисали по обеим сторонам стола, и чёрная отметина у него на горле поползла вниз по обеим рукам, лавируя сквозь его плоть, будто накладывала собственные руки на него. Кардинал ревел и вопил, он брызгал святой водой; кожа Джерарда трескалась и дымилась, и он выплёвывал проклятья Кардиналу в лицо, но он не двигался, он перестал двигаться, он вообще не двигался.       — Он не сделает этого, — неожиданно произнёс Майки, его руки крепко вцепились в запястья Фрэнка.       — Откуда ты знаешь? — резко спросил один из Костюмов.       — Он знает, — сказал Рэй. Боб с Брайаном оба кивнули.       — Если он не сделает этого, — зловеще произнёс Ховард, — то мы будем смотреть в лицо Армагеддону. Этого демона нельзя освобождать.       Майки повернулся, чтобы взглянуть на Фрэнка.       — Он не сделает этого, — снова сказал он глухо и на удивление спокойно.       Фрэнк не переставал глядеть ему в глаза. Он проворачивал запястья в хватке Майки и сжимал руки. Он ждал.       Майки кивнул. Фрэнк сказал:       — Ладно.       Они вместе подбежали к Джерарду, уклоняясь от цепких рук их друзей и Костюмов. Майки схватил ошарашенного Кардинала за рясу и отбросил его на пол; Фрэнк взобрался на стол и распутал чётки, которые оплетали его запястье. Он вжал распятие в лоб Джерарду так сильно, как только мог, не поддаваясь жалобному звуку, что издал Джерард.       Костюмы были правы: повязки держались, но с тем, как Джерард метался из стороны в сторону, он мог сбросить Фрэнка с себя.       Руки были на его плечах, на его талии, на его руках, хотя сейчас Фрэнк знал, что превосходил их силы и что ему необходимо было это сделать. Кожа Джерарда разлагалась под его руками, вокруг чёток, везде, где его касалось что-то Святое, но он бы не сдался. Он боролся и боролся, а затем услышал крик Майки и поднял глаза как раз вовремя, чтобы увидеть, что Рэй кинул ему что-то, какую-то бутылочку. Святая вода, осознал он и с ухмылкой опустил взгляд на Джерарда.       — О, чувак, ты это возненавидишь.       «Сделать человеческое тело настолько непригодным для обитания, насколько это возможно», — вот что сказал Джерард, и Фрэнк силой открыл ему рот в то время, как Майки сорвал крышечку с бутылочки и опустошил её, вылив содержимое на лицо Джерарда. Фрэнк прижал распятие в его открытый рот и держал его там, заставляя его давиться им, вызывая у него конвульсии и уставившись прямо в глаза Джерарда.       — Ну же, ну же, — рычал Фрэнк. — Там внутри больше ничего нет для тебя, мудила, ну же.       Он смог почувствовать это в ту же секунду, как всё начало работать. Это могло произойти год назад, но Фрэнк никогда не забудет, что ощущал, и первое резкое чрезвычайно болезненное расщепление кожи на лбу было так же знакомо ему, как и его собственное имя.       — Да, да, вот так, — уговаривал он, чувствуя, как кровь течёт по его лицу, по его плечам; он опустил глаза вниз на свои руки, скреплённые вместе на губах Джерарда. И в то время, когда он наблюдал, как раны на его запястьях раскрывались, словно цветы, — и было больно, чертовски больно, было так больно, что Фрэнк едва ли мог думать, — но он не отрывал взгляда от глаз Джерарда и сквозь стиснутые зубы проговорил: — Ты, больной сукин сын, думаешь, я боюсь тебя? Думаешь, умеешь делать со мной то, чего прежде никто не делал? Ты для меня нихуя не значишь.       — Выметайся! — кричал Майки, тяжело дубася кулаками по столу рядом с плечами Джерарда. — Выметайся из него, выметайся.       Джерард мучительно выгнулся; он издал удушливый звук и открыл глаза, и он был Джерардом, Фрэнк мог сказать это, лишь посмотрев на него. Он сразу же отдёрнул чётки изо рта Джерарда, а затем они обожгли его руку, словно чёртов расплавленный свинец лежал у него на ладони, и он с воем выронил их.       Он услышал крик Ховарда «Оно переместилось, свяжите его, свяжите его», а затем он уже больше ничего не слышал... или слышал, но слышал их через чьи-то ещё уши или через две пары ушей или ещё что. Он вроде как привык к этому из-за переселения в него душ во время сеансов, но он не привык к этому ощущению: насколько оно было огромным, громадным, древним и таким, таким злым; эта нескончаемая тирада кричащей ярости, бегущая по жилам, и он не привык пугаться своих друзей.       «Ты боишься их», — осознал он, а после его сотрясла конвульсия от боли, когда он почувствовал шумную, хаотичную волну присутствия в своём сознании, нечто инородное, что не принадлежало ему. Когда он занимался тем же самым прежде, трудность всегда состояла в том, чтобы расслабиться и позволить этому случиться; обычно духи или что бы там ни было были напуганы, одиноки и запутаны, а он скрежетал зубами, пытаясь позволить прокрасться в его сознание, пытаясь побороть свои инстинкты, что означало с размаху вдарить о них сознанием и заставить эти инстинкты выметаться.       На этот раз ему не пришлось делать ничего такого. Я покажу тебе неудобства, подумал он и всем своим существом подавил присутствие внутри себя. Теперь Кардинал стоял над ним, и Фрэнк не мог расслышать, что он говорил, но было чертовски больно, что бы это ни было, и он извивался и скручивался, борясь, чтобы удержать это нечто неземное перед своим сознанием, между собой и Кардиналом, не позволяя ему ретироваться или найти приют ни на одну чёртову секунду. Казалось, будто его голова готова была взорваться: его кожа расщеплялась дальше, он чувствовал, как его плоть раздиралась в клочья, и создавалось ощущение, что его кости были следующими на очереди, что его череп треснет, словно яйцо, что его позвоночник и запястья раздробятся внутри его тела.       Казалось, словно его разрезали тысячью ножей, словно его разъедало изнутри. Всё снаружи болело: святая вода просачивалась в его кровь и опаляла его кожу, словно кислота, слова сокрушали его, будто пули. Изнутри нечто огромное и ужасающее скребло сознание Фрэнка, пронзительно крича и обезумев в попытках выбраться; и Фрэнк почувствовал, как начал слабеть, как его оборона начала рушиться. Оно было таким большим, было настолько сильнее его, и он не знал, сколько ещё сможет выжить.       Фрэнк пытался, действительно пытался, но создавалось ощущение, будто он старался выдержать вес мира, пока во всём этом мире шла война. Он не знал, как Джерард так долго вынашивал эту штуковину внутри себя: она была отравой, раковой опухолью, она выходила за рамки того, что Фрэнк мог постигнуть. Он слышал, как Кардинал произносил имя господа и слышал собственный рык в ответ. Картинки стремительно мелькали перед его глазами: ребята, его мать, его собственное лицо, кровоточащее и повёрнутое к Небесам. Дева Мария, Богородица, печальная и такая далёкая, и он подумал: пожалуйста. Помоги мне, пожалуйста..       Затем посреди всего хаоса, боли и гомона, где-то прямо на краю его сознания Фрэнк почувствовал чью-то руку в своей, и он услышал, как кто-то говорит, как кто-то убеждает его держаться.       Майки.       Ещё чуть-чуть, сказал он, или... он не мог говорить этого, потому что Фрэнк не мог слышать его, он не мог слышать ничего, помимо звука своей собственной помешанной громкой демагогии, но эти слова проходили точно также.       Я знаю, ты слышишь меня... Просто держись.       Фрэнк уцепился за голос Майки и воспользовался им, чтобы снова броситься вперёд, в глубины своего сознания. Неистовство Ксафана отбросило его назад, словно волной, и Фрэнк лишь продолжал бросаться на неё снова, снова и снова, пока всё не сломалось и он больше не смог собраться в единое целое. Он взвыл, и его рот наполнился кровью, как и его глаза с ушами, и внутри него ничего не осталось, кроме темноты, злости и боли; в нём больше не существовало борьбы, ему было не с чем бороться.       Он услышал, как его друзья зовут его по имени, он чувствовал, как молитвы Кардинала врезались в него, и прямо перед тем, как провалиться во мрак, он ощутил собирающуюся волну: и это не была злость, не совсем, не в то время, когда ты опустился достаточно глубоко. Это была безнадёжность, желание, сильное до боли и незрелое, неменяющееся и бесконечное. Оно, Фрэнк знал, исходило не из его собственного разума.       Затем волна накрыла его с головой, и он больше ничего не знал. *       — Я умер?       — Ты чувствуешь себя мёртвым?       — Я не знаю. — Фрэнк медленно открыл глаза. Ничего не болело. Он лежал в кровати. С белыми простынями. Белые стены. Белая комната. Значит, больница. Он поднял взгляд. Кардинал сидел у его кровати.       — Эм, — произнёс Фрэнк, — привет?       — Здравствуй, Фрэнк, — Кардинал улыбнулся. — Ты совершил очень храбрый поступок для нас.       — Я не делал этого для вас, — Фрэнк нахмурился, а затем его глаза широко распахнулись. Джерард. — Он..?       — С ним всё хорошо, — успокаивающе ответил Кардинал. Он дотронулся до плеча Фрэнка, и тот снова погрузился в кучу подушек. — С ними со всеми всё хорошо.       — Со всеми всё хорошо, — повторил Фрэнк, лишь чтобы убедиться. Его веки тяжелели, а стопы и кисти не совсем отчётливо ощущались. — Они подсадили меня на какой-то качественный морфин, — невнятно пробормотал он. — Люблю больницы.       — Ты ненавидишь больницы.       — Я ненавижу больницы, — согласился Фрэнк. Он потёр кончики пальцев о простыни. — Если я не умер, могу ли я допустить, что из нашего мира прямо сейчас не делают барбекю?       — Не думал, что Бог Сам сможет об этом позаботиться?       Фрэнк вскинул бровь.       — Очевидно, нет. В таком случае мы бы ему не понадобились, разве не так?       Кардинал задумался. Фрэнк увидел сложенные руки у него на коленях.       — Так ты думаешь, Он нуждается в тебе?       — Вы такой надоедливый, — сказал ему Фрэнк, скрещивая ноги под простыней.       Кардинал рассмеялся.       — Я слыхал это и прежде.       — Вы все надоедливые, — продолжил Фрэнк, набирая обороты. Он был слишком обдолбан, чтобы действительно быть раздражённым на него, но достаточно обдолбанным, чтобы сказать всё, как было. — Вся ваша чёртова Церковь. В смысле, Вы кажетесь нормальным парнем, не поймите меня неправильно, и я знаю, что Джи Ваш большой поклонник. И Вы избавились от этого мудака до того, как он смог поджарить меня изнутри, и кажется, из-за этого всего Вы мне немного даже нравитесь.       — Спасибо, — сказал Кардинал сдержанным, однако изумлённым голосом.       — Хотя в большинстве своём это был Майки. Знаете, я слышал его голос. Он может делать это, понимаете? Всякие мозговые штуки. Не знаю, как их назвать. Но он может.       Кардинал слегка наклонил голову.       — Я знаю.       — И я знаю, что Вы хотите помогать людям, — рассусоливал Фрэнк. — Джерард тоже хочет. Но все решения принимаются этими старыми чуваками, которые не живут в реальном мире и лишь пытаются контролировать людей.       Какое-то время Кардинал молчал, а затем проговорил:       — Думаю, это неправда. Но представь, какой станет Церковь через сорок лет, если каждый священник, посвящённый в духовный сан в последний десяток лет, будет как Отец Уэй.       — Но они не похожи на него, — упёрто произнёс Фрэнк. — Не похожи.       — Ты звучишь очень уверенно, так что думаю, ты должен быть прав, — сказал Кардинал этим раздражающим высокомерно-умиротворяющим тоном, но у Фрэнка не было сил, чтобы выразить недовольство по этому поводу. Кардинал сказал: — У тебя действительно есть экстраординарная способность к противостоянию...       — Тому, что причиняет боль, знаю, — перебил его Фрэнк. Он не хотел разговаривать об этом. Вместо этого он спросил: — Почему они нас так ненавидят? Демоны или что это такое. В смысле, мы же никогда ничего им не делали, верно? Что такого в нас заставляет их так бесноваться?       Кардинал обдумывал ответ довольно долго, прежде чем сказать:       — Всепрощение.       — Хмм, — произнёс Фрэнк. Он был уверен, что это была суперглубокая мысль, но он был слишком обдолбан, чтобы оценить её. — Что именно: то, что мы можем быть прощены, или то, что можем прощать друг друга?       — И то, и другое, — сказал Кардинал. А затем: — Ты же знаешь, он больше не может работать с Вами. Не изнутри Церкви.       Фрэнка буквально передёрнуло, и он ничего не мог с этим поделать.       — Почему нет? Потому что мы заставляем вас плохо смотреться? Вы думаете, что то, что мы делаем, менее результативно, потому что мы не чёртовы монахи или ещё что?       — Напротив, — мягко произнёс Кардинал. — Не все, кто совершает хорошие поступки, должны совершать их от Церкви. Богу везде нужны друзья.       — Богу нужно перестать шутки шутить с моей жизнью, — простонал Фрэнк. Он ощущал, как снова ускользает обратно: тяжёлое забытье было слишком тёплым и удобным, чтобы его можно было игнорировать, так что Фрэнк удалился обратно в сновидения. Он был на пляже, и Кардинал сидел рядом с ним на шезлонге.       — Да ну нахуй, — проговорил Фрэнк, стряхивая песок с рук. — Вы собираетесь всюду меня преследовать?       Кардинал выглядел глубоко оскорблённым.       — Я ничего не могу поделать с тем, что я у тебя во сне, Фрэнк.       — Ох, — произнёс Фрэнк.       Они наблюдали за тем, как облака проплывали по небу. Джерард строил песочный замок у кромки воды. На нём были розовые солнцезащитные очки.       — Зачем он утруждается? — спросил Фрэнк Кардинала. — Волна снова придёт и смоет его старания.       — Хмм, — промычал Кардинал. — В этом и проблема.       Далеко от берега Боб с Рэем сидели в лодке. У Рэя были вёсла. Боб встал. Его губы двигались. Фрэнк покачал головой и указал на свои уши в знак того, что не слышал их.       — Твои друзья ждут тебя, — заметил Кардинал.       — Они далеко, — Фрэнк махнул рукой. Боб прокричал его имя, Фрэнк услышал его на этот раз. — И я не умею плавать.       — Нет, Рэй Торо не умеет плавать, — сказал Кардинал. — А ты боишься пауков, и твой иммунитет мог бы быть получше.       — Фрэнк! — проорал Боб.       — Ага, чувак, что с ним такого? — спросил Фрэнк, игнорируя Боба.       — Фрэнк! — закричал Боб.       Кардинал слегка улыбнулся.       — Просто таким ты был создан.       — Где Джерард? — Неожиданно Фрэнк заметил, что его не было там, где он сидел прежде, и его сердце провалилось в пятки, пока он просматривал весь пляж. — Где он?       — Фрэнк! — кричал Боб.       — Волна пришла, — сказал Кардинал, а затем волна накрыла Фрэнка с головой.       Фрэнк открыл глаза.       Он был не на пляже. Он лежал в больничной кровати. Боб сидел рядом с ним; на нём был надет больничный халат. Выглядел он дерьмово. Рэй сидел рядом с Бобом, полностью одетый. Он выглядел незначительно менее дерьмово.       — Наконец-то, чёрт побери. Ты можешь спать крепче, чем чёртова куча камней, — сказал Боб.       Фрэнк рассмеялся, из-за чего закашлялся, и он продолжал кашлять, пока Боб не вытащил его из-под простыней, не усадил его, облокотив на гору подушек, и не нашёл ему стакан воды с соломинкой. Фрэнк пил, пока мерзкий вкус во рту не стал чуть менее невыносимым, а затем прохрипел:       — Почему ты здесь?       — Нога, — Боб закатил глаза. — Брайан меня заставил. Знаешь, как это бывает.       Фрэнк оглядел трубку, выходящую из руки Боба, ведущую к пакету, подвешенному на передвижной штатив, что стоял позади него.       — Брайан заставил тебя сделать капельницу?       — Антибиотики или ещё какая херня, я не знаю, — Боб махнул рукой. — И они заставили меня надеть этот дурацкий халат. Он даже не застёгивается сзади, медсёстры постоянно пялятся на мою задницу.       Рэй засмеялся.       — Что ж, у тебя милая задница.       — Я знаю, — брюзжал Боб. Фрэнк обломался, ещё раз попробовав засмеяться, и Боб вновь вручил ему воду.       Рэй положил руку на ногу Фрэнка.       — Ты хорошо себя чувствуешь? Ты потерял тонну крови. Должно быть, они опустошили банк крови ради тебя, я почти уверен.       Фрэнк задумался над этим, слегка двигая всеми частями тела, одна за другой. Ему казалось, будто его задавил самолёт, но вроде как никаких переломов не было, и у него больше не шла кровь: он видел только шрамы, что были у него на запястьях, и они закрылись, но они были покрасневшими и воспалёнными, а не ясно-бледными, которыми они стали тогда. Чертовски прекрасно.       — Думаю, я в порядке. Когда они забрали мой морфин?       Рэй выглядел озадаченным.       — Морфин?       — Они подсадили меня на него до этого, — объяснил Фрэнк, — когда Кардинал пришёл навестить меня.       Боб вскинул брови.       — Кардинал приходил навестить тебя?       — Да, — нетерпеливо ответил Фрэнк. — Разве он не приходил повидаться с тобой тоже? И где остальные ребята?       — Брайан вернулся к Крейгу под ледяным одеялом.       Если бы Вы не знали Боба, подумалось Фрэнку, Вы были бы не в состоянии сказать, что он чувствовал себя виноватым за то, что сломал Брайану вроде как все рёбра.       — Чувак, ты спас ему жизнь, — сказал он.       Боб нахмурился.       — Я никогда и не говорил, что это не так.       Фрэнк закатил глаза. Он посмотрел на Рэя.       — Как твои руки, чувак? И раз уж на то пошло, и твои лёгкие?       — С лёгкими всё хорошо. Руки начинают заживать, — ответил Рэй, поднимая их, чтобы Фрэнк мог взглянуть.       Фрэнк моргнул.       — Сколько я пролежал в отключке?       Боб замялся, а затем сказал:       — Долго.       Было что-то ещё, что-то, чего они не договаривали, Фрэнк точно мог сказать.       — Ребята, — произнёс он, вдоль позвоночника он ощутил лёгкое покалывание от нервов, — где Майки?       Боб слегка закусил губу изнутри. Он едва заметно заёрзал на стуле, и в тоне его голоса действительно присутствовало извинение, когда он заговорил:       — Фрэнк, чувак. Я не знаю, как... — его прервал звонок мобильника. — Блять.       — Здесь не разрешены телефоны, — сказал ему Рэй, удивлённо наблюдая за тем, как Боб достал устройство из-под халата. — Где ты вообще его держишь?       — Ты не хочешь об этом знать, — Боб открыл телефон-раскладушку, слегка сгорбившись. — Алло? Хэй, чувак. Ага, он проснулся. Хочешь поговорить с ним? Ладно, — Боб передал телефон. — Это Майки.       Фрэнк прижал трубку к уху.       — Майки? С тобой всё в порядке?       — Я в аэропорту, — ответил Майки. Его голос звучал резко, но отдалённо. — С Джерардом.       Фрэнк знал, что это случится, он знал это, он знал об этом с самого начала, и поэтому-то он и сказал самому себе «Никаких обещаний». Но ему всё равно пришлось прикрыть глаза и глубоко вздохнуть.       — Оу.       — Ты всё ещё можешь пересечься с ним.       Фрэнк моргнул. Боб наблюдал за ним с обеспокоенным выражением лица.       — Пересечься с ним?       — Он не знает, что я звоню тебе, — Майки остановился. Фрэнк слышал объявления и суету на заднем плане. — Если ты приедешь прямо сейчас, ты сможешь пересечься с ним.       Фрэнк покачал головой.       — Майки, что ты...       — Он возвращается, — резко проговорил Майки и отключился.       Фрэнк отстранил телефон от уха. Он уставился на мобильное устройство. Затем посмотрел на Боба.       — Эй, — произнёс он, а в его груди сердце забилось быстрее, — не хотите выбраться отсюда?       — О Боже, — сказал Рэй, — только не снова.       Боб лишь ухмыльнулся. *