Когда виден край небес...

Холодный ветер, он пришел, когда мальчик спал, колким сквозняком разметав рыжеватые волосы по подушке, впервые он так спокойно спал за последнее время. Он не разговаривал, не поднимался, пребывая в состоянии между сном и реальностью, больше напоминающем агонию, действовали большие дозы успокоительного, они же медленно, но верно и убивали его. Больше никаких действий не предпринималось. Некогда жизнерадостный подросток, превратился в подобие овоща, обездвиженного, безмолвного. Он не хотел его оставлять, но ничего нельзя было сделать, однако, ему позволили сообщить ему, что некоторое время они не смогут общаться. Он примерно догадывался, насколько сильным для подростка это будет удар, но пообещал вернуться. Прикрывая форточку в его комнате, он снова и снова оборачивался, чтобы убедится в том, что тот все еще спит, в надежде хотя бы раз еще услышать его голос. Возвратившись, он садится на край кровати. Сегодня, спустя неделю, после происшествия, он впервые решил не вкалывать ему дозу успокоительного, и дождаться пока тот проснется, от того он и сидел в этой комнате с самого утра. Тот крепко спал, изредка вздрагивая во сне, и время уже близилось к полдню, а он все не уходил: - Тоши... - послышался слабый голос с подушки. Он недолго думал, прежде чем быстро приблизиться к нему, помогая тому приподняться, чтобы тут же сжать его в своих объятиях. Дрожащие руки предприняли слабую попытку обнять его в ответ, но тут же сползли с сильных плеч. Всего лишь за какую-то неделю, подросток неимоверно ослаб, и был способен только на то, чтобы прислонится головой к теплой груди мужчины. - Тоши... - повторил он шепотом. - Акито, ты должен меня внимательно выслушать, - мужчина отстранил его от себя, придерживая за плечи. - Кивни, если ты меня понимаешь. В ответ последовал неуверенный кивок, после чего подросток поднял на него немного мутноватый взгляд. - Мне придется ненадолго оставить тебя, у тебя будет новый врач, - сказал он, пытаясь говорить, как можно более четко и медленно, чтобы Акито его понимал. Реакция была замедленна, а с такой слабостью, максимум, на что он был способен, склонить голову к плечу. - Я... не чувствую ног... - едва слышно произнес он, медленно моргнув. - Холодно... - Это пройдет, - мужчина снова уложил его на кровать. - Только постарайся больше двигаться. - Ты... ты вернешься? - в туманной дымке его глаз появилась легкая осмысленность, когда пальцы мужчины несильно сжали ладонь подростка. - Конечно, ты только слушайся Матсууру-сана, и постарайся не делать глупостей, хорошо? - спросил он, понимая, что уже не он держит его руку, Акито изо всех своих сил сжимал его пальцы, но получалось слишком слабо. На вопрос он не спешил отвечать. - Не надо... - Прости, но я больше не имею права тут находиться, - с трудом выдавил Тоши, пытаясь выпутать свою руку, это не составило труда. - Будь умницей. Тоши склонился над мальчиком, поцеловав того в лоб, а после быстро поднялся и пошел к двери, даже не обернувшись: - Тоши, останься... пожалуйста, я не выдержу один... - занервничал он, изо всех сил пытался сказать, врач лишь замер в дверях, пытаясь сделать шаг вперед и не оборачиваться, эти слова больно вгрызались в душу, но поступить как-то по-другому он не имел право, и благополучно прослушав его просьбу, вышел за дверь, запирая ее за собой. Уже, будучи в коридоре он услышал душераздирающий крик, эхом проносящийся, казалось, по всему зданию: - ТОШИ!!! - и чтобы не слышать этого больше, врач бросился вон из этого коридора, все еще слыша в своей голове глухие рыдания и недоумевая, почему же так дорог этому мальчику. Он пришел неожиданно, вот так просто, что для кого-то мир просто взял и изменился, как будто бы облака над головой резко изменили свой цвет и остались такими навсегда. Для него этот мир был как очередная трещина его жизни. Его полуживым обнаружил его новый смотритель около двери в палату. Мальчик не двигался и практически не дышал, стертые колени и локти говорили о том, что он пытался доползти до выхода, но, очевидно, потерял сознание, едва ее коснулся. Успокоительное колоть теперь не было возможности, сердце просто могло не выдержать. Все было слишком сложно для человека, который несколько лет подряд перевоспитывал буйного, его первый день надсмотра над подростком, начался с борьбы за его жизнь, от необъяснимой слабости тот не мог даже самостоятельно есть. И как Матсуура не пытался достучаться до главного врача, тот либо отмалчивался, либо отвечал слишком коротко: состояние ухудшилось, а после быстро уходил, ссылаясь на какие-то посторонние вызовы. Дейяма-сама и вовсе был не доступен, с тех как они обменялись пациентами, он его больше не видел, хотя только он и мог пролить свет на состояние своего подопечного. Круглые сутки напролет ему приходилось находиться возле кровати мальчика, сердце которого было готово вот-вот остановится. Иногда он открывал глаза и несколько минут безмолвно смотрел на свою «сиделку», но все заканчивалось очень быстро, и снова в беспамятстве. Если состояние не улучшится, то в лучшем случае он сможет прожить так не больше месяца. Матсуура уже вдоль и поперек изучил его личное дело и медицинскую карту, но ничего наводящего там не было и больше беспокоило то, что там не было никаких сведений о родителях подростка. Прекрасно понимая, что скоро его возненавидит главврач, за через, чур, частые визиты, но по-другому было нельзя. Он не знал, как иначе спасти мальчика. Поздние визиты так же были не в ходу, но медлить больше было нельзя, он должен был поговорить, если не с главврачом, то с его заместителем. Он запер подростка в его комнате, памятуя о недавнем происшествии с его бывшим сбежавшем подопечным, а сам направился к кабинету, начальство в это время по идее все еще должно быть на месте. Но, уже находясь у двери, он понял, что что-то не так: дверь была слегка приоткрыта, и там было темно, однако, то и дело оттуда мелькал лучик света. Это значило сразу две вещи: что начальства на месте не было, и то, что кто-то там решил что-то поискать. Матсуура сразу же прикинул, что можно было бы извлечь пользу из этой ситуации. Уверенно толкнув приоткрытую дверь он, шагнув в темноту кабинета, и застал интересную картину: в шкафу для документов рылся какой-то человек, используя фонарик. Не без улыбки доктор Матсуура узнал своего коллегу Матсумото, так неловко рыщущего в чужом кабинете, и упорно не замечающего чьего либо присутствия. - Кхм... - откашлялся тот, чтобы обратить на себя внимание непутевого доктора. Реакция была ожидаемой, мужчина резко выпрямился, направив на его лицо луч от фонаря, от чего ему пришлось слегка прикрыться ладонью. - Ну, честное слово, как подросток, который роется в родительском кошельке, - усмехнулся Матсуура, когда Матсумото, облегченно вздохнув, убрал фонарь. - Вы меня напугали... - Может, мне позвать Хаяши-сана? Возможно, он вам поможет найти то, что вы ищите, - издевательски проговорил Матсуура. Он лишь сожалел о том, что в темноте не мог видеть, как удивленно вытянулось лицо Матсумото, когда он это сказал. - Н-нет, пожалуй, не надо, - попытался совладать со своим голосом тот, и быстро промелькнув мимо коллеги, скрылся в глубине коридора, вскоре, не было слышно даже шагов. - Что же тебе тут надо?.. - усмехнулся он в очередной раз, но решил, что главврача посетит в другой раз, все-таки лучше было не испытывать судьбу. Черт! Никто ведь не должен был приходить! Хотя это уже и не важно, он нашел то, что искал. Хоть и не совсем то. Осталось только найти спокойное место, чтобы это прочитать. Он ждал этого момента с тех пор, как вышел из палаты. Естественно, ничего больше той информации, что он и так знал, ему не удалось узнать, но в руки попал самый важный документ, который, видимо кто-то усиленно прятал. На их главврача это не было похоже, но с другой стороны, беспрепятственный доступ к его кабинету мог иметь кто угодно. Он все больше поражался тому, во сколько же вещей его не посвятили, не посчитали нужным сказать, или откровенно не доверяли. Собственная комната, казалось, еще так далеко, но вот за ним уже закрылась дверь. Остается только запереться. Он бросился к своему столу, раскладывая на нем нужные бумаги, распределяя их по порядку, и вот они, то, что нужно. Теперь перед ним лежало несколько вырванных страниц из архивных записей, и как было видно по печатям и подписям, они принадлежали ни этому месту, а некой психиатрической лечебнице. Он тут же включил настольную лампу и, усевшись на стул, принялся изучать: «...в отделение поступил ребенок 11 лет. По прибытии у девочки была диагностирована тяжелая форма Маниакально Депрессивного Психоза с признаками каннибализма. Как показала экспертиза, проведенная позже, ребенок неоднократно подвергался изнасилованиям со стороны своего соседа по комнате в детском доме, откуда и поступил в отделение для буйных. Самый необычный случай в нашей практике. Самый молодой буйный каннибал. В дальнейшем было сделано еще одно не столь утешающее открытие — на момент поступления в лечебницу, девочка оказалась беременна, как выяснилось позже, от своего насильника. Так как срок был слишком поздний, беременность прервать не удалось». Дальше была следующая дата, она была полностью стерта, и не было похоже, что от времени, но он читал дальше: Беременность протекала с патологиями. Пациентка все время находилась в состоянии нервного перенапряжения. Не смотря на все осложнения в процессе, роды прошли относительно нормально. Ребенка и мать удалось спасти. На вид, родился здоровый мальчик, никаких признаков физических отклонений не наблюдается. Пациентка находится в тяжелом состоянии после родов. Нет никакой надежды на то, что она может выжить. Мальчика должны определить в дом ребенка в ближайшие сутки». Последующую дату постигла та же участь, что и предыдущую: В больнице началась паника, несколько буйных пациентов сбежало. Один из них ворвался в палату, где находилась девочка и ее ребенок. Мы прибыли слишком поздно, когда оказались на месте и пациентка и новорожденный были мертвы. По предварительным данным, девочка была забита до смерти железной арматурой в собственной кровати, новорожденного задушили подушкой прямо в колыбели». Все эти записи были написаны от руки, и одним почерком, но было и кое-что странное, последняя запись была написана другим почерком. Все три листа, которые он нашел, должны были принадлежать дневнику. Обычно такие ведут личные врачи пациентов, а потом они определяются в архив. Он сам вел такой же, и помнил, что никто не должен был иметь к этим записям доступ, если конечно, пациента куда-то не перевели или сменили врача. Эти бумаги выпали из стола главврача, а не из ящика архивов, было похоже на то, что их вырывали в спешке. Теперь было все равно, что будет, если пропажа обнаружится, и то, что следы своего пребывание в кабинете он так и не успел замести, то, что он сейчас держал в руках и перечитывал, было самым настоящим сокровищем. Хоть он и не знал, с какого края подойти к этим данным, но была отправная точно. Он не забыл ту фразу, что сказала ему Наото, будучи еще живой: «Вы ставите опыты на людях, воруя их из клиник для душевно больных, и говорите о законности моих действий. Что для вас «закон», господин добрый доктор? Вы такой же преступник, как и я...»