Когда виден край небес...

Они пришли как-то слишком внезапно, просто, не спрашивая, ворвались в голову и начали издеваться над его мозгом, выпивая из него все соки, выкрикивая что-то в полный голос, а порой просто что-то шепча или обсуждая, теперь мечты о том, чтобы хотя бы на несколько минут побыть в одиночестве, растаяли. Его неизменным местом пребывания, стала ванная комната, где он мог хоть ненадолго забыть коротким сном, под звуки льющейся из душа воды, который он специально включил, чтобы заглушить этот навязчивый шум. Голоса слышались отовсюду, чужие разговоры, перешептывания, крики завывания, пение птиц стало ненавистным, шуршание крыс где-то в подвалах громоподобным, ветер стал походить на звук испорченного радио, а дождь, словно, удары камней бились будто бы изнутри об черепную коробку. Хотелось плакать от боли, голова разрывается на части, да еще и запахи, даже от самого малейшего начинало нестерпимо тошнить, он отчетливо чувствовал запахи даже штукатурки на потолке, от того, а так же от всех остальных обострившихся ощущений, он прятался именно в пустой ванной, предварительно выключив там свет, и накрывшись с головой каким-то пледом. Глаза и подавно лучше было не открывать, все казалось настолько ярким и контрастным, что тут же начинала болеть голова. Пока только так, он не знал, что будет дальше, не знал, как далеко зайдет этот кошмар, который раньше казался даром. Тяжело было совладать одновременно с двумя потоками, страхом и болью, не желавшим друг другу уступать в величине, отдавая то ударами молотка в висках, то колким болезненным страхом в сердце. Оставалось только прятаться, сжимая собственные плечи пальцами, чуть не вгрызаясь в собственные колени. Плача от безысходности, еще больше раздражая свой слух собственными всхлипами. Все началось тогда, когда он пришел «он», странный человек, назвавший себя Цукаса. Больной недоумок с маниакальной улыбкой, от взгляда которого хотелось спрятаться, зарыться под землю, лишь бы эти колкие глаза не сверлили, лишь бы эти грубые пальцы больше не прикасались к его лицу. Но он ушел, его забрал странный мужчина в белом халате, больше он его не видел, но он принес с собой не страх, а мучения. Ударом колокола утро встретило его головной болью, и странным шумом в ушах. Голоса отовсюду, они будто бы лились из самих стен, не только обычные разговоры, но крики и стоны боли, любой звук, любое производимое движение стало громоподобным. Вид из окна так же не порадовал, и в первые секунды, казавшиеся до этого невидимыми, солнечные лучи ослепили его мгновенно, заставив вскрикнуть от неожиданности, прикрываясь дрожащими ладонями. Яркость красок и четкость обозрения, заставляли глаза болеть, и так и не позволили ему снова взглянуть на излюбленный вид. Трясясь в ванной, он молился о том, чтобы это поскорей закончилось, чтобы больше не было голосов и боли, чтобы можно было открыть глаза, чтобы слезы не жгли щеки, чтобы вылезть из заточения. Что-то дико шепча себе под нос, сотрясаясь в рыданиях, он почти терял сознание, но вовремя возвращался в реальность, чтобы открыть для себя новую порцию боли. Он больше не хотел. Он должен был найти способ избавиться от этого кошмара. И он был. Один единственный. Простое решение, немного перетерпеть и забраться в свою комнату, где до сих пор пылилась не разобранная кровать, урвать пару лоскутов от простыни, и попробовать сделать так, чтобы этот шум навсегда затих. Решительный взгляд ступором уперся в одну точку через складки одеяла. В ванной было темно, и контраст восприятия не раздражал, хоть и, безусловно, было видно гораздо больше, чем обычному человеку, по крайней мере, глазам было гораздо спокойней. И выбираясь из своего временного укрытия, он смутно припоминал, что уже должно быть ночь, и в комнате по любому темно, так, что проблем возникнуть не должно. Тяжело было работать в ночь в подобных заведениях, тем более что днем так же не выспишься. Радовало то, что в последнее время его пациент был в хорошем состоянии, и не было никаких отклонений. Поправляя на затылке черный хвост, он, позевывая, шел по коридору, в надежде, что плановый осмотр продет как всегда быстро, и он сможет досмотреть десятый сон за своим столом. По идее он уже опаздывал на полчаса, конкретно к этому человеку следовало приходить в строго определенное время, проблем от него было гораздо меньше, чем от большинства обитателей этого заведения, но с его заболеванием лучше было быть осторожней, так как его эмоциональное состояние чрезвычайно нестабильно. В последний раз тот обнаружился и вовсе не спящим, забившимся в угол комнаты, на чужое присутствие совсем не реагировал, а когда он попытался помочь ему перебраться на кровать, у него и вовсе начались судороги, при этом он не говорил ни слова. Несмотря на проблемы, он успокоился быстро и так же быстро уснул даже без приема успокоительных, но это стало случаться все чаще. Скорей всего, сказывалась реакция на прием новых добавок, а болезненная бледность и глубокие тени под глазами это лишний раз подтверждали. - Куда собрался так рано? - забравшись в глубину своих мыслей, он и не заметил, как из-за угла вышел его коллега, и при первом взгляде на него можно было с уверенностью сказать, что этот человек прекрасно высыпался, бодрость в нем так и кипела. - Плановый осмотр, - сонным голосом бросил он в ответ, разговаривать совершенно не хотелось, особенно с младшим коллегой, теперь идущим с ним вровень. - Не буянит? - с насмешкой спросил мужчина, убирая руки в карманы своего халата, речь шла о пациенте. - Как всегда, - равнодушный ответ и он зевнул вовсю ширь рта. Колкий взгляд его бы сейчас раздражал, если бы не сонливость и полное нежелание куда-либо идти. - Надеюсь, твои подопечные быстро отходят от шока, - снова напоминание о его недавних ошибках, он больше не оставлял дверь в комнату открытой. - Тебе бы своих в узде держать, - парировал он, на этот раз не без внутренней усмешки отмечая, что Матсуура сразу же изменился в лице. За то, что в последний день присмотра над своим бывшим пациентом, он отнесся к выполнению своей работы настолько халатно и не запер буйного, он получил не слабый выговор, вдобавок к новому пациенту, явному претенденту на место на кладбище. - Мой, не жилец совсем, - как-то в секунды раскис его собеседник, параллельно доставая из кармана пачку сигарет, и зубами выудил оттуда одну, прикуривая от зажигалки прямо в коридоре. - Все настолько плохо? - без особого интереса спросил он. - Сердце работает с перебоями, плохо будет, если он концы отдаст. Говорят, он тут на особом счету, и что-то мне подсказывает, что если так случится, то наши могилы с ним будут соседними, - уже не весело усмехнулся мужчина, пуская через ноздри клубы дыма. - Как оптимистично, - хмыкнул тот. - Что же ты тогда здесь делаешь? Как бы он глаза не закатил, пока ты тут затягиваешься. - Да, пошел ты... - договаривать, в какие дальние места он послал своего коллегу, Матсуура не стал, раздраженно на него фыркнув, при этом кашлянув от слишком сильного затяга. - Мальчишка ни в чем не виноват. Он просто придурковатый шизофреник. И ему всего шестнадцать. - Что я слышу? Вечно равнодушный Матсуура Тадаши, чувствует сострадание? - Ты бы так не говорил, будь ты на моем месте, - пробормотал тот, останавливаясь за спиной коллеги, к этому моменту они уже подошли к палате. Мужчина как-то резко остановился и напрягся, прислушиваясь к звукам в комнате. И это не ушло от внимания Матсууры. - Ты слышишь, что ни будь? - Матсуура, не ответив постарался прислушаться к звукам, доносящимся из палаты. Что странно, звуки действительно были, только вот что-то нехорошее там явно происходило, будто бы какой-то скрип. Внутри все похолодело, ничто другое, кроме как то, о чем он подумал, это быть не могло. Без промедлений мужчина толкнул дверь, будто бы влетая в палату, то ли от любопытства, то ли от того, что он тоже был врачом, Матсуура вошел следом, явно предчувствуя что-то нехорошее. Прикрывая дверь, он не увидел кого-то в палате, кроме их двоих, да и звук здесь был намного тише, и это было странно, не было пациента и в ванной, где обнаружилось только валяющееся на полу одеяло, а так же лоскуты порванной простыни. - Матсуура? - спросил он, и от его тона у младшего коллеги все будто бы все внутренности парализовало холодом. - Есть здесь поблизости открытая комната? - Есть пара кладовых и уборная для персонала... - мужчина осекся, понимая, к чему клонят, и быстро, не дожидаясь ответа, рванул из палаты, преодолевая небольшое расстояние от выхода до двери уборной, надо было только успеть, пока пациент что ни будь с собой, не сделал. Старший коллега едва успел броситься следом за ним: - Сюда!!! - на крик Матсууры мужчина распахнул дверь вышеупомянутой комнаты. - Быстрей, помоги мне! В голосе младшего коллеги слышалась паника, и ее причину он увидел, едва забежал следом. На одной из перекладин под невысоким потолком, была повязана самодельная петля, из той самой разорванной простыни, в ней дергался еще живой паренек, глаза того были широко раскрыты, и он жадно хватал ртом воздух, хватаясь руками за стянутое горло. Он не очень хорошо запомнил, каким образом они с Матсуурой сняли его с петли без посторонней помощи, знал лишь, что это надо сделать как можно скорей. Когда он оказался на руках у младшего коллеги, все опасения оказались позади, так как пациент не успел себе слишком сильно навредить, не понадобилась и первая реанимационная помощь, паренек свободно мог дышать после такого «приключения», что было удивительно, так как, судя по времени, он провел там достаточно длительное время. Списали все на удачу, в другой раз могло и не повести, было видно, что он действительно этого хотел, и едва придя в себя, стал неистово вырывать из рук, спасших его врачей, истерично повторяя одну и ту же фразу «замолчите, я больше не могу...», и это при том, что при спасении они едва ли словом друг с другом обмолвились. Ему недолго пришлось вырываться, и вскоре его собственное эмоциональное состояние на столько на него надавило, что они потерял сознание, безвольно повиснув на руках у младшего врача. Единогласно было решено перенести его в более подходящее для него сейчас место, и уже в палате, где они уложили бессознательного пациента, воцарилось молчание, прерываемое лишь проверкой физического состояния больного. Работало два профессионала, и определить, что происходит, оказалось не сложно. - Что он принимал? - после недолго молчания спросил Матсуура, укрывая пациента одеялом. Неестественный цвет лица, сопровождаемый жаром и прерывистым дыханием, можно было бы принять за лихорадку или обычную простуду, но необычная неадекватная и слишком резкая реакция зрачков на свет фонарика, говорила об обратном. - Это испытываемая сыворотка, у нее пока нет названия, при небольшой дозе она влияет на все пять органов чувств, увеличивая их работоспособность, - пришлось отвечать, да и был ли смысл скрывать. - Он не знал о том, что принимает, ему ее незаметно подсыпали в еду. - Оно и видно, как я понимаю, в последнее время дозу пришлось увеличить, - предположил Матсуура, присаживаясь на край кровати, и спуская плеч поднадоевший халат, от которого становилось изрядно жарко. - Он слышал, видел, и чувствовало больше, чем раньше, и это его чуть не довело до ручки. Надо все же не забывать, что вы испытываете эту дрянь на живых людях, а не на крысах - Чему ты сейчас меня учить пытаешься? - слишком равнодушно произнес старший врач, для таких громких слов. - Ты о таких исследованиях и знать не знал, когда тебя сюда перевели... откуда ты там к нам прибыл? - Может, я и молод, но не дурак, и отнюдь, не бесчувственная скотина, видел я тех, кто умирал и от более мелких врачебных ошибок, - Матсууру не на шутку передернуло от неприятных воспоминаний, и уже было схватил за пачку сигарет, как вспомнил, что рядом с пациентами курить нельзя. К тому же ему было неприятно от того, что этот человек, глубоко ему неприятный, как и большинство работающих здесь, находился здесь и стоял у него над душой, и рассуждал о таких вещах, как будто бы речь шла действительно о крысах или кроликах, но он сам, человек, не привыкший раскрывать своих истинных чувств, перед кем бы то ни было, сдержался и лишь с издевкой усмехнулся, всем своим видом показывая, что ему плевать на слова старшего врача. На это старшему сказать было нечего, только смотреть на то, как, некогда, казавшийся ему равнодушным, мужчина, заботливо поправлял одеяло на испытуемом пациенте, при этом сохраняя абсолютно равнодушное выражение лица. Каменное выражение не пестрило оттенками, каких бы то ни было эмоций, что пугало больше, чем то, что ему удалось увидеть всего каких-то полчаса назад. А потом и вовсе ошарашил тем, что совершенно неожиданно поднялся с края кровати, прихватив свой халат, и потягиваясь, разминая затекшие кости, точно кот после сна, совершенно по-дружески похлопал его по плечу со словами: - Не добей его окончательно, Большой Брат, а то, ведь не на ком, потом будет эксперименты ставить, - и гаденько улыбнувшись, скрылся за дверью палаты, совершенно бесшумно пересекая пространство коридора. Он недолго пребывал в шоковом состоянии, пытаясь осознать, что это сейчас было, как будто бы с ни сейчас разговаривали два совершенно разных человека. И что-то ему подсказывало, что еще не раз ему придется столкнуться с этим человеком, и вполне возможно, что эти встречи буду еще менее «радостными», чем сейчас.