***
— А это леденцовый цех. Именно здесь я создал великолепную лодку, на которой можно путешествовать по шоколадной реке. Мы облетали цеха на лифте уже часа три, а они всё не заканчивались. Да, фантазия у кого-то как надо работает. Я и Чарли не переставали восхищённо крутить головами, стараясь побольше всего рассмотреть, а сам хозяин фабрики рассказывал о чудесах своего производства, поминутно одёргивая нас, чтобы привлечь внимание. Вообще, за все эти три часа ничего из ряда вон выходящего не произошло (если вы понимаете, что я имею в виду). Когда я в назначенное время пришла к месту отправки, кондитер и мальчик уже ждали и о чём-то беседовали. При виде меня все замолчали, улыбнулись, Чарли вежливо поздоровался, а шоколадник ничем не намекал на недавний небольшой инцидент, снова став невозмутимым, эксцентричным киношным персонажем. Так что всё — проехали и едем дальше. Точнее летим. Очевидно, что экскурсия была на лифте, поэтому меня снова бросало во все стороны, как щепку в море. Правда, теперь не одну меня, но и младшего Бакета. Так что мы друг другу оттоптали все ноги и всё время извинялись, в конце концов, плюнули на это и решили просто сесть на пол для устойчивости. Правда перед этим Чарли застенчиво спросил разрешения у изобретателя этого безобразия, но это уже так — детали. Кстати, сам же изобретатель стоял на самых резких поворотах, как ни в чём не бывало, и лишь слегка покачивался. Магия — не иначе. И вот сейчас наша святая троица пролетела мимо цеха с нугой, и всё бы ничего, если бы я не уловила урчащий звук. — Есть хочешь? — спросила я у смутившегося Чарли. Тот кивнул. — Мистер Вонка, мы можем на сегодня закончить? Мужчина осёкся и смерил меня нехорошим взглядом. Ну конечно, его самозабвенную речь о конфетах прервали. Какая досада. — Вам не нравятся мои цеха? — спросил он таким тоном, что, если бы мне взбрело ответить «да», уверена, меня бы пинком отправили в свободный полёт из лифта. Утрирую, конечно, но всё же. — Нет. Что вы? — поспешила я успокоить насторожившегося шоколадника. — Всё просто прекрасно, замечательно, вы огромный оригинал и так далее, но Чарли проголодался, а с вашей стороны нехорошо будет ребёнка голодом морить. — Оу, что ж вы сразу не сказали? Конечно, этого нельзя допустить, — чуть растерявшись проговорил кондитер и сразу же отправил лифт по направлению к Шоколадному цеху. Вот и хорошо. А то мне тоже кушать хочется. Завезём Чарли, и можно будет на кухню убежать. Надеюсь, там ещё что-нибудь осталось в холодильнике. Мы приземлились недалеко от домика Бакетов. Мистер Вонка, как настоящий джентльмен, протянул мне руку, помогая встать, а мальчик, который успел вскочить сразу, как остановился лифт, поддержал меня слева. Побурчав для приличия, что я не настолько инвалид и могу сама подняться (хотя такое внимание было приятно), я первая вышла на зелёную траву, снова ощущая тягучий запах шоколада. Нет, к этому совершенно невозможно привыкнуть настолько, чтобы совсем перестать восхищаться. Если бы я заранее не знала, что есть такое место, то, наверное, никогда не поверила бы, что это не сон, потому что всё слишком нереально. Это как идти по с детства знакомой улице и увидеть летающих единорогов посреди дня. Только фабрика Вилли Вонки явно лучше. Втроём мы подошли к покосившемуся дому, в окнах которого горел свет, и по очереди зашли внутрь. Бакеты дружно поприветствовали нас, искренне радуясь нашему, так сказать, возвращению. В помещении, служившим одновременно спальней, кухней и гостиной, горел камин и витали аппетитные запахи. — Мистер Вонка, Алиса, не хотите поужинать с нами? — улыбаясь, спросила мама Чарли под одобрительные кивки поднявшихся с кровати стариков. — Эээ… — мигом впала в лёгкий ступор я, слегка отступая к двери. — Я могу и н… — Конечно! — неожиданно пресёк моё отступление хозяин фабрики, когда я также неожиданно упёрлась в него спиной. Чёрт, забыла, что он там стоит. — Вы же не хотите отказываться от приглашения? — обратился уже ко мне кондитер. Я повернула голову и посмотрела на препятствие на моём пути. Вот так дилемма. С одной стороны — приглашают же, а с другой — неудобно. А есть ещё третья сторона в лице шоколадника, который всем своим видом на что-то намекал. Конечно же я не понимала этих двусмысленных подёргиваний бровями. Куда там. — Да я и так мо… — Так и знал, что вы согласны! — снова перебил мужчина мой невнятный лепет и ненавязчиво подтолкнул меня к столу. Только после этого я поняла, почему он так настойчиво не позволял мне уйти. Руки у мистера Вонки еле заметно подрагивали от напряжения. Вон оно что. Не успел ещё привыкнуть к новому соседству, а тут заставляют в подозрительной компании сидеть. От этой мысли захотелось рассмеяться. Мда. Всё-таки он неизлечимый социофоб… Подумала та, которая сама попыталась по-тихому свалить. Стоим друг друга. Быстро рассевшись за столом, что оказалось весьма проблематично, потому что моя жирная… кхм… Много нас слишком было на один несчастный стол… Так вот. Рассевшись, мы разобрали всю любовно приготовленную миссис Бакет еду по тарелкам и попытались завязать разговор. Точнее, разговор завязывать пришлось всем, кроме меня и Вилли Вонки. Не знаю, как кондитер, а я просто чувствовала себя здесь чужой. Как в компании на чьём-нибудь дне рождения. И даже несмотря на тёплую атмосферу, царившую между всеми этими людьми и, соответственно, распространявшуюся по всему домику, я продолжала тихо есть, изредка кивая или угукая на риторические вопросы. —… А потом мы поплыли на красивой леденцовой лодке по шоколадной реке, — воодушевлённо повествовал Чарли о своих приключениях на фабрике. — Было так здорово! Мистер Вонка, а мы же ещё будем так путешествовать? Шоколадник выплыл из задумчивости, понял, что обращались к нему, и в своей манере ответил: — Конечно, Чарли! И даже не раз. Тебе нужно как можно больше всё вокруг осматривать и запоминать. И замечательная лодка лишь одно из средств достижения этой цели. Вот так и был потихоньку втянут в разговор кондитер. Теперь я одна сижу и молчу, как глухонемая, а он вошёл в свою колею и заливается о своих похождениях в поисках вдохновения. Да так рассказывает, что я заслушалась, перестала вести себя, как кактус, и приняла вид заинтересованности. Нет, ну потеря вдохновения — это трагедия и каждый творец ищет его по-своему, но… Путешествовать по диким землям, население которых людей поедает, или нырять с аквалангом за какими-то там возможно существующим красными водорослями… А карабкаться в горы с крутой стороны, потому что по дороге может встретиться какой-то новый вид эм… Мёда? В горах?.. Кхм. Как скучно я живу. В кругосветку что ль пуститься по возвращению? На пятнадцать тысяч. — А правда, что вы из России? — после увлекательного повествования шоколадника вдруг выпалил Чарли. Будучи целиком и полностью поглощённой воображением, я, также как и хозяин фабрики ранее, не сразу поняла, что обращаются ко мне. И осознала это только после деликатного покашливания во внезапно наступившей тишине. А потом оказалось, что все выжидающе смотрят на меня… — Что простите? — Вы как всегда внимательны, Алиса, — вставил пять копеек угадайте кто? Правильно. Он самый. — Чарли интересуется, — попытался сгладить напряжённый момент мистер Бакет, — действительно ли вы из России сюда прибыли? — А он откуда знает? — перестав испепелять глазами вездесущего кондитера, удивилась я, переводя взгляд с мальчика на каждого из членов семейства Бакетов. Не то чтобы это была какая-то военная тайна, но мне не хотелось это всё афишировать. А то вопросы ненужные пойдут. Но, видимо, поздно. — Мне мистер Вонка сказал, — наивно улыбаясь, ответил Чарли. — Ах, мистер Вонка сказал, — недвусмысленно смерила я взглядом оного, — Ну, да. В принципе, он прав. — А вы можете что-нибудь сказать на русском? Пожалуйста. — Чарли, — укоризненно осадила сына миссис Бакет, как бы извиняясь передо мной. — Это невежливо. — Да, нет. Всё в порядке. Я понимаю. И я действительно понимала маленького Бакета. В детстве всегда смотришь на иностранцев, как на удивительных существ, прилетевших из космоса. Особенно, когда раньше их не видел. А зная, в каких условиях жили эти чересчур вежливые и мягкие люди, уверена, что этот десятилетний ребёнок в жизни не встречал ни одного из них (ну, не разговаривал уж точно). Август Глуп не считается. Все помнят, какая он свинья во всех смыслах этого слова. — Ммм… Например, спасибо, — произнесла я и с удивлением обнаружила, что, прежде чем сказать следующую фразу, вспоминаю её перевод на родной язык. Вот это я обангличанилась. — Я не знаю, что происходит в этом мире. — Здорово! А как это переводится? — восторгался мальчик с таким лицом, будто ему показали летающий зАмок в небесах. Да и родители его с бабушками и дедушками так мило улыбались, что чувствую, меня тут ещё поэмы заставят цитировать. Один Вилли Вонка сидел с преувеличенно безразличным видом, поджав губы. Опять ему что-то не так или надоело сидеть в компании людей?***
Уже вечером, когда в Шоколадном цеху приглушили свет, мы с кондитером покинули домик Бакетов и отправились к своим комнатам. Непривычная тишина стояла вокруг. Остановился водопад, не было рабочих, всё как будто погрузилось в сон. Такое чувство, что даже время замерло, и лишь мы вдвоём нарушаем покой этого места. Наши шаги и постукивание трости отдаются негромким эхом. И конечно же, мне надо было прервать молчание, потому что от оппонента этого не дождёшься: — И как вам тихий семейный ужин? Как на идейном фронте? Мужчина одарил меня странным взглядом, плавно перетёкшим в ироничный. Мы перешли из цеха в знакомый коридор. — Не слишком ли вы любопытны, мисс? — Любопытство не порок. Давайте уже, исповедуйтесь, — нетерпеливо проговорила я, улыбаясь во все тридцать два. — Вы невозможны, Алиса, — со вздохом произнёс шоколадник фразу месяца. И все мысли обо мне в этот момент были написаны у него на лбу бегущей строкой. — Вынужден признать, что действительно сегодня меня впервые за последнее время посетили стоящие идеи и стали видны ошибки предыдущих опытов. — Значит, вы должны мне желание! — с видом человека, который оказался прав, когда его не слушали, воскликнула я, чуть ли не тыкая пальцем в опешившего от таких восклицаний кондитера. Но он быстро взял себя в руки и невозмутимо произнёс: — А вот тут вы ошибаетесь. — Почему это? — Потому что вы всё-таки не рассказали тогда… всех подробностей этой встречи с Чарли. — Так вы радоваться должны. Приятный бонус, так сказать. Разве нет? — Да. Но вы сжульничали тогда. — Я не сжульничала! — Смухлевали, не договорили, скрыли факты в свою пользу. Называйте как хотите, но вы знаете, что поступили нечестно. Нет, ну кто бы сомневался, что этот хмырь вывернет всё в свою сторону. Вот прям… Нет, ну с какой-то стороны он и прав, но я же… Ай ладно. Я знала, что так будет, значит не обидно. — Как видно, вы согласны со мной, — констатировал Вилли Вонка. Ох, сколько ехидства в этот момент было вложено в его голос. — Как видно, вы пытаетесь завысить и так царапающую потолок самооценку за счёт принижения всех вокруг, — не осталась в долгу я. Хватит. Надоело терпеть вот это всё. И когда там уже кончится этот коридор? — А вы не умеете признать свою неправоту, поэтому начинаете язвить. — Не отрицаете? Значит всё-таки какие-то комплексы вас тревожат. И нет, я язвлю лишь в случае неуважительного тона в мою сторону. Наш спор ни о чём всё больше стал напоминать перепалку двух детей. Когда каждый пытается посильнее задеть другого. Отличие лишь в том, что мы пока что не кричим друг на друга, ограничиваясь высокомерно-презрительными взглядами. То ли усталость сказывается, то ли споры уже в привычку вошли. — Комплексы? Вы серьёзно предполагаете, что я склонен к пустой самокритике? Такая глупость возникает лишь у женщин, — хмыкнул кондитер и выразительно посмотрел на меня. — Не только. Можете поверить. И не смотрите на меня такими глазами. Я этой, как вы выразились, глупостью не страдаю. И вообще, считаю, что это удел недалёких людей. — Неужели? — Да. Взять, например, распространённый комплекс по поводу красоты. Ну это же бред! Каждый человек по-своему красив, и не существует каких-то эталонов. Их выдумывают всё те же закомплексованные люди. — То есть вы хотите сказать, что все люди прекрасны? — насмешливо произнёс хозяин фабрики, однако явно заинтересованно слушая. — А как же обезображенные химикатами или калеки? — Вот за калек могу и по ушам надавать, — пробурчала я себе под нос, мимолётно кинув взгляд на гипс, рука под которым уже два дня чесалась. — Нет, я хочу сказать, что не существует уродливых людей. Даже обезображенные люди не уродливы. Не с нашей стороны, так со стороны таких же, как они. Впереди появился последний поворот к моей двери. Но внезапно оказалось, что мы, увлечённые дискуссией, идём не быстрее скоростной черепахи. — Смелое заявление, но едва ли соответствует действительности. Я глубоко удивлён вашей теорией, — «так как уверен, что вы не умеете думать и не имеете своего мнения», — мысленно прибавила я, — но если бы это было так, то не существовало бы презрения к, скажем так, обделённым красотой людям. — О, а это уже косяк противоположных закомплексованным людей. Они обычно слишком самоуверены в себе и имеют склонность к нарциссизму, — теперь мой черёд выразительно смотреть на собеседника. Отчего тот поднял брови и глядел так, будто я пыталась доказать ему существование магии через второй закон Ньютона. Мы незаметно остановились возле двери в мою комнату, и как раз в этот момент погас свет. Пора закругляться, а то мало ли на какие разговоры ещё потянет… Но жирную точку я поставлю. — И если уж совсем на чистоту, то многие люди, принятые обществом за «некрасивых», просто не умеют подчёркивать свои достоинства. Красавца и из бомжа можно сделать при желании, — нелепые сравнения, определённо, мой конёк. — А что вы скажете об изначально красивых людях? — спросил, видимо, не собиравшийся никуда уходить кондитер. Неужто действительно заинтересовался? Что делается, что творится… Приятно, хах. — Повторюсь: все люди красивы. Просто не все это умеют видеть. А «изначально красивые люди» могут легко стать теми, кого они презирают. Если вас переодеть в треники и майку алкоголика и заставить пахать на трёх работах, то сомневаюсь, что вы по-прежнему будете выглядеть так. Повисла тишина. И почему-то она показалась мне неловкой. Я что-то не то ляпнула или наш шоколадный инженер задумался? А то в темноте коридора не очень понятно. — Как «так»? — прервал молчание Вилли Вонка, внезапно низким голосом. И даже не видя его лица, я чувствовала испытующий взгляд на себе. Хьюстон, у нас проблемы. У нас палевные проблемы. Где генератор синонимов? Нужен синоним к «божественно великолепно». Кто-нибудь! — Не… Неординарно, — еле выдавила я из себя, пытаясь не обращать внимание на участившееся сердцебиение. Так. Всё в порядке. Ничего не происходит и не произойдёт, если ты возьмёшь себя в руки и усмиришь необоснованные реакции организма. — Вот как, — задумчиво произнёс шоколадник, продолжая сверлить меня взглядом. По крайней мере, мне так казалось. Последнее время мне что-то часто кажется всё, что не надо. — Что ж. Доброй ночи, Алиса. Я секунд десять вспоминала, что в таких случаях принято отвечать. Но всё-таки вспомнила: — Доброй ночи, мистер Вонка. И в этот самый момент он резко сократил расстояние. Где-то в груди замерло сердце, возвещая о небезразличии к этому действу. Но мужчина просто прошёл мимо, ни разу не задев. Не дожидаясь, пока тёмная фигура исчезнет, я поспешно залетела в комнату, закрыла дверь и облокотилась на неё, наконец выдохнув. Руки тряслись, как у алкоголика со стажем пятнадцать лет. Пульс отбивает дробь, как при тахикардии. Чёрт. Нет. Быть не может. Это всего лишь временное помутнение. Ничего не случилось. Я в порядке. И нет, я не… не могла. Не хочу об этом думать! Завтра. Всё завтра. И голова завтра, и мысли завтра, и чувства завтра.***
Я гуляю по Шоколадному цеху. Гипс сняли. Настроение безмятежное, но предвкушающее что-то необычное. Может, завезут блины? «Какие блины?» — тут же проскальзывает блёклая мысль, но не успевает закрепиться. Внезапно выключается свет. Проводку выбило? Через минуту загораются огоньки. Они двигаются вокруг меня, напоминая движениями танец. — Прекрасно, правда? — раздаётся за спиной. Это оказался не пойми откуда взявшийся кондитер. Свет, отбрасываемый танцующими огоньками, падал на лицо мужчины, обличая его спокойствие. — Да, красиво, — заворожённо ответила я, глядя на глаза, в которых не было обычных вдохновлённых искорок. — Не хочешь потанцевать вместе с этими огоньками? — совсем уж не своим голосом спросил шоколадник, без каких-либо предисловий положив руки мне на талию и оказавшись не позволительно близко. И тут меня как будто ледяной водой окатили. Я попыталась вырваться, но не на миллиметр не удалось отодвинуться. Хватка была неестественно титановая. — На вас невозможно долго злиться… Выглядите так неординарно. А твои взгляды в мою сторону, — невозмутимо ввергал меня в ужас мистер Вонка. Но не так «невозмутимо», как обычно, а безэмоционально, холодно, расчётливо. — Ты раскрыла себя, Алиса. Это видно, — голос превратился в зловещий шелест, и я с удивлением обнаружила, что мы вальсируем в центре круга, созданного огоньками. Я не понимаю, что происходит. Куда делся свет и звук? Почему остался лишь загадочный хозяин фабрики и танцующие огни? Почему он себя так ведёт? Мысли бьются в голове одна о другую, не помогая ничем. — Ты не можешь сопротивляться… Ты знаешь, что это так… И я это вижу, — продолжал шелестеть голос, но как будто исходил он не от мужчины, а из моей головы, застилая всё вокруг. Огни мелькали по лицу пугающе спокойного кондитера. Он резко остановился, придвигаясь ещё ближе, занимая всё пространство вокруг, сияя тёмно-карими радужками. «Карими? Они же у него сине-фиолетовые», — всё ещё пытался достучаться внутренний голос. Но мысль снова вылетела так же быстро, как влетела. Были лишь ничего не выражающие глаза и мягкие губы. Ничто больше не имело значения. Огоньки кружились всё быстрее и быстрее…***
Я резко распахнула веки и глубоко вздохнула. Воздух не желал идти в лёгкие, заставляя меня открывать и закрывать рот, как рыба, выброшенная на берег. Не знаю, сколько это продолжалось, но в голове успело проясниться. «Хьюстон, у нас опять проблемы», — иронично хмыкнув, подумала я. Сон как никогда ярко впечатался в подсознание и прокручивался снова и снова. И как теперь ему в глаза смотреть? А если всё и вправду видно, как на ладони? Чёрт побери! Что ж, теперь бесполезно отрицать: я действительно влюбилась в Вилли Вонку.